очень стыдно
В зябкую зимнюю ночь он вышел из вестибюля метро и направился к автобусным остановкам. И тут же сообразил, что городской транспорт, в силу слишком позднего времени, наверное, уже не действует.
Так оно и оказалось. Вокруг остановки сновали чернобровые господа с возгласами на тему «Эх, прокачу». Он с ходу отверг их поползновения, но тут же задумался. «А почему, собственно, отказался. Добираться до дому, так или иначе всё равно придется». Хоть дом и находился в пределах досигаемости – всего на расстоянии, каких – то двух автобусных остановок. Можно было и пройтись. Как бы по инерции, он проделал взад вперед по площадке несколько шагов, продолжая размышлять.
Вдруг, из стеклянных дверей метро на небольшой пятачок перед входом выбежало ещё двое запоздавших. Молодая привлекательная женщина и с ней мальчик лет десяти - одиннадцати, очевидно сын. На женщине была меховая коротенькая куртка с капюшоном, даже не прекрывавшая её стройные ножки в тёмных колготах. Женщина была довольно сильно пьяна, беспрерывно хихикала, пытаясь громко о чем-то важном поведать сыну. Но, тот, лишь только она начинала говорить, закрывал её рот ладошкой в детской варежке.
Он понял, что мальчику было очень стыдно за мать. Но, невольное, случившееся проникновение в чужую жизнь стало для него отчего-то неприятным. В его памяти появились неясные и не особо радостные ассоциации времен собственного детства. Он вспомнил о «том случае», память о котором всю жизнь старался запихнуть, как можно дальше, в самый недосягаемый уголок своего естества. Но, ничего из этого не выходило, и тот в самый непоходящий момент давал о себе знать.
…Тогда они жили с бабушкой вдвоем на Арбате, в комнате большой коммунальной квартиры. Отец проживал также в коммуналке, но в Кожухово рядом с метро «Завод имени Сталина». В то время мать с отцом на время «разбежались», хотя и не развелись. Мать проживала, где-то с очередным возлюбленным, иногда забегая, домой и, принося кульки с конфетами.
Кормились они, в основном, на бабушкину зарплату сестры хозяйки ближайшей медсанчасти. Поэтому случались дни, когда с едой было особенно тоскливо. Тогда бабушка доставала последнюю луковицу и готовила «мурцовку» - смесь подсоленного резаного лука и отварной картошки, политую толикой пахучего подсолнечного масла и уксуса. Все это с куском подсохшей «черняшки» являлось по тем временам довольно-таки сносным угощением.
Итак, в тот день, отведав утром порцию «мурцовки» и получив в ладонь последний из семейного бюджета пятак на метро, он отправился за вспомоществованием к отцу. Договоренность об этой поездке состоялась за день до описываемых событий.
Метро он любил, а особенно «их» белоснежную, похожую на праздничный пряник станцию Арбатскую. Ему очень нравились кованые золоченые воротца перед закрытыми красными арками, чем-то напоминавшие алтарные. И даже, нравилась мозаичная картина со Сталиным, находившаяся в верхнем вестибюле в центре стены напротив эскалаторов. На ней вождь народов в сером полувоенном френче, внимательно вглядываясь в лицо каждого сходящего с эскалатора гражданина, что-то отмечал в своём блокноте карандашом…
…Быстро промелькнули промежуточные станции. И, вот уже поезд начинает тормозить возле конечной - «Завод имени Сталина». Перед самой станцией мимо его глаз проплыли какие-то подсобные помещения, окрашенные в тёмно-зеленую масляную краску…
Сегодня, прошло более шести десятков лет, но, подъезжая к «Автозаводской» он всегда отмечает эти тёмно-зеленые подсобки внутри тоннеля. Кажется, что ничего за полвека не изменилось, но тогда…
…Поднявшись по эскалатору и, миновав вестибюль, он оказался в морозной январской Москве.
В ту пору всё Кажухово было поделено на номерные улицы. Первая Кожуховская, Вторая Кожуховская и так далее. Желто-зеленый угловой дом, балкончик на третьем этаже комната отца. Жильё папе предоставило Министерство обороны, где он тогда служил.
В его небольшой комнате было тесно от мебели. Две, стоящие рядом, полутороспальные кровати занимали, наверное, большую половину комнаты. Редко, но случалось ему оставаться на ночлег у папы. И летом, при открытом балконе спать было практически невозможно из-за пересвиста сновавших взад вперед маневровых паровозов. Рядом с домом проходили ярко освященные железнодорожные пути огромного автозавода имени Сталина.
С балкона было видно, как днём и ночью маленькие паровозики перегоняют с одних путей на другие длиннющие, состоящие из открытых платформ составы с игрушечными тёмно-зелеными броневиками и танками.
Папиным соседом был семейный летчик - один звонок папе, два соседу. Он позвонил, но отец почему-то долго не открывал. Внезапно, за дверью послышались чьи-то неуверенные шаги, дверь отворил полупьяный сосед. Рябое в оспинах помятое лицо, белёсые ничего не выражающие глаза. Видно его жены не было дома, наверное, уехала с ребенком в деревню к родителям.
- Чего названивать-то?! Раз не открывает – значит так надо. Не хочет видеть - не хочет открывать. –
В нечетких, сбивчивых речах соседа поразило лишь только одно слово «не хочет». Как? Почему папа не хочет его видеть? Ведь бабушка с ним предварительно договорилась.
- Скажите, он сейчас дома? –
- Не знаю, ничего не знаю. Некогда мне тут с вами разбираться.-
С этими словами дверь перед носом мальчика захлопнулась. Он совершенно неожиданно оказался на лестничной площадке. Что делать дальше? Не было даже двух копеек на телефон автомат, чтобы позвонить бабушке - уж она-то что-нибудь бы придумала. И всё же, что с папой? Откуда взялось у соседа такое странное слово «не хочет»?
Для ученика второго класса всё случившееся, помимо ужаса безвыходной ситуации, остальное было совершеннейшей шарадой. В глубине сознания, он ощущал, а скорее принимал произошедшее, как преграду, специально придуманную и поставленную для него жизнью. Преграду, которую он должен был обязательно, во что бы то ни стало, преодолеть.
Оставался лишь один выход - возвращаться домой пешком. Мелькнувшую мысль у кого-то попросить денег он сразу же отбросил. Конечно, пять копеек деньги не большие. И, наверное, можно было бы попросить их у соседа. Но, противно и стыдно, и ещё гордость не позволяла унижаться перед пьяным человеком. Просить у незнакомых прохожих помощи он тем более не мог, и, всё по той же причине. Было очень стыдно: «а, что они про него подумают?». С такими мыслями он вышел на улицу.
Для своего возраста он довольно сносно знал месторасположение центра столицы. Они жили на Арбате. Но, как туда попасть, в какую сторону идти из Кожухова он совершенно не представлял. Оставалось лишь распрашивать идущих навстречу прохожих.
«Язык до Киева доведет » - вспомнил он поговорку, частенько повторяемую его любимой бабушкой. Выходит, что она и в этом тяжелом положении опять ему помогала, спасала.
Меры длины они в школе ещё не проходили. Езда на автомобиле по городу была тогда для него в диковинку. А сопоставить протяженность дороги к центру и предполагаемое время на её преодоление для детского восприятия было также невозможно.
« Говорят, что завезенные за тридевять земель кошки сами находят дорогу домой» - вспомнились ему слова одноклассника. Встречные пешеходы поражались, когда он обращался к ним с таким странным и непонятным вопросом. Советали сесть на метро, или же, в крайнем случае, на трамвай. Но, он был упорным мальчиком и добивался, чтобы ему показывали нужное направление.
Заплакал он, наверное, уже спустя несколько пройденных километров. Но, не от страха, или от усталости. Ему было очень обидно за папу. Где же он, почему его не было? Разве он не понимал, что сын у него ещё маленький и не сможет дойти до дома!
Ноги постепенно стали замерзать. Он шёл, размазывая по лицу слезы, задавая встречным прохожим один и тот же вопрос - «Как пройти к центру?» Уже смеркалось, когда впереди показалась Лубянка. А ещё дальше, на башне рубиновым пламенем горела красная Кремлевская звезда…
…Когда не стало папы, в его походном чемоданчике обнаружилась среди дорогих ему вещей пачка фотографий полувековой давности. На них была запечатлена неизвестная ему красивая молодая девушка. Из всей пачки он выбрал одну наиболее привлекательную и положил в папин фотоальбом…
…Возня пьяной женщины и её сына у ларька всё продолжалась. Он сообразил, что денег у женщины не было, и та умышленно оттягивала время, разжигая своей красотой и привлекательностью внимание темпераментных таксистов. Просто подыскивала удобный момент, чтобы каким-то образом, исхитрившись, доехать до дома.
Он обратился к продолжающей хихикать женщине.
- Садитесь назад, вот сюда.-
указал на стоящий у бордюра автомобиль, одновременно приоткрывая заднюю дверь машины. Затем через стекло сунул купюру извозчику.
- Ей здесь совсем недалеко – всего пару остановок. Отвезешь, куда покажет.-
И не слушая последовавших излияний в сердечной женской благодарности, повернувшись, медленно зашагал в свою сторону.
Шел мелкий снежок. Приближалось Крещение.
Свидетельство о публикации №213080501022