Ветряночное солнце

***

В квартире стало как-то глухо, знаешь. Стены будто пенопластом пропитались, а на пол просыпали песок. Даже падения не слышно. И солнце покрылось крапинкой. И снежинки пошли летом, прямо на землю, чёрные. Тебе ли не знать, что мир всегда разрезался на маленькие полоски, когда рядом никого не было, а стены покрывались мхом и пенопластом, мхом и пенопластом. И солнце покрывалось крапинкой, будто больное ветрянкой. И хотелось вверх нелепо подпрыгивать, проклиная пухлые твои пальцы. Солёные пальцы, стирающие мои слёзы.

Сегодня я не вернусь домой.

Не смогу. Там слишком много солнечных зайчиков осталось. Грязное бельё и наши совместные фотографии, разорванные в клочки и выкинутые в урны. Мой сопливый платок и сломанные наушники. Разбитая посуда и оглохшие соседи. Они рады за меня и за новое место жительства отчаянной певуньи за пенопластовыми стенами.

Они смеются, а стаканы разбиваются. Пальцы выкручиваются, хрустят, а пол покрывается перхотью и вырванными волосами. На окнах вырастают решётки, в рот летят чёрные снежинки с горьким привкусом просроченных конфет, что мы дарили друг другу на праздники. Странные перевертыши мерцают передо мной, превращаясь то в одно, то в другое.

А в комнате не хватает мыла. И стульев тоже не так много. Они все прибиты к полу железными гвоздиками. Все низкие, даже встав на них, я не могу дотянуться до потолков. Высокие чертовы потолки. Кто же придумал тюрьмы с высокими потолками?!

Сегодня я не сбегу, хоть и могла. Знаешь, у меня платье по последней моде – оранжевое и до невозможности похожее на комбинезон. А имя «Беатрис» теперь кому-то угодно заменить на бесконечный номер. Я и раньше терпеть не могла цифры. Похоже, не-любовь плавно перетекает в ненависть.

Я ненавижу тебя, себя и всех взятых?! Нет, это глупо. Ты сам слышал, что люблю обоих. Там, возле магазина, где начинался краповатый солнечный свет. Где сугробы были просто огромными, а за этими сугробами скрывались проклятые полноватые пальцы, - проклятые, потому, что мёртвые. Я никогда не любила трупы, а теперь эта ненависть бьёт меня по вискам и заставляет быть слабой до мерзости, до уничтожения. И лить глупую тушь, растирать её по щекам и петь про себя какую-то идиотскую песенку из детского мультфильма «Анастасия».

Никогда не любила мультфильмы. В основном, за то, что в них всё хорошо заканчивалось. А хорошо ли закончилось для тебя? Говорят, что ты улыбался за секунду до падения камня. За секунду до ветряночного солнца. Улыбался, когда плакала я… ну и пусть. Ну и ладно. Я бы простила за улыбку, адресованную другой. Лишь бы улыбка не застыла, а осталась горячей. И солнце не воспалилось в странной тюрьме, где высокие потолки и совершенно нет подходящего места для самоубийства.

У меня солнце в красную крапинку цвета твоей крови, у меня наручники потеют, когда куда-то ведут и заставляют слизывать кашу с тарелки. У меня есть морской шум в ушах и биение полумёртвого сердца, которому пора отправляться на свалку, а я так, так не люблю море и кардиологов…

- Беатрис Пеккард?! Немедленно на допрос! – очередной толчок в спину. Очередной солнечный удар.

А солнечные лучи кажутся толстыми пальцами, на лету пытающимися поймать камень с острыми проклятыми углами.
Проклятыми – значит, безразличными.

Я никогда не вернусь домой.