Димыч глава 6

                Вопросы его  не слишком «взрослели» с годами.
           Только видоизменялись.
           Вместе с Димычевыми приоритетами.
           В наши семь он спрашивал меня – Серёг, а ты чего бы взял – «шпоночный» ( устройство из доски, куска круглой резинки и сделанного из алюминиевой проволоки спускового механизма, стрелявшее из той же проволоки сделанными шпонками) или рогатку?
        - А ты чего бы взял – «ГАЗон» или «ЗИЛок»?
        - А «Москвич» или «Волгу»?
        - А шоколадку или мороженое?
        - А почему? 
           В наши десять он вопрошал – Серёг, а ты чего бы взял – пластинку «АББЫ» или «Бони М»?
        - А «поджигной» ( тоже самодельное стреляющее устройство) или взрывпакет?
        - А портфель или ранец?
        - А волейбольный мяч или футбольный?
        - А почему?
           В наши пятнадцать он пытал меня особо интенсивно – Серёг, а ты чего бы взял – пластинку «Пинк Флойд» или «Смоки»? 
        - А автомат или пулемёт?
        - А «Океан»  или «ВЭФ» ( крутые радиоприёмники)?
        - А «Маяк 205» или «Орбиту» ( модели магнитофонов)?
        - А беленькую из «АББЫ» или чёрненькую?
        - А блок «Явы» или блок «Космоса»?
        - А кеды или полукеды?
        - А джинсы «Рэнглер» или «Монтану»?
        - А почему?...   
           В наши двадцать с хвостиком он по-прежнему интересовался моими предпочтениями фирм, выпускавших джинсы, к ним добавлялись фирмы, производившие кроссовки и футболки, не оставались в стороне производители магнитофонов, видео и прочей электроники, не забывались вопросы о популярных исполнителях, престижных сигаретах, спиртном и прочих атрибутах «крутизны».
           В тридцать и сорок менялись только названия – суть оставалась прежней.

                *          *           *             *             *
 
                Я с самых младых лет пытался возражать против такой постановки вопроса, справедливо утверждая, что чтобы  из вышеперечисленного хоть чего-нибудь взять, мне  кто-то должен это сначала предложить.
           Прямо сейчас. И только в натуральном виде.
           В противном случае – вопрос не имеет смысла.
           Димыч не отступался. Ни тогда, ни потом.
           Я шумел и топал ногами, кричал, что давай мне эти пластинки – и я выберу, а так – ни в жисть, и не приставай никогда больше.
           Разыгрывал глубокую обиду, объявлял бойкот подобным вопросам и даже демонстративно затыкал уши, но на протяжении нашей с ним жизни всё почему-то оставалось по-Димычеву,  и когда в сорок лет он начинал: «Серёг, а скажи, чего бы ты взял….» - меня «взрывало» ещё до обозначения предлагаемого выбора.
           За долгое время мною были испробованы все варианты истерик, исчерпаны все запасы сарказма, миллион раз предпринимались попытки объяснить и столько же – высмеять.
           Несмотря на отсутствие видимых результатов своей воспитательной работы,  я не смирился с подобным положением дел и продолжал раздражаться и возмущаться.
           А Димыч совершенно спокойно, с улыбочкой пережидал мою пятиминутную истерию и опять принимался за своё.
           В конце-концов мне приходилось отвечать, что взял бы я пластинку «АББЫ», потому что мне там нравится тёмненькая в джинсах «Рэнглер».
           Но истязание этим не ограничивалось.
           Дальше  следовал новый вопрос, за ним – новая вспышка раздражения или очередная потуга  отмазаться …
           Бывали и попытки  серьёзно отвечать на его «глупые вопросы».
           То есть вот согласиться с тем, что таковой вопрос имеет право на существование, приняв Димычеву систему ценностей.
           Хватало терпения ответа на три-четыре.
           Или, если по времени – минут на пять.
           У меня возникали подозрения, что Димычева странная любознательность, лишённая сдерживающего фактора в лице моих протестов, станет вообще  безграничной, и возвращался к традиционной тактике  «отмазов».
          Это не было игрой.
          Димычу на самом деле хотелось получить ответ на нормальный в его понимании вопрос, а мне – донести до товарища  маразматичность  самой постановки этого вопроса с точки зрения человека более умного, каковым я негласно (и без возражений с моей стороны) считался в наших отношениях.
          Честно говоря, мне всякий раз казалось, что Димыч под дурачка только косит, а сам – хитрец, занявший удобную  позицию, позволяющую не принимать самостоятельных решений, дабы не брать  на себя  ответственность за них.
          Иногда, впрочем, происходили случаи, заставлявшие усомниться в подобных предположениях.
          Усомниться, но не убедиться.