Есть одно место

Кэп в шести километрах. Щуп Обоймы натягивается с каждой секундой. Не успеть.

- Цифра!

Зверь понял. Умница, конечно, да только все мои отсчеты кончились. Смотрю влево, Кэпу в спину. Выдвигаю лезвия - вправо.

- Туда.

До начала скал мне - минут пять. Им, с мелкими - сколько? Двадцать? Бежим. Ломимся через заросли стадом черепах. Этих, галапогосских. Мелькает легкое недоумение - не мое. Кэпа. Замираю, жду. Нет, пока еще нет. Пристально не смотрит, отвлекся на что-то.

Рядом возникает Зверь, перебрасывает мне шестилетку. У самого уже  трое висят. Но скорость продолжает плавно повышать. Да, теперь это твой груз. Тащи, синий.

Кэп в семи километрах. Восьми. Девяти. Щуп вытянулся в проволоку, твердеет - медь, железо, сталь.

Скалы! Стряхиваю малолетку в траву и вверх. Всплывает перед глазами, как падает, камень, и на него - перекошенный люк. Дыра остается - над ним. Это должно быть здесь. На третьем-четвертом прыжке вижу Грозу. Взяла ветер за загривок, догнала.

- Туман? Ветер? Молнии?

И чашечку кофе, дуреха. Нет сейчас на все эти выкрутасы ни времени, ни необходимости...

Еще думаю, когда взрываются кашлем пулеметные гнезда. Установленные плотно, с расчетом на полное покрытие охранной зоны. С учетом Обоймы.

Вишу под гребнем скалы на левой. Правую сталь слизала.

Внизу уже вовсю шорох. По вертикали ломят Зверь, Джин и Бандит. Гамбит, Циклоп и Юбилей кучкуют детишек. Ловлю внимание Зверя, показываю - стоять! Собираюсь, заращиваю правую -

Пошел!

Стою на площадке кретин кретином. Никаких пулеметов. Бред?

Выползает троица осторожненько. Да не, они ж тоже слышали...

- Заходи, Ди Кей три нуля семьсот четыре сто семнадцать. Я узнал тебя.

Скала под ногами ходуном ходит. Мощные были у базы динамики. И есть. Влипли. Ловлю внимание Зверя.

ждать-шара-отход
DK 000704117

отбивает в ответ и - с паузой - щелкает по вопросу.

Адамантиевой иглой щуп входит в шею. Кэп смотрит налево, направо. Возращает мне глаза. Смотрю вниз.

Мьюты? Старая база? Живые?

Я проверю, Кэп. Я догоню.

Щуп провис. Кэп думает.

- Или не заходи. Но тогда не появляйся тут больше. Никогда, ни с кем и ни для чего.

Иди.

Я догоню. Я все проверю.

Щуп становится трубой, провисает. Шагаю вперед.


Резкая косая тень от полукруглого козырька над входом. Трава не прижилась на полировке. Под козырьком она вытоптана, а здесь, на скальной площадке - по пояс. Щель между упавшим камушком и срезанным подъездным слишком узкая, чтобы они смотровой площадкой пренебрегали. Значит, зарастили, пока мы там скакали. Значит, мьюты.

Значит, проект никогда не уходил. Сидел и ждал.

На самой границе тени возникла фигура, привалилась к стенке. Семнадцатый остановился у щели. Фигура постояла, оттолкнулась и шагнула на свет. Блеснули зеркала ошейника.

- Узнаешь, семнадцатый?

Что-то в лице... знакомое, вот каждый день вижу...

- Вылитый Циклоп!

Гроза, ****ь, какого ты здесь забыла! Сказано стоять! Сказано отход!

Да, действительно, на сопляка похож. Не может быть. Он же был не из тварей. Обычный смертный мьют.

- Алекс?
- Узнал, значит. Здравствуй, тварь.
- Здравствуй, мьют. Ты, помнится, сдох.
- Ты, помнится, тоже. Зачем ты здесь?
- С грузом.
- С грузом. Большим?
- Приличным.
- Значит, проект жив.

Стою, вылупившись. Как, еще раз, мьют, повтори?

Смотрит, хмурится. На меня, на Грозу, на Зверя. Надо отвечать.

- А это что? - выдавливаю, тычу в ошейник.
- Это, - ухмылка тонких пепельных губ, - контроль. Как полагается, - ладонь разжимается, под большим зажата кнопка. - Самоконтроль.

- Проект... да, жив. Идет за ними.
- За ними или за нами? Что-то ты с голоса сбился, тварь.
- За ними, мьют. За грузом. И за нами. За Обоймой. Кто там, мьют? Кто твой хозяин?

Скалится. Чую слева Зверь подобрался. Черта с два они уйдут. Уши растопырили.

- Сам себе хозяин. Думал, всех выкосило?
- Даже если не всех - ты не значился.
- А я в заморозке дрых. А ты? Где, кстати, ползаряда? Где Гюрза?
- Сам как думаешь?
- Снайпером сидит, верно? Я уже послал группу на розыск.
- Ты послал? Старший? Брешешь, мьют. Старших на порог не гонят.
- Сами ходят. Иногда. Мы по жизни, не по инструкции.

Так если те еще мьюты... он и впрямь из старшей возрастной был... есть.

- Оборону, значит, восстановили? А если бока пощупать?
- Пойди-пойди, пощупай. У меня как раз система наполовину перезарядилась. И за мной должок, верно?
- И у тебя есть чем?
- Ди три? Цистерны. Приходите в гости.

Отхожу на шаг, позволяю солнцу сощурить глаза.

- Придем, мьют, придем. Обойма за Обоймой. Вскрывай свои цистерны. И принимай груз. Моя на переходе, мьют. Четырнадцать, мьют.
- Давай, тварь, беги. Хозяин свистит.

Зверь не ждал, моргнул. Твой груз, синий, твой. Не иначе. А у Грозы уже во рту подождите-подождите. Поворачиваюсь, бросаю за плечо:

- Твоему брательничку не терпится влезть сюда. Кстати, он сопляк. Сунется под пулеметы. И - да, проект жив.

Ухожу прыжком и - вниз по вертикали. Кэп в двадцати пяти километрах. Все отсчеты истекли.


Площадка заполнялась. Все крыланы и антигравы впряглись в лифт. Кроме Укскуса, который и сам-то на крыле едва стоял. А хозяева этого места все еще не показывались снаружи. Этот внезапный брат Скотта тоже ушел из зоны видимости, успев перед тем бросить - заходите! Циклоп явно дал зарок не оглядываться, и мышцы спины подрагивали, пытаясь отрастить органы зрения.

Впрочем, внимание вооруженных глаз не ослабевало, и как только последние двое встали в траву, она легла, истаивая до скудных стебельков на вытоптанной площадке. Искореженный обрывок старой дороги вытянулся в крепкий пешеходный мостик с перилами. А под козырьком возникли пять мутантов с автоматами странной формы в руках. Иллюзия скрывала и их. Качественная, по всем пяти потокам восприятия.

Мутант, назвавший себя старшим, стоял прямо перед Циклопом. Беззастенчиво его разглядывал, и явно не первую минуту.

- Мать с отцом рискнули еще раз. Молодцы, - безадресно проговорил он, увидев, что невидимость спала. - Все полегче.

Повернулся, крикнул в пространство:

- Кто главный?

Покосился на Зверя: ты? Зверь в ответ сощурился, чуть двинул пальцами. Брови Алекса поднялись и тут же сдавили складку, ладонь встала под прямым углом и, с видимым усилием, начала печатать в воздухе:

ложь-кто-главный

И прочел это каждый, кто видел.

Секреты начали рассыпаться, но это не повод выпадать из ситуации, Иксы. Здравствуй, Алекс, меня зовут Джин Грей. Пожалуйста, успокойся, мы не собираемся причинять вам вреда. Не нужно наводить оружие на детей.

Джин начала отыгрывать Профессора? Или это он сам дотянулся?

Ну наконец-то старший объявился. Телепат, значит. Тем проще. Поддерживайте канал открытым, мисс Грей. Или мисис?

Мисс. Хорошо. Вы хотите, чтобы нас слышали все присутствующие?

Да. Так проще, чем оговаривать состав. С вами был всего один заряд? С такой толпой?

Боюсь, я не знаю, что такое заряд. Догадываюсь, что речь идет о Росомахе. Он ушел, все остальные - перед вами.

Мьюты, только мьюты и никого, кроме мьютов. Большинство - в возрасте становления дополнительного гена. Мы впустим вас. Хотя вы должны понимать, мисс Грей, свою роль.

Предпочту ее услышать от вас, Алекс. Во избежание недопонятости.

Хорошо. Вы - жирный груз, который привела сюда тварь. Одно из двух: либо мьютов столько, что клетки закончились, и их загоняют в старый запас на время постройки... во что лично мне не верится. Либо вы - сыр и мышеловка, два в одном. Проект присмотрелся к первой базе и обнаружил, что здесь что-то шевелится. Хочет вернуть имущество.

Знаете, Алекс, у вас несколько странное представление о внешнем мире... Проект? Давайте мы все обсудим внутри. Дети устали. И голодны. У вас есть еда?

Еда найдется... Вам, дамочка, и вашим детишкам разбегаться бы сейчас врассыпную. Может, кто и заметет следы...

Алекс, мы не можем. Наш дом, школа-интернат, откуда мы все, взорван недею назад. Нам нужна передышка. Детям - выспаться. Взрослым - сесть и подумать, что делать дальше.

Дело ваше. Пойдемте.

Трубчатый пустой коридор уходил по плавной дуге вниз и вглубь. То и дело вбок отходили ответвления, оттуда тянуло сыростью. Еще на входе присоединилась женщина, тихая, сереброглазая, с тонкими святящимися венами. На ней тоже был ошейник, а в руке - кнопка. После характерного щелчка она подняла руку к выходу, и скальный камень потек, закрывая проход. Теперь она шла молча, поглядывая на новоприбывших, и серебро то тревожно искрило, то растекалось теплым озерцом любопытства.

Алекс шел сзади, прямо за Зверем. Он не только расстегнул ошейник, но и скинул его, нес на локте. И пока группа втягивалась в проем, полировал скалу до боли знакомым рубиновым потоком. Аккумулятор? - бросил Гамбит, проходя. Ответа не последовало.

Зверь, ты слишиь?

Джин?

Сколько ты понял из их разговора? Что ты знаешь об этом?

Джин...

Зверь, черт подери! Я помню об этом вашем "принципе невыноса"! Только ситуация изменилась, если ты не заметил! Не до детского...

Сада? Точно. Но мне самому нужно свести воедино все обрывки. Ты вправе сомневаться, но слова "заряд", "проект", "обойма", "ди три", имя Гюрза и буквенно-числовой код DK 000704117 я слышу впервые. Только в ангаре, если помнишь...

Ладно, извини. Помню. Догадки есть?

Масса. Джин, разговоры с Алексом надо вести мне. Или со мной в связке - раз уж ты у нас вдруг стала старшей.

В воздухе проплывает пухлый кот с довольной мордой, кланяется Джин. Та прячет невольную улыбку.

Зверь, ты неисправим. Спасибо. Сама не знаю... просто отец сказал бы именно это... Скотт...

Увидел брата и мозг у него ушел на перезагрузку. Ты уж извини, Джин, но да - время детских игр закончилось. Здесь, на старой военной базе, все ответы - или большая их часть. Нас семеро. Пятеро могут позаботиться о малышах, двое - вести разговор.

Два разговора. Ты найдешь момент и переключишься на кого придется. Гласно, открыто. Я останусь с Алексом. И да, буду держать канал открытым для всех наших. По поведению они очень походят на морлоков, несмотря на автоматы. Их группа меньше, чем старший хотел бы показать. Я займусь настоящим, а ты - прошлым. Интересно, сколько Алексу лет?

Пятьдесят пять. Не пугайтесь, мисс Грей. У нас тоже есть телепат. Знакомьтесь - Кора.

Здравствуй. Ты как я. Но сильней. Я без геля так не могу.

Геля? Это усилитель?

Да. Он все еще работает. Откуда вы?

Из Нью-Йорка. А вы? Откуда вы?

Отсюда. Большинство из нас вообще не помнит, где находился их дом. Ген бывает ранним.

Я знаю. С пяти лет. С семи, десяти, четырнадцати.

Да, точно. Нашим старшим чуть больше пятидесяти. Остальным - около сорока. Алекс, второе. Втемную. Они не в курсе.

Что ж. Просветим. Организуй малышам душ, стол и койку, Кора. Мне нужны все взрослые вашей группы, мисс Грей. Сказочка длинная и дважды повторять я ее не намерен. Сейчас будет освещенный поворот, детям туда. А мы пройдемся. С экскурсией.


После долгого сна лампы мигали, серый пыльный свет брезгливо отдергивал лучи от поверхностей. Жилая зона осталась позади. Она занимала ничтожную часть базы - два этажа тепла и движения. Дальше тянулись пустоши. И если поначалу в помещениях, коридорах и на лестницах не было ничего, кроме толстого слоя пыли, то после пятого поворота следы уборки как обрезало.

Осколки стекла, остатки гнилого дерева, металлические части самых разных форм. Патроны, стреляные гильзы - ковром, по щиколотку. Кости. Человеческие. Много.

Здесь были лаборатории, оружие и штат. Джин, ты слышишь?

Слышу. Что здесь произошло? Эти люди погибли не от старости. Росомаха?

- О нет! - суховатый смешок Алекса заставил группу посмотреть ему в затылок. Мутант не оглянулся, шел как шел, говорил не глядя. - Здесь уже можно вслух, мисс Грей. Не семнадцатый, только не он. Они? Оно? До сих пор путаюсь в местоимениях. В общем, твари стояли в обороне. Похоже, не справились. Нашелся все-таки мьют, который объединил безъязыкое стадо... неважно, который оказался сильнее Обоймы. Возможно, этот ваш Магнус, о котором орет радио. По прикидкам, ему было лет двадцать - по сравнению с остальными, вполне взрослый. Если вдруг встретитесь с ним - передавайте нашу признательность.
- Почему вы называете его тварью, Алекс? Он пытался вас убить, насколько я понимаю...
- Пытался. И убил. Как мне, по-вашему, его называть, мисс Грей? По имени? Оно у него слишком длинное. Кличка, которая у вас в ходу, мне неизвестна. Называю, как привык. Или семнадцатым, или тварью. Видовым, так сказать, наименованием. Он же тоже меня мьютом именует, верно?
- Видовым?! В смысле?
- А, так вы думали, что семнадцатый - мьют? Что он рожден с дополнительным геном? - доля яда в насмешке зашкаливает, срывается на кашель, и Алекс переходит на обычный, ровный тон. - Нет. Проекту не нужны готовые мьюты. Он выращивает себе собственных. Из человеческого материала. Ранние роды, нежизнеспособный плод. Во всяком случае, в наше время это было так. Сейчас, наверное, продвинулись... Неважно. В общем, биохимик возгоняет препарат до нужной концентрации и генный хирург может задать параметры. В первую очередь, конечно, регенерацию. Чтобы отделить готовый продукт от мьютов, существам дали видовое название "тварь". Так они проходят по всем документам. Трансгенное вооружение - андроподобный робот. Тварь.

Он замолчал, давая им время переварить услышанное. Кивнул и продолжил:

- Для того чтобы удержать мьюта, одних собачек мало. А его нужно еще найти, причем на самых ранних стадиях. Взрослый - расходный материал, Обойме когти поточить. Когда он на вас вышел - семнадцатый?
- Восемь лет назад. Приблудился, - Зверь улыбнулся, зная: для своих - улыбка, для Алекса - угроза. В полутьме клыки ярче блестят. - На стадии, насколько я понимаю, разрушенного робота. Прижился при Школе. Помогал, чем мог.
- Чем же? Резал недовольных шумом соседей? Жарил и кушал? Юных мьютов подкармливал?
- Отличная картинка! Легко представляется!

Смех Зверя - внезапно ставшего обычным, домашним, уютным - звучал дико в этих интерьерах. Гамбита, как обычно, кольнула досада: он тоже мог бы перестроиться в обаяшку, но не успел - перехватили.

- Радио у вас работает, верно? О Магнусе вы наслышаны. А о Людях Икс?
- Вот оно как!

Вот теперь мутант смотрит с куда большим интересом. Его очередь переваривать.

- Мда. Тогда логично. Был весьма полезен, верно? Даже слишком. Так, чтобы без него вы остались беспомощными мамочками. Я точно понимаю ситуацию?
- Не совсем, - вот теперь Зверь серьезен. Даже резок: - Он... был полезней, чем ты полагаешь. Да, мы не в курсе его прошлого. Знали, что из солдат-наемников. Той группы, что, оставшись не у дел, ушла в криминал. И не далее. Он скрывал все, кроме одной вещи: однажды настанет день, когда он исчезнет. И более не вернется. У него в команде стойкая слава параноика, Алекс.
- Это не его ли была идея - собрать кучу детишек на одной площадке?.. Ладно, разберемся. Пришли.

Это помещение выглядело куда более обжитым. Командный центр. Или аналитический, или совмещенный. Огромное овальное помещение, забитое аппаратурой. Слева на смешном бобиноглазом динозавре стоял новехонький ноут, справа в шкафу ЭВМ, прямо в полуразобранных его потрохах мигал зеленым глазом узкий стройный принтер. Возле валялся файл, под завязку забитый отпечатанными листами. К каждому на степлер крепилась перфокарта.

- Перешифровываем понемногу, - Алекс, проходя, подцепил файл, махнул им в воздухе. - Материал наполовину запорот, добрая половина сгорела или под завалами. Повезло, что хоть часть архива уцелело. Люди Икс, говорите? - он повернулся резко, в упор взглянул на Джин.
- Да, верно, - нарочито ровно ответила та.

Алекс ухмыльнулся:

- Ну что ж, добро пожаловать. Сейчас Хети принесет ужин и кофе. Присаживайтесь вон туда, на диванчики. Кожа, обратите внимание, натуральная.
- Хорошо, спасибо. А теперь давайте перейдем к делу. Что вы знаете обо всем этом? О Росомахе? О происходящем?
- О происходящем - столько же, сколько и вы: ровным счетом ничего. А свои догадки пока что придержу. Ответьте мне сначала на один вопрос, мисс Грей. Насколько вы поднялись - в смысле ваша организация? Вы способны реально влиять на власть? На общество? Какие у вас, если что, силы - я имею в виду запасных игроков? Скольких вы сможете выставить, если... когда начнется свистопляска?
- Ничего себе "один вопрос"!.. Ладно, давайте по порядку. Во-первых...
- Во-первых, мы мирная организация, - прервал Джин негромкий голос.
- Ба! Циклоп ожил. Знакомые слова услышал! - тут же откомментировала Бандит на ухо Гамбиту, чего не стоило делать в овальном помещении.

Впрочем, кому-кому, а Циклопу не привыкать - ухом не повел. Подождал, пока уляжется эхо, кивнул и продолжил:

- Однако если придется защищаться, у Школы будет около стони бойцов. Большинству из них на сей момент 17-18 лет, они совершенно неопытны, зато обучены управлять своими силами. Без ошейников, самостоятельно. Во-вторых, мы легальная организация. Нам доверяют. С нами советуются по социальным вопросам - мутантским, разумеется. Иногда это приносит результаты, иногда - нет. Мы не власть, как ты должен понимать. Учебное заведение. Общественная организация. Клуб, если хочешь. В какой-то мере - семья. А теперь ответь мне на один вопрос: зачем тебе это?

Он излагал своим обычным нудноватым тоном, не обращая внимания на вытянувшихся и подавшихся вперед Иксов. Алекс слушал заинтересованно, сложив руки на груди.

- Как тебя зовут, братишка?
- Скотт. Да, пора бы познакомиться. Твое имя я знаю. А кличка есть?
- Полярис. Хорошо, ответил ты - отвечу я. Ты сможешь раскачать Нюнберг?
- В смысле... процесс? Или сам город? Что ты имеешь в виду?
- Процесс. Если я дам тебе красную кнопку - ты сможешь сделать так, чтобы она бабахнула на весь этот гребаный шарик?

Циклоп не ответил. Думал. Он всегда думал там, где не надо. Джин уже набрала воздуха в грудь, готовясь перехватить разговор, но Алекс выбросил в ее сторону поднятую ладонь:
- Не надо, мисс Грей. Вы сейчас будете клятвенно меня заверять, что да, безусловно, и сами в это верить - не надо!
- Сможем, - тихо и слепо проговорил Циклоп, скорее себе, чем собеседнику, - если с британскими... четыре к одному... - и повторил, подняв взгляд на Алекса. - Сможем.

Тот, в свою очередь, задумался, медленно, с видимым усилием кивнул:
- Да, при всех "если"... Вам не удастся - никому не удастся. Ага, вот и Хети!

Мутант был без ошейника - восемь рук в ошейнике не отрастишь. Зеленых рук. Но только когда он подошел вплотную, раздавая тарелки, стало ясно, что это вовсе не руки. На спине обнаружился рюкзак, из которого рос мощный стебель, расходясь на побеги. Гибкие ветви ныряли под рубашку, выходя из рукавов сплетенными в конечности. Работали псевдоруки не хуже настоящих.

- У этих ошейников есть забавная побочка. Пока он на шее, мутации считай что нет. Но на деле-то она есть, и накапливается. Своеобразный аккумулятор: ты сильнее сам себя во столько раз, сколько времени его протаскал. На короткий промежуток времени, буквально на десять-пятнадцать минут. Но за эти минуты можно небеса с дерьмом смешать, братишка, - Алекс хмыкнул, отхлебнул кофе.
- Кто их разработчик? - поинтересовался Зверь.
- В точку. Но не все сразу. Сейчас поедим - и расскажу. Сначала свою историю. Затем - то, что знаю о проекте "Оружие Икс". Вы с ними - однофамильцы.
- Буквой "Икс" часто обозначается неведомое.
- Слишком часто, я б сказал. Ладно, жуйте. Хети, передай спасибо Огоньку и Тигрице.
- Передам, - Хети вышел, дополнительные "руки" устало лежали на плечах.
- В лесу, как в утробе, - кивнул Алекс на закрытую дверь. - У нас сорок шесть мьютов, Скотт. И каждый из них - боец. Игровая обеспечила.

Циклоп не ответил. Команда ела достаточно давно, чтобы не отвлекаться от тарелок. И только когда ложка заскребла по дну, до них дошло. Первой очнулась Юбилей:
- Игровая?! Это не такая комната для тренировок, которая все делает сама? Схемы там воспроизводит, строит стены и все такое...
- И все такое, - похоже, на сей раз Алекс действительно был удивлен. - У вас есть Игровая? Ого, от щедрот...
- У нас в Школе есть очень умная тренировочная. Мы назвали ее Комнатой Опасностей. Возможно, это и есть аналог той Игровой, о которой ты говоришь.
- Ее построил Росомаха, - тихо добавила Джин. - Первые полгода он только этим и занимался. Не говорил. Ни к кому не приближался. Ничего не предлагал и ни о чем не просил. Не отвечал ни на вопросы, ни на приветствия. Приезжал. Уезжал. Запирался на минус четвертом и что-то варил, резал, перетаскивал. У нас есть эта твоя Игровая, Алекс. Правда, мы понятия не имели, что она - Игровая.
- Да вы к нему привязались, как я погляжу, - сощурившись, зло обрывает Алекс. - Вот это вы зря. Не тот случай.
- Ваши аргументы? - щеки Джин подернулись румянцем, в глазах искрит гнев.
- Да, сейчас изложу, мисс Грей. Не беспокойтесь, я не забываю обещаний.

В этом маленьком городишке не происходило ровным счетом ничего. Одни и те же старые праздники, затасканные до полной стертости, в котороые последний малолетка не отважится вложить хоть каплю незамысоватого воображения. Он помнит мины родителей, собирающих его на общегородское мероприятие, и голос матери: "Может, хоть на сей раз останемся дома, Роберт?", и ответ отца: "Там будет шеф, Милли. Ты хочешь, чтобы я остался без работы?". Он помнит насмешливо-брезгливые полуухмылки старшеклассников, привязывающих к мачте школьный флаг, потрепанный и блеклый. Помнит рыбоглазых училок, раздающих стишки и речи в две-три фразы. Учить их не обязательно - они те же, что были в прошлом и позапрошлом году, когда он стоял в толпе, у него затекали ноги, рубашка воняла потом, а на широком крыльце голоса его знакомых бубнили эту чушь.

Алекс Саммерс искренне, от всей души ненавидил это место. Проклятая глушь, в которую родители переехали из-за него. Типа у него руки не такие. Но это же чепуха? Чепуха! Его друзья - великолепные и замечательные Рой и Гвен Тильды - абсолютно правы. Руки как руки. Он очень долго никому не рассказывал, потому что и мама, и папа постоянно запрещали ему. Долдонили каждый день: "Только никому не говори, только никому не говори!" А Гвен, она, конечно, любит дразниться, но самая умная. Разгадывает головоломки в три раза быстрее, чем все остальные! И учится на отлично. Вот она сразу и сказала: "Да брешут они тебе!" Так вот и сказала, с некрасивым словом. Похоже, что да...

- ...брешут, - вырвалось шепотом. И мальчишка покосился по сторонам - не услышал ли кто?

Они тогда полвечера проговорили. Сначала Алекс взял с них настоящую клятву никому и нигде не рассказывать, а потом выдал папину историю на едином дыхании. И про то, что жили они в Нью-Йорке, самом большом, и красивом, и лучшем, и мама водила его в блестящие центры, каждый из которых - как если все-все дома собрать и вместе составить. А еще гуляли в огромном парке, покупали и ели мороженое, катались на каруселях. И вот на одной карусели ему стало плохо. Была осень, вечер, а ему стало так жарко, что он сорвал с себя и шарф, и шапку, и даже пальто в шотландскую клетку. Но это не помогло, становилось все жарче, заболело внутри, он заревел, хотел соскочить с лошадки, но нога как-то подвернулась, он упал и открыл рот, набирая воздух - а тот не набрался. Он бился, пытаясь вздохнуть, к нему уже бежали - мама, люди. И вдруг он что-то... ну, выбросил, что ли... будто пробку, изнутри... не объяснить. И воздух пошел, он вдохнул и заснул.

Потом он проснулся в больнице, а ночью пришел папа, то есть сначала был шум в коридоре, разбудил его, и только он открыл глаза, как врывается папа, поднимает его с кровати просто в одеяле, отталкивает плечом медсестру и несет его вниз, в машину. Вот так. Подъезжает к дому, там они с мамой бегают с чемоданами, а ему говорят: сиди, не вылазь! И он тогда заснул, а утром, когда они ехали, мама рассказала, что...

Он тогда на карусели очень сильно обжег одного дядечку-врача. Тот стоял рядом, подбежал первым, наклонился. И тут вспышка, и дядю как отбросило, и на нем начала гореть одежда. Его потушили, конечно. Приехала скорая, забрала и дядю, и Алекса. Он уже спал у мамы на коленях. Подойти больше никто не решился. Дело в том, что у него светились руки - все пальцы, и ладони, и даже запястья - и ярче, чем даже фонари на карусели.

А в скорой один врач осматривал Алекса - а пальцы и немножко ладони еще светились, - а второй и третий суетились возле дяди. Они расстегнули его костюм, а там, на груди, - огромный ожог, и оттуда кровь так и льется! Маме врач сказал, что все нормально, но нужно сдать анализы. Она позвонила папе из фойе, они поговорили и решили уехать.

Вот тогда Гвен кивнула, будто ждала, и сказала:

- Да брешут они тебе!

Рой, который слушал, открыв рот, аж подскочил:

- Слышь, ты!..

Они вечно ссорились друг с другом. Ну, в общем, Роя можно понять: такую сестренку врагу не пожелаешь! Но Гвен тоже классная, по-своему.

Пиная камушек, Алекс шел через город. Жили они на самой окраине, а школа была в центре, но папа говорил, что час на свежем воздухе очень полезен маленьким мальчикам. Это, конечно, для того чтобы лишний раз не заводить машину. В Нью-Йорке у них хватало денег и на мороженое, и на зоопарк... на все на свете. А здесь нет даже на бензин. Таскайся каждый день на своих двоих!

Тильды живут прямо у школы. Как хорошо, что Гвен стала брать у папы дополнительные частные уроки! Они так и познакомились - сначала с языкастой сестрицей Роя, а потом и с ним самим.

Так что Алекс понимал, что они сейчас пойдут друг дружку обзывать и потеряют всякий интерес к его истории. Это его не устраивало.

- Эй, Рой! Гвен! Да стойте вы! Эй!
- Ну?! - Тильды злобно глянули на него.
- Почему брешут-то? - он невольно снизил голос.

Рой фыркнул и отвернулся, дескать, ему неинтересно. Гвен начала учительским тоном, загибая пальцы:

- Ты спал и ничего не помнишь. Это раз. Если бы ты ранил этого дурня на карусели, пришел бы полицейский, а не папа. Это два. Если бы ты умел поджигать предметы, нам бы не пришлось летом продираться через ту ежевику. Ты бы сжег ее, и все. Это три. Мы уже три года знакомы, и что-то я не припомню...
- Они больше не светились. Сначала каждый вечер мама с папой проверяли по очереди, а потом перестали. Говорят, чтобы я сам следил.
- Ну, разумеется! Что им еще сказать? Знаешь, я думаю...
- Что?
- А ты не обидишься?
- Не обижусь.
- Ну, смотри! Мне кажется, это твой папа что-то сделал, ну... что нельзя. Противозаконно, понимаешь? Он же работал в большом научном центре, он говорил мне. Может, он отдал что-то секретное шпиону?
- Да ты что?! Ты что сказала?!
- Кто-то обещал не обижаться! Только что, между прочим. Всё? Угомонился? Я ж не говорю, что он нарочно! Эти шпионы очень хитрые, он притворяются, врут, разыгрывают целые спектакли. Мало ли как он у твоего отца выманил...
- Слушай ты ее больше, Алекс! Она тебе расскажет, ага! - Рой оторвался от стены и сидел нога на ногу, как взрослый. - Это мы вчера кино смотрели, про шпионов. Хотя мама тебе не все рассказала, это точно. Взрослые всегда что-то скрывают. Ты лучше скажи - а ты пробовал чего-нибудь поджечь?
- Тысячу раз. Не получается.
- Вот видишь!
- Но руки часто горят. То есть их жжет, покалывает изнутри, под кожей, понимаешь?
- Ну и что? Мало ли отчего ладони жжет? Так у всех бывает - ну, например, когда отлежишь руку во сне. Или с мороза вернулся. Так?
- Вроде так...

Алекс и сам давно сомнелся в этой истории. Что-то было в ней неправильное. Он помнил, как они бесконечно ехали и ехали, как папа звонил с каждой бензоколонки, а мама всякий раз спрашивала: ну что? Папа сначала отвечал: нет, еще не приехали. А потом просто грустно качал головой. И как они, наконец-то, сняли этот дом, а он еще обрадовался, что вот закончились ночевки по отелям и обеды в дурно пахнущих забегаловках. А потом он пошел в здешнюю школу, и одноклассники объяснили ему, в какую проклятую дыру он попал. Так и говорили: проклятая дыра.

А через год-другой он и сам понял - дыра. Самая настоящая. Проклятая. Вот только взрослые и слышать не хотели о том, чтобы переезжать обратно.

Что же там все-таки случилось, в Нью-Йорке?
- Это было в 62м?
- Годом раньше, братишка. И родители были ох как правы, смотавшись из центра. Сразу же, без размышлений. Проект уже пахал вовсю, и каждая больничка имела набор четких инструкций по этому поводу. Отец знал - просто потому, что ваш Ксавьер был у него в дружках. Работали вместе, все такое. Лепшие кореша. Ну да об этом ты, наверное, знаешь. А как припекло - трубку не снял. Так вот, Скотт. Тоже, в общем-то, можно понять: молодые они оба были, и отец, и дружок его Чарли...
- Нет. Эту историю я знаю лучше, Алекс. Профессор тогда уехал в Европу. Точнее - в Англию. Первый центр открылся там, он строил его вместе с другим телепатом и... еще одним человеком. То есть мутантом. Центр проработал десять лет, потом... скажем, они трое разошлись во взглядах на политику. Центр развалился, Профессор вернулся сюда. Родители уже погибли. Он нашел меня, забрал из приюта. Построил Школу. Не надо, Алекс. Будь он в Америке, он снял бы трубку. Обязательно.
- Может быть, и так. В сущности, неважно. Одно хочу тебе сказать, братишка: все обнуляется. И прошлые заслуги твоего Ксавьера перед проектом на сей раз ему не помогут.
- Заслуги перед проектом?! Слушай, я понимаю: здесь творилось что-то настолько страшное, что ты уже никому не веришь. Но Проф...
- Разумеется, замазан. Разумеется, Скотт. Ты, что ж, думаешь, что мьют мог дожить до семидесяти с лишним, не отстегивая им? Не бабло, как понимаешь, - баблом они сами поделятся, глазом не моргнув. Мозги. Открытия. Научные разработки. И все это было бы досужим вымыслом, но... сейчас, погоди, где-то здесь лежало...

Алекс поднялся рывком, отбросив стул. Тот протестующе взвигнул всеми четырмя ножками, качнулся, но устоял. А мьют уже нырнул под пульт и возился там, матерясь яростно и тихо. Выполз весь в пыли, отряхнулся - и кинул Циклопу маленькую тетрадку в синем замшевом переплете. И тот поймал себя на желнании швырнуть ее обратно. Не открывая. Но вместо этого открыл.

На титульном листе строгим знакомым почерком стояло:

"Лабораторный журнал. Биохимические структуры измененного гена Х. Трансгенные вещества и их взаимодействия. К.б.н. Чарльз Ксавьер."

- Что это? - пересохшими губами спросила Джин.
- Это еще ничего не доказывает! - нахмурился Зверь.

Скотт молчал и смотрел на брата.

- Это Ди три, - негромко ответил Алекс. - Самое его начало. Ди три открыл Ксавьр. Доработали уже без него, назвали без него. Применяли, видимо, тоже без него. Зачем ранить нежную психику курочки, несущей золотые яйца? Вон, даже тварь приставили, чтоб не дай боже... Понял теперь? Понял?! Понял, спрашиваю?!

Скотт закрыл глаза и снял визор. Алекс орал, а тот сидел молча, неподвижно, застыв лицом. А потом одел его обратно и спокойно ответил:

- Нет. Не понял. Продолжай, Алекс. Продолжай.
Той зимой он заболел. Как-то внезапно навалилась лихорадка, по стенам побежали золотистые паучки, а постель, сколько ее ни меняй, становилась влажной, колкой и липкой, будто мертвая медуза на песке. Приходили Тильды, их рассказы о школьных проказах шелестели мимо, завивались в снежный вой. Он засыпал и просыпался, во сне приходили черные люди и клали ему на шею горячую бабушкину ступку, с которой он играл на огромном ковре в их нью-йоркской квартире. Она там и осталась, эта ступка, и теперь почему-то вспомнилась, и ее было жаль. Он просыпался в ужасе, в слезах, и они плакали вместе с мамой. И мама кричала во дворе на отца - он слышал через открытую форточку - требовала врача. А отец хватал ее лицо - он видел, приподнявшись, - и что-то шептал в него злыми бледными губами. Смотрел вверх, в окно, на сына, и в его взрослых глазах бился невозможный - для сильного большого человека - страх.

Вечером пришел врач, и после приходил каждый день. И все большее недоумение слышалось в его сухом причмокивании, в щелчках тонких коричневых пальцев, а ну-что-молодой-человек-мы-идем-на-поправку? теряло бодрость, становилось бледным, как цветы в горшках, если их долго не поливать.

- Он никому ничего не сказал, этот врач. У него тоже, наверное - наверняка! - были инструкции по поводу особых детей, но за его плечами стояла старая французская школа и две войны. Он давно составил свое мнение на этот счет. И он сказал отцу: если мальчик выживет - уезжайте в Европу. Там сейчас тихо. Но мальчик не выжил. По крайней мере, для родителей.
- Мне всегда говорили, что ты мертв. Я хорошо помню, как мы ходили на кладбище...
- Все верно. Я сам часто смеюсь - умереть дважды, и все-таки жить. Это Ди три, Скотт. Нам - и мне, и остальным - начинали подмешивать его в пищу задолго до того, как забирали. Все должно было выглядеть естественно. Жил, умер от какой-то неведомой болезни. Ди три никак не вычислишь, проверяй кровь-не проверяй. Он мгновенно уходит в клетку, просачивается в ядро - и та начинает мутировать, как бешеная. Это похоже на рак - но не рак. Клетки перерождаются - а опухоль не возникает. Отравление, потеря сил, сон, летаргия. Похороны. Этого я, разумеется, не помню. Проснулся я уже здесь, на базе. Среди таких же. Мне тогда было одиннадцать. Я оказался крепким, продержался целых три года. А тут и год считался достижением.
- Что с вами делали?
- В сущности, ничего особого. Прокачивали Ди три через кровь. Капельницы, одна за другой, день за днем. Потом давали отдохнуть, отдышаться. Кормили. Взвешивали. А когда ты уже держался на ногах, когда переставали мурашки плясать перед глазами - снова. И снова. Не то чтобы нас хотели убивать - чаще всего просто не успевали уследить. Ди три - штука коварная: вроде ничего-ничего, а раз - и передоз. Ну что ж, шланг в руки - и долой! Следующий. Иной раз наоборот, решали: пускай этот материал закончится, зато у нас будет чистый экстракт. Как правило, с малышами - двух, трех лет. Которых ничем не унять, не успокоить.
- Шланг?
- Экстракт?
- Именно. Сначала экстракт, а после - шланг. Сам Ди три, чистый, со всеми его изомерами, ничего, кроме регенерации, считай, и не дает. По тем временам уже хлеб: ого-го! неистребимое пушечное мясо - хорошо? Отличненько! Но... показалось мало. Тогда и подключили мьютов. Раз уж Ди три - их произведение, вытяжка из мозгов телепата в силе и славе, то есть, извините, непосредственно во время блуждания по ближайшему мозгу, так сам бог велел и далее через мьютов его гнать. И смотреть, что будет. А выходило любопытно. С каждым прогоном вещество меняло структуру: чуть-чуть, едва заметно, стержневую часть сохраняло, а по бокам обрастало мишурой нестабильных частиц. И в какой-то момент - раз! - и нестабильное становилось стабильным. Он словно сам через себя выворачивался, этот препарат, понимаешь? Бешеный мутаген, он еще и принимал на себя заданные качества, становися трафаретом мутации. Другое дело, что редкий мьют доживал до этого момента. Экстракт давал один из десяти. Остальные распадались раньше. Это не очень-то аппетитно выглядит, когда каждую клетку зашкаливает от бесконечных, все ускорющихся мутаций, и, в конце концов, все они взрываются, превращая тело в лужу единообразной слизи всех оттенков красного. Тогда пригоняют кого-то из зарядов, он берет шланг и смывает все это дерьмище в сток и дальше - в печь. В мусоросжигатель. Я видел это сотни раз, Скотт. Понимаешь? Сотни. Тело бьется на лежаке, на нем вспухают пузыри, лопаются, вспухают, лопаются, и еще раз, и еще, и снова, и уже потекло, уже летят брызги, отшметки, шлепают по кафелю стен, стекают на пол, а оно все еще бьется, все еще хрипит и булькает... Ладно. Сам увидишь. Пленки сохранились.

Алекс отвернулся резко, выдернул кипяток взгляда, дал возможность вздохнуть - и себе, и брату. Но передышки оставил на два вздоха, не более - заговорил, не давая времени привычным запретам взять верх.

- Ди три по венам - словно их изнутри трут наждачной бумагой. Сначала сосуды, а затем расходится на все тело. На пике сходили с ума, пытались отгрызть себе руки - как животные в капкане. Это было сигналом для проекта: пошло экстрагирование. Скакали вокруг, глаза горели, спорили до хрипоты: отключать-не отключать. Передержать - испортить материал до времени. Недодержать - частицы не успеют накопиться. Копья ломали, формулами друг в друга швырялись, как перчатками. А мы смотрели. Все остальные мьюты. Материал. Мы так и проходили по всем документам: материал. И этот материал мог быть годным - в возрасте становленя гена, и негодным - по окончанию этого возраста. Последний сразу становился тренировочным пособием для Обоймы. Первый шел на стол. На экстракт. А уже его, Ди три штрих, два штриха, три, четыре, пять - вливали в человеческое мясо. То, которое собрали по роддомам, свезли на базу, негодное, нежизнеспособное. Прогонишь через него сначала чистый препарат, а потом со штрихом, например, телекенеза - и вот тебе, неистребимый телекенезист. А можно же и замешать, верно? От оборотня - когти и тонкое чутье, от птицеобразного мьюта - зрение, от сверхбыстрого - скорость реакции... Ничего не напоминает?
- Не надо, Алекс. Хватит. Мы поняли, - ровно ответил Циклоп и только после этого позволил себе перейти на шепот. - Мы все поняли...

И в наступившей темной, как старая кровь, тишине голос Юбилей, такой всегда тонкий, ласковый, мелодичный, раздался хриплым клекотом:

- А им-то как, Алекс? Им? Тем... тварям? Им-то - как?

Мьют поднял голову, но смотрел не на Юбилей, а сквозь и мимо. Наконец, ответил, с трудом разжимая губы, тускло и мерно:

- Им? Я покажу. Всё покажу.

Балкончик, сказал Алекс, - хочешь на балкончик? Хочу, - сказал Циклоп, и тепрь сидел в небольшом пулементом гнезде, когда-то любовно обустроенном в скальном изломе. Горячий камень под ногою, свежий ветерок в горле, мешок песка под задницей.

Несколько минут он просто сидел, подставив шею под теплую руку солнца. Затем запустил в карман тяжелую от неверия руку и вытащил свой последний блокнотик. Положил на колено, открыл, собираясь с мыслями.

Но вместо того чтобы конспектировать и комментировать новые данные, Скотт внезапно начал рассматривать сам блокнот. За последнюю неделю он до такой степени порос всеразличной грязью, что в Школе был бы немедленно вытряхнут сканером и отправился в печь. А теперь придется таскать этот... с рогатой мордой от пролитого чая на обложке, листами, засыпанными пеплом от вчерашнего костра, склеившимися на углах, с пятнами от соуса. Будем надеяться, что от соуса. Происхождение их может быть куда менее приятным.

А смысл его сейчас менять? Да и захочешь - не поменяешь. Да и выглядит он... будто чужой. Другого человека, который в настоящем мире живет настоящую жизнь.

И пока он так думал, солнце гладило и гладило шею без устали, и шуршал ветер, холодя уши, и щекотно звенели в них кузнечики, а котлован леса, прикрытый синей крышкой в одну атмосферу, шел легкой рябью. Вишневый котлован, прикрытый лиловой крышкой - но Циклоп давно читал все цвета через красный, бессознательно восстанавливая их детской памятью.

Вспомнился Профессор - но издалека, будто чужой и случайный, под холодным соусом сомнения. Привычно трепехнулась в груди вина, тяжелая рыбина - и замерла. А может, и Профессор. А может, и не знал.

И сам себе вспомнился - вчерашний, когда шел, глядя под ноги, и в голове только одно билось: Профессор, Проф, Проф, ну, пожалуйста, очнись, ну, пожалуйста, ответь. И рыжая сыпучая сосновая игла текла из-под ступни.

Отсюда, из глухой ясности, любое событие, мотив, настроение, любое существо - мутировавшее или нет, разумное или не накопившее себе ДНК-цепочек на разумность - представлялось ясной формой на 3D-макете, не более. Вместе с тем, отсюда, из-под прозрачного тяжелого ватного одеяла, сконцентрироваться и, тем более, оценить детали макета было совершенно невозможно. Оставалось только скользить по нему вниманием, и позволять тому свободно прилипать к миниатюрным фигуркам, строениям, векторам движения и знакам мотиваций. Понимать и немедленно забывать понятое. И телепатией это не было: просто шок после цистерны жидкого азота, которую вывернули на нервную систему. После информации, подобной цистерне жидкого азота.

Максимальная точность в определениях отчего-то казалась очень важной. Важнее всего прочего. Важнее распадающегося на неизвестные товарища, на которого они привыкли полагаться. Важнее закончившейся так внезапно поддержки старшего - богатого, мудрого, сильного, социально значимого, во всем верного, непогрешимого... важнее. Важнее трехсот малышей, которым завтра снова будет нужно, и послезавтра, и до ближайшей стабильности, знака которой нет на макете.

То есть есть. Он тут же появился, этот знак, и счет за него появился, и счет был неподъемен. Рассовать по родителям, предупредив последних, - и утратить возможность своевременной помощи. Или прямо передать государству. Органам опеки. Читай - проекту. Рано или поздно - проекту. Команде станет легче. Руки развязаны, можно двигаться, бороться, сопротивляться. А то и вообще легко. Интерес в них отпадет. Могут даже оставить в живых. Можно договориться.

Тому далекому Циклопу двадцатичасовой давности стыд не позволил бы додумать до конца - а в этом он не включался. Пытался, дергался на дне мозга, придавленный, но развернуться не получалось. Не только стыд. Ни грусти, ни бодрости, ни надежды, ни зависти. Ясность заполнила каждый угол сознания, выдавила соперников подчистую. Убила страх. Ясность включала движение на макете и предъявляла дальнейшие, после договора события: борьба команды, распад команды, гибель команды по одному.

Скотт впервые сидел прямо перед собой, совершенно беззащитный, вне привычной атмосферы, порождаемой страхом - уютных своих забот, бодрящего своего раздражения, сладких своих заслуг и достижений, веселых игр в мячики вниманий и опорного столба долга. Сидел и рассматривал макет реального положения вещей. На нем снова восстановилась изначальная, сбитая вопросом о малышне, картина и неспешно текла событиями.

Вот это поле с самолетиками, тускло проступающее прямо посередине, - Вторая мировая. Игра во всемогущество, зашедшая слишком далеко. Обрезка этноса до едва заметных палочек на уровне земли и разделение корней на два куста. Подкормка этих кустов и питание с них. А вот те, кто едят плоды - еще два этноса, слева и справа. А вот и первые мутанты. Мьюты. Затаившись аминокислотами в кожуре плодов, они стекаются в два этих этноса и концентрируются там. И очень скоро оба потребителя замечают это новое вещество, отличное от прежних. Добывают в лабораторных условиях. И начинают собирать. Как это делает левый этнос, неясно. А правый - очевидно.

Вот она восьмиугольная коробочка - форт, на балкончике которой он сейчас сидит. Если присмотреться, можно разглядеть и балкончик. Еще совсем новый, с блестящими стволами, с ярко-зеленым ящиком для снарядов. Сейчас его откроют, и проверят наличие боеприпасов по списку. А тем временем лабораторное оборудование для нового вещества продолжает собираться и настраиваться. Едут фуры, идет над ними транспортный борт. Подписываются бумаги. На каждом - штампы, секретность нанизана на секретность. Не потому, что надо: привыкли. Война еще свежа в памяти. И ни подписывающий, ни передающий на подпись вопросов не зададут. Самой мысли удивятся. И, в целом, верно: армия есть армия. Там порядок веками лепился.

А тем временем второй этнос, собрат и недруг, пухнет час от часу, с того же дерева жрет, тот же куст поливает. А чего ждать от него? Ничего хорошего - шепчет память. Ничего хорошего - подтверждают грибы, встающие на горизонте. Старый, довоенных времен, страх становится принятым вектором.

Быстрее! Но как быстрее, если в плодах с куста обрезанного вещество так редко, так мало? Такие особые нужны ему условия, стены в девять атмосфер, все известные поля невероятных мощностей - только чтобы удержать и рассмотреть. Быстрее! - бьют молнии из командного центра правого этноса. Едут фуры, идет транспортный борт, поднимаются из глубоких тайных подвалов слепящие на солнце слитки. Самую пищу свою вкладывает этнос в то, что сделает его сильнее всех. Остановит страх.

А тем временем второй этнос отгородился сталью, ушел в густой туман - что ждать от него? Ничего хорошего - шепчет память. Ничего хорошего - подтверждают прочие, дальние, малые. Рычат шакальей стаей, обступили. А за ними - деревья с плодами сладкими, давно разведанными, нужными. Вот-вот к ним проход перекроют. Сами рвать начнут и тому, вражине, таскать по команде. А те, что не рычат, тоже косятся. Вроде и друзья, свои, прирученные, а на деле - те же шакалы. Нет на них надежды.

Готовы лаборатории, пошла через этнос сеть мелкоячеистая. Плоды съедены, вещество внутри распределилось - нужно вынуть. Получается: заиграло на сети рыбками золотыми. Наполняется коробочка. Рассматривают со всех сторон, кислотами капают, щелочами моют. Девять атмосфер нагнетают, токами искрят, магнитными пучками щупают. Греют, охлаждают. Без толку. Быстрее! Есть результаты? Нет результатов.

Влить вещество в армию, сделать инъекцию в плечо? Никакой пользы, одни волдыри на выходе. Оно же, в большинстве своем, совсем еще неразумное, ему бы в песочек играться - то в водичку его переделывать, то в газ веселый. Как такое под ружье?

И тут, вспышкой: есть результаты! Из самого вещества и пришли. Кусочек его вспыхнул и пропал с глаз, но след за собой оставил: жирный, видный. Мимо глаз не прошел. Принес ручной шакал в клыках добычу знатную. Вот она идет по морю, синяя тетрадка, из кейса в кейс ныряет, оберегается неусыпно. Передается под подпись, обрастая на каждом этапе секретностями, будто сапог комьями грязи на пахоте. Берет тетрадку коробочка, рассматривает, радуется. Бьют молнии из командного центра: есть результаты? - Есть результаты! - Каковы они?

Мы нашли архиват.

А тем временем второй этнос прикормил-таки свору, подговорил, натравил. Кидаются один за другим, верткие, впиваются гнилыми клыками в икры. Первым двум попал тяжелым ботинком под дых - те и спеклися. Зато третий оказался двужильным. Трехжильным. Четырех. Вот уже обе ноги заняты, и руки в ход пошли, бьют, чем только возможно, а он знай себе дерет клочья мяса, до костей раздирает. А тот, второй этнос, дальний, недобрый, науськивает шепотом, кости сладкие бросает шакалу, по загривку его треплет. Ухмыляется. Ждет: вот, сейчас, не выдержит враг, схватится за запретное, тут-то мы его всей стаей и порвем!

Быстрее! - кричит командный центр. - Быстрее! Уже пошла гнилая слюна из шакальей пасти по сосудам, уже знобит, уже разворачивается лихорадка в крови. Где результаты? Где ваш архиват?

Вот он. Ряды коек, шеренги капельниц, полк аппаратов по фильтрации крови. Течет вещество по прозрачной трубочке - чистейший концентрат. Каждая капля ценнее золота, бериллия, плутония. Наполняются баки толстостенные, крепчайших сталей, тончайшей шлифовки. Клеится на каждый маркировка разноцветная. Есть результаты: здесь вот крылья мощные в каждой капельке, а там - хвост хлесткий, тут - скорость сверхзвуковая, а рядом - плазма и лазеры.

И всего-то не хватает - носителя. Уже понятно, как вещество вкладывать, как рассчитывать дозировки, чтобы оно разворачивалось аккуратно, не калеча, встраивая каждую следующую каплю на свое место. Летят теперь уже из коробочки в командный центр молнии: дайте же! дайте! - Да, - соглашается тот. И через этнос идет другая сеть, другой улов наполняет фуру и транспортный борт. Самую кровь свою вкладывает этнос в то, что сделает его сильнее всех. Остановит страх.

Она негодная, эта кровь, она уже порченая, ее выкатывать - только мучить и мучаться. А всё своя, и негоже знать всему большому этносу о том, чем платят за настоящую защиту. За настоящий страх.

И вот они уже растут - они? оно? В их молоке - Ди три, в их венах - Ди три штрих, в их глазах - тварь, в их жизни - бой. За каждый кусок пространства, за еду, за сон, за место возле Кэпа. И возле Уха. Потому что это штаб, потому что - неприкосновенны. Штаб настраивают особо тщательно, двадцать четыре часа на витрине, оба спят, едят и занимаются отдельно от своры. Которая вот-вот станет Обоймой. Но этого еще никто не знает. Рассчитывают на взвод - вышколенный, неубиваемый, способный небо с землей смешать. И только.

А они уже растут: плоть от плоти двух этносов - старого и нового. Растут, пока старый под корень вырезает новый - как ядовитое растение, как прожорливое насекомое - у них на глазах. Для них еще садовая скамья - вершина, когда они начинают отыскивать мьютов, просачиваться в детсады и школы, подливать Ди три из зеленых пузырьков толстого стекла в нужную миску. Они растут, и пока все уверены, что дрессируют свору служебных собак -

...- Они все - мои?
- Да, Ю Си 000704102. Они твои и Эй Оу 000704101. Ваши. На двоих.
- Тогда мои будут вот этот...
- Нет, вторая. Эй Оу - главный, помнишь? Они тоже, в первую очередь, его - все до единого, а уже потом - твои. Когда первого нет, они - твои. Понимаешь?
- Да, понимаю. А сейчас мне можно с ними поиграть?
- Можно. Давай им команды и показывай, что от них требуется.
- Хорошо. А как их зовут? Четыре, пять, шесть и дальше?
- Да, вторая, верно. Номера на клетках. Вот ключи. Иди. Играй.

Пока все уверены, что это служебная свора, маленький телепат приносит своим собачкам свои обиды на взрослых, говорит с ними, объясняя, что значат слова, лупит их, срывая злость, и гладит по спинам, и постоянно пользуется их памятью на своих уроках, тягомотных, мозгосломных, бесконечных. Телепат, второй по старшинству в Обойме, трехлетняя Ухо.

Будущая Эмма Фрост. Которой нет. Которая - всего лишь одна из псевдоличностей боевого телепата. Одевается при случае, как скафандр, как форма, как платье-коктейль. Проф рассказывал об Эмме Фрост. Много раз. О богатой даме, открывшей детскую секцию для детей-мутантов. О злобной стерве, издевавшейся над учениками и обучавшей их лишь интриге и убийству. О том, как они с Магнусом и Бетси нашли это заведение. И нашли поздно: многие уже поддались... Проф не понял. Или не сказал.

А потом их первый раз вывозят всех вместе на полевые испытания. И парадная форма машет в бункере рукой и кричит в трубку довльным голосом: еще! еще, черт побери!

и застывает в полунаклоне, потому что время вывернулось, и свет стал бел и жарок, и воздух потек плазмой, и над полем встала Обойма. Кипящим шаром материи и энергии, сошедших с ума.

Потом они увидят аэроснимок - высокий, едва ли не из тропосферы. И подсчитают: 9\10 термоядерного заряда в полторы тысячи мегатонн. Потом они будут долго бубнеть и огрызаться на закрытых собраниях, сам командный центр зависнет на взмахе, не в силах обсчитать ситуацию. Потом вывалится ворох гипотез и тезисов, будто пена с уставшего языка. И только потом они спросят Кэпа:

- Что это было?
И Кэп ответит:
- Обойма.

Обойма, туз в рукаве, запасная лимонка за голенищем у правого этноса. Хвалю! - летит молния из командного центра.

Зря они так...

Картина застыла, макет дрогнул и испарился под рухнувшим сверху лучом. Циклоп поневоле отпрянул: солнце уже сместилось и теперь било в глаза. Ноги и спина затекли, накатывала сонливость. Скотт дернул головой, потянулся. Какое-то гипертрофированное удовольствие захлестнуло его. Эндорфинная реакция желез головного мозга - скользнуло в памяти. Он встал, развернулся и скользнул в узкий дверной проем. Подождал, пока глаза привыкнут к полутьме, и пошел обратно в овальный зал управления. Улыбаясь.
Поймала Алекса за руку на выходе. Спросила, не поворачиваясь, негромко:

- Здесь побродить можно? Самой?
- К обвалам не приближайся, поменьше в руки хватай. Можно. Но лучше - не самой.
- Вместе сходим, - Зверь уже рядом. Они даже с Грозой успели переглянуться: ты как? подождешь? - подожду, иди с ней, иди!

Смотрела на колонну, чтоб Алексу, чужому, глаз не показывать - их диалог зацепила. Внимание работает. Ноги работают, руки, внимание вот. Просто надо выйти и отдышаться. Размяться, послушать сухой хруст под ногами. Покурить под вентилятором. Он большой, его слышно.

- Зверь...
- Пошли, Джу. Давай, на выход!

А потом им понравилось. Это так ясно видно, когда - понравилось. Не в два, когда их били и науськивали, загоняли шокерами под капельницы. Не в пять, когда между клеткой и Игровой вставала то яма, то расстрельная стенка, то операционная. И даже не в восемь, когда в них залили адамантий. Годом позже. После испытаний. Им понравилось.

- Они готовы?
- Не они, сэр. Она. Или, если угодно, оно. Оружие. Или, принимая самоназвание, Обойма.
- Он, она, оно - меня не интересует. Эти ваши твари готовы, наконец, к полевой работе?
- Целиком и полностью, сэр! Целиком и полностью.

И этот очкастенький клоун, нелепый гаденыш, распинается и щелкает пальцами, разворачивает проектор и изящненько подчеркивает цифры тонкой раскладной указкой. Он просто еще не знает, что им - понравилось.

- Этого нет на пленках, - говорит Зверь, и его здоровая лапа придавливает левое плечо. Он шел сзади и выпал из зрения, а его мягкий шаг - из слуха, и теперь он возник вдруг и весь сразу - лапа, мохнатый бок, низкий голос с кошачьей хрипотцой: - Ни на одной. Я ждал, но... удивился бы, если увидел. Они смогли договориться друг с другом. Единоджы и навсегда. Не тем машинным способом, когда Кэп, и только Кэп и ничего, кроме Кэпа, а по-человечески. Или по-тварьи. Неважно. Смогли. Где-то там, в джунглях...
- Ты тоже заметил?
- Что именно? Я многое заметил, Джу. Мне дали практически все недостающие части. Осталось, может быть, две-три детали из полутора тысяч.
- А было? Сколько было, Зверь?
- Сложно сказать, Джу, - синий чешет свой мохнатый лоб. - Представь себе пазл. Вот картинка в центре, дальше детали второго плана, еще дальше - фон. Так вот у меня был фон, некоторые детали второго плана и пригоршня ни к чему не приложимых элементов. Центральная картина, знаешь, в таких случаях угадывается по контуру... ты ведь догадывалась, верно?
- Зверь... как бы сказать... наверное, не догадывалась. Знала.
- Вот и я так же. Ни имен, ни явок, - попытался пошутить синий. Отпустил с губ натужную полуулыбку и продолжил: - но знал.
- Им понравилось, Зверь. В какой-то момент им просто понравилось. Быть тварями. Рвать на части. И...
- Быть разрываемыми, так? Конечно, Джу. Конечно, понравилось. И нравится до сих пор. И всегда будет нравится. И слава богу, что это так. Инстинкт самосохранения, Джу. Он очень разный, очень широкий. Он не только тело бережет - не столько тело,