Две точки зрения Розанова и Бродского

                Две точки зрения: В.В. Розанова и И.А. Бродского
                к одной проблеме.

                Пролегомены к проблематике.

                Эпиграф первый:

                "К.: Стишки для вас одна забава,
                Немножко стоит вам присесть,
                Уж разгласить успела слава
                Везде приятнейшую весть:
                Поэма, говорят, готова,
                Плод новый умственных затей.
                Итак, решите; жду я слова:
                Назначьте сами цену ей.
                Стишки любимца муз и граций
                Мы вмиг рублями заменим
                И в пук наличных ассигнаций
                Листочки ваши обратим.
                О чем вздохнули вы глубоко,
                Нельзя ль узнать?

                П.: Я время то воспоминал,
                Когда, надеждами богатый,
                Поэт беспечный, я писал
                Из вдохновенья, не из платы...

                К.: Итак, любовью утомленный,
                Наскуча лепетом молвы,
                Заране отказались вы
                От вашей лиры вдохновенной.
                Теперь, оставя шумный свет,
                И муз, и ветреную моду,
                Что ж изберете вы?

                П.:              Свободу.

                К.: Прекрасно. Вот же вам совет.
                Внемлите истине полезной:
                Наш век - торгаш; в сей век железный
                Без денег и свободы нет.
                Что слава? - Яркая заплата
                На ветхом рубище певца.
                Нам нужно злата, злата, злата:
                Копите злато до конца!
                Предвижу ваше возраженье;
                Но вас я знаю, господа:
                Вам ваше дорого творенье,
                Пока на пламени труда
                Кипит, бурлит воображенье;
                Оно застынет, и тогда
                Постыло вам и сочиненье.
                Позвольте просто вам сказать:
                Не продается вдохновенье,
                Но можно рукопись продать.
                Что ж медлить? уж ко мне заходят
                Нетерпеливые чтецы;
                Вкруг лавки журналисты бродят,
                За ними тощие певцы:
                Кто просит пищи для сатиры,
                Кто для души, кто для пера;
                И признаюсь - от вашей лиры
                Предвижу много я добра.

                П.: Вы совершенно правы. Вот вам моя рукопись.
                Условимся..."
                (А.С. Пушкин "Разговор книгопродавца с поэтом").


                Эпиграф второй:

                "...кто эти люди: это поэты, художники, ученые, мыслители,
                пророки, апостолы - люди творческого духа, люди "вдохнове-
                ния" ("поэты" в греческом смысле слова, т.е. "творцы").
                Пока они верны своему призванию, они не хотят "ни царст-
                вовать, ни господствовать". Пушкин указал их высокое пред-
                назначение: "божественный глагол" призывает их к свободному
                служению через красоту, истину, мудрость и пророческое
                слово ("глаголом жги сердца людей")...
                Из этого не следует, что свобода понятна и ценна только
                каким-то аристократам духа: открытие и откровение есть
                удел немногих, но пользование открытиями есть удел всех, и
                для этого тоже нужна свобода. Свобода слова и мысли одина-
                ково нужна как тем, кто имеет нечто сказать, так и тем, кому
                нужно нечто услышать. Способность воспринимать чужое твор-
                чество, питаться и восхищаться им есть тоже активность
                свободного духа. Если Пушкин дорог нам всем, то это значит,
                что вольность Пушкина, "святая вольность" еще звучит в
                каждой душе..."
                (Б.П. Вышеславцев "Вечное в русской философии").


Есть извечная проблема дихотомий, как:

"Богу Богово, а кесарю кесарево";
как и,
"Не продается вдохновенье,
 Но можно рукопись продать"...

Проблема эта есть, как проблема по имени "книга", в соотношении трех точек: автора-издателя-читателя...

Здесь, я говорю-проговариваю о Розанове не только как о писателе, но и, первично и лично для меня, как о Поэте, именно, с буквы большой. Однажды, мне открылось это вИдение "о Поэте" в прозрении, после которого уже становишься совершенно другим человеком. Но, однозначно и безусловно, я обязан сказать и о Бродском, как не только о Поэте с большой буквы, но и как о мастере волнующей мысли... Куда же направлены волны от брошенного взгляда-слова-камня Поэта и какова глубина его океанической мысли?.. 

И вот попытаемся рассмотреть эту проблему, исходя из глубины Точки Зрения В.В. Розанова и И.А. Бродского.

Итак, Точка зрения В.В. Розанова:

"Шумит ветер в полночь и несет листы... Так и жизнь в быстротечном времени срывает с души нашей восклицания, вздохи, полумысли, получувства... Которые, будучи звуковыми обрывками, имеют ту значительность, что "сошли" прямо с души, без переработки, без цели, без преднамеренья, - без всего постороннего... Просто, - "душа живет"...  ...И вот я решил эти опавшие листы собрать.
Зачем? Кому нужно?
Просто - мне нужно. Ах, добрый читатель, я уже давно пишу "без читателя", - просто потому, что нравится. И не буду ни плакать, ни сердиться, если читатель, ошибкой купивший книгу, бросит её в корзину (выгоднее, не разрезая и ознакомившись, лишь отогнув листы, продать со скидкой 50% букинисту)...

                ***

   Малую травку родить - труднее, чем разрушить каменный дом.
   Из "сердца горестных замет": за много лет литературной деятельности я замечал, видел, наблюдал из приходо-расходной книжки (по изданиям), по "отзывам печати", что едва напишешь что-нибудь насмешливое, злое, разрушающее, убивающее, - как все люди жадно хватаются за книгу, статью.
- "И пошлО и пошлО"... Но с какою бы любовью, от какого бы чистого сердца вы ни написали книгу или статью с положительным содержанием, - это лежит мертво, и никто не даст себе труда даже развернуть статью, разрезать брошюру, книгу.
  - "Не хочется" - здесь; "скучно, надоело".
  - Да чтО "надоело"-то? Ведь вы не читали?
  - "Все равно - надоело. Заранее знаем"...
  - "Бежим. Ловим. Благодарим" - там.
  - Да за что "благодарите"-то? Ведь пало и задавило, или падет и задавит?
  - "Все равно... Весело. Веселее жить". Любят люди пожар. - Любят цирк. Охоту. Даже когда кто-нибудь тонет - в сущности, любят смотреть: сбегаются.
  Вот в чем дело.
  И литература сделалась мне противна.
                (за нумизматикой). 

                ***

  А для чего иметь "друга читателя"? Пишу ли я "для читателя"? Нет, пишешь для себя.
  - Зачем же печатаете?
  - Деньги дают...
  Субъективное совпало с внешним обстоятельством.
  Так происходит литература. И только.
                (Луга - Петерб., вагон).

                *** 

  Что же ты любишь, чудак? Мечту свою.
                (вагон; о себе).
  (В.В. Розанов / "Уединенное").


Из книги В.В. Розанова "Опавшие листья. Короб первый":

"...Есть дар слушания голосов и дар видения лиц. Ими проникаем в душу человека.
  Не всякий умеет слушать человека. Иной слушает слова, понимает их связь и связно на них отвечает. Но он не уловил "подголосков", теней звука "под голосом", - а в них-то, и притом в них одних, говорила душа.
  Голос нужно слушать и в чтении. Поэтому не всякий "читающий Пушкина" имеет чтО-нибудь общее с Пушкиным, а лишь ктО вслушивается в голос говорящего Пушкина, угадывая интонацию, какая была у живого. Кто "живого Пушкина не слушает" в перелистываемых страницах, тот как бы все равно и не читает его, а читает кого-то взамен его, уравнительно с ним, "такого же образования и таланта, как он, и писавшего на те же темы", - но не самого его.
  Отсюда так чужды и глухи "академические" издания Пушкина, заваленные горою "примечаний", а у Венгерова - еще аляповатых картин и всякого ученого базара. На Пушкина точно высыпали сор из ящика: и он весь пыльный, сорный, загроможденный. Исчезла - в самом виде и внешней форме издания - главная черта его образа и души: изумительная краткость во всем и простота...
  В таком издании мы можем достигнуть как бы слушания Пушкина. Недосягание через печать до голоса сделало безразличие того, кто берется "издавать" и "изучать" Пушкина и составлять к нему "комментарии". Нельзя не быть удивленным, до какой степени теперь "издатели классиков" не имеют ничего, связывающего с издаваемыми поэтами или прозаиками. "Им бы издавать Бонч-Бруэвича, а они издают Пушкина". Универсально начитанный "товарищ", в демократической блузе, охватил Пушкина "как он есть", в шинели с бобровым воротником и французской шляпе, и понес, высоко подняв над головой (уважение) - как медведь Татьяну в известном сне.
И сколько общего у медведя с Татьяной, столько же у теперешних комментаторов с Пушкиным.
К таинственному и трудному делу "издательства" применимо архимедовское "Не прикасайся к моим кругам" (лат.)...

                *** 

    Души в вас нет, господа: и не выходит литературы.
                (за ужином; о печати).

                ***

    Заранее решено, что человек не гений. Кроме того, он естественный мерзавец. В итоге этих двух "уверенностей" получился чиновник и решение везде завести чиновничество...

                ***

  ...Вот, господа. Так оставим высокоумие и протянем руку другу нашему, доброму хранителю провинции, смелому хватателю воров (казенных) etc. etc. Настоящего литератора закрыла от нас действительно хлестаковская мантия столичного фельетониста и самоупоенного передовика, он же приват-доцент местного университета. Но "не ими свет кончается". Есть доброе и сильное и честное в литературе; есть (нужда) бесконечно в ней страдающее. Такой литератор - народный учитель, т.е. то же, что труженик сельской или городской школы.
  И поклонимся ему... Не всё цинично на Руси. И не всё цинично в литературе..." (В.В. Розанов / "Опавшие листья. Короб первый").

(К последним словам Розанова хочу добавить, что сразу возникает перед глазами образ писателя как Василий Макарович Шукшин, "сельский учитель", и по праву есть народный учитель, который в созвучие Василию Розанову сказал: "А литература есть правда. Есть Правда - есть литература". Удивительное сочетание и созвучие мысли Василия и Василия, не правда ли?..).


Из книги В.В. Розанова "Опавшие листья. Короб второй и последний":

"...Кабак прошел в книгопечатание. Ведь до  19-го века газет почти не было (было кое-что), а была только литература. К концу 19-го века газеты заняли господствующее положение в печати, а литература - почти исчезла...
...Бога вообще в "кабаке" нет. И сущность 19-го века заключается в оставлении Богом человека.

                ***

...Если "политика" и "политики" так страстно восстали против религии, поэзии, философии: то ведь давно надо было догадаться, что, значит, душа религии, поэзии и философии в равной степени враждебна политике и пылает против нее... ЧтО же скрывать? Политики давно "оказывают покровительство" религии, позволяют поэтам петь себе "достойные стихосложения", "гладят по головке" философов, почти со словами - "ты существо хотя и сумасшедшее, но мирное". Вековые отношения... У "политиков" лица толстые, лоснятся... Но не пора ли им сказать, что дух человеческий решительно не умещается в их кожу, что дух человеческий желает не таких больших ушей; что копыта - это мало, нужен и коготь, и крыло. "Мало, мало!" "Тесно, тесно!" Вот лозунг, вот будущее...

                ***

..."дорого назначаете цену книгам". Но это преднамеренно: книга - не дешевка, не разврат, не пойло, которое заманивает "опустившегося человека". Не дева из цирка, которая соблазняет дешевизною.
  Книгу нужно уважать: и первый этого знак - готовность дорого заплатить.
 "Затем, сказать ли: мои книги - лекарство, а лекарство вообще стоит дороже водки. И приготовление - сложнее, и вещества (душа, мозг) положены более ценные".
                (в лесу на прогулке).

                ***

  Книга должна быть дорога. Книга не кабак, не водка и не гуляющая девушка на улице.
  Книга беседует. Книга наставляет. Книга рассказывает.
  Книга должна быть дорога.
  Она не должна быть навязчива, она должна быть целомудренна.
  Она ни за кем не бегает, никому не предлагает себя. Она лежит и даже "не ожидает себе покупателя", а просто лежит.
  Книгу нужно уметь находить; её надо отыскивать; и, найдя - беречь, хранить.
  Книг не надо "давать читать". Книга, которую "давали читать", - развратница. Она нечто потеряла от духа своего, от невинности и чистоты своей.
  "Читальни" и "публичные библиотеки" (кроме императорских, на всю империю, книгохранилищ) и суть "публичные места", развращающие города, как и дома терпимости..."
         (В.В. Розанов / "Опавшие листья. Короб второй и последний").


А вот, Точка зрения И.А. Бродского (в США) в эссе "Нескромное предложение":

"...На протяжении столетий основной препоной на пути широкой публики к поэзии были отсутствие печати и ограниченная грамотность. Сегодня и печать и грамотность стали практически повсеместными, и вышеупомянутое соотношение ничем оправдать нельзя. Кстати, даже если мы будем придерживаться пресловутого одного процента, то и тогда издателям следовало бы печатать поэтические сборники не в количестве двух или десяти тысяч, а выпускать их тиражом в два с половиной миллиона экземпляров. Найдется ли столько читателей поэзии в стране? Я убежден: найдется. Более того, я уверен, что их у нас намного больше. Сколько конкретно - можно было бы, конечно, выяснить путем изучения рынка, но как раз этого следует избегать.
  Ибо изучение рынка по определению ограничительно. Как и любое социологическое подразделение демографических данных на группы, классы и категории. Эта методика исходит из наличия некоторых общих характеристик, присущих каждой социальной группе, и предписывает заранее заготовленные рецепты. Такой подход приводит просто-напросто к оскудению умственной диеты и порождает интеллектуальную сегрегацию. Так, считается, что рынок поэзии составляют люди с высшим образованием, - на них и ориентируется издатель. Простому рабочему не полагается читать Горация, а фермеру в комбинезоне - Монтале или Марвелла. Равно как, по той же самой лигике, никто не ждет, чтобы политический деятель знал наизусть Джерарда Мэнли Хопкинса или Элизабет Бишоп.
Это и глупо и опасно. Подробнее об этом - ниже. Пока что я просто хочу выразить убеждение, что распространение поэзии не должно основываться на критериях рынка, поскольку любые подобные расчеты по определению обделяют потенциальную аудиторию. Когда дело касается поэзии, конечные результаты изучения рынка, при всех современных компъютерах, остаются вполне средневековыми. Все мы - грамотные, следовательно, каждый из нас является потенциальным читателем поэзии. Именно на этой посылке должно базироваться распространение поэзии, а вовсе не на клаустрофобном понятии спроса. Ибо в вопросах культуры не спрос рождает предложение, а наоборот. Вы читаете Данте потому, что он написал "Божественную комедию", а не потому, что ощутили в нем потребность: не будь этого автора и его поэмы, никакими чарами вызвать их из небытия было бы невозможно.
  Поэзия должна быть доступна публике в гораздо более значительном объеме, нежели сейчас. Она должна быть столь же вездесущей, как природа, которая нас окружает и в которой поэзия черпает многие свои метафоры. Или - столь же вездесущей, как бензоколонки, если уж не как сами автомобили. Книжные магазины должны располагаться не только при университетах и на центральных улицах, но и у входа в заводской сборочных цех. Массовые, в бумажных обложках, издания авторов, которых мы почитаем классиками, должны быть дешевыми и продаваться в супермаркетах. В конце концов, Америка - страна массового производства, и я не понимаю, почему то, что сделано для автомобилей, нельзя сделать для сборников поэзии, которые вас уносят много дальше. Потому что вы не хотите забираться подальше? Возможно. Но если это и так, то только потому, что у вас нет нужных средств передвижения, а не потому, что расстояний и мест назначения, которые я имею в виду, не существует.

Даже сочувственно настроенным слушателям все это, полагаю, может показаться легким бредом. Так вот: это не бред. Это и экономически вполне оправдано. Книга стихов, отпечатанная тиражом в два с половиной миллиона экземпляров и продающаяся, скажем, за два доллара, в конечном счете принесет больше дохода, чем десятитысячный тираж той же книги по двадцать долларов за штуку. Конечно, может возникнуть проблема со складскими помещениями, но тогда вы будете вынуждены распространять книги на всех необъятных просторах страны. Более того, если бы правительство признало, что комплектование личной библиотеки не менее важно для внутренней жизни, чем деловые обеды - для общественной, можно было бы ввести налоговые льготы для тех, кто читает, пишет или издает стихи. Основной ущерб при этом понесут, конечно, бразильские джунгли. Но я убежден, что если бы дерево могло выбирать, чем ему стать - книгой стихов или пачкой ведомственных циркуляров, - оно, скорее всего, предпочло бы книгу стихов.
У книги - огромный радиус действия. Избыточность в вопросах культуры - это не один из возможных стратегических вариантов, а необходимость, ибо концепция "целевой" аудитории в сфере культуры равнозначна поражению, сколь бы точен ни был прицел. Поэтому мне кажется вполне логичным предположить - хотя я и не совсем ясно представляю себе, к кому именно в данный момент обращаюсь, - что сегодня, с появлением новой недорогой техники, возникла отчетливая возможность превратить Америку в просвещенную демократию. И я думаю, этой возможностью необходимо воспользоваться, не дожижаясь, пока на смену грамотности придет видеотизм.

Я рекомендую начать с поэзии - не только потому, что это было бы созвучно развитию нашей цивилизации, - песня родилась раньше, чем рассказ, - но и потому, что её дешевле издавать. Выпуск дюжины книг стал бы вполне пристойным началом. В среднем в книжном шкафу у любителей поэзии стоит, полагаю, от тридцати до пятидесяти сборников разных авторов. Половину из них можно уместить на одной полке, на камине или, в крайнем случае, на подоконнике в каждом американском доме. Стоимость дюжины недорогих поэтических сборников, даже при сегодняшних ценах, составит максимум четверть цены телевизора. Причина того, что ничего подобного не предпринимается, заключается не в отсутствии у широкой публики интереса к поэзии, а чуть ли не в полной невозможности этот интерес пробудить, то есть в отсутствии достаточного количества поэтических книг.
По моему убеждению, книги следует доставлять к дверям каждого дома, как электричество или как молоко в Англии: они должны рассматриваться как коммунальные услуги, и стоимость их, соответственно, должна быть минимальной. Если это трудно огранизовать, поэзию можно продавать в аптеках (не в последнюю очередь по той причине, что она могла бы сократить расходы на психоаналитиков). И, как минимум, антология американской поэзии должна лежать в тумбочке в каждом номере каждого мотеля, рядом с Библией, которая, уж конечно, не станет возражать против такого соседства - не возражает же она против соседства с телефонным справочником!

Всё это осуществимо, особенно в Америке. Ибо, помимо всего прочего, американская поэзия - это величайшее национальное достояние. Иногда какие-то вещи легче заметить постороннему. Это одна из них, и посторонний в данном случае - я...
Количество стихов, которое было создано на здешних берегах за последние полтора века, намного превосходит результаты аналогичной литературной деятельности в любой другой стране...".
         (И.А. Бродский / "Нескромное предложение").
 

Последние слова Иосифа Бродского, как и многие другие, можно воспринять как пощечину России - "матери Поэтов". Но и по праву нам пусть достанется от Поэта, исходя из "культурной политики", как и в деле книгоиздательств, в современной России, которая, необходимо честно признать, является "политикой" духовного самоубийства нации. Вам нужны доказательства, господа "пилитики" и издатели?.. Так вот я вам скажу, что история повторяется, имеет тенденцию к повторению; и то, что есть сейчас в современной России, многое чем напоминает мне то, что было и сто лет назад в царской России. Но сопоставление этого факта для современной России равнозначно гибели, исчезновению, как единой нации. Но нужно честно и прямо смотреть в глаза истории и жизни. Ибо судьба жизни В.В. Розанова, как и судьба его произведений, Есть свидетельство нескончаемого трагизма в русской истории... Например, вот страшные факты из жизни писателя:

"...Ему оставалось жить несколько месяцев. Последняя  изданная при его жизни книга - "Апокалипсис нашего времени" - оборвалась на десятом выпуске. Времена были трудные, голодные. Печататься становилось все сложнее и сложнее. А тут еще сдвоенный шестой-седьмой номер "Апокалипсиса" был конфискован тотчас по выходе в свет. Как жить и работать дальше, как прокормить семью?
Последняя надежда - Максим Горький, с которым Розанов когда-то переписывался, доставал и слал ему на Капри нужные книги. И вот он садится писать письмо Горькому - моление о помощи: "Максимушка... У меня же 20 книг, но "не идут", какая-то забастовка книготорговцев. Максимушка, чтО же делать, чтобы "шли"... Я не понимаю, ни как жить, ни как быть. Гибну, гибну, гибну...".
Чтобы помочь Розанову выжить, Горький обратился за деньгами к Ф. Шаляпину. Шаляпин деньги прислал, однако было уже поздно. "Спасибо за деньги, - писал ему Горький, - но В.В. Розанов умер...".
Он умер в Сергиевом Посаде близ Троице-Сергиевой лавры 23 января 1919 года...
...похоронили Розанова рядом с могилой К.Н. Леонтьева (1831-1891), близкого по духу ему человека, с которым он много переписывался в последний год жизни Леонтьева. В 1923 году кладбище при Черниговском ските было срыто и, несмотря на официальную охранительную грамоту от Реставрационных мастерских Москвы, могилы К.Н. Леонтьева и В.В. Розанова уничтожены. Черный гранитный памятник Леонтьеву разбит в куски, а крест на могиле Розанова сожжен. На нем была надпись, выбранная из Псалтири П.А. Флоренским: "Праведны и истинны пути Твои, Господи!"..." (А. Николюкин).

"Россия - страна парадоксов", ибо надпись эта на кресте над могилой Розанова абсолютно несовместима с тем злодеянием и надругательством, что сотворили "нелюди" над могилами людей. Но происходит это потому и оттого, по причине отсутствия чего и говорит Иосиф Бродский, ибо отсутствие развития и распространения Культуры приводит к страшным катаклизмам и катастрофам, губительным для людей. Игнорирование духовного алкания и жажды народа, как и его духовного воспитания, оборачивается гибелью народа. И поэзия есть один из источников воспитания вкуса и выработки духа народа, но именно и этот источник стараются в России иссушить и заглушить навсегда, внушая нам, что мы уже давно мертвы...

В свою очередь, я задаюсь вопросом: а возможно ли в современной России совместить эти две противоположные Точки Зрения? Скажут: "а разве они уже не совмещены? в сегодняшней России есть книги дорогие, и есть дешевые".
 Конечно, но это "совмещение" не пропорционально по всей территории России. Если взгляд Розанова на книгу консервативен, то Бродского - демократичен. Но в сегодняшней России нет пропорционального совмещения-сочетания, ибо если, например, в Москве (где и сосредоточены почти все книгоиздательства) цены на книги демократические, то в провинции на те же книги цены консервативные, если же еще учесть, что уровень жизни людей и зар.плата в Москве консервативные, то в провинции, мягко говоря, "демократичные".
Вот в этом, Россия, действительно, - "страна-друг парадоксов", как и "умом Россию не понять"... Но понять нужно, жизненно необходимо, и чем раньше, тем лучше...
Почему я взялся за эту тему?.. Мне одинаково близки как взгляд Розанова, так и взгляд Бродского на проблему издания книг и соотношения трех: автора-издателя-читателя... Но, как для читателя и любителя книг, точка зрения Бродского мне намного ближе и видится вернее и целесообразнее по многим отношениям и доводам, какие привел сам Поэт. И самый главный из них это духовное развитие и Возрождение народа русского, нации, если взгляд Бродского, конечно, применить касательно проблемам в современной России. И, по-моему, взгляд Бродского, касательно России, нельзя, да и преступно просто, назвать утопическим или бредовым, ибо взгляд этот есть взгляд профетический и вполне осуществимый, было бы желание и воля для осуществления, как и взгляд Розанова по-своему профетичен и правдив, исходя из изживания зла, прохождения через зло, в пути России. Но мы никак не хотим учиться вИдеть трагизм опыта в своем историческом пути, ибо, по слову С.Л. Франка, трагизм имеет смысл лишь в его преодолении, в выходе за его пределы... 

И у меня есть много вопросов, как и размышлений на заданную проблему, но я хотел бы услышать: есть ли у кого ответы-советы?.. 


                (5 августа 2013г.)