Ворон

Ворон черным монолитом все сидит там, все видит там,
Продолжая мою душу взглядом демона сверлить.
Силуэт зловещей птицы тенью пал на половицы.
На душу та тень ложится, и ее не победить.
Нет, душа моя не сможет власть той тени победить.
Никогда тому не быть!   / Эдгар Алан По.
Всадник рассмеялся и в огонь швырнул меня




За окном автомобиля лес, будто сорвавшийся с катушек, уносился назад в тартар вчерашнего дня,  на свалку жизни. Будущее, упакованное в два – три выходных дня, расстилалось перед Звягинцевым девственным зеленым горизонтом. Однако, и в этом  пространстве по обе стороны дороги ему мерещилось, как крутят свои диски счетчики, оттягивают тяжелые мерные гири пружинные механизмы часов и трещат тревожными очередями телефонные звонки. Пространства, вокруг него, стремительно сгущались.
К нему навязчиво возвращались мысли о потерянных деньгах. Оборудование лаборатории, на сумму около четырех с половиной миллионов евро, расползлось по склону западной бровки шельфа Баренцева моря. Около двух месяцев, провел Звягинцев в Мурманске, пытаясь выправить ситуацию. Но все выстраивалось против него так, словно за происходящим стоял и направлял силы некий могущественный противник. Страховая компания исчезла. Удивительным образом пропал друг и помощник Звягинцева, который занимался страховкой. Даже то, как произошла гибель судна, не удалось выяснить до конца однозначно.
 Аренда снятых под пропавшее оборудование площадей, выпотрошила все активы фирмы. Крах надвигался неотвратимо.
Горькие мысли подхлестывали его ехать быстрее и, вот, замерцали сквозь ветви столетних елей яркие серебряные блики на поверхности знакомого озера. Плавно и уютно вынырнула из-за поворота деревенька. Звягинцев нетерпеливо посигналил возле ворот и те гостеприимно распахнулись. Его, улыбаясь, встречал усатый молдаванин Корен.
«Любопытно, какие проблемы у него случаются в жизни…»- Подумалось Звягинцеву и он, с некоторой завистью, посмотрел на этого здоровяка в джинсах, подвязанных на прибывающей талии бельевой веревкой.
Он въехал во двор, вылез из машины и, переодевшись, направился к озеру.
Вечерело, когда он закончил чистить свой «Зауэр».  Звягинцев убрал карабин в чехол, заранее приготовил и положил в холодильник контейнер с едой, чтобы утром уехать в лес, не теряя драгоценного времени и улегся под окном на летней веранде. Из приоткрытого оконца успокоительно проливались на лицо прохладные, травяные ароматы и до утра не умолкала птичья всенощная. Если бы только вся эта благодать помогла ему ненадолго забыться, если бы только…
На следующее утро, чуть свет, он уже петлял по, заросшей кустарником, лесной дороге. Через полчаса езды, дороги вовсе не стало. Зато по приметам, Звягинцев узнал свои места, и, с последним усилием, пробив мелкий ольшанник,  выкатился на берег лесного озера. Озеро, никем не беспокоемое,  развалилось во мхах, кое-где почесывая бока о песчаные плесы и редкие крупные валуны. С приходом постороннего, оно встрепенулось и зарябило.
Звягинцев неторопливо разложил на траве и накачал лодку, затем сел в нее и стал быстро грести короткими веслами к середине озера.
Там он не торопясь нанизал на крючки заготовленных и привезенных карасиков и опустил в воду два десятка жерлиц.
После этого, вновь вернулся на берег и разжег костер. Только здесь и теперь, он почувствовал некоторое облегчение. В ожидавшей его участи ничего не изменилось, но в его отношении к грядущим неприятностям возникла целительная отстраненность.
Перекусив, он вынул из чехла карабин, и уже скоро, его худощавая фигура замелькала среди валунов, на противоположной стороне озера.
Звягинцев затянул потуже спадающий патронташ и направился вдоль речки, впадающей в озеро. Он знал, что там, в полутора километрах выше по течению, река образует разлив,  на котором часто останавливаются утки и гуси. Берег речушки  зарос густым кустарником, и он решил обойти трудный участок лесом. Стоило Звягинцеву чуть отклониться от курса, как он почувствовал необыкновенное волнение. Он обернулся и, вдруг, совершенно не узнал прежнего леса. Вместо веселых молодых елочек, повсюду густо сплетались бурые заросли неизвестного кустарника. Он попытался пробиться через кусты, но им конца не было, и тогда, Звягинцев решил вернуться и продолжить путь к реке лесом, в надежде обойти неожиданное препятствие. Солнце скрылось, и вместо солнечной, яркой, игривой светотени по земле расползлась унылая серая мгла. Солнечное утро кануло в какую-то дыру. Поднялся ветер. Звягинцев понял, что заблудился и решил возвращаться по своим следам. В результате, он оказался в буреломе, где вряд ли кто-нибудь бывал, кроме него, за последние годы. Тропинок вовсе не было. Все пространство между деревьями, искореженное извилистыми оврагами, поросло чертополохом и иван-чаем. Через час и вовсе разверзлись хляби небесные. Косой дождь, разогнанный ветром, сек лицо и прокрадывался к телу.
В полной растерянности, он прокружил по лесу до самого вечера, при этом залезал дважды в топкие трясины, из которых с трудом потом выбирался. Темнота стала сгущаться. При нем не было ни спичек, ни зажигалки, все осталось там, на берегу озера. В темноте, в лесу, вполне можно было оказаться жертвой хищников. Поэтому, Звягинцев подыскал  для ночлега невысокую кряжистую сосну, на которую было удобно взобраться, и которая представляло своими мощными ветвями неплохое место для ночевки. Устроившись между надежных, крепких ветвей, он просунул руку в петлю ремня, другой конец которого привязал к верхнему суку, подстраховав себя, от внезапного падения. От перенесенных переживаний, дождя и долгих поисков, уставший и промокший, он мгновенно уснул.
Во сне опять вернулись к нему события из недавно пережитого прошлого. Вновь и вновь, до полного изнурения, он принимался растолковывать людям Комова, банкира, предоставившего кредит, все те, невероятные события, что произошли с  ним и его кораблем. Он объяснял нелепость произошедшего и просил одного, отсрочки платежа. Лица комовских  головорезов скалили волчьи пасти. Они смыкались вокруг него в одну клокочущую злобную массу из челюстей, когтей и змеиных колец…
Звягинцев сильно вздрогнул всем телом и проснулся. Он не сразу сообразил, где находится. В окружающей тьме, можно было с трудом уловить очертания деревьев. Рука в петле затекла. Он высвободил ее и теперь, поморщившись, терпел боль от прилива крови.
Вдруг, справа от него, между деревьев вспыхнула светлая точка. «Костер!» - Обрадованно подумал он, и, в подтверждение догадки увидел, как от белой звездочки пунктиром поднялись к небу красные искры.
Через некоторое время, оказавшись на месте, Звягинцев удивился, прежде всего, тому, что так близко от него оказался берег незнакомого озера. Он не дошел до него всего лишь сотню метров.
Костер горел возле самой воды, но никого возле него не было. Только старая хозяйственная сумка, до верху заполненная травами, стояла прислоненная к наполовину вросшему в землю стволу поваленной осины.
Звягинцев положил на траву карабин, бросил туда же и патронташ и протянул озябшие от ночной прохлады руки к огню.
-Потерялись?- От тихо произнесенного вопроса, он вздрогнул, отчетливо, всеми мышцами тела. Тем не менее, оборачиваясь на голос, Звягинцев заставил себя улыбнуться.
Перед ним стоял, несколько сутулясь на бок старик. Высокие сапоги, ветровка, кепка в сосновых иголках, все было в старике обычно для леса, вот только лицо незнакомца поразило Звягинцева. Собственно не столько лицо, потому что две трети его были скрыты седой бородой, сколько глаза, в резном окладе морщин астрономических лет. Это были глаза, проницающие насквозь и, одновременно, прощающие и глупость  и грех. Они принимали и прощали даже то, чего еще не совершил и относительно чего, еще не имеешь ни малейших помыслов. Эти мысли пронеслись в голове Звягинцева, человека, привыкшего мыслить совершенно иными категориями, с удивительной ясностью.
-Здесь часто теряются. Лесок такой здешний, не дружный.
Старик перевел взгляд на огонь и присел на поваленный ствол.
Звягинцев хотел было представиться, но, почему то, передумал и уселся напротив.
-Вы рыбачите здесь?- Он учтиво посмотрел на старика. Тот сидел, не меняя положения, и продолжал смотреть на огонь.
-Нет, не рыбачу. Травку в лесу запасаю.- Ответ был довольно необычный.
-Собираете травы, ночью!?- Удивился Звягинцев, не переставая изучающе глядеть на собеседника. В этот момент старик повернул голову и вновь взгляд его заструился сквозь собеседника рентгеновскими лучами.
-Всякой травке, свое время сбора.- Он сказал это тихо, как будто себе самому, -Вы поесть наверное хотите!? Вот котелок, там достаточно каши. Поешьте, правда, она холодная.
Звягинцев встрепенулся и, поблагодарив старика, направился к стоявшей подле молодой березке. Он вытащил из ножен мощный охотничий тесак и в несколько мощных взмахов срубил деревце. Подтащив березку к костру, он принялся обрубать ветки, чтобы соорудить опоры для поперечины и подвесить над костром котелок. Работая, он отвлекся и с улыбкой взглянул на старика. Тот отвернулся, но не сразу. Звягинцев успел заметить укоризну в глазах и сострадательные слезы. В тот же миг, ладони вспыхнули нестерпимой и небывалой прежде, жгучей болью. Он взглянул на них и увидел на ладонях свежую кровь. Вязкая и теплая, она капала с ветвей погибшего дерева, ото всюду, где на стволе зияли раны от ударов ножа, и с самого ножа, и столь сильно, что выпачкалась и намокла трава.
-Что за черт!- Звягинцев вскочил и ошеломленно уставился на старика. Тот сидел в прежней позе, смотрел на огонь и слегка покачивал головой.
Нож из руки неожиданно вывалился и упал в траву. Поднимая его, Звягинцев с удивлением увидал, что все следы кровавого наваждения вдруг исчезли. Все было как обычно. Старик сидел в прежней позе,  бережно увязывал оставшиеся ветки в аккуратные веники и поглядывал, то на огонь, то на небо. Не взглянув на своего ночного гостя он поднял котелок и протянул его Звягинцеву.
Некоторое время они просидели в напряженной тишине. Потом ощущение скованности улетучилось. Сказалась энергия этого чистого места с его природным укорененным равновесием. На Звягинцева внезапно накатило столь удушающе сильное желание выговориться перед лесным незнакомцем, перед этим странным и очевидно мудрым стариком, что он не выдержал и начал рассказывать о наболевшем. История как болезненная рвота извергалась из него, и эта процедура влекла за собой удивительно целительное успокоение сердца. Более часа он, во всех подробностях рассказывал собеседнику горькие подробности своей жизни. К его собственному удивлению, круг причастной к извержению информации оказался гораздо шире его профессиональных проблем. Отношения с Леной, женой давно запутались настолько, что и он и она уже боялись приближаться к их решению. Он списывал происходящее на свою сверхзанятость, а она просто всем сердцем ощущала одиночество и собственную ненужность, как в семье, так и в мире вообще.
Он сам не заметил, как его рассказ превратился в исповедь. Старик слушал его, не перебивая. Когда Звягинцев закончил рассказ и устало сполз на траву, положив голову на скомканную куртку, старик произнес странные слова:
-Тебе, сынок, надо к Ворону сходить. Он тебе поможет лучше всего прочего.
- А кто это, Ворон?
- Увидишь его, сразу узнаешь.
- А где искать его?
- В лесу. Недалече будет. За день и ночь дойдем, пожалуй.
- А Вам зачем это все нужно? Вся эта возня со мной?
- Никогда не уклоняйся от возможности помочь человеку. Я, ведь, этим только и живу. Я же Знахарь!
Звягинцев лежал возле тлеющих углей, смотрел в небо и удивлялся тому своему обновленному состоянию, в котором вот он, опытный предприниматель, кандидат наук собирается бросить к чертям и дорогой квадроцикл, оставшийся на озере, и намерения ехать в понедельник в Москву по поводу нового кредита. Вместо этих разумных, понятных действий, он впервые в жизни, предоставляет ситуации развертываться по сценарию некоего «Ворона», за помощью которого он собирается сутки идти по лесу с незнакомым колдуном. Через минуту, он уже спал.
……………………………………………………………………………………….

Миновало уже восемь часов пути, с небольшими остановками, когда Звягинцев, спускаясь к реке, вдруг увидел лосиху. Он укрылся за деревом и осторожно вытащил из чехла карабин. Немецкий затвор почти бесшумно загнал патрон в патронник. Звягинцев присел на корточки, осторожно высунулся из-за ствола, прицелился и выстрелил. Лосиха вскинулась, замотала огромной головой, затем осела на круп и повалилась на бок. Он возбужденно бросился к раненому животному, перепрыгивая с камня на камень, пока не приблизился к лосихе с ножом в дрожащей от волнения руке. Он собирался перерезать жертве глотку, чтобы выпустить кровь. Взгляд остановился на животном. Лосиха угасала. Пуля попала ей в глаз. Уцелевшим глазом она смотрела на своего убийцу. Взгляд то мутился, то вновь оживал, и тогда лосиха опять принималась смотреть на него изучающе, словно пытаясь запомнить и унести с собой роковой образ. Рядом, с шипением покатились камни и песок. Звягинцев не заметил, как старик приблизился. Он стоял с выражением великой скорби на лице и, шевеля губами, смотрел на умирающее животное.
-Зачем?- Он произнес только одно это слово, и этого хватило для того, чтобы в душу стрелка вновь вселился притихший донный ад и, добавившееся к нему, острое раскаяние. Теперь, когда азарт отошел, он и сам плохо понимал, зачем совершил убийство.
-Так… мясо…- Начал было он, но осекся, под пристальным взглядом знахаря.
-Послушай меня, парень.- Тихо начал старик, устало садясь на выбеленный камень.- Может и не стоит тебе к Ворону-то. Может и не отпустит он тебя? Заберет твою душу. Ворон, он Дух этого леса, а ты такие дела у него возле самого носа творишь! Не знаю, парень, не знаю…
Звягинцев на миг почувствовал действительную силу сидящего перед ним старичка. На него пахнуло таким напором чужой воли и разума, что он на миг ощутил себя беззащитным мальчишкой. И это при том, что он вооружен, минимум  вдвое моложе, и, наверняка, сильнее физически. Он освежевал тушу. Срезал мясо и, переложив его ветками с листьями, закопал. Останки лосихи он зачем-то присыпал песком. Делал все механически, то и дело опасливо поглядывая на старика. Тот сидел на камушке, опустив в раздумьях седую голову.
-Слушай, парень.- Обратился он к Звягинцеву тихим, проникновенным голосом.
-Всего того, о чем ты мне рассказывал, ты вполне заслуживаешь. И в этом твое спасение. Пока ты еще не безнадежен, я это чувствую, иначе ни за что тебя к Ворону бы не привел. Быть может, он подскажет тебе что-то, что поможет тебе прозреть. Я и сам чувствую, что не так уж ты и плох. Не от злобы в тебе жестокость эта, а от растерянности и от дури. Вас, городских слишком рано от мамкиной груди отваживают, вот и недобираете доброты. Ладно, сейчас болотце перейдем, там и Ворон. Не разговаривай с ним.  Опасно это! Пройдешь по каменной тропе до пещерки, ныряй туда и  жди. Все само собой произойдет. Так или иначе.
Звягинцев, который уже раз, поразился правильной речи старика. Когда-нибудь он непременно узнает о странном знахаре его историю. А пока оставалось лишь готовиться к странной встрече с неведомым Вороном и надеяться.

Они подошли к болотцу, за островками которого высился холм, поросший высокими соснами. Старик взял палку подлиннее и велел Звягинцеву идти за ним, след в след.
Поначалу под ногами было не очень топко, да и болотце, казалось, вот-вот закончится. Но дальше дело пошло к худшему. Они по пояс ушли в вязкую тинистую жижу. Старик упорно продвигался вперед. Он так ни разу и не обернулся, во время пути. Звягинцев устал, но не мог унизить себя нытьем перед этим человеком. Или это вовсе не человек? Он сам себе удивлялся! Как это случилось, что совершенно незнакомый старик, сумел без усилий убедить его, Звягинцева, человека известного в бизнес кругах Европы, залезть по уши в незнакомое болото в поисках некоего мистического Ворона!? И когда закончится эта проклятая тропа и появится, наконец, берег? Прошло, по меньшей мере, три часа, как они ступили в болото, а конца все не было видно!
 Вместо ответов перед ним продолжала маячить кепка провожатого, которая раздражала и бесила его. В один момент, когда он выбирался, весь мокрый и испуганный из очередного завала, Звягинцев поймал себя на мысли, что хочет убить этого человека. В нем возникло сильнейшее желание, ухватить старика за морщинистую, тонкую шею и задушить проклятого проводника. В этот момент, словно прочитав эти страшные мысли, старик впервые обернулся. Лицо его было все в зеленых бляшках тины, однако продолжало хранить спокойствие. Он улыбнулся ободряюще и произнес:
-Скоро уже, сынок. Считай, пришли. Из-за тростниковых плавней и в самом деле показался берег. Звягинцев облегченно вздохнул, отгоняя сумрачные, чужие мысли, и в этот момент он почувствовал, что тонет. Его ноги пробили ветхую травянистую опору, и трясина, с ее тысячелетней голодной хваткой, стала засасывать свою жертву, алчно и неумолимо. Он уже с головой ушел под воду, но, все еще продолжая бороться за жизнь, вдруг, поймал кистью руку, протянутую стариком. Он скинул с плеча тяжелый карабин и, ухватившись за эту руку, стал выкарабкиваться из трясины. Он тянул и тянул, пока не почувствовал, что спасен, но все еще продолжал хвататься судорожно за старика, за его одежду, не понимая, что спасаясь сам, обрекает того на смерть. Конвульсивными движениями, Звягинцев перебрался через бьющееся тело, продолжая отталкиваться от него ногами, спасая себя, и окончательно погребая старика в трясине. Наконец он выбрался на берег. Необычайно сильная дрожь волнами накатывала на него. Старик так и не появился над водой. Необыкновенная, траурная тишина окутала болото. Потом раздался отчаянный крик, перешедший в протяжный истошный вой.
Звягинцев сидел на берегу и выл по-волчьи,  обливаясь слезами. Потом впал в полное отупение. Казалось, он не видел ничего перед собой и не слышал.
Прошло довольно много времени, пока спасенный, но не спасший, пришел в себя. Он сразу заметил ту дорожку, о которой рассказывал погибший. Она была вымощена камнями и деревянными чурками. Тропинка исчезала за островерхим, каменным валуном, стеной уходящим к лепившимся сверху соснам. Звягинцев обошел стену и обомлел. За валуном тропка упиралась в основание кургана. Вершину венчали, наполовину сгоревшие от удара молнии, необъятных размеров, остовы двух сросшихся деревьев. В их основании из песчаной почвы оголенно выдавались вперед когтистые корни умерших деревьев. Но самое ошеломляющее было в общем, совокупном облике открывшейся композиции из дерева, камня и корней. Все это представлялось в образе огромной черной птицы с хищно выпущенными вперед когтями и черным, загнутым клювом. Птица грозно взирала на оробевшего Звягинцева черными пустыми глазницами отверстий в стволе. Эффект был ошеломляющим. Перед ним действительно возвышался Ворон. Старик говорил правду. Наконец он вспомнил слова своего проводника и присмотрелся к основанию чудо-птицы. В том месте, где тропка упиралась в курган, в пространстве между корнями угадывалась пещерка. Он опустил голову, чтобы оторваться от пронизывающего насквозь взгляда Ворона и медленными шагами двинулся к пещере.
Когда он, пригнувшись пролез внутрь, то прежде всего поразился той свежести в воздухе и тому тончайшему сандаловому привкусу в аромате, сочащемуся, вероятно, от корней дерева.
Пещерка была не глубокой. Когда глаза привыкли к темноте, он разглядел перед собою подобие алтаря, сложенного из блестящих черных камней. Поверх камней стояли свечи. У их оснований лежали всевозможные украшения. Здесь были кольца с камнями, золотые цепочки и, среди прочих предметов, трогательно выделялось детское копеечное колечко с пластмассовой львиной мордочкой.
Он нервным движением сорвал с пальца перстень и осторожно положил его возле детского колечка.
Через мгновение пространство вокруг Звягинцева, начало пульсировать, наподобие сердечной мышцы. С этой пульсацией в душу толчками вливалось новое ощущение властного и безбрежного покоя. С приходом этого нового состояния, сознание стало наполняться новыми мыслями и образами. Иногда в приходящих картинах звучали голоса. Он был одновременно и участником происходящего и отстраненным зрителем. Он уже не был человеком, в общепринятом смысле, но представлял собою некое поле, облако частиц, наделенных поразительной, абсолютной проницательностью, в оценке представляемых ситуаций. Звягинцев слышал и видел, как под руководством Комова, заваривается вся эта каша с кредитом. Он видел, как предает его близкий друг, которому он, совершенно прежде доверял. Видел, как вместо ценного оборудования, на чахлую ржавую посудину грузят выбракованные контейнеры с отходами. Ненависть и гнев, волной накатились и рвали на части разгоряченную голову, но постепенно эти чувства стихали и, исчезая, уступали место пронзительному чувству собственной вины и раскаяния.
Окружающие его корни засочились и с них, ему на плечи, вновь, как тогда, на берегу, стала капать густая темная жидкость. Он почувствовал, как рвется в напряженном горле тугой безнадежный узел, и вместе с рыданием нахлынувшего раскаяния из груди вырвался болезненный горький крик. Он стоял на коленях в полутемной обители Ворона, умывал плачущее лицо ладонями, полными льющей сверху праведной крови и кричал, кричал... Казалось, с этим криком из него выходила накопленная за долгие годы мерзость, которой он доселе добровольно предоставлял обиталище. Наконец, как завершающий аккорд, предстали ему три последних карты. Три убийства, совершенные им только-только.
Мертвое дерево склонило к нему свои кудрявые беззащитные ветви. Убитая лосиха приподняла красивую большую голову и пристально посмотрела на него бездонным уцелевшим глазом. И, наконец, перед ним предстало светлое, привнтливое лицо старика, его спутника и проводника… Звягинцев покачнулся и упал на земляной пол, раскинув руки. Сознание покинуло его.
…………………………………………………………………………………………………….
Он открыл глаза, и увидел звездное небо, которое по восточному краю уже окрасилось молочной, бледной пленкой первых лучей восхода. Звягинцев разом вспомнил, что с ним произошло и сел. Возле него, в костерке горело в углях поленце. Слабо шелестело прибоем знакомое озеро. Вдруг из темноты стала появляться бордовая фигура человека. Он узнал его:
-Вы! - Воскликнул Звягинцев. - Но почему!? Откуда же!?- Голова опять пошла кругом, отказываясь понимать и принимать происходящее.
-Так, по нужде отходил. Что с вами, голубчик. - Знахарь выглядел через-чур озабоченным для призрака.
-Вы выжили?
-А я вроде помирать и не собирался!
-А болото, ворон, лосиха!
-Это все сны нам голову морочат. Успокойтесь и выпейте чаю.
Звягинцев радостно вскочил, засуетился вокруг котелка и при этом несколько раз дотронулся до старика, желая удостовериться, что тот ему не мерещится.
-Так мы с Вами пойдем... к Ворону утром?- Тихо, с замиранием спросил он.
-К какому такому Ворону? - Старик смотрел на обалдевшего в конец парня с лукавой улыбкой. - Вы меня про Медвежье озеро вчера расспрашивали. Так вот, вам на ту сопочку надо ориентироваться. - Старик указал направление. – Слева от нее держитесь и на озеро выйдите. Это не далеко.
Звягинцев посмотрел в сторону, уже различимой в набирающих силу лучах, возвышенности.
-А вы, что же, здесь останетесь?- Он и сам не понимал, зачем задал такой глупый и странный вопрос.
-Нет. Пойду тоже. Самое время пришло, утреннюю травку срывать. До свидания сынок. Смотри не заплутай.
Звягинцев прошел несколько шагов, но, вдруг, опомнился и вернулся быстрыми шагами к костру.
-Простите, отец, если что не так сделал или сказал!- Опять подступили к глазам проклятые слезы. Он резко повернулся и зашагал, было, прочь, но тут вспомнил про свой «Зауэр». Он повернулся к старику, и, извиняясь, спросил про карабин.
-А ружье свое, сынок, ты в болоте утопил. Разве не помнишь. - Знахарь смотрел на него с хитрой ухмылкой.
Звягинцев посмотрел на старика, затем на стариковскую куртку, которая лежала на траве аккуратным свертком точь в точь в размер ружья, потом вдруг, облегченно и весело рассмеялся и легко зашагал в сторону потерянного озера.

Три года спустя, Звягинцев сидел на той самой веранде, с которой некогда отправился на знаменательную охоту и разговаривал с приехавшим племянником. В хозяине дома произошли некоторые перемены. Взгляд его теперь, хранил спокойствие, но без примеси высокомерия. Он похудел и сероватое лицо, еще не успело схватить летнего загара. Перед ним на тумбочке стояла кастрюля, в которую он бросал вычищенный картофель. Племянник, молодой высокорослый парень, лет двадцати, с кумачовым румянцем на щеках ерзал возле него с бутылкой пива.
-А как тебя там звали, а, дядя Сережа?
-Так, Звягой и звали.
-А били?
-Всякое бывало…
-Так за что же держали так долго? Три года!
-Стало быть, было за что…
-Ну расскажи, дядь! Я никому-никому, честное слово!
Звягинцев с ухмылкой посмотрел на мальчишку, отложил нож и произнес:
-Сидел я, Пашка, по трем статьям. За каждую по году. Первый год сидел…за дерево. Второй год, за лосиху. А третий год за человека.
-Ничего не понял! - Парень уставился на Звягинцева круглыми, удивленными глазами.
-А вот за разъяснениями, Пашка, тебе уже надо… к Ворону.
Парень посмотрел на худой сероватый профиль своего странного родственника и решил повременить с вопросами. Видать еще время им не пришло.

А в далеком сосняке, на берегу болота, в темной пещерке, сидел на черных камнях молодой вороненок, попавший сюда, по неизвестной причине, и долбил крепнувшим клювом массивный золотой перстень.