Сюсюлятина плесневидная

Августовское утро золотилось на всём: на листьях и ещё не добравших сахаристой зрелости плодах яблонь и слив, на чёрно-бордовых и оранжевых гладиолусах, изогнутых от неглубокой посадки, на сочной траве, покрытой искрящимся бисером росы, на крыльях ласточек, рассевшихся на проводах и щебетавших каким-то особым, счастьеутверждающим щебетом…
Иван Васильевич и Любовь Степановна Арапниковы встречали новый день. Он смотрел в окно, рассуждая как лучше, удобнее делать половые лаги из брёвен, аккуратно сложенных возле банного сруба… она – варила внукам кашу на свежем молоке, внуки, по обыкновению, безудержно бесились в своей комнате, время от времени выбегая сюда на кухню – в таком случае происходила какая-нибудь незадача: то помойное ведро опрокинут, то лавку зацепят, то клеёнку сдёрнут со стола…
- Эх, я вот сейчас ремень возьму!.. – гневался Иван Васильевич, хватаясь за свой старый солдатский ремень, потрескавшийся от времени, но с неизменно начищенной, подобно золотой медали за «доблесть и отвагу», бляхой.
- Ваня, Ваня, Ваня, нельзя так – это же дети, с ними надо по-хорошему, по-доброму, ласково…
- А если они не понимают… это не дети, это сущие бесы – десять раз им уже сказал «уймитесь» - ноль внимания… У нас так не было, Люба – отец сказал, всё – замри и делай как сказано…
- Сейчас время другое… люди другие…
- Ну что ты оправдываешь, что ты всё оправдываешь… посмотри на себя – они же из тебя всю кровь выпили…
- Всё, каша готова, садимся за стол… Ваня, тебе творожку с сахаром намешать?..
- Не знаю, как хочешь…
- Ребята, завтракать!.. Ребята, слышите, завтракать!.. Мальчики, Витя, Паша, живо за стол!..
Но дети продолжали делать свой «бизнес», будто взрослые обращались не к ним.
Иван Васильевич махнул рукой, затеплил лампадку и стал громко читать молитву: «Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя Твое, да придет царствие Твое, да будет воля Твоя…». Любовь Степановна поймала внуков и за руки подвела к столу…
- Фу, опять эта каша… - конючливо прогундел старший. – Не буду…
- Я тозе ни будю… - поддержал младший.
 Иван Васильевич повысил голос, и молитва зазвучала угрожающе:
- …Господи помилуй! Господи помилуй! Господи помилуй! Благослови еду и питие, рабам твоим, молитв ради Пречистые Твоея Матери, преподобных и богоносных отец наших и всех святых, аминь. – благословил стол и, зависнув над внуками, отвесил каждому подзатыльник, оба скривились, но не захныкали. – Ещё раз молитву перебьёте – уши пооборву!..
Воцарилась тишина, сели за стол, застучали ложки о тарелки. Иван Васильевич перекрестился на образа и заговорил.
- Виктор, ты уже в третий класс пойдёшь… я в твоём возрасте…
В этот момент послышался сигнал клаксона.
- Ура, папка приехал!.. – дети повскакивали с мест и побежали на улицу.
- Ну вот, пожалуйста… сюсюлятина пожаловала… а я думаю, к чему мне козлорогий сатир приснился, весь в бусах и стразах… даже рога и копыта… и представляешь, хвост подымет, а там задница губной помадой намазана… тьфу!..
- Какие жуткие сны тебе снятся… а я сплю без снов, без мыслей…
- Знать достигла в меру святости…
- Ваня, прошу тебя, держись в руках…
- Постараюсь… - он подошёл к буфету, налил полстакана водки и залпом осушил. – Пойду, открою им ворота и сразу за дело – не могу я на это гадство смотреть…

Он открыл ворота, приветственно махнул рукой и пошёл в сарай… взял рубанок, установил на чурбаки подходящее бревно и стал выводить плоскость под доски… Пахло сухой сосной, мощный рубанок отточенными накануне ножами брал древесину легко и задорно-певуче…

В распахнутые ворота мягко въехал белый «шевроле»…
- Уля, папоцка плиехаль! – сюсюкающее лебезили распаясовшиеся дети.
- И бабуська Лера… - так же сюсюкая, из машины вышла дама лет пятидесяти семи. На ней было лимонной желтизны с синими пальмами летнее платье, соломенная шляпа, с кружевами и атласными незабудками на широких полях, и солнечные очки: с голубыми в розовой оправе стёклами…
- Папка, привет… - крикнула вдогонку отцу дочь…
- Привет! Потом поговорим… - повернувшись в пол оборота, ответил Иван Васильевич дочери, подходя уже к сараю…   

Ласточки взмыли в небеса. Валерия Аркадьевна щебетала без умолку:
- Витецка, Пасецка, а я вам молёзеное пливезьля и вась любимий тольтик «птитье молётько»…
- Уля!..
- Пап, а ты пливёз нам тлансфольмели и мылные пузыли?
- Пливёз мои далягие, как обесяль… папка сьлёво дельзит… и зьмея воздусьнава пливёзь…
- Тьфу! – громко сплюнул Иван Васильевич и нажал пусковую кнопку рубанка…

Любовь Степановна тоже вышла встретить гостей. Валерия Аркадьевна расплылась в зефирной улыбке и, раскинув для объятий руки, пошла на встречу…
- Ой, Любонька, дорогая, как я рада тебя видеть… мца, мца, мца… А ты неважно выглядишь: глаза ввалились, лицо серое… ты верно плохо питаешься… так нельзя – надо хорошо питаться, отдыхать надо… и масочки овощные на лицо – обязательно… если мы сами себя любить не будем, кто нас полюбит…

Утро плавно переходило в день. Припекало. По тропинкам бегали трясогуски, что-то находя в щетине скошенной травы, на брёвна садились и вспархивали бабочки и стрекозы, словно интересовались ходом работы… Иван Васильевич, установил новое бревно и пустил рубанок по сучковатой «целине»… Зять, в белых шортах и домашних тапочках прогуливался по участку, нюхая цветы и лакомясь крупной, сладкой малиной…
- Хороший денёк, не правда ли? – перекрикивая рубанок, заметил тестю зять. Тот молча, не останавливая дела, кивнул головой. Зять похлопал ладошкой по бревну. – А почему бревно, а не брус?..
Иван Васильевич почувствовал раздражение – он творчески сосредоточен на деле, а какие-то полуголые пижоны ему задают праздные вопросы…
- Бревно крепче… да и бруса нет…
- Не вопрос – поедем и купим – деньги есть, лесопилка в двух шагах… не бережёте вы себя, не бережёте…
- Ишь ты, «деньги есть»… А бревно куда девать?..
- На дрова…
- На дрова?!. Ты посмотри какое дерево… я его зимой брал… - раздражение переходило в гнев, но он не успел договорить и под занавес вбить пару острых гвоздей в эту «легкомысленную головку» - на крыльцо вышла Любовь Степановна и позвала:
- Ваня, Рома, идите завтракать!..

Иван Васильевич ещё раз, для приезжих, прочитал молитвы и благословил стол. Дети заканючили:
- Я с папкой сядю и с бабуськой Лелой…
- И я тозе…
- Нет, лебятки, так не полутитьтя – один сядит мезду мной и папотькой, а длугой мезду папотькой и мамотькой…
- Нее-ет, я так не хатю…
- А я хатю…
Иван Васильевич, играя желваками, подошёл к буфету и принял ещё полстакана водки – иначе терпеть было невыносимо…
Кое-как договорились, расселись…
- А я касу не буду…
- И я не буду…
- Ах, вы мои сьлядкие… не хотите каску, ну и лядно – я вам тволёзёк сёколядный пливезля, и вкусняську – будете?
- Бедем…
- Вкусьняську будем…
«Каша на свежем молоке, творог свой, нежный-нежный, сметана, как мёд сладкая – не хотят, не любят, а химические творожки подавай… дурдом…» - едва сдерживая себя, думал Иван Васильевич.

- Пледставляете, я только втеля как из евлёпы… - продолжала щебетать Валерия Аркадьевна. Иван Васильевич расхохотался:
- Где-где вы были, в евлёпе? – аха-ха-ха-ха-ха… Вы с кем уже разговариваете – с детьми или со взрослыми?
- Простите – не переключилась… Да – в Европе… Дания, Франция, Швеция… представляете, везде толерантность и демократия, всё цветёт, все друг другу улыбаются… а какие дороги… не то, что у нас – через пень колода – Ромочка не успевает подвески менять…
- Да, мама права – дороги у нас отвратительные – машину только купил, а уже пробил два амортизатора…
- Дороги у нас действительно неважные… - Иван Васильевич вытер слёзы смеха. – Но так гонять, как ты, Рома, гоняешь никаких подвесок не напосёшься…
- Да, я люблю быструю езду, а какой русский не любит?.. – улыбнулся зять, находя в словах тестя лестные нотки.
- Тоже мне Шумахер… ну и меняй тогда подвески молча…
Зять потупился в тарелку. В наступившей тишине было слышно, как вокруг люстры носится здоровенная муха…
- Ладно, Бог с ними, с этими дорогами и подвесками… вы мне вот что скажите, почему вы с детьми так разговариваете?.. почему не просто, по человечески, а всё с какими-то гламурными, слащавыми ужимочками…
- У нас в семье так принято – это проявление любви и ласки… что в этом плохого?.. в Европе, и во всём цивилизованном мире права детей защищены…
- А то плохо, что вы их расхристываете, раскиселяете, распаясываете, таким образом – они, по вашей милости пределов не знают, и не хотят знать – зови не дозовёшься… вы же красуетесь перед ними, как перед зеркалом – вот, мол, какие мы современные, психологичные и педагогичные – всё им позволяете, играете ими… да вы и не играете даже, а заигрываете – по дешёвке скупаете их расположение – а всё это от того, что не хотите над собой работать – они вас копируют, перенимают всё от вас и вам это льстит… а нам тут после вашего отъезда – каторга… Посмотрите, какой синяк у Любы на руке… хотите знать отчего?
- Ваня, не надо… – Любовь Степановна покраснела и от неловкости искала куда деть глаза.
- Нет, Люба, надо, а то они понадели розовых очков и думают, счастье кругом от них… Так вот, этот синячище у Любы на руке от того, что она сделала замечание старшему, который махал палкой перед лицом младшего – так он её, бабушку свою, которая кормит его, задницу ему подтирает и сказки рассказывает, этой палкой… нормально?.. и знаете, что он ответил? – погодите, говорит, я вам тут ещё устрою… А теперь посмотрите на их красно-синие уши и спросите у них, отчего такие уши… - дети исподлобья, дерзко смотрели на деда, чувствуя себя между бабушкой Лерой и папой Ромой вполне безопасно… - Я отвечу вам и на этот вопрос – это я им так уши надрал… и ещё таких подзатыльников навешал, что они бегали от меня по всему периметру забора – калитку не могли отыскать…
- По голове бить нельзя… вы что себе позволяете?..
- А вы занимайтесь с ними, как следует… но вы же не хотите – вы же ещё себя не налюбились – евлёпа, афлика, афстлалия… - он передразнил, но сам уже не улыбался. – Что будете делать, когда из них вырастут педофилы и педерасты, и оголив задницы, и размалевав себя под чертей пойдут гейпарадом по Красной площади?..
- Ну, это уже чересчур…
- Нет, дорогой мой, не чересчур – в самый раз… и я знаю, что вы будете делать – защищать их права – как же, это ваши кровинушки… будете говорить, что это у них болезнь такая особенная, а больных, мол, надо лечить, а не наказывать… болезнь – вирус – а кто им вводит эту заразу? – вы – и называется она «сюсюлятина плесневидная»…
- А вы зато пьёте… - зять пытался защищаться.
- А ты видел меня пьяным?.. – зять молчал. – Не видел… а почему? – да потому, что я не пью, а выпиваю, и выпиваю только для того, чтобы смягчить себя перед вами… Если бы я пил, и была бы моя воля, я бы всех этих истов и филов, всю эту мерзоту пакостную разом бы вылечил – взял бы нагайку, привязал на конец гирьку и стегал бы до тех пор, пока мужики не стали бы мужиками, а бабы бабами…
- Это фашизм!.. вы понимаете, что это фашизм?!. а ещё православным себя считаете, в церковь ходите…
- Да что бы ты понимал в Православии, сюсюлятина…
Зять вскочил, не найдя слов, развёл руками и выбежал из дома…
- Ваня, я же просила тебя…
- Ничего, Любушка, пусть погорюет – для мозгов полезно…


06.08.13
13:28