Ольга. Часть 8

Часть 8



Шестой класс начался с неожиданного и очень неприятного прозрения. Едва мы окунулись с головой в школьную жизнь после беззаботного лета, я вдруг совершенно ясно увидел, как трудно и мучительно моей сестре быть единственной  отличницей, примерной ученицей и при всем этом самой красивой девчонкой в классе, а, может, даже во всей школе. Ведь в поселковой школе, хоть она очень большая и современная, почти как в городе, половина учеников - тупая деревенщина, для которых отличник - слово ругательное, а красивая девушка - просто шлюха. А если не шлюха, да ещё и умная отличница, значит это все не про них, таких надо обходить стороной и водиться с обычными, простыми, доступными и понятными.

Оля честно стремилась дружиться со многими девчонками и мальчишками в классе, но для большинства из них она стала уже настолько недосягаемой, что мало кто решался на искреннюю и настоящую дружбу с ней, не говоря уже о более тесных отношениях с такой красавицей. Даже съедаемая ревностью Лариска тихо и почти незаметно откололась от Ольги вместе со своей  серой, тупой и неинтересной троюрной сестрой Любкой. Мне стало больно и очень обидно. Обидно за сестру и за её мучительное одиночество, а больно от того, что я, как тупой дурак, не разглядел всего этого раньше. Конечно, раньше я ещё не был её родным братом, и для меня  она была сначала просто подружкой, а потом просто женщиной, возбуждающей своими прелестями и разжигающей во мне приятные, до жути извращенные желания.

Железное решение было принято тут же и навсегда, по-настоящему, по-братски и, просто, по-мужски. Пусть никто на свете не знает, что я её брат, но я сделаю все, чтобы стать достойным её не только, как тайный родственник, но и как друг, как ученик и, просто, как мужчина. Да, я красивый. Я знаю, что многие девчонки в классе, и не только Лариска, заглядываются на меня. Но я должен стать отличником, я должен теперь стать таким же настоящим и примерным учеником, как сестра, чтобы она гордилась мной и чтобы она не стыдилась  быть не только моей тайно сестрой, но и открыто считать меня своим самым близким школьным другом.

В осенний призыв Гришку забрали в армию на далекую границу, и я, сжав кулаки, напрягая всего себя до нервной дрожи, вцепился в ненавистную для деревенского лентяя учебу. Странно, а ведь в этом оказалось так много приятного, черт возьми! Немного пораскинуть мозгами, подумать над задачкой, вспомнить, что говорила учительница, и все тело вдруг охватывает приятная радость от того, что ты смог победить, решить все сам, а не списать у своей доброй, безотказной сестренки. И как же приятно вдруг почувствовать себя настоящим братом, когда в один прекрасный вечер не ты идешь в соседний дом к сестре, чтобы списать задачу или спросить, как и что там надо делать, а она сама приходит к тебе с вопросом, и ты, как мужчина, как более сильный и более умный, рассказываешь ей, как правильно здесь надо все решать, получая в награду ее восторженный взгляд и восхищенную улыбку.

И как же после всего этого хочется в свои двенадцать лет казаться еще более взрослым, более мужественными и более сильным! Но ничто так не возвышает настоящего деревенского пацана в двенадцать лет и не делает его в собственных глазах совсем взрослым и похожим на настоящего мужика, как сигарета. Пачка сладкого, вонючего "Партагаса" по дороге из школы должна была окончательно утвердить меня и моих деревенских друзей в статусе взрослых ребят. Мы в очередной раз немного отстали от всех у самой окраины и в очередной раз пустили по кругу заветную пачку. Ядовитый дым перехватывал до кашля горло, но так круто задурманивал мозги, что мы ощущали себя невероятно взрослыми уже с первой, еще совсем неумелой, детской затяжки. Занятый раскуриванием и сплевыванием липких ошметков противно сладкого табака, я не заметил, как Оля вернулась к нам, отстав от толпы деревенских. Нет, конечно, она шла не ко всем нам, она шла только ко мне. Все уже вокруг тупо гыгыкали, пошло смакуя, как сейчас Свирь будет кого-то воспитывать, но Оля не стала ни ругаться, ни кричать, даже что-то просить или уговаривать. Она подошла ко мне, остановилась рядом и вдруг очень тихо, почти робко сказала:

-- Гош, не кури. Очень тебя прошу... Не надо...

Я посмотрел в глаза сестры и тут же всё понял. Разжав пальцы, я отпустил из трусливо опущенной руки горящую сигарету и, не отрывая глаз, ответил также негромко со всей братской честностью:

-- Никогда больше не буду...

Мне стали совершенно безразличны шуточки и ржание за спиной. Я сделал шаг навстречу сестренке, и она все сразу поняла без лишних слов и громких клятв. Мы опять пошли с ней рядом вдвоем, и это простое, тихое обещание я не нарушил с тех пор ни единого раза, а наполовину выкуренная  в двенадцать лет "партагасина" стала третьей и последней сигаретой в моей жизни.

Оля взрослела, умнела, хорошела, а я тянулся за ней изо всех сил. За вторую четверть, в преддверии нашего тринадцатилетия, стройный ряд пятерок в моем дневнике сильно омрачали две ненавистные четверки - по истории и по русскому. Да, обещание, данное самому себе, сделать подарок для сестренки в виде круглых пятерок, я так и не смог выполнить, как ни старался. Да и эти четверки мне вывели лишь потому, что все учителя уже просто недоумевали от таких разительных перемен в моей учебе, и только ради этого не стали портить мой дневник заслуженными тройками. Запоминать глупые исторические даты и события я так и не научился за полгода, а сочинения деревенскому неучу всегда давались со слезами и просто неимоверно мучительным трудом. Где-то в глубине души я мог придумать и сочинить нечто невообразимое, но грамотно и толково изложить все это словами у меня не получалось никак. Конечно, надо было больше читать. Так говорила учительница, когда подсаживалась ко мне после уроков и начинала доверительную беседу о том, что она видит, как я стараюсь изо всех сил, но, кроме старания, мне нужно ещё то-то и то-то. Так говорила и Оля, откровенно радуясь моим неслыханным успехам в учебе. И я начал читать. Заставив себя всего один раз и неожиданно увлекшись этим занятием, я стал читать днями, ночами и вечерами, читать взахлеб, читать вдоль и поперек, в строчках и между строчек. Седая и строгая школьная библиотекарша Жанна Павловна или просто ЖП была в неописуемом восторге от шестиклассника Георгия Бородина, потому что буквально за считанные недели он стал вдруг самым частым, самым примерным и самым дисциплинированным посетителем ее библиотеки. Все книги Георгий держал очень аккуратно, тщательно оборачивал, не загибал уголки и страницы, возвращал всегда точно и в самый кратчайший срок, очень живо интересовался творчеством интересных писателей... На новогодние каникулы ЖП в знак особого уважения и признательности даже принесла мне из своей домашней библиотеки несколько книг Горького с его малоизвестными ранними произведениями, и я был просто поражен, насколько интересным и необычным оказался вдруг наш пролетарский писатель Максим Горький.
На день рождения меня ждал приятный и совершенно неожиданный сюрприз. Олька, в отместку за мою прошлогоднюю шкатулку, которая теперь стояла у нее возле кровати на самом видном месте, тоже сумела сохранить свои планы и занятия в строжайшей тайне от своего братика. Когда мы собрались на наш день рождения все той же компанией, но уже без Гришки, несшего суровую пограничную службу далеко в горах, сестренка с тайной заговорщеской улыбкой заставила меня закрыть глаза, и тут же моя шея ощутила ласковое и мягкое прикосновение чего-то  теплого и шерстяного. С робкими, сияющими глазищами Оля накручивала мне на шею длинный голубой шарф с маленькими кисточками по краям, связанный из пушистой голубой шерсти. Хотелось кинуться к ней, бесстыдно обнять, прижать к себе, нежно и откровенно расцеловать в прелестные и нежные  губы за такой приятный и неожиданный подарок, сделанный её заботливыми и милыми руками, но весь Олькин вид уже тайно говорил, что я должен строго помнить о наших клятвах и сдерживать свои эмоции. Я трогал мягкую шерсть руками, нежно терся об неё щекой и волосами, также тайно показывая сестренке, что этими жестами я благодарю её от всей души и дарю ей в ответ мои самые нежные прикосновения к её рукам, губам и её удивительным душистым волосам. Олька все поняла и ответила мне счастливой улыбкой, высунув буквально на одно мгновение самый кончик влажного розового язычка.  Я так и уселся за стол с этим шарфом на шее, не снимая его до самого вечера и нахваливая Олькину кропотливую работу, а Наташка начала подробный рассказ, как Оля ездила к Наташкиной матери и своей тетке, тёте Зине, и всю осень училась у нее вязать. Оля немного смущалась, а я сидел и молча гордился своей сестрой. Гордился и знал, что я теперь не самый плохой брат на свете и что у меня есть самая прекрасная и самая замечательная на свете сестра. Конечно, такая же замечательная сестра есть теперь и у Гришки, но он сейчас далеко и совеем еще не знает об этом, да и неизвестно, когда ему суждено будет узнать о нашей тайне.

С нового полугодия я взялся за учебу с новой, утроенной силой, почти забыв и хоккей на пруду, и километровую снежную горку почти до самой речки. Все, теперь я должен сдержать свое обещание, чего бы мне это не стоило. Но четверть еще не закончилась, а я уже праздновал свою победу. Неожиданно на недостигаемой школьной вершине нас оказалось двое. Если в прошлой четверти выделяли, гордились и ставили всем в пример только Свиридову, то теперь везде и всюду произносились уже сразу две фамилии - Бородин и Свиридова. А это означало, что теперь мы могли честно и совершенно открыто стать с Олей равными и просто близкими друзьями, и никто уже не мог при этом ехидно шепнуть, а чего это Борода клеится к Свирьке? Опять хочет, чтобы она за него сочинение написала? Быть первым оказалось трудно, но чертовски приятно. И в тысячи раз приятнее оказалось быть первым не одному, а рядом с моей удивительной сестрой.
Что-то вдруг начало меняться во мне. Я ещё не понимал и даже не задумывался об этих изменениях, но чувствовал, что становлюсь другим, совсем другим парнем и совсем другим человеком. Словно один раз оторвавшись от деревенской серости, я заглянул вдруг за горизонт, и моя душа уже не захотела возвращаться в грязь, серость, пошлость и убогость нашего бытия. Где-то в глубине души я уже начинал понимать, что, благодаря сестре, мне суждено теперь стать другим, "стать человеком", как всю жизнь говорила мать, призывая тянуться за Олей и брать с нее пример.

======================================================
Часть 9:  http://www.proza.ru/2013/08/08/1205