Мидбар

* * *


      Когда, прорвавшись сквозь пробки, туристический автобус свободно покатил вдоль Мёртвого моря, у Михаила Петровича случился катарсис. «Свершилось! Наконец-то, свершилось!». Боясь показаться смешным, он прикрылся путеводителем и утёр светлые слёзы счастья и благодарности. К кому? Ведь Михаил Петрович всегда считал себя убежденным атеистом, реалистом и прагматиком? Больше половины жизни изучал он древнееврейскую историю. И, всё это время, втайне мечтал ступить на землю ессеев. Копил, терял, снова копил, откладывая из скромной зарплаты научного работника - много ли ему, одинокому холостяку, нужно?.. 
        «…Посмотрите направо… посмотрите налево…  - бубнил хорошо поставленный голос экскурсовода,  пытаясь завладеть вниманием.  - ...иудейская пустыня… солёное море… дефицит воды… карстовые провалы… ежедневно образуются десятки…»  Но сердце, игнорируя голос, ликующе твердило своё: Свершилось! Свершилось! Свершилось!

      Бросив сумку с вещами в номере, даже не перекусив – «Потом! Всё – потом!» – Михаил Петрович оставил гостиничный комплекс. Закинул за спину лёгкий рюкзачок с бутылкой воды и бодро зашагал в пугающе-манящие просторы Иудейской пустыни.

     Расстегнув рубашку (чтобы отогреться душой), с восторгом неофита бродил он среди дышащих зноем, покрытых коричневым загаром времени, скал. Со страстью любовника после долгой разлуки, шепча слова признаний – Я так долго ждал встречи... Я всю жизнь хотел только тебя...  Любовь моя… - ласкал жадными, дрожащими руками горячие камни. Набирал полные горсти песка, пересыпал его из ладони в ладонь и развеивал по ветру. Чувствуя при этом сопричастность с Вечностью. Поднимался по сыпучим склонам и, в безумной надежде, заглядывал в прохладный полумрак пещер. А вдруг ему тоже повезёт? И он найдёт древние свитки? И станет богатым и знаменитым? Должно же ему когда-нибудь, хоть в чём-то, повезти? Так почему не здесь, на Святой Земле?
      Однако, постепенно эмоциональная усталость и, далеко не юный, возраст взяли своё. Да и солнце уже клонилось к закату...
      Отрезвев, Михаил Петрович вздохнул, допил воду, положил, чтобы не поганить землю ессеев, пустую бутылку в рюкзачок и двинулся обратно. И, когда, до хорошо видимого шоссе оставалась пара сотен метров, земля под ногами зашевелилась, как живая, и он, едва успев подумать – «Ёёё... Карсты Мёртвого моря! А ведь предупрежда…» – ухнул в неизвестность.

* * *

      Блеянье козы – первое, что проявилось в оживающем сознании. Было нестерпимо жарко. Потом по лицу забарабанили капли воды. «Дождь? В пустыне? Где я?» Собравшись с духом, Михаил Петрович приоткрыл глаза.
      Рядом, присев на одно колено, юная девушка, почти девочка, через пальцы лила  ему на голову воду из кожаной фляжки. Встретившись с ним взглядом, девушка отпрянула, закрылась краем покрывала и грациозно отпрыгнула в сторону. И замерла, слившись с окружающими камнями - только глаза, цвета горького шоколада, с любопытством поблескивали на узкой, видимой полоске загорелого лица.
      Из-за камня вышла коза, и, невозмутимо перешагнув через Михаила Петровича, проследовала дальше по своим делам. Густой козий дух окончательно привёл в чувство, заставил поверить в реальность происходящего.
      Сморщившись от боли – всё болело, как будто он накануне разгружал вагоны – Михаил Петрович сел.
      Девушка отскочила подальше, подняла с земли брошенный посох, и опять замерла, готовая в любое мгновение исчезнуть окончательно.
      Ничего не предпринимая, в полном отупении и безмыслии, он сидел и смотрел на незнакомку: простое, похожее на рубаху, светло-коричневое платье, перехваченное на талии широким кожаным поясом... сандалии из тонких ремешков... медные браслеты на тонких запястьях... лёгкое, песочного цвета, покрывало на голове...
      Незнакомка заговорила первой
      – Ты - Машиах*? – спросила она на арамейском и чуть-чуть приблизилась.
      -  Кто?! – изумился Михаил Петрович, выйдя из ступора.
      -  Машиах. Я пасла коз. А ты вдруг вывалился прямо из воздуха! Наверное, ты упал с неба, – предположила девушка и приблизилась ещё.
      -  Упал с неба? – оторопел Михаил Петрович, но тело тут же подтвердило реальность её предположения. – Ооой...
      -  Больно? – мгновенно отреагировала незнакомка, неуловимым движением оказалась рядом и, отпустив покрывало, протянула ему руку. – Давай, я помогу – тебе надо перебраться в тень.
       Её смуглое личико, ещё сохранившее детскую округлость, нельзя было назвать красивым, но в нём было столько очарования, что Михаил Петрович не мог отвести взгляд.
       – Ну же! – нахмурила брови девушка и нетерпеливо топнула ножкой - Вставай! Солнце погубит тебя!
      -  Я не Машиах, – честно признался Михаил Петрович, чтобы сразу расставить все точки над «и», и не вводить в заблуждение юную спасительницу. - Возможно, у меня нет права на твою помощь.
      -  Не Машиах? – уголки её губ дрогнули, рождая робкую улыбку. – Правда, не Машиах? Правда-правда? А кто?
      -  Я?.. Это...  – замялся Михаил Петрович и, смутившись, неожиданно для самого себя представился,  - Миша.
      -  Моше? Мой жених?! – уголки губ поползли вверх, на щеках заиграли ямочки, шоколадные глаза заискрились радостью.
      -  Так. Приплыли… – окончательно обалдев от происходящего, произнес по-русски Миша-Моше.
      -  Что?
      -  Это я не тебе.
      -  А кому? Нас ведь здесь только двое? Это всё солнце! Вставай же, Моше! – Опять неуловимо оказавшись за спиной Михаила Петровича, девушка подхватила его под мышки и начала поднимать с земли.
      -  Да что же ты творишь?! Надорвёшься, ненормальная! Я сам.
      Кряхтя и постанывая, он поднялся и, опираясь на посох спасительницы, доковылял до ближайшей пещеры.
      Напоив жениха водой из фляжки, девушка строго погрозила ему пальчиком и, со словами -  Сиди здесь, Моше, и не вздумай никуда деться!  –  растворилась среди камней. 
      Оставшись наедине с самим собой, Михаил Петрович попытался осмыслить ситуацию. И, хотя, перегретая жарким солнцем пустыни, голова соображала не очень хорошо, пришёл в итоге к утешительному выводу: всё происходящее, всего-навсего, туристическое шоу. «Ведь обещали всякое-такое? Дааа... Так всё... задревнить. Полная иллюзия. Могут». Успокоившись, он прилёг на песчаный пол пещеры, вполне готовый к дальнейшему развитию событий – «Ну, и что у нас там дальше по сценарию?»
      Дальше по сценарию было появление его невесты с объёмным тюком в руках.
      -  Как ты, Моше? Скучал?
      -  Коне-е-ечно! – подыграл Михаил Петрович. – А это ещё что такое?
      Бросив тюк на землю, девушка села на него и, с искренним удивлением,  уставилась на Михаила Петровича
      -  Это – твоя постель, Моше. Теперь ты будешь жить здесь. Я не могу взять тебя с собой.
      «Хорошо играет - отметил про себя Михаил Петрович, – Талантливая девочка. А ка-кой арамейский. Хотя... иврит... арамит... – это ведь Израиль. Ну, давай, театраль дальше».
      -  Это - не всё! – вскочив с тюка, девушка опять исчезла, чтобы появиться с большой корзиной.
      -  Вот. Тут – еда, вода. Смотри – лепешки, сыр, фрукты, оливки. Вино!
      -  Вино? – оживился Михаил Петрович. – Неожиданно. Выпьешь со мной?
      -  Вино – напиток мужчин, Моше, – строго сказала девушка и достала из корзинки небольшой глиняный горшочек, завязанный чистой тряпицей. -  Но сначала – вот это. Раздевайся.
      -  Раздеваться? Зачем? – вдруг застеснялся своего не очень спортивного тела Михаил Петрович. – Что ты собираешься делать?
      -  Ты глупый, Моше? – засмеялась девушка. – Я собираюсь намазать тебя кислым молоком! Солнце совсем сожгло твою кожу. Кто же ходит под солнцем с голыми руками и грудью? Ну же, Моше, снимай рубашку!
      Тонкие, лёгкие женские пальчики нежно скользили по лицу, шее, груди, плечам. Как давно Михаил Петрович не испытывал ничего подобного. «Дааа... Шикарное шоу... Интересно, а сколько ей лет?!»
       -  Всё. Довольно! – он решительно убрал ласковые руки со своего встрепенувшегося тела. – А сколько тебе лет, девочка?
       -  Зим? Мы меряем жизнь зимами, Моше. У нас новая жизнь начинается после лета, когда приходит вода. Мне гораздо, гораздо больше зим, чем может показаться.
       -  Так я и думал. А экспромт неплохой. С зимами. Вполне... Ты способная девочка. Очень способная.
       -  Почему ты называешь меня девочка, Моше? У меня есть имя. Меня зовут Мидбар.
       -  Мидбар*?! А другого имени не нашлось? Чего-нибудь более библейского? И, вообще, мне надоело это шоу. Так и передай, не знаю там кому. У меня большие планы на отпуск. Давай, двигай... малолетка! Хм... Мидбар. Надо же.
       Уголки губ на растерянном личике Митбар задрожали и поползли вниз, а глаза начали наполняться слезами – Ты прогоняешь меня, Моше? Прогоняешь свою невесту? Я что-то сделала не так?
       - Давай, давай – мне ещё слёз тут не хватало! – рассердился Михаил Петрович. - Я устал и хочу спать. По-моему, мы заигрались.
       -  Хорошо. Раз ты меня не хочешь, я уйду! – хлюпнув носом, девушка гордо вскинула голову. – Прощай навсегда, Моше.


*

      Когда наутро следующего дня Михаил Петрович открыл глаза, Мидбар, как ни в чем не бывало, подперев щеку кулачком, сидела возле его постели.
      -  Как долго ты спишь, Моше! Вставай, я принесла тебе свежего молока.
      Надоевшее шоу продолжалось. Почему же так радостно дрогнуло сердце?..

      Лёгкая и неуловимая, как цафрир*, как игра света и тени на камнях, как пустынный мираж, она появлялась и исчезала неожиданно. И каждое её появление, мгновенно превращая кровь в шампанское, туманило голову, щекочущими пузырьками разбегалось по сосудам, делая тело лёгким, как в молодости. Серьёзная не по возрасту, она заботилась о нём, как не каждая мать заботится о своём дите. Его девочка, его «невеста», подарок Иудейской пустыни.
       Несколько раз Михаил Петрович пытался задать вопрос: «Кто ты?». Но, лукаво улыбнувшись, Мидбар замыкала его рот пальчиком – «Не спрашивай. Ни о чём не спрашивай, Моше». И он, чувствуя губами её нежный, трепетный пальчик, послушно умолкал. Его историю утерянного мира она восприняла без особого сочувствия. И сердилась, когда Михаил Петрович поднимался на самую высокую скалу, чтобы проверить: не появился ли на близком берегу Солёного моря гостиничный комплекс? «Какой ты прямоумый, Моше!». Но язык жениха, хватая на лету, учила с интересом, и очень скоро начала сносно болтать по-русски, иногда забавно перевирая слова.

      ... – А как это, Моше?
      -  Небо.
      -  Не-бо. А это?
      -  Пещера.
      -  Ще-пе-ра. А это?
      -  Камень.
      -  Ка-мень. А это?
      -  Часы. Они считают время.
      -  Времени нет, Моше.
      -  Ты думаешь?
      -  Я не думаю. Я знаю. Как можно считать то, чего нет?
      -  Да. Действительно. Никак.
      -  Тогда зачем тебе нужна вещь, которая ни для чего не нужна?
      Расстегнув ремешок, Михаил Петрович забросил китайскую штамповку за ближайший камень. - Так лучше?
      -  Так – правильней.
      Неожиданно придвинувшись вплотную, Мидбар положила ладонь на его колено и медленно  повела рукой вверх по бедру.
      -  А как это на твоём языке?
      -  Это? – растерялся  Михаил Петрович. - Это – джинсы... Штаны.
      -  Хорошие у тебя штаны, Моше. Крепкие. У нас не делают такую материю.
      Почувствовав жар её тела, Михаил Петрович попытался отодвинуться, но слабая женская ручка с неожиданной силой придавила его коленку.
      -  Ты избежаешь меня, Моше. Почему? Ведь ты мой жених, и можешь взять меня, когда захочешь. Я тебе совсем-совсем не нравлюсь?
      -  Да что ты, девочка, ты мне очень нравишься! Очень! Просто... Просто я боюсь... потерпеть фиаско.
      -  Что ты боишься потерять?
      -  Неважно.
      -  А если это не важно, то почему ты боишься это потерять?
      -  Ну как тебе объяснить? Понимаешь, я...
      -  Застениваешься? Как девушка? Так?.. Какой ты смешаный, Моше! Хранишь ненужное, боишься потерять неважное. Ладно. Давай продолжим. Это – штаны.
      Ручка решительно скользнула дальше.
      -  А это?
      -  Пуговица...
      -  Гу-по-ви-ца. А это?
      -  Это?.. Это... молния...
      -  Барак?*
      -  Н-нет... не барак... а... з-змейка...  н-нахаш*...
      -  Нахаш? Какая симпатичная. У нас здесь тоже много нахашим. Есть очень опасные! А твоя змейка? Моше? Она меня не укусит? Если я её потрогаю?..

      Времени нет. Еще совсем недавно он чувствовал себя таким глубоко и безнадежно старым. На сколько тысяч лет надо было перенестись, чтобы всё изменилось? На одну? Две? Ты-сяч! Абсурд. Права его девочка – времени - нет...
       Полностью опустыненный, лежал Михаил Петрович на древней земле ессеев, а на его плече, тихонько посвистывая носом, спала Мидбар. В её черных, как ночь, волосах, запутались звёзды. Или, не звёзды, а сверкающие кристаллы Солёного моря. А, может не кристаллы, а слёзы. Слёзы его, нежданно-негаданной, любви, затерявшейся в веках...

*

      Она исчезала, когда он засыпал. И возвращалась, лишь только стоило о ней подумать. Выходя из скал, оседая к его ногам укрощенными песчаными вихрями. Королевским жестом бросала на землю своё покрывало и, ненасытная, как пустыня, всякий раз выпивала его до последней капли. Даря новые силы для возрождения. А он, с головой погрузившись в умопомрачительное шоу под названием Любовь, больше не поднимался на скалу.   

      И сегодня, исчезнув ночью, Мидбар вернулась вместе с рассветом. Необычно тихая и задумчивая. Протянула Михаилу Петровичу небольшой, размером с ладонь, кусок пергамента с неровными краями.
      -  Смотри, Моше, это – тебе.
      -  Что это, девочка моя?
      -  Это - песнь. Я написала для тебя песнь.
      -  Песнь? Для меня? Ты умеешь писать? Откуда?
      Тонкий пальчик  лёг на губы – Ты не только пытнолюбый, Моше, но ещё и глупый. Как бы я написала, если бы не умела писать? Только сначала пообещай, что не будешь смеяться.
       -  Смеяться? Да что ты? Конечно, нет!
       Привычная арамейская вязь, запрыгав перед глазами, неожиданно сложилась в строки:

                разлука растворяется любовью
                где есть любовь не может быть разлуки
                и я к тебе протягиваю руки
                зову из беспредельности и с болью
                рождаюсь снова в сердце у тебя

       Вспомнив, как сам в молодости писал стихи о любви-разлуке, Михаил Петрович не смог сдержать невольную улыбку.
       -  Не вижу ничего усмешного, Моше! – уголки губ поползли вниз, а глаза...
       -  Да что ты, девочка моя, я не смеюсь, я – улыбаюсь.
       -  Ты глупый, глупый, глупый, Моше! Так – бывает!
       -  Нет, я не глупый. Я – счастливый.
       -  Иногда это одно и то же.
       -  Ну? Что с тобой? Ты написала красивые стихи, но они – не про нас! У нас не может быть разлуки - ведь времени  - нет!
       -  Нет?.. Ты уверен?.. Мне очень грустно, Моше. Очень-очень.
       -  Почему, любимая?
       -  Не знаю...
       На песчаной полянке, среди камней (и откуда он взялся в такое время?), колыхался под ветром нераскрывшийся бутон анемона, красный, как капелька крови,
       -  Я тоже хочу сделать тебе подарок. Подержи-ка! –  Михаил Петрович поцеловал сложенные ладошки. – Я – мигом!
       -  Нет, Моше! Не ходи туда! Не надо!
       Спрыгнув с камня на песок, он протянул руку к цветку. Земля под ногами зашевелилась, как живая, и...
       -  Моше-э-э-э... э-э-э... э-э... э... э.

* * *

      Звук клаксона –  было первое, что проявилось в оживающем сознании. Где он?.. Немного помедлив, Михаил Петрович открыл глаза. «Утро?! Ого! Ну ничего себе так  вчера башкой шандарахнулся». 
      Яма оказалась не очень глубокой, и он, получивший в молодости разряд по скалолазанию, выбрался из неё без особого труда.

      Всё когда-нибудь заканчивается. И отпуск – не исключение. Туристический автобус бодро катил вдоль Мёртвого моря и коричневых скал Иудейской пустыни в аэропорт.

                ... Разлука растворяется любовью...

                ... Разлука растворяется любовью...
 
     Откуда эти строки? И почему на них так болезненно отзывается сердце?.. Прощай, мидбар!



машиах – мессия (арам.)
мидбар – пустыня (арам.)
цафрир – лёгкий ветерок, зефир (арам.)
барак – молния (арам.)
нахаш – змея (арам.)