Носочки

Сашу Дербилкина опять выгнала из дому жена. Он стоял в подъезде растерянный у окна, жадно курил, думая о превратностях жизни. За окном щебетали птицы и дети, у ног прижавшись, сиротливо стоял чемодан, из которого торчало что-то, второпях запихнутое сильной рукой жены. Он прикурил вторую сигарету от первой, хаотично перебирая в памяти имена друзей, у которых можно было бы перекантоваться...
Клавдия Филипповна, соседка по подъезду, проходя мимо с мусорным ведром, понимающе покачала головой, на ходу деловито бросив:
-Что, опять?
Дербилкин, виновато улыбнулся, пнул чемодан ногой, и, тяжело вздохнув, ответил:
-Может, как тогда, оставлю у вас...?
Соседка без лишних слов, молча, протянула ему ключ, а сама торопливо зашаркала вниз по лестнице.
В прихожей Клавдии Филипповны, по-домашнему, пахло котом и борщом, и юноша, жадно втянув ноздрями воздух, втиснул свой, потрепанный в переездах чемодан, между холодильником и гардеробом. Старушка вернулась на удивление быстро, и тут же пошла на кухню ставить привычный атрибут всех серьезных разговоров – чайник, больше похожий на мосфильмовский реквизит времен Эйзенштейна и Пудовкина, чем на посуду, предназначенную для разогрева воды. В середине чаепития, в самый драматичный момент душераздирающей истории Александра об изгнании его из тёщиной квартиры, пришла внучка гостеприимной хозяйки, Маша, студентка последнего курса Пищевого института.
–А, Маша-растеряша... - поприветствовала её бабушка традиционным приветствием, закрепившемся за Машей с прошлого года, после того, как та потеряла мужа, предоставив ему излишнюю свободу и, поддавшись модному тогда общественному плюрализму и зарождающимся в стране демократическим принципам. Маша мило улыбнулась, тряхнула вихрами, отчего хвостики на её голове так забавно, словно живые, затрепетали, что Саша напрочь забыл о чём была его последняя трагическая фраза. Затем, опомнившись, продолжил рассказ, и Маша, какое-то время, сдвинув брови, слушала невесёлое продолжение семейной драмы. Позже разговор плавно перешел на темы более приятные и , как-то, само собой, вспомнились веселые истории из семейной жизни, затем анекдоты, а там заиграла музыка, и, вот уже задорный смех сотрясал кухонные стены малогабаритки.
Клавдия Филипповна, улыбнувшись, каким-то своим мыслям, накрыла сахарницу белым рушничком, и со словами:
-Ой, задорные вы мои, тише Ваську вспужнёте,- пошла в комнату вязать очередные шерстяные носочки для будущих внуков.

© Из цикла "Тёща-то оказывается — друг человека", с.ч., 2013