Мы стали жить лучше

               

Мы стали лучше жить, и в городе появились преступники. Вначале преступность была незначительной, и о ней люди почти ничего не знали. Но она росла, и стала во весь голос объявлять о себе. Члены преступных организаций стали называть себя бандой «Черная кошка». Почему черная кошка, а не иной масти, мне неизвестно, как неизвестно, были ли между собой связаны преступные организации, носившие одноименные названия? Не было ни одного города, где бы ни существовала своя «Черная кошка». Появилась такая и в нашем городе. Они оставляли на стенах зданий и на дверях ограбленных квартир свои знаки в виде изображения силуэта кошки. О «Черной кошке» теперь говорили повсюду охотно и много. С наступлением темноты становилось опасным передвижение по улицам города. Особенно опасными стали улицы, расположенные в районе рыбоконсервного завода. И этому было объяснение: там не было жилых зданий, там никто не мог прийти на помощь к подвергнувшемуся насилию. Каждый новый день приносил  подробности об очередных ограблениях. Не верить этому мы не могли, так как наша квартира тоже была ограблена. О нем я узнал, услышав крик и плачь матери. Это было ранним майским утром, когда мы все еще крепко спали. Отец, по привычке, встал рано, чтобы покурить. Потянулся к карману брюк, оставленных им на спинке кровати перед тем, как лечь спать, но брюк там не оказалось. Полагая, что он мог их оставить в соседней комнате, где спали я и брат, он вошел в нее и увидел распахнутую дверцу шифоньера. Внимание его привлек и край занавески, раскачиваемый ветром. Отодвинув ее в сторону, отец увидел, что стекло в квадрате рамы отсутствует. А под окном из штучного ракушечника были сооружены ступеньки, облегчающие подъем к окнам, высоко расположенным от земли. Отец спокойно, словно ограбление для нас было обыденным явлением, сказал: «Таля, кажется, у нас побывали воры!» Это и вызвало бурную реакцию матери, поднявшей на ноги всю нашу семью. Стали подсчитывать убытки. Оказалось, что вещей, принадлежавших матери, никто не тронул. Исключение составила ее меховая шуба. Зато вся мужская одежда была похищена. Мы остались в майках и трусах. Правда, у отца была еще возможность натянуть на себя брюки и рубашку, постиранные и высушенные матерью. Они висели на кухне, куда грабители не потрудились заглянуть. Мать закатила истерическую сцену, из которой было ясно, что вся вина в происшедшем лежит на отце. Это его беспечность привела к несчастью. Если бы он послушался ее, да закрывал бы окна рамами изнутри, ничего бы не случилось. Отец говорил ей успокаивающе: «Перестань, мы с тобой уже много раз теряли все и вновь наживали! Ты радуйся тому, что мы не проснулись во время ограбления – это могло стоить нам жизни. Мать не успокаивалась. Отец взял под отчет на работе семьсот рублей, повел мать в винный погребок, откуда она пришла пьяненькой и умиротворенной. Нам не  в чем было идти в школу. Помогли соседи, дав поношенную одежду. Помогла милиция, выписав нам форменные милицейские кители и брюки из темно-синей диагонали.
Через день отец нашел на вещевом рынке свои брюки, которые продавала перекупщица. Оперуполномоченный угрозыска Зайцев через перекупщицу вышел на одного из преступников. Но, лучше бы этого не случилось. Зайцев задержал грабителя на станции Керчь-I. Им была допущена ошибка: задерживая преступника, он не обыскал его. Приведя задержанного в кабинет дежурного по станции, он стал вести протокол задержания. Преступник выхватил «парабеллум» и убил Зайцева выстрелом в голову. Дежурный по станции нырнул под стол. Преступник не стал стрелять в него, вышел из здания вокзала и скрылся.
С отменой карточной системы у нас повсеместно исчезли «черные кошки». Они стали только достоянием кино о преступниках.
Говоря о милиции, я не могу не вернуться к уникальному зданию на ул. Ленина дом № 8, никогда не предназначавшемуся для размещения силовых структур, но почему-то только этому и служившее. Сколько криков и мучительных стонов слышали стены этого здания и подвалов! Часто, чаще,  чем он этого заслуживает, произносятся обличительные речи в адрес Сталина и его окружения. Я не собираюсь обелять его действия, поскольку сам, с восторгом облегчения, воспринял весть о его смерти, но оперировать голословно цифрами в десятки миллионов жертв террора и бессовестно, и преступно. Да, можно было ни за что, ни про что, попасть в исправительные лагеря, Это правда. А разве сегодня не страдают по много лет в тюрьмах невинные?  Писать о том, что по улицам наших городов разъезжали черные машины и вылавливали подозрительных людей – полная чушь!  Были открытые, были закрытые судебные процессы, были показательные процессы над изменниками Родины, были наговоры и оговоры. Но я не знаю никого среди родственников, близких мне людей,  да и просто хороших знакомых, кто бы подвергся незаслуженно репрессиям – а это, все же, сотни и тысячи людей… Такого бесправия, в котором я нахожусь в так называемой демократической стране, еще никогда не было. Мы жили во времена Сталина полнокровной жизнью, много читали, пели, плясали. Мы посещали зрелищные мероприятия, театры, стадионы, Мы ездили по всей стране в период отпусков. Никто не проверял наши документы, никто не заглядывал в наши чемоданы и сумки. Были у нас застолья, с ломящимися от тяжести яств и напитков столами. Прочитайте только книгу «О вкусной и здоровой пище», изданной в те времена, и вы поймете, какой выбор продуктов имели простые советские люди. Не было среди нас нищих, не было бомжей. Улицы городов были ярко освещены. Сияющие витрины содержали в открытом виде всевозможные товары, и не было на них решеток. Мы не слышали о стальных дверях. Не опасались мы, открывая двери перед незнакомым человеком. Было бесплатное санаторное и курортное лечение. Было бесплатное высшее образование с выплатой успевающим стипендии, в количестве, достаточном, чтобы жить без поддержки родных. Были у нас и смерть от голода, были недостатки. Но было и изобилие товаров, и ежегодное снижение цен на продовольственные и промышленные товары.  Все это было при Сталине, только надо все расставлять правильно во временном пространстве, а не сваливать все до кучи. И не следует представлять нас  запуганными, затравленными, а главное глупыми. Будь все иначе, не победить бы нам фашистскую Германию, не отменить раньше всех в Европе карточную систему, не восстановить огромных разрушений и не сделать страну такой, которую боялись и США, и вся Западная Европа в  целом. При Сталине нас уважали во всем мире. Попробовали бы поступать с нашими людьми за рубежом так, как поступают с нами сейчас! Рука Сталина достала бы тех, кто не уважал законы.