Пуговичка

В который раз собралась убрать на балконе всё ненужное, но как, наверное, всем портным жалко расставаться с отрезами, резинками, с тоненькими разноцветными катушками ниток, лоскуточками в надежде, что авось когда-нибудь пригодится. Заглянула дочь на балкон, и с издёвкой сказала: «Мама, выбрасывай своё старьё, не жалей. Если надо будет что, купим!» И я начала перебирать вещи, что-то оставляла, а что-то с сожалением складывала в мусор. Дошла очередь перебрать в большой сумке без ручки. Избавилась от пакета с молниями, резинками, и наткнулась на большую пластмассовую коробку, туго перевязанную резинкой. В ней хранились пуговицы по одной, по две, по десять штук. Я смотрела на них, и мне жалко было их выкидывать: «Может, действительно ещё пригодятся», – думала я. «Ну ты Плюшкин! Ведь сколько лет эту коробку не доставала, значит это тебе уже не нужно! Выбрасывай!» – настаивала дочь.

И вдруг я наткнулась на спичечную коробочку (обычно в них хранила иголки), осторожно открыла, чтобы не высыпать её содержимое. Там лежали две голубые, стеклянные, склеенные между собой бусинки и серебристая пуговичка. Я достала её и по привычке, как в детстве, взяла двумя пальчиками и посмотрела на солнце сквозь маленькую, кругленькую, всю резную с листиками и цветочками пуговичку.

– Заигралась со старьём? Выбрасывай! – всё настойчивее просила Диана.
– А ты знаешь, девочка моя, что вот этой пуговице и бусинкам почти пятьдесят лет! Как и мне. И у них есть своя история. – Я протянула ей свою находку и, присев на стул, начала рассказ. – Мне тогда было годков пять или шесть, а двоюродному брату Вовке чуть больше. И вот в последний тёплый месяц лета бабушка повезла нас в гости к своей старшей дочери. А место, куда мы отправились на поезде, называлось загадочным словом Крым. Маленькая была, всего не помню, а вот какие-то моменты помню чётко, будто вчера всё было. Помню, как лежали на верхних полках, не отрывая глаз, смотрели в окно, боялись пропустить что-то интересное. Помню длинную дорогу, по которой мы долго шли, и бескрайние поля ни с пшеницей, ни с кукурузой, ни со свёклой, как в деревне у бабушки, а виноградные. Мы с Вовкой забежали на рядки, срываем ягоды, засовываем их в рот, а наесться не можем, сок по щекам течёт. Всё липнет, и вроде бы наелись, а руки всё равно тянутся за золотистыми виноградинками. Я тогда подумала, какие деревья удобные, маленькие, специально для детей посаженные. И, наконец, за холмом показался небольшой посёлок, а дома были все одинаковые, деревянные, двухэтажные, и почему-то очень длинные. Бабушка объяснила, что здесь живут те, кто ухаживает за виноградником.

Потом навстречу нам выбежали тётя Шура и её дочь Ира, наша с Вовкой старшая двоюродная сестра, которую мы никогда не видели. И помню утро: только что все проснулись, а я побежала к распахнутому настежь окошку. Солнце было совсем не такое, как в нашем городе, а гораздо теплее, и воздух вкусный-вкусный, наверное, от виноградников, мандариновых и персиковых деревьев, которые росли прямо под окнами. Вот это хорошая жизнь! – думала я. Все спелые фрукты висели на деревьях и даже валялись на земле. Никто не собирал. Мне подумалось, что в посёлке нет детей, и поэтому некому всё обрывать. Не то, что у бабушки в деревне: Вовка с друзьями всё ещё зелёное обрывают!

Солнце заглядывало к нам в окошко, а я засмотрелась на играющихся в песке воробьёв, как вдруг увидела: в самом углу подоконника что-то сверкнуло. Аккуратно достала красивый блестящий шарик, я смотрела сквозь него на солнце, потом положила на ладошку, и не могла налюбоваться такой прекрасной вещицей. «Это от моей старой блузки, я её уже давно не ношу, а вот пуговица одна завалялась!», – сказала мне тётя Шура и разрешила взять её себе. Целый день я держала подарок в руке, потом прятала пуговичку под подушкой. И вдруг, во время обеда обратила внимание на цепочку с медальончиком, что висела у тёти на шее. Быстренько сообразила, что у меня тоже будет украшение. Бабушка продела сквозь ушко круглой пуговички шелковую нитку и завязала узелок. Счастливей меня не было на свете! Злилась только сестра Ира, ей, наверное, было жаль отдавать такое украшение. Но кто ей виноват, что она не догадалась себя так нарядить. Но это не последняя обида сестры на меня. На следующий день Ира даже плакала, когда мы все пошли в маленький местный магазинчик. Вовка выпросил себе в подарок красно-синий резиновый мяч, а я, как заколдованная, стояла у витрины с разными украшениями и поделками из ракушек и камней. Но больше всего мне понравились голубенькие, стеклянные, с интересной застежкой бусинки. Как сейчас помню, что Вовкин мяч стоил девяносто копеек, а мой подарок – два рубля. Наверное, это было очень дорого, потому что пенсия у бабушки была всего двенадцать рублей. Любимая бабуля! Она даже в тёплую погоду, поверх тёмно-синего ситцевого платья в мелкий цветочек надевала шерстяную кофту. Она расстегнула булавку и достала из кармана платочек с деньгами, завязанный в узелок. Обиженной Ире бабушка купила платье.
Я никогда больше не видела тётю Шуру и свою сестру, и с любимой бабушкой Дусей простилась, когда была в пятом классе. У нас даже нет их фотографий. А в Крым ездила уже будучи взрослой. Но тогда про сказочную страну, в которой отдыхала, рассказывала близким подружкам. Свою пуговичку зарывала в землю, заворачивала в серебристую фольгу и делала «секретик», меняла на красивые фантики от конфет «Мишка на Севере» и «Кара-Кум», потом чудесным образом она возвращалась ко мне, и уже очень долго висела на шее у куклы, которая сидела на шифоньере.

Когда положила в спичечный коробок две оставшиеся бусинки и пуговичку не помню! Но крепко сжав их в кулаке, я поняла, что готова с лёгкостью расстаться с турецкими отрезами из парчи и панбархата, японскими шелками, но две стеклянные, голубенькие, покоцанные по краям бусинками и такую дорогую для меня, ничем не приметную, сильно потемневшую пуговицу не выброшу никогда!

Я закончила рассказ, вытерла слёзы, и посмотрела на хмурое лицо дочери. Она удалилась на пару минут, а когда вернулась, сказала: «Так вот я в кого такая сентиментальная! Мамочка, вытяни ладошку!» – попросила она меня. Из небольшой косметички Диана достала три маленьких, жёлто-голубеньких пёрышка, и бережно разложила их на моей руке.
– Это от попугайчика, которого мне подарил папа, когда я пошла в школу! Его бабушка кому-то отдала, сказала, что от него много мусора. Помнишь Кешу? – немного взволнованно, с грустью сказала Диана.

Я улыбнулась и закивала головой.
– Совсем не помню!
– А это узнаёшь? – затаив дыхание я смотрела на мужские, с поломанными стрелками, часы. – Папины! – тихо, дрожащим голосом сказала она. – Я их у тебя взяла, когда была маленькой, и он был ещё жив!

Мы немного помолчали, а потом спичечную коробочку с «драгоценностями», я перепрятала.