Вечерняя смена

  Вечерняя смена заканчивалась. Стрелки часов на стене цеха медленно ползли к заветной цифре одиннадцать. Усталость сковала спину, комом подступила к горлу. Как же тяжело стали даваться вечерние смены, ещё тяжелей - ночные. Не зря местные казачки - жёны шахтёров не идут к нам работать, в нашу нелёгкую "лёгкую промышленность".Хотя текстильный комбинат строился в надежде трудоустроить женское население шахтёрского городка. Но жёны шахтёров не привыкли  тяжело работать, их мужья неплохо зарабатывают, что даёт им возможность сидеть дома. И едет сюда трудиться, в основном, одинокое женское население со всей страны.
  Но вот уже появилась моя сменщица и шустро забегала между станками, отмечая смену. Всё. Перекинувшись с ней несколькими фразами по работе, спешу в душ.
  Прохладные упругие струи освежили, смыли липкий пот и усталость. Переодевшись в чистое,  вливаюсь в поток спешащих со смены. Глубокий тихий вечер принимает в свои объятья. Вдоль аллеи, ведущей от проходной фабрики, горят неяркие желтые фонари. Мирно стрекочут ночные кузнечики. Клумбы источают терпкий аромат ночных фиалок. Впереди - улица с одинаковыми домами - общежитиями, наполненными, как ульи пчёлами, одинокими и не совсем одинокими текстильщиками. По сути, это дома - малосемейки. Здесь целый текстильный городок. Он расположился за небольшим парком, окружающим фабрику, а дальше - дома семейные.
 Уже виден наш дом. Окно кухни призывно светится, это значит, что муж не спит. Чай, наверно, вскипятил и ужин подогрел. Кухонька маленькая, и сквозь прозрачную занавеску на окне, видна его вихрастая голова. Дочка, конечно же, уже спит. Вот и площадка третьего этажа. Но что - то не так, из-за двери слышен гомон мужских голосов. Неужели? Так и есть!
  Дверь открылась почти бесшумно, но гомон моментально стих. На кухне четверо. Мой ужин и наш завтрашний обед, приготовленный мной с утра, размазан по пьяным тарелкам. На полу катаются две пустые бутылки и одна, почти полная на столе. Ребята знакомые, цеховые, свои. Но одного не знаю, наверно новенький, из местных. Мы здесь, в основном, все приезжие, из разных текстильных городов. Приехали, когда комбинат только строился и нужны были молодые специалисты. Ехали ради жилья, работали и на стройке, и на монтаже, и на пуске. Вместе жили в общежитиях, вместе получали жильё, помогали друг другу обживаться. А этот - чужак, и смотрит нахально. Развалился, как в кресле, глаза бычьи, лицо неприятное. У своих ребят виноватый смущенный вид. Как же, вместе работаем, знаем семьи друг друга, жён я их знаю.
  Я вежливо здороваюсь, улыбаюсь. Начинаю издалека, мол, дома вас заждались, поздно ведь, завтра всем в утреннюю смену, закругляйтесь ребятки.
 Ребятки задвигались, смущенно извиняясь. Мой сидит, глупо улыбаясь. Но чужак только плотнее вдавился в стул.
  - А мы не торопимся, у нас ещё бутылка на столе!
Его внутренняя агрессия начинает меня злить. Но я стараюсь держать благодушное лицо. Заметно, что он давит на компанию своим авторитетом:
 - Вы тут все слюнтяи, подкаблучники. А я  мужик, потомственный казак, мне бабу слушать - себя не уважать! У меня, моя курица свой шесток знает, а эта... пришла тут над мужиками командовать. Ты, - повернулся он к мужу, - скажи ей пусть спать чешет. А мы ещё посидим, у нас ещё водка на столе.
  Я растерялась, со мной ещё никто так не разговаривал. Ладно бы я ругалась, кричала. Ваня, вижу, тоже растерян. А казак вошёл в раж, видит, что ребята примолкли, смотрят на него. И я не ухожу, стою в ступоре.
 - А ты, что сидишь лыбишься,- снова обращается он к мужу, - я бы, на твоём месте, своей уже врезал,- начинает подначивать казак.
 Меня, будто холодком обдало. Я ясно понимаю, что так делать нельзя, но решительно подхожу к столу, беру бутылку с водкой и спокойно, в полной тишине, выбулькиваю её  содержимое в раковину, а пустую бутылку жёстко ставлю на стол.
 - Вот, водка ваша кончилась, можете идти по домам.
 - Ребята, пожалуйста,- тихо добавляю я, стараясь не смотреть на казака.
Но у того дух перехватило от злобы, глаза налились, он рванулся со стула, но Ваня ловко, как бы невзначай, выставил ногу. Казак, едва удержавшись на ногах, ткнулся головой ему в плечо. Ваня брезгливо стряхнул его пьяную голову, едва не уронив тяжелое тело на пол. Ребята повскакивали. Все были пьяны, но казак пьянее всех. Ваня бережно приподнял и развернул его к выходу, тот всё ещё изрыгал проклятия.
  - Давай. давай, двигай к своей курице, мужик! Там порядки наводи, а здесь, у меня дома,
разоряться нечего!
 Меня внутри трясло, я ушла в комнату, время уже было - второй час ночи. Наконец, шум затих и дверь захлопнулась. Мы с мужем быстро и молча убрали со стола и отправились спать. Разговаривать не хотелось, оба чувствовали себя неловко.

                *            *            *
   На другой день я не слышала, когда муж ушёл на смену. Проснулась с больной головой и мы с дочкой чуть не опоздали в садик. Наспех приготовив обед, я поспешила на работу. Моя смена начиналась в два часа дня. А мне ещё в пересменке хотелось повидаться с Ваней, узнать, как он после вчерашнего. Но увидеть мужа не получилось, на рабочем месте его не оказалось.
 Мой рабочий день начался в тревожном настроении. К тому же не видно было ни мастера, ни инструктора, где они все подевались? Станки тарахтели в своём обычном рабочем ритме, когда наше начальство, наконец, проследовало по главному проходу. Ко мне тут же подскочила наша инструкторша Татьяна, вся взбудораженная, и жарко запричитала мне прямо в ухо, стараясь перекричать грохот ткацкого цеха:
  - Твоему сейчас товарищеский суд был, он Генке - казаку нос сломал. Драку в курилке устроил. -
 И, не дожидаясь ответа, помчалась дальше, неся свою новость, как знамя, к следующим ушам. Я, машинально, ничего не соображая, дёрнула ручку станка. Челнок защемило в зеве и  веер оборванных нитей взметнулся над станком. Обрыв в пол - основы! Надо было успокоиться. Оставив знак отрывщице, я постаралась собраться. Но станки один за другим стали останавливаться и я не успевала их пускать.
 Уточкой подплыла отрывщица. Её лицо блестело успокаивающей улыбкой.
  - Чё, зашилась, растроилась за Ваньку своего? Ничё, сейчас мы станки твои разгоним, а ты не дрейфь! Молодец твой Ванька, поставил на место этого "удальца". Все ребята за твоего! Видела бы ты, как шумели, все за Ивана обеими руками. Но выговор всё же влепили и материально, придётся твоему Генке больничный оплатить. А как иначе, драка на рабочем месте, производственная травма! Он, этот задавака, так кровью и залился.-
  Все остальные подробности мне взахлёб поведали на  перерыве в столовой.
  Оказывается, придя утром на работу, Генка - казак обосновался в курилке и, пока другие ребята трезвели у своих станков, исправляя неполадки, он ораторствовал в курилке. Он рассказывал всем, вновь приходящим, о вчерашнем происшествии.
  Когда Ваня, соскучившись по сигарете, зашёл в курилку, там яблоку негде было упасть, столько слушателей набилось. Встретили его хохотом и язвительными шуточками. Главным подковырщиком был Генка - казак. Он в лицах показывал ребятам, как Ваня униженно ползает дома по ковру и молит жену о прощении. Не найдя места, где сесть и, не совсем понимая, что происходит, Ваня опустился на корточки у стены. Кто - то прикурил ему сигарету. Генка с новым азартом стал повторять свои шуточки, хитро подмигивая и поглядывая на Ваню. Тот улыбался и курил, как ни в чём не бывало. Это ещё больше распалило Генку. Он начал кривляться,  показывая, как я сливаю водку в раковину. Ваня, докурив, щелчком метко бросил окурок в урну, встал и вплотную подошёл к Генке. Ударил он его всего один раз, не зря в юности боксом баловался, и, не торопясь, вышел из курилки. Тот взвыл и схватился за лицо, между пальцев струйками текла кровь.
 - Вот, вот ... - раскрыв ладони, он всем показывал окровавленные руки, - вы все свидетелями будете!
Подхватился и бегом побежал в здравпункт.
 - Будем, будем - кричали и улюлюкали ему вслед мужики.

                *           *           *
   
  Вечером, дома меня ждал и теплый суп и горячий чайник.
 - Ну что, всё тебе там рассказали, ничего не упустили? -
спросил Ваня и понурил голову.
  - Да, уж рассказали.
Я села, уронив руки на колени. Там у станков, я уже пережила все эти события и мысленно всё сказала Ване, что накипело. Но в итоге получалось, что он не виноват, что, как мужик, он поступил правильно. Он защитил свою честь и честь своей семьи, меня защитил.
  - Извини, усмехнулся Ваня, премии мне в этом месяце не видать, да ещё больничный этому придётся оплатить. Но, знаешь, пацаны сказали, что сбросятся ему на больничный. Одно меня беспокоит, то что он местный, казак, а мы как бы его унизили и в его лице, казачество донское.
- Ну это ты не беспокойся, никакой он не казак, хоть донской, хоть кубанский -традиции и законы казачества везде одинаковы. И по этим законам ругаться матом, обзывать жену курицей, унижать женщину казаку не пристало.
- А ты, откуда традиции казачьи знаешь?
- Дак мои дед и бабушка по маме, казаки, и за то поведение, что тут Генка ваш демонстрировал, ему бы на сходке батагов 20 всыпали.
- Ого, так ты оказывается, казачка у меня?
 Я  подошла к мужу и обняла его голову. Он поднял ко мне свои удивлённые и в то же время смешливые глаза.
  - А хочешь я тебе всё сам расскажу?
 Рассказывать мой Ваня был мастак - мы хохотали, как сумасшедшие.

 Через неделю, закрыв больничный, и поняв, наконец, что здесь все против него, Генка -казак уволился, не дожидаясь нашей ему компенсации.