Димыч глава 3

                Из положительных качеств Димыча главным было редкое умение дружить.
         Во-первых, он, как настоящий друг, всегда делился со мной не только радостью и печалью, но и всякой всячиной, «добытой на стороне» - будь то что-то вкусное или нечто интересное.
         Учился он в городском интернате, во время учебного года появляясь в деревне  в выходные или на каникулах, и почти всегда что-нибудь мне из города привозил.
         У меня в том возрасте был период страстного чего-нибудь коллекционирования, крайне ограниченного не только советским временем, но и деревенскими возможностями.
         Димыч радовал меня новыми фантиками от жевательной резинки,  какими-нибудь необыкновенными  пустыми сигаретными пачками, и, в особенности, новыми  невиданными  или очередными  «серийными» (дополняющими комплект имеющихся) почтовыми марками.
         В старшем подростковом возрасте он привозил штучные сигареты, официально нигде не продававшиеся, и приобретавшиеся  Димычем из неизвестных мне источников методами, доступными только ему.
         Иногда он сохранял особо экзотичную какую сигарету, добытую вообще в единственном экземпляре, чтобы мы выкурили  её обязательно на двоих, по очереди затягиваясь и рассказывая друг другу восторженные впечатления.
         Из нематериального Димыч охапками привозил новые анекдоты, модные жаргонные словечки и выражения, городские приколы и прочую важную для подростка информацию, помогавшую, в случае чего,  не выглядеть совсем уж полным деревенским олухом  в продвинутом  (по нашим понятиям)  городском обществе.
         А с появлением у меня магнитофона Димыч  заделался важнейшим поставщиком самой продвинутой и интересной музыки.
         Именно Димыч притащил из города первые записи «Пикника», ставшего  более-менее известным и популярным  только лет через 15.
         Нередко он прибегал ко мне с бешеными глазами и кричал, чтобы я скорее переписывал эту бобину с редчайшей записью группы «Кино» или «Телефон», потому что вечером её уже надо вернуть в город.
         Мы мчались к соседу за вторым «бобинником», прилаживали шнур и всё время записи неотрывно контролировали процесс, деловито подправляя уровень записи по каждому из двух каналов - права на ошибку при подобном положении дел у нас не было.

                *           *             *             *             *

                Во-вторых, Димыч умел слушать.
          Он знал про жизнь и людей больше любого из нас.
          Поскольку такое редкое во все века умение слушать сочеталось с ещё более драгоценным качеством – способностью не распространяться об услышанном.
          Ему и рассказывали наедине больше, чем кому-то другому.
          По тем же причинам. 
          Димыч не давал советов, не хвалил, не осуждал – выслушивал и всё.
          Становился глух, только если его начинали чему-то учить, попрекать или навязывать свою точку зрения.

                *            *             *             *              *
 
                И ещё, на моей памяти нет ни одного случая, чтобы Димыч забыл или не дай Бог  проигнорировал хоть одну мою просьбу.
          Он исполнял их охотно и весьма щепетильно.
          Пусть я и просил редко, стесняясь лишний раз напрягать.
          Зато в любом случае мог  быть увереным – Димыч не спросит «зачем?» или  «для чего?».
          Надо – значит надо.
          К своему стыду, я в ответ на Димычевы просьбы  реагировал  совсем иначе.
          Бурно и чуть  ли не буйно.
          Они мне казались  какими-то  глупыми,  неуместными и напряжными.
          Причем и для меня  и для него.
          Всячески выказывая своё неудовольствие (Димыч  не обращал  на это внимания), я долго его отговаривал, насупливался и ныл.
          Димыч вытаскивал из меня обещание буквально клещами.
          Всё вытащенное  я потом честно выполнял.
          А свою реакцию оправдывал тем, что 99 процентов Димычевых просьб были связаны с приобретением какой-нибудь «крутизны» (Димычу всегда хотелось быть крутым).
          Приобретением, по моему разумению,  абсолютно неоправданным.
          Непрактичным, показным и непозволительно дорогим.
          Так было во все времена и все возраста.

                *          *            *            *            *

                В детстве ни у кого из нас  ни денег, ни каких-либо других  материальных ценностей, кроме одинаковых  непритязательных советских игрушек, не было.
          Первые личные финансы появились только в подростковом возрасте, и мне, например, каждая копеечка была реально дорога и использовалась с максимальным практическим эффектом. 
          Димыч же мог не тратить целый месяц ни гроша из средств, выделенных на буфет или мороженое, чтобы, скопив 10 рублей, приобрести  у спекулянтов за эти бешеные по тем временам деньги пачку крутейшего «Данхилла».
         «Данхилл» на ура искуривался малолетними исследователями за сутки, максимум за двое, если в режиме строжайшей бережливости.
          По уму  на эти финансы  можно было купить блок хорошего «явского» «Космоса».
          Димычу  хватило бы его на целый месяц усиленного (халявщиками) курения.
          И осталось бы ещё на ежедневное фруктовое мороженое в бумажном стаканчике по 10 копеек за штуку…
          Но он упорно выбирал  сиюминутную крутизну, и после недолгого импортного бахвальства побирался  пыльными бычками, поднятыми на станционной платформе ...
          Да вечно просил нас оставить ему пару ложечек ( палочек) «мороженка».

                *           *           *           *           *
 
                Была история, когда  Димыч, будучи (по его утверждению ) главным заводилой-организатором в своём интернатском классе,  собрал со сверстников энную сумму на общественные нужды и купил на эти деньги себе радиоприёмник «Альпинист-412» - настоящую круть в наших глазах в то время.
          Мы восхищались и завидовали.
          Димыч наслаждался собственной крутизной, туманно уходя от  вопросов  об источнике финансирования покупки.
          Через пару недель он заявился в деревню на выходные с парой жирных синяков на худом лице и, расколовшись, но не раскаявшись, поведал печально-весёлую историю про сбор денег, их присвоение, последующее обнаружение растраты и возмездие со стороны обманутых вкладчиков.
          Повествовал  Димыч о своих злоключениях так, что у нас минуте на пятой рассказа  от смеха сводило скулы и съёживало животы.
          При этом, если я потом кому-то пытался пересказать всё то же самое, даже Димычевыми словами, мои слушатели почти и не улыбались.
          Без Димычевой самоиронии  эти истории выглядели однозначной  драмой, а вовсе никакой не комедией.
          Хотя нам, узнававшим о его приключениях из первых уст, тогда  так не казалось.
          Мы жадно требовали от него новых смешных рассказов, и он усердно старался нам их обеспечивать.
          По-видимому, любой ценой…

                *            *            *           *             *
 
                Увы, такие глубоко уважаемые  мною в товарище качества, как умение несерьёзно к себе относиться  и способность над собою смеяться, являлись его спасением и бедой одновременно.
          Они были с ним всегда – с  детства  до ранней смерти - помогая ему переживать любые сложности.
          Но они же  приучили его к безответственности.
          В первую очередь к самому себе...