Королевство Адальир - Глава 1 - 1

КОРОЛЕВСТВО АДАЛЬИР

ПУТЕШЕСТВИЕ

Вступление

И вот я снова берусь за перо. Многое я видел, много где побывал, много что было вокруг меня. Бывало так, что у меня не было места, где я бы мог уединиться с письмом, чаще у меня не было времени, а иной раз даже просто чистого листа и пера, но никогда не было так, чтобы мне нечего было поведать вам, мои благодарные слушатели! Говорят, будто многословен я, но и в этом есть свой смысл, ибо brevis esse laboro, obscures fio (1)...

Глава I

Обычный серый день

Вот Она: Она носит обыкновенное русское имя Алёна. У неё большие серые глаза, не очень длинные тёмно-русые волосы, часто собираемые в "хвостик" и немного взъёрошенная чёлка. Она носит серые вещи, светлые плащи и шарфы, даже летом кутается, потому что всё время мёрзнет. Сейчас ей всего двадцать три, но она уже знает, что мир скучный и безысходный. Это печать современности, чем раньше поймёшь бесполезность существования, тем умнее отразишься в глазах унылого окружения. Нигилизм в моде не первый год, теперь многие настраиваются на эту волну ради имиджа, но только не она. Алёна и вправду разочаровалась в жизни, и уже давно. Когда ей было семь, она впервые услышала, как мать на кухне говорила соседке по коммуналке, что смысл жизни любой женщины состоит исключительно в успешном замужестве. Пусть он попивает, пусть нехорош собой, пусть даже руку к благоверной прикладывает время от времени, но главное, чтобы он был, чтобы был муж. Мать Алёны, как каждая правильная режимно-совковая женщина, взращённая в ныне уже не существующем СССРе, была убеждённой антифеминисткой. Муж был для неё самоцелью и смыслом жизни, и, может быть именно поэтому она и не выгоняла своего пропойцу, с позволения сказать, отца Алёны. А этот мужичок, достаточно затрапезного вида, вообще не интересовался дочерью, в принципе мало чем интересовался, кроме выпивки.
И вроде бы, такой образ мужчины, присутствовавший в жизни Алёны на протяжении многих лет, должен был отбить у неё всяческое желание выйти замуж, однако бесконечно повторяемый гипноз матери оказался сильнее наглядного примера отца. Алёна так же как и мать, искренне уверовала в необходимость иметь мужа, но не очень преуспела на этом поприще. Возможно, именно из-за её сильного желания выйти замуж мужчины и не решались на долгие отношения с ней. И пусть ей всего двадцать три, но она уже давно считает себя самой старой девой в мире.
Иногда мы слышим о свершившихся чудесах, но остаёмся уверенными, что с нами-то они произойти в принципе не могут, таково устройство нашей думы, называемой умными учёными стереотипным восприятием. Но, порой, и те, кто сами встречали Богов во плоти, не верят, что это правда. Алёна как раз из их числа, её и без того маленький мир с годами становился только меньше, вместо неба, на которое она давно не смотрела, был серый асфальт под ногами, вместо цветущей зелени - грязные стены захудалых строений. Она всё реже брала в руки подзорную трубу, все реже смотрела вверх, и всё чаще на свои туфли.
Как губка, впитав в себя всё слышанное от матери, она просто живёт, не высовываясь, ведь абсолютно верно, что она лишь одна из многих таких же, и что большего ей не достичь. Да ещё и "добрые" люди все как один твердили ей много лет, что лучше синица в руках, что журавлей вообще не бывает, акромя как на картинках. Работает она в простой советской конторке, которая, правда, ныне зовётся офисом. Хотя это иностранное словцо вовсе не добавляет конторке ни смысла, ни значимости. Все, от директора до самого мелкого клерка знают, что если их конторка вдруг перестанет существовать, мир не падёт, и вряд ли вообще кто-то об этом задумается. Так, потонув в море экзотичных слов, конторка, а вместе с ней и наша героиня, живут уверенностью, что название делает кого-то успешным, что встречают по одёжке и всё прочее в таком же духе.
- До свидания, Елизавета Евгеньевна, - безадресно произнесла Алёна, стоя возле двери и накручивая на шею старый, покрытый катышками и местами распустившийся шарф серого цвета.
Немолодая дама в безвкусном парике на мгновение оторвалась от газеты с кроссвордом и тупо поглядела на Алёну поверх очков затуманенным рутиной жизни и ничего не выражающим взглядом. Она ничего не ответила, трудно было даже сказать, поняла ли она вообще, что обращались именно к ней.
- Пока, пока! - натрыжно задорно произнёс потрёпанный мужичонка в таком же сером, как и он сам, костюме, что сидел справа от Елизаветы Евгеньевны. Ему явно хотелось казаться моложе своих лет, однако, начинающаяся лысина выдавала своего владельца. Он попытался принять непринуждённую позу эдакого современного нигилиста, но вместо этого как-то так вульгарно развалился в кресле, что то от недовольства даже заскрипело.
В дверях Алёна столкнулась со своей сослуживицей, накрашенная как портовая девка, секретарша неслась куда-то по коридору, и чуть было не сшибла её с ног.
- До завтра! - буркнула Алёна, пытаясь пройти мимо, но девка остановила её.
Пуча глаза и дико артикулируя безвкусно яркими губами, она стала с жаром рассказывать о том, как классно оторвалась в "ночнике", как ужралась бухлом, и как её потом тошнило. Алёна уже трижды пожалела, что не вышла раньше, а эта подруга всё продолжала и продолжала нести какую-то совершенно бредовую ахинею. Наконец, когда та выплеснула всё, что волновало её скудный ум, Алёна смогла пройти дальше.

Алёна смотрит новости про Адальир

Алёна вышла из здания конторы и взглянула на часы, стрелки на которых показывали полдевятого. Она всегда поздно заканчивала работу, задерживаться без оплаты переработок было здесь хорошим тоном. Секунду она смотрела на мелкий снежок, идущий так неспешно с небес, а потом двинулась к своему дому. Проходя мимо магазина, торгующего видеотехникой, она остановилась. Её внимание привлёк телевизор, выставленный в витрине, а, вернее то, что шло в этот момент по нему, телевизором-то теперь мало кого удивишь: на голубом экране, напряжённо сдвинув брови на переносице, сидел нарочито серьёзный диктор, слева за его спиной висел логотип канала "ТНК":
- Мы получаем крайне тревожные новости из королевства Адальир. И, вот, к нам в студию только что... - диктор замялся и стал растягивать слова, чтобы выгадать время, что-то читая на экране подсказок. - Пришло сообщение с пометкой "молния". Здесь сказано, что командование "Объединённой Армии Освобождения Адальира" готовит военное вторжение на территорию королевства, несмотря на официальный протест руководства страны и сопредельных государств. Напомним, что вчера на специальной сессии Совбеза ООН по разрешению Адальирского кризиса, официальный секретарь Объединённых Наций Аффи Конан заявил, что крайне обеспокоен сложившийся ситуацией и призвал противоборствующие стороны сесть за стол переговоров. "Вопрос разрешения Адальирского кризиса касается не только королевства, но отражается и на стабильности всего региона", отметил мистер Конан. К другим новостям...
Алёна поправила шарф, спрятав в него уже изрядно замёрзший нос. Тем временем диктор на экране продолжал:
- Над столицей отмечается небывалая облачность, три снежных фронта одновременно надвигаются на город, принося с собой снег и непогоду. Кроме того синоптики отмечают высокую вероятность грозы, в столичном небе фиксируются несвойственные для данного периода года электрические явления, приводящие к незначительным сбоям в работе энергосистемы города. Жители столицы уже отмечали "моргание" света. Опасности это, по всей видимости, не представляет, однако, рекомендуется быть осторожными в обращении с металлическими предметами, такими, как корпуса автомобилей, поручни в метро и железные двери, которые, наэлектризовавшись, бьют током...
По экрану прошла чёрно-белая рябь, и раздался треск, свет в витрине на мгновение погас, и уличные фонари тоже мигнули. Алёна подняла взгляд и увидела среди белой ваты облаков слабое радужное свечение, которое тотчас погасло, и вниз полетели звенящие снежинки. Телевизоры в витрине вновь синхронно начали показывать всё того же диктора:
- Небесное электричество способно вызывать некоторые аномальные явления, как например, слабое северное сияние, гало и радуги, - добавил диктор. - Не стоит волноваться, по утверждениям синоптиков гидрометеорологического центра все явления прекратятся вместе с уходом облачного фронта...

Алёна встречает Силия

Когда диктор договорил, Алёна отряхнула нападавший на плечи снежок и вновь зашагала своим обычным путём сквозь заснеженные дворы напрямик. Но почему-то вдруг свернула и решила пройти не обычным путём через главную улицу города, а выйти к дому ещё через один двор. Сказать, что она сокращала путь, устав сильнее обычного, было нельзя, ведь дорога её становилась из-за этого поворота только длиннее.
Что-то вело её, направляло. Никогда в другой раз она бы не пошла через тёмные незнакомые дворы: она боялась темноты и знала опасности большого города, но сейчас ноги сами несли её.
Её сердце согревало какое-то до безумия приятное ощущение, похожее на детское ожидание новогодних подарков в сочельник (2). Как будто судьба что-то приготовила для неё, что-то хорошее, очень хорошее, от чего её душа переполнялась наивной радостью. Сейчас, сказать по правде, она не осознавала, что заставило её свернуть, так сильно она была погружена в себя. А внутри её души, среди хоровода будничных мыслей, уже теплился новый свет, что разливался теперь по телу, как лампадное сияние во мраке старинного храма, но ещё не осознавался разумом.
Алёна преодолела очередной двор, но вдруг, словно что-то вспомнив, замерла на месте и осторожно обернулась. У арки, через которую она только что прошла, прямо на тротуаре сидел какой-то нищий. Снег кружился в тусклом свете фонаря и слетал на землю, прикрывая серый камень мостовой белоснежным бархатом хлопьев. Человек сидел на "бровке" прямо на снегу, положа локти на колени и свесив ладони между них. Пальто, что было на нём, хоть и казалось толстым, явно не грело как следует, к тому же было всё в дырах и расходящихся швах, таким же потёртым смотрелся и сплошь покрытый катышками его старый шарф. Алёна невольно поёжилась, стянув рукой края воротника. Рядом с бродягой лежал лохматый чёрный пёс, явно без роду и племени.
Бродяга сидел здесь, как видно, уже давно, его спутанные волосы и жиденькая "козлиная" бородёнка в три волосины совсем замёрзли и уже стали покрываться инеем. На кончике бородки даже подрагивала сосулька. Несколько секунд Алена молча смотрела на него, а он важно покуривал догоревший до фильтра замусоленный окурок и отпускал в небо скудные дымные кольца, хотя и их-то вряд ли мог давать табак, разве что горящая на морозе целлюлоза. Несколько мгновений девушка ещё колебалась, её пугали незнакомые бродяги, но, в конце концов, решившись, она подошла к нищему и протянула ему оставшуюся в кармане мелочь. Алёна хотела сказать "возьмите", но только опустила взгляд и промолчала, её всегда смущали такие ситуации. Подавая нищим, особенно у входа в церковь, она всегда испытывала странное чувство вины за то, что у этих людей нет крова и еды. За то, что она не может дать больше и за то, что ещё миллионы оных бродяжничают по миру, голодают и замерзают, в то время как у неё есть тёплая постель и вкусная еда.
- Доброй ночи, Сударыня! - вдруг произнёс незнакомец тихим, чистым голосом с лёгким придыханием. - Благодарю вас! - он подставил ладонь в рваной шерстяной перчатке типа краг чёрного цвета, и монетки со звоном упали в неё. Бродяга улыбнулся, и Алёна смогла рассмотреть и его добродушное лицо, и скрытые за толстыми очками лучезарные глаза, которые всё ещё не утратили блеска, несмотря на возраст, который, как показалось Алёне, должен был быть не менее пятидесяти - шестидесяти лет.
Бродяга склонился над своей ладонью и стал кропотливо пересчитывать монеты, отбрасывая их пальцем в сторону. Она повернулась и стала уходить, как вдруг пёс поднял голову и громко гавкнул, словно её окликая. С минуту она стояла спиной к бродяге, роясь в сумочке. Потом вытащила, запрятанный от карманников на самое дно кошелёк, а из него вынула все оставшиеся деньги - несколько банкнот среднего достоинства. Она вернулась к нищему и протянула ему их.
- Возьмите, пожалуйста, - сказала она, избегая его взгляда, - тут совсем немного, но может быть, вам пригодится...
- Спасибо, дочка, - ласково произнёс он почти шёпотом, - но ты уже дала мне денюжки... - он не стал протягивать руки.
Ещё секунду Алёна стояла, собираясь с мыслями, а бедняк растерянно смотрел на неё, как будто чего-то ожидая. Не зная, как поступить, она, молча, положила купюры на край рваного полиэтиленового пакета, который лежал рядом на снегу и принадлежал, по-видимому, оборванцу, а сама поспешила уйти. Она не заметила, как нищий с благостной улыбкой взял деньги и положил их вовнутрь пакета. Когда Алёна отошла на несколько метров, то поняла, что должна сделать для этого бездомного ещё что-нибудь. А он словно прочитал её мысли:
- Я же тебе говорил, а ты споришь, Фома неверующий! - торжествующим шёпотом обратился он к своей дворняге, а пёс только заскулил в ответ.
- Вы, наверное, хотите есть? - произнесла Алёна робко, снова приблизившись к нищему.
- Хочу... - шёпотом признался бродяга и выдохнул пар.
- Вам здесь не место, вы, должно быть, замёрзли... Хотите спать?
- Хочу... - снова подтвердил незнакомец и улыбнулся.
Алёна не знала, как сказать то, что хотела, но, наконец, собралась с духом:
- Вы не подумайте ничего дурного, но вы бы не согласились бы переночевать у меня? Я найду для вас хорошее место, дам чистое одеяло, вы даже сможете принять душ... - девушка замерла в ожидании ответа, как ящерка, греющая спинку на трухлявом пеньке в солнечный летний день.
- Gratias ago (3), дитя! Я и впрямь совсем замёрз, а моя псина и того хуже... - он попытался встать, но, словно снеговик, примёрз к асфальту. - И если бы ты помогла старику подняться, то он был бы бесконечно рад твоему приюту.
- Давайте, поднимайтесь! - Алёна протянула свои маленькие ручки и попыталась поднять бродягу. Тот встал, на удивление быстро.
Вдруг Алёна заметила, что оборванец окружён каким-то странным голубоватым ореолом, и, неожиданно для себя самой, произнесла совершенно дикую фразу:
- От вас сияние какое-то исходит? - спросила она на полном серьёзе.
Оборванец с немного наигранным удивлением осмотрел себя со всех сторон.
- Время не рассчитал, - неразличимо пробормотал он себе под нос, и тут же, спохватившись, посмотрел на девушку растерянным взором, словно сам понял, что сморозил лишнего.
- Что? - широко раскрыв свои серые глаза, переспросила Алёна, она подумала, что ослышалась.
- Это снег искрится в свете фонаря, - поспешил пояснить бродяга, скрывая в ладони за спиной, потрескивающую искру.
Так ли это было на самом деле, или нет, действительно ли он удивился, или так хорошо сыграл это удивление, и что за статика гуляла по его пальцам останется известным только ему одному. Но вот, то ли от инея, а, то ли от непонятно чего, бродяга действительно, подобно лампочке, испускал слабое электрическое свечение. Быть может, это погода наэлектризовала его?
- Пойдёмте, - несколько сконфуженно от своей предыдущей фразы сказала Алёна, - я приготовлю вам поесть.
Незнакомец замялся.
- А как быть с ним? - он указал на пса и встревожено уставился на девушку.
- И ему что-нибудь сообразим, голодом спать не ляжет... Как вас зовут, у вас есть имя?
- Силий.
- Силий? И всё, - удивилась девушка, - так коротко? Странное имя...
- Василий Борисович Гончаров, - расправив плечи, галантно представился бродяга.
- Гончаров? Совсем как эту... - Алёна осеклась...
- Нет, нет, - поспешил откреститься Силий, - к ней я никакого отношения не имею! То есть, конечно, все люди братья и сёстры в той или иной мере, но это не тот случай.
- Так сильно не любите Наталью? - хихикнула Алёна.
- Вообще-то Александр Сергеевич просил не говорить о ней дурного, - Силий задумчиво расправил бородёнку, - поэтому я промолчу, - он улыбнулся. - Скажем, лучше, что это я написал "Обломова"...
- Ясно, а я Алёна, - девушка тоже улыбнулась. - Пойдёмте, что ли?
- Idea optima est! (4) - скороговоркой произнёс Силий, и повернулся к своему псу. - Слышишь, Фариселл? Нас любезно пригласили на ночлег, а отказываться от приглашений не очень-то красиво, особенно, если оно исходит от чистого сердца.
Пёс Фариселл одобрительно гавкнул, и они пошли втроём по совсем белой улице большого города куда-то вглубь снежной ночи.

* * *

Рука с баллончиком краски скользнула вдоль обшарпанной серой стены, оставляя радужный след, распылённого аэрозоля. Парень в розовой куртке с капюшоном явно знал своё дело, виртуозно чертил ломаные линии да при этом ещё и пританцовывал, и вскоре на стене очертились два силуэта: худой девушки в светлом плаще и мужчины в старом пальто и с "козлиной" бородёнкой на подбородке. Рисунок на стене, хоть и был условно-схематичным, но в нём без труда угадывались изображаемые персонажи... Ветерок покачивал фонарь, свет от которого попеременно освещал то один, то другой край картины... Вторая рука показалась рядом, женская и изящная. Девушка в радужной толстовке и жёлтой кепке подключилась к настенному рисунку, ловко пририсовав рядом с мужчиной чёрного пса.
Баллончики опустели, урбанистические художники пустых улиц, потеряв интерес к завершённой картине, растворились в вечернем городе. Снег кружился в свете фонарей и медленно стелился по тротуару, а на стене в стиле "граффити" через ночной мегаполис не спеша брели худенькая девушка в плаще и сером шарфе, мужчина в рваном пальто и его безродный чёрный пёс...

Брелов и Гном Андрей

Брелов доиграл концерт, но по-прежнему был бодр и полон сил. Музыканты из его группы всегда диву давались, насколько он работоспособен. Сам Брелов говорил, что он лентяй, и это утверждение не было лишено правдивости. В те времена, когда он учился в университете, и потом, когда он ещё не начал петь, ему приходилось зарабатывать на жизнь самыми разными способами. Он и подметал дворы, и служил в нескольких конторках серым клерком, и даже торговал джинсами, но никогда не проявлял к этим занятиям особого рвения. Единственной его страстью была и остаётся музыка, которой он и отдавал всё своё свободное время. Альтернативный кельтский рок - так он сам именовал избранное группой музыкальное направление.
Зал, хоть и не был большим, но так ревел от восторга, что мог бы дать фору не одному стадиону. Сведённые с ума божественными звуками электрогитар и магическими ритмами звонких барабанов фанаты хором скандировали слова финальной песни, которая называлась "Ты можешь всё!", и повествовала о жизни и подвигах легендарного воина минувших эпох, что в одиночку одолел семерых королей. Музыка стихла, завершённая оглушительным барабанным боем, но песня всё ещё продолжала звучать над залом, подхваченная сотнями голосов собравшихся здесь любителей рока. Каждый, кто сейчас надрывным криком повторял за музыкантом нехитрые рифмы, чувствовал, что это он тот великий воин, что это он избранный, и он может всё, и в тот момент это было правдой.
Вот текст этой песни Брелова:

Свет зарниц разливался по небу,
Славы свет следовал, где б он ни был,
И внимали ему короли,
И другие великие этой земли...

Шаг за шагом ступал он к победе,
Обращал неприятеля в прах,
Славы свет следовал, где б он ни был,
Когда он приходил, то развеивал страх...

И внимали ему короли,
И другие великие этой земли,

И все армии в шелках,
И один в поле воин,
Те, кто сыт и доволен,
Все, кто голоден и болен,

Все, кто ищут яркой жизни,
Кто не жаждет её,
Если ты готов поверить,
То ты сможешь всё...

Ты можешь всё!

За душой ни гроша,
Только вера в руках,
На счету ничего,
Лишь побитый им страх,

Но внимают ему короли,
И другие великие этой земли...

И все армии в шелках,
И один в поле воин,
Те, кто сыт и доволен,
Все, кто голоден и болен,

Все, кто жаждет сладкой жизни,
Кто не ищет её,
Если ты в себя поверишь,
То ты сможешь всё...

Ты можешь всё!

Брелов тяготел к фольклору Туманного Альбиона, поэтому старался совмещать в своих песнях современные звучания электрогитар и барабанов с древними кельтскими мотивами. Внешне он выглядел как классический рок-певец. У Брелова было немного вытянутое очень бледное, почти белое лицо с глубокими синими тенями, лежащими под глазами, как у вампира со стажем. Длинные чёрные волосы, которые он иногда собирал в хвостик, а чаще носил распущенными, потому что ему нравилось, как они блестят. Глаза его казались тёмными на свету, но в темноте светились странным зелёным цветом. Крепкий, в меру "накаченный", с тяжёлым взглядом, излучающим вечный философский сплин. В музыке, которую он писал, его многое не устраивало, как, впрочем, и каждого талантливого автора. В частности, он любил скрипку и писал для каждой песни партию на этом инструменте, но часто не мог включить её в исполнение, поскольку не находилось  скрипача, который бы устроил его уровнем исполнения. И дело было не столько в мастерстве, хотя, конечно, и в нём тоже. Брелов искал для группы такого же человека, как и он сам, который не просто умеет играть музыку, но живёт ею, эдакого одержимого скрипача, но пока ему не очень-то везло в этом поиске. Приходившие музыканты не выдерживали его темпа и самоотдачи долго и вскоре бросали коллектив.
Пора было складывать вещи, концерт они отыграли, и освобождать место для следующей группы. Брелов зашёл в свою временную гримёрную за сценой. Он присел на стул и, подперев подбородок рукой, о чём-то задумался. Вскоре следом зашёл бас-гитарист Андрей по прозвищу Гном, полноватый мужчина чуть за тридцать, с внешностью то ли коренного ирландца, а то ли коренного гнома. У него были кудрявые волосы и такая же борода, которая только добавляла ему сходства со сказочными персонажами древних кельтских сказаний. Он присел рядом и усталым движением отёр со лба пот.
- Уф! - выдохнул он, раздув свои пышные усы, - отыграли прилично, я аж запарился! Прикинь, Арчи, меня дважды током ударило, не то чтобы ударило, так, кольнуло, но, сказать по правде, не очень-то приятно! Надо проверить, что тут у них с электричеством, хотя может и моя "старушка" барахлит.
- Да, - Брелов кивнул, - ты поосторожней, бывает, они током бьют, так и убить может. Помнишь же, как Талькова чуть не убило вот так же во время исполнения "России"?
- Слушай, - басист вновь вытер лицо рукавом, пот так и катил с него градом, но, казалось, больше от волнения, нежели от усталости. - Я вот что подумал, тебе не кажется, что мы живём какой-то выдуманной жизнью? - наконец выдавил он.
- Тебе кто-то сказал, что в нашем возрасте уже пора снимать банданы и остепеняться? - с усмешкой предположил Брелов.
- Нет, я не о том, - парень отмахнулся своей большой ладонью. - Просто подумалось, что как-то, не знаю я. Ну, короче, что я вроде здоровый мужик, а скачу по сцене на одной ножке, как мальчишка, а ещё и играю во всякие игры, в этот "Вавилон"…
- Тебя это напрягает, предпочитаешь пиво дуть да по футболам таскаться? - удивился Брелов.
- Не напрягает, - сказал он так недовольно, что слова его прозвучали неубедительно, вероятно, Брелов попал в точку, - я думаю, что стоит уже подумать о будущем. Не век же мне бегать с гитарой и "косить" под ирландского лепрекона…
Брелов задумчиво поправил упавшие на лицо волосы.
- Хочешь уйти из группы? - хмуро догадался он.
- Ну, нет! - с наигранным возмущением в голосе возразил Андрей. - Ну, может на время, я, честно говоря, немного устал...
- Продолжай! - кивнул Брелов, поняв уже, впрочем, что происходит.
- Да ты сам знаешь, мы вроде и зал собираем и играем от души, а денег вечно не хватает, раскрутиться не можем. В общем, мне дело предложили, совместное предприятие. Там хорошие деньги должны быть, но вот с игрой в троллей придётся завязать, - Андрей опустил глаза, словно ему было неловко сообщать о своём решении. - Нет, ты не думай, Арчи, я про вас не забуду. Вдруг я как-то смогу в будущем помочь группе? Это же рост, пусть и в бизнесе. Там деньги, а где деньги - там большие возможности! Ну, ты понимаешь?
- Да, я понимаю…- было видно, что Брелов еле сдерживает нарастающую злость. - Группе помогали твои руки, которые просто созданы для баса, но это твоя жизнь, и не мне тебя учить. Где бизнес, там деньги, а где деньги - там вечная нехватка времени…
Андрей уже понял, к чему ведёт Брелов, и стал отчаянно возражать.
- Ну, ты же меня знаешь, старик! Ты же мой друг! Я на группу всегда время найду, мы будем общаться, может, сыграем ещё вместе! Я же никуда не уезжаю! - с жаром говорил он.
Брелов в ответ только кивал.
- Вот именно потому что я считаю тебя другом и знаю много лет, вот именно поэтому я и скажу тебе чистую правду без лукавства: если ты сейчас откажешься от того, к чему лежит твоя душа, то потом уже никогда не наверстаешь и не вернёшься к этому. Надо знать об этом, принимая решение, и не обманывать себя. Если ты хотел узнать моё мнение, то я буду рад любому твоему выбору, если он принесёт тебе то, чего ты желаешь, но только не думай, что побрившись, и надев костюм, ты станешь кем-то другим. Ты будешь сидеть в офисе и перекладывать бумажки как профессиональный зануда, но внутри тебя это будет всё тот же гном с бас-гитарой, поверь мне! Вот так! - Брелов развёл руками, вся фраза прозвучала довольно агрессивным потоком, кроме последних слов, сказанных с философской лёгкостью.
- Спасибо и на этом! - Андрей скривился, мол, не доволен, как это ему не верят. Потом они ещё немного посидели молча, и бас-гитарист ушёл.
Брелов посмотрел ему вслед с раздражением, ему уже не впервой было видеть людей, сворачивающих со своего пути. Кого-то сманивали деньгами, кого-то грубо сталкивала с выбранных рельсов унылая сила конформности, страх перед чужим неодобрительным мнением. Сам Брелов уже прошёл этот этап и не изменил своим стремлениям, хотя это было весьма непросто, и теперь мог лишь жалеть тех, кто оказался слабее его в принципиальном вопросе самовыражения.
Брелову было жаль расставаться с собратом по музыкальному оружию, но он не хотел отговаривать кого бы то ни было от принятых решений. Он не знал, кто прав, чей путь вернее, он знал только то, что сейчас придёт домой, сядет к компьютеру, и, возможно, сочинит новую песню. Злоба вновь начала расти в нём, когда он подумал, что придётся искать нового бас-гитариста, и лишь волевым усилием, Брелов смог вернуться в равновесие. Надо сказать, что приступы ярости были для него обыденным явлением, уже много лет Брелов пытался подчинить себе эмоции, но полностью сделать это так и не удавалось.
"Гном" Андрей был далеко не первым, отколовшимся от рок-группы Брелова, человеком. Больше всего Брелова поражал поначалу тот факт, что все его музыканты, одержимые общей идеей вначале, позже теряли веру, и в них не оставалось даже толики былой одержимости. Куда она улетучивалась?! Как будто это были два абсолютно разных человека: вначале одержимый одним, в конце какого-то участка пути противился этому с той же силой, что раньше вдохновляла его. Возможно, думал Брелов, зачатки того, что люди окрестили талантом, есть в каждом, просто в некоторых они гибнут под давлением окружения, а в абсолютном большинстве не могут даже прорасти, не могут перейти из стадии увлечённости к настоящему самовыражению, которое называют творчеством. Ясная разница - тот, кто знает, как писать, это не тот, кто пишет, потому что не может не делиться своими образами с другими. Писатель по образованию - это тот же дворник, который просто научился здорово мести двор. Дворник же, сочиняющий сонеты стоит много больше, ведь его творчество не приносит прибыли, а посему не подгоняется ограниченным временем и не подстраивается из расчёта на публику. Как говорится, настоящая музыка рождается лишь на необитаемом острове, когда ты играешь её лесу и океану.
Раньше искать единомышленников, наверно, было сложнее, пока не было Интернета. Трудно искать единомышленников среди тех, кто под боком, всех знаешь вдоль и поперёк, всё знаешь, все свои, и ни одного настоящего друга... Теперь создать сообщество людей, объединённых общей идеей, кажется, не составляет труда - залей сайт, провозгласи, что ищёшь собратьев по разуму и оружию, и через некоторое время у тебя будет полный форум кельтов, гномов, готов или любых иных существ, которые тебе нужны. Однако Брелов столкнулся с непонятной для него проблемой в этом деле. Наиболее заинтересованные его музыкальными экспериментами участники Интернет-сообщества Брелова в реальной жизни боялись выйти на сцену, не могли связать двух слов более-менее складно, короче, оказывались вовсе не теми, за кого их принимал Брелов, общаясь заглазно. Их образы в сети были так лаконичны и совершенны, потому что выстраивались долго и кропотливо, реальные же действия, требующие быстрых реакций и ораторской виртуозности, оказывались для них куда как сложнее...

(1) Если я стараюсь быть кратким - становлюсь непонятным (Лат.).
(2) В советское время Рождество не считалось официальным праздником и поэтому некоторые люди, как в семье у Алёны, именовали сочельником ночь накануне Нового Года (прим. автора.).
(3) Спасибо! (Лат.).
(4) Отличная идея! (Лат.)