Ростов-папа

               

У входа на Генуэзский мол, огражденного переносными козлами вместо забора, стояла примитивная касса, в которой продавались билеты. Можно было приобрести билет на немецкий балиндер, представляющий быстроходную десантную баржу, осуществляющую перевозку людей  и грузов на Тамань и обратно. Но мне не нужно было пересекать Керченский пролив. Я собирался посетить тот город, о котором слышал еще до войны, тот, который «блатные» называли теплым словом – «папа». «Мамой» у них была Одесса. Я отвалил 37 рублей за билет до Ростова. Меня провожали отец и мать. Со мной в путь отправлялись железные емкости с хамсой. Да, да, те самые, с которыми я бывал в Харькове.
День жаркий. На небе ни облачка. На мне брюки и рубашка, а по спине стекают капли пота. Я  чувствую их до того момента, когда они достигают поясницы. Хоть бы ветерок подул, что ли? От воды тянет легкой прохладой. Но она там, далеко внизу спокойно себе разлеглась. Ни морщинки на ней, гладкая, умиротворенная. Только изредка во сне делает глубокий вдох, от чего ее поверхность поднимается. Тогда ряд небольших судов, стоящих у пирса, приподнимают один борт вверх, а потом опускают его, кажется, что они кланяются морю. К десяти утра со стороны моря потянул ветер. Вода в бухте оживилась, по ней рябь побежала, вслед и волны появились. Корабли стали раскачиваться сильнее. Объявляется посадка. Я ступаю по узкому подвижному трапу, балансируя с гружеными емкостями. Я уже привык к их грузу, хотя руки тянуло вниз, а мышцы живота резко напрягались. Корабль, на какой я поднимался, покачивался у каменной стены мола, пришвартованный к кнехтам толстыми манильскими канатами. От ударов его удерживали отслужившие службу автомобильные покрышки. Судно было небольшое, двухпалубное, с названием «Аргус». Прежде оно плавало под румынским флагом по Дунаю, изредка рискуя на каботажное плаванье между Констанцой и Варной. Носил он тогда название – «Santa Maria». В Советском Союзе святую Марию, да еще в румынском варианте, не жаловали. Получив корабль в счет репараций, его тут же переименовали в «Аргус», в мифологического всевидящего, тысячеглазого титана, верно служившего верховной богине древнегреческого пантеона богов – Гере. Корабль был приписан к порту Керчь. Он стал первым судном в освобожденной Керчи, перевозящим гражданских людей с их грузами. Чуть подальше от него рядами стояли военные тральщики, работам которых конца-краю не было видно, поскольку пролив был буквально нафарширован минами разных конструкций. Корпус «Аргуса» был выкрашен в белый цвет. Высокая труба попыхивала дымком. Кают первого класса на судне не было. Роль второго класса  выполняла кают-компания. Овальной формы сиденье охватывало по периметру все внутреннее пространство. Преимущество пребывания в нем заключалось в том, что пассажиров там не беспокоил ветер, туда не залетали брызги от волн, бьющих о борт корабля. Я был пассажиром третьего класса. В моем распоряжении была вся палуба, а при проявленной ловкости, я имел возможность разместиться и на скамье, повторяющей очертания сидений второго класса, только находилась она снаружи. Козырьком для нее служила вторая палуба, находящаяся выше первой. Сообщались палубы лестницами. Следует сказать, появление мое на палубе корабля сопровождалось неприятными ощущениями в желудке. Признаться, я его перегрузил свежими, прекрасного вкуса и вида абрикосами. Покачивание корабля с боку на бок еще более не нравилось желудку. Он хотел отдать назад все то, что я поместил в него. Об этом свидетельствовал клубок в самой глотке и слюна, заполнившая мой рот. Мне стало дурно. Я не знал, куда деться? Не в силах более терпеть, я перегнул тело через фальшборт и, чуть не падая вниз, облегчил желудок. Сердце мое бешено колотилось. Мужчина, стоящий неподалеку, на палубе, сказал мне:  «Ляг на скамью, в тень – тебе легче станет!». Он оказался прав. Мне стало значительно легче. Я знал о морской болезни из прочитанных книг. Я даже знал о том, что знаменитый английский адмирал Нельсон всю жизнь страдал морской болезнью. «Что же со мной будет в море? Как я буду переносить качку?» – думал я с беспокойством. Забегая вперед, скажу о том, что морская болезнь никогда больше не напоминала мне о своем существовании. Мне даже нравилось сильное раскачивание корабля, я получал такое же удовольствие, как в детстве, когда раскачивался на качелях. Подана команда, «Аргус» удовлетворенно заурчал и отчалил. Я плыву на настоящем корабле по морю впервые в жизни своей! «Аргус» рассекает морскую гладь Керченского пролива, навстречу медленно плывут берега. Но вот мы выходим в открытое море. Невысокие волны пробегают вдоль корпуса «Аргуса», за кормой остается широкий пенный след. Я боюсь морской болезни. Но ничего: ни головокружения, ни дурноты. Я не могу понять, почему древние греки презрительно называли Азовское море Меотийским болотом? Как определяли они его глубину? Плавали ли они вдоль берегов или  прямо пересекали море, чтобы приплыть в Танаис? И еще, я хорошо знал, что рыбаки, многое повидавшее на своем веку, боялись шторма в Азовском море, называя его коварным. «Аргус» типичный пароход, в жерло его топки бросают уголь. Из трубы его вылетают частички неперегоревшего угля, который оседает на палубе. Правда, меня это не беспокоит. Мне нравится плыть на корабле. Здесь нечего бояться воров. Это не железная дорога, куда деться с краденым? Вокруг вода зеленовато-белая, чистая, без пятен нефти. Мне трудно судить о скорости движения его, поскольку не вижу ориентиров. Находясь вне видимости их, нет представления и о расстоянии. Видишь, чувствуешь движение, а в узлах ли оно, в кабельтовых, откуда мне знать. У меня нет часов, да они мне и не нужны. Я подчиняюсь одному – цели своего путешествия. Оно мой повелитель сейчас. Я не устаю, стоя у фальшборта часами, смотреть на воду, неспокойную, подвижную, живую. Земли не видно, она появляется примерно через полсуток. Оказывается, свою первую остановку «Аргус» делает в Осипенко, так назывался в то время Бердянск, переименованный в честь известной советской летчицы. Объявляют: «Стоянка – четыре часа».  Делать нечего, ступаю на твердую землю и начинаю бесцельно бродить по тихим улицам преимущественно одноэтажного города. Время раннее, город еще не совсем проснулся. Он, в отличие от Керчи, компактный, утопает в зелени деревьев, а главное – он не разрушен. Создается впечатление, что война обошла стороной этот славный приморский городок. Здесь, наряду с русской речью, звучит суржик – нечто среднее между русским и украинским языком. Я не только уложился в отведенные мне четыре часа, у меня осталась уйма свободного времени. Вторая стоянка была в Жданове, так назывался в те времена город и порт Мариуполь. Здесь стоянка еще продолжительней, целых семь часов. Наш пароход загружается углем. Кроме нашего судна, у пирса стоит еще один пассажирский корабль – «Островский». Он похож на «Аргус», но раза в полтора длиннее его. И у него две трубы вместо одной. Пассажиров на нем не видно. Порт Мариуполя разрушен. Мои глаза не видят добротных солидных зданий. Кучи угля, еще каких-то грузов. Железнодорожные грузовые составы. Горы битого кирпича, из которых выглядывают полуразрушенные башни элеватора. Здания в пределах видимости разрушены войной, как и в Керчи. Рабочий портовый город, не имеющий исторических ценностей, не представляет для меня интереса. Денег лишних нет, свой груз без присмотра в этом неспокойном городе оставлять не хочется, и я долго мучаюсь от безделья. Поэтому с великим удовольствием слышу гудок парохода, объявляющий окружающему миру о своем отплытии. В Таганрог, основанный Петром Великим, родину Чехова, мы не заходим. Великий всевидящий «Аргус» считает посещение этого города не стоящим занятием. Я спал, и не видел момента, когда «Аргус» из морских просторов вошел в Тихий Дон. Когда я проснулся, то увидел очень широкую, спокойную реку,  берега были зелеными-зелеными. Мелькали селения, сады, поля и люди, копошащиеся, снующие, как муравьи. Объявляют: «Азов – стоянка два часа!» Что я знаю об Азове? Во время древнегреческой колонизации здесь стоял, основанный ими город Танаис, входящий в сферу влияния Пантикапея. Во времена царя Михаила Федоровича Романова здесь донские и запорожские казаки долго выдерживали осаду, окруженные многократно превышающим по численности турецким войском. Потом было взятие Азова царем Петром. Смотрю во все глаза, но не вижу солидных крепостных стен, сторожевых башен. Вижу на возвышенном правом берегу группу низких строений под черепицей и деревянный небольшой причал. Корабль пришвартовывается к нему. В 20 метрах напротив стоит пивная, куда устремляются пассажиры «Аргуса». Меня спиртные напитки не интересуют, как впрочем, и огромные вареные раки в плетеных из лозы корзинах. Мое внимание сосредоточено на свисающих с жерди тушах сомов. Да, я не ошибся, называя их тушами. Каждый из вяленых сомов значительно больше меня. Кажется, что тела их просвечивают от желтого жира, скопившегося под кожей. У меня слюнки текут от желания попробовать сомятины, но кошелек мой тощ, и потому она не доступна моим зубам. Не знаю, почему, но опеку надо мной взял помощник капитана. Мы договорились, что оплату дороги я буду вносить ему. Его помощь оказалась просто неоценимой, когда мы прибыли в Ростов. Это он посоветовал мне не спешить с высадкой, поскольку оперативная группа милиции не пропустит ни одного пассажира, не перетряхнув содержимого чемоданов в борьбе со спекуляцией. Мой груз, даже по внешнему виду, не свидетельствовал об использовании его в личных целях, поэтому подлежал конфискации. Я погулял вблизи порта, пришел к кораблю через час и без всяких хлопот получил свои емкости с хамсой. Помощник капитана дал мне адрес дома, где я мог остановиться. Это оказалось неподалеку от порта, слева на возвышающейся горе. Этим адресом я решил воспользоваться только после знакомства с рынком, располагавшемся на Буденновском проспекте.