Вторник. Музыкант

Свет, горевший всю ночь, назойливо лезет в глаза в предрассветный час. В воздухе, если его еще можно назвать таковым, застыла ядерная смесь алкоголя, пота, нестиранных вещей, помоев и общей затхлости однокомнатной квартирки в спальном районе. Единственная жилая комната оглашается громким пьяным храпом, прерывающимся изредка на сонные бормотания. Вот храп выдается особо оглушающим и его хозяин – мужчина лет сорока в потрепанной и местами рваной тельняшке – давится им и просыпается.
- Анто-он! – раненым быком ревет хрипло спросонья он. Залысины блестят, отражая электрический свет. Сергей Петрович приподнимается и нелепо хлопает глазами, пытаясь сфокусировать взгляд хоть на одном из предметов. – Твою мать этого засранца малолетнего… АНТОООН! Принеси бутыль! И пожрать сваргань че-нить. Желудок сводит – не могу.
Наконец, бывший моряк, ныне капитан в отставке с неимоверным трудом поднимается и нашаривает замызганные грязно-оранжевые тапки с глупо лыбящимися вислоухими собаками.
- Блять, я с кем разговариваю?! Ты почему отцу не отвечаешь, а? – шаркают по липкому полу две плюшевые псины. – Выкину твою коробку электронную к чертям собачьим с четвертого этажа – будешь знать!
Сергей Петрович резко дергает на себя дверь кухни, однако в кулаке остается только ручка.
- Какого хрена?! Ты, недоносок! Живо открывай! – мужчина заносит ногу для удара, но заваливается на бок, едва не падая на гору пустых бутылок, сваленных кучей в углу. – Ты сукин сын! Да я тебя так взгрею!.. – распаляется бывший моряк, кое-как вставая. Пьяный ор уже вполне различим и на лестничной клетке обшарпанной девятиэтажки. Но на ней по-прежнему пусто. Наводить порядок никто не спешит. Кухонная же дверь, точно поразмышляв перед этим, качнулась внутрь, открывая проход.
Мужчина мутным взором окидывает последнее оставшееся на удивление более-менее чистое помещение в поисках сына. Большая коробка, больше подходящая под старое название «ЭВМ», чем под «компьютер» притулилась в углу рядом с разбитым окном. От едва заметной ножки тяжеленного холодильника «Витязь» веревкой к зияющей дыре вьется перевязанное между собой белье. Капитан сплевывает прямо на пол и открывает совершенно пустой холодильник.
- Вот гаденыш. В мать пошел, шлюху дворовую! – дверца морозящего агрегата хлопает, чудом не отваливаясь. Сергей Петрович, шатаясь, медленной походкой медведя подбирается к столу. На рваной практически истертой цветочной клеенке ножом высечена стрелка, конечный пункт которой диктофон.
- Надо же, даже, тварь, мне подарок вернул! – пьяно сквозь удивление икает он и садится на колченогий табурет. От нечего делать жмет кнопку китайского маленького приборчика, перекупленного в переходе за тридцать рублей. Из мелкого динамика раздается треск, шипение. А после – мужчина вздрогнул – кто-то внезапно задел струны гитары, начав играть незнакомую ушам песню. И чистый, без примеси фальши еще не успевший сломаться голос проходит сквозь тело, впечатывая в сердце слова:


Ты сгораешь в сухом огне…
Забирая волнами пепел,
Сумрак тянет когти ко мне,
Чтоб всадить на колючий вертел
Но я буду сильней, я вне
Я надеюсь, что чист и светел
И что песней сломаю клеть,
А за нею колючий плетень…


Губы почему-то дрожат. Сергей Петрович, поднялся, прошаркал к раковине, открыл кран и набрал в не слушающиеся больше обычного мозолистые ладони ледяной воды. И сразу же осушил их, первый раз за неделю вливая в глотку что-то кроме паленой водки. Морщинистые веки снова хлопают, теперь пытаясь сдержать непрошенную соленую воду.
- Сынок…