Разорвать кольцо судьбы. Глава 5

Прислушиваясь к гудению голосов за стеной, мальчик решил, что уже вечер, коли надсмотрщики освободились.
В его каморке всегда было темно – и днем, и ночью. Отслеживать бег времени парнишка мог лишь по тому, как приходили и уходили люди из дома его хозяина. Если кто-то разговаривал, значит, смена закончилась и наступила ночь, которую он сейчас ненавидел даже больше, чем того, что владел им.
Паренек сидел, сжавшись в комок и стараясь не шевелиться, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, но свежие раны на спине невыносимо ныли, и мальчику время от времени приходилось менять положение, чтобы хоть немного облегчить боль.
Завтра к вечеру рваные полосы уже затянутся. Парнишка знал, что на нем все заживало очень скоро, но это не приносило ему радости.
«Мерзкая тварь, гаденыш, волчье отродье» – вот, что он заслужил за быстрое исцеление, помимо дополнительных ударов кнутом.
- Что там у тебя? – громко спросил кто-то из собравшихся в комнате мужчин.
- Так, домашняя зверюшка, - прогоготал хозяин, и от звука этого голоса мальчишка дернулся всем телом.
Хозяин. Он велел называть его только так. Всегда.
Когда он приносил ему поесть, когда приходил, чтобы поистязать, или же просто наведывался выместить злость, накопленную за день.
Всегда хозяин.
Этот урок парнишка усвоил намертво.

***
Застонав, Лутарг покрутил головой, пытаясь определить причину неудобства, и тут же был оглушен радостным воплем пожилого товарища.
- Очнулся!
- Тише, старик, - прохрипел мужчина, голова которого превратилась в каменоломню. Звон от вгрызающихся в твердь орудий стоял в ушах. – Что случилось?
- Говорил же тебе, уходить надо, - уже шепотом посетовал Сарин.
- Где мы? – спросил Лутарг, втягивая сырой и затхлый воздух. – Подземелье?
- Нет, стенная клеть для орудий, - развеял его опасения старик. – До утра посадили.
- Давно мы здесь?
- Не очень. Полночь еще не кричали.
- Что случилось?
Не ощущая на лице повязки, Лутарг заставил себя открыть глаза и оглядеться. Здесь было темно и тихо, почти как глубоко под землей, только воняло помоями, а не оседающей каменной пылью.
- А ты не помнишь?
- Мутно все, – отозвался мужчина, стараясь сложить всплывающие отрывки воедино. – Как кричали, помню, – после паузы добавил он.
- Нала, кричала, - вздохнув, уточнил Сарин. – Из-за карателей.
Когда старик упомянул про шисгарцев, для Лутарга все встало на места. Молодой человек вспомнил, как отодвинул девушку к стене и загородил ее собой, очертания фигуры напротив, разглядеть которою полностью ему мешала темная лента на глазах.
- И что потом?
- Потом? – раздраженно бросил старец. – Ты спас девчонку и разоблачил себя.
- Хватит недомолвок, - застонал Лутарг, привалившись к стене.
Голова и тело возмутились из-за передвижения, в боку кольнуло, а звон в ушах усилился.
- Какие уж тут недомолвки. Мужики в харчевне как увидели, что каратель перед тобой склонился, посчитали за лучшее сюда засадить, вдруг чужаком окажешься. Сами разбираться не стали, только отключили исподтишка, а  назавтра коменданту сдать собираются, чтобы он сам соображал нашего ты роду или шисгарского. 
- Да, и какого же я роду, Сарин?
В ожидании ответа, цепкий взгляд Лутарга остановился на маленькой дверце, ведущей в темницу. Чтобы пройти сквозь нее такому мужчине, как он нужно согнуться в три погибели. Со своего места преграда показалась заключенному хлипкой и ненадежной.
«Посижу и попробую сломать, если засова нет», - подумал он, возвращаясь мыслями к старику и его тайнам.
- Что ты помнишь о своем детстве, Тарген? – сорвался неожиданный для мужчины вопрос с губ старика.
- Это не то, о чем я хочу вспоминать, - нахмурился Лутарг, отгоняя прочь непрошеные образы, вырвавшиеся из задворок памяти.
- Того, что было до Эргастении? – уточнил Сарин.
- Ничего, - просипел мужчина, мысленно возвращаясь в свой самый страшный кошмар.
В том сне были теплые и мягкие руки, которые обнимали его или гладили по голове. Были слова, произносимые ласковым голосов – «вырастешь и станешь похожим на отца». А потом все исчезало, и он бежал. Бежал, что было сил, стремясь найти и догнать, вот только не находил никогда.
- У меня не было детства, - для чего-то добавил Лутарг, стравившись с душевной болью.
Только это много раз пережитое во снах полувоспоминание могло расстроить мужчину настолько сильно, чтобы в груди что-то сжалось. Все остальное он давно перешагнул.
- Было, Тарген. Было, - ответил ему старик.
Если бы не тихий скрежет за дверью, Лутарг вероятно взорвался бы, но шум мгновенно вернул ему утраченное  хладнокровие. Мужчина подобрался, мышцы напряглись, готовясь к броску. Рядом затаил дыхание Сарин.
- Эй, вы! – донесся до пленников приглушенный женский голос. – Я сейчас вас выпущу.
- Хозяйка, - с облегчением выдохнул старец, пододвигаясь к двери.
Снаружи доносилось какое-то копошение и переговоры, но говорили слишком тихо, чтобы Сарин мог разобрать.
- С кем-то.
- Тихо, - шикнул на своего спутника Лутарг.
В отличие от старика он отлично слышал, о чем шла речь. Его слух был более остр.  Сарин своими комментариями лишь мешал.
Мать и дочь решали, чем им поддеть засов, застрявший в пазухах.   
- Надо кого-то чтобы на дверь налег, так не вытащим, - услышал мужчина хозяйкино сетование.
- Может, батюшку позвать? – предложила Нала.
- Ш-ш-ш, глупая. С мужиками он. Не поняла что ли?
- Но как же? Не станет отец…
- Молчи лучше, - шикнула на дочь женщина.
Прислушиваясь к их разговору, Лутарг поднялся и, отстранив старца от двери, ухватился за перекрестье.
- Тащите, - приказал он женщинам, а сам потянул дверь на себя.
Бруски заскрипели, но не оторвались. Несмотря на вид, дверь была сделана на совесть. Крепкой оказалась.
Когда засов с глухим стуком приземлился на пол, Лутарг толкнул дверь, и она с громким визгом поддалась.
- Смазать не мешало бы, - проворчал Сарин, переживая, что на шум набежит народ, но все было тихо.
Стоило мужчинам выбраться из застенков, хозяйка постоя вручила старику сверток, на поверку оказавшийся холщевым мешком.
- Ваши вещи. Нала все собрала. И еды немного, - зашептала женщина, опасливо косясь на Лутарга.
Насколько бы велика не была ее благодарность за спасение дочери, страх оставался страхом, а бояться этого незнакомца определенно стоило, рассудила для себя хозяйская жена.
- Пока не рассветет, они к коменданту не пойдут, побоятся. Посему вам надо выйти из города, как только ворота отворят. Лучше через западные. Там поутру скот на пастбище гонят. Народу много. Вот с ними и пройдете незамеченными. И сеновальня рядом – будет, где укрыться. А теперь идите, и нам пора, пока не хватились, - под конец своей торопливой речи подстегнула она мужчин.
На протяжении всего напутствия, Лутарг старался на женщин не смотреть, а чтобы занять себя, забрал у старца сверток и принялся его разбирать.
Сперва мужчина достал свой плащ и тут же накинул его на плечи, пряча голову под капюшоном. Потом передал Сарину его одежду. Также в мешке оказались булка хлеба, сыр, жареное, еще теплое мясо, бутыль с какой-то жидкостью, две рубахи, нарезанные на бинты тряпицы и баночка с мазью.
Прежде чем Лутарг успел удивиться вслух, на его невысказанный вопрос ответила Нала.
- Я положила, - смущаясь, пробормотала девушка, пристально наблюдавшая за действиями мужчины. – Пригодится вам.
Лутарг с признательностью  кивнул, но глаз на благодетельницу так и не поднял. Кому, как ни ему знать, какое впечатление производит на других людей его взор. Он и сам-то испугался, когда впервые посмотрел на себя, что о посторонних говорить.
Единственным за всю его жизнь кто даже не вздрогнул, был Сарин. Это стало главной причиной, по которой Лутарг доверился старику. В его взгляде не было страха, будто тот уже где-то видел подобное.
- Все, идите, идите, - торопила их хозяйка, указывая рукой на лестницу. – Спуститесь, и вправо до конца улицы, а там вдоль стены до ворот.  Сеновальня прям у загонов. Мимо не пройдете.
- Спасибо тебе, женщина…
- Идите, и не ворачивайтесь, - остановила Сарина женщина.  – Боги с вами.
- Не вернемся, не бойся, - успокоил женщину Лутарг и подтолкнул старика к выходу. – Не потревожим боле.
Мужчина усмехнулся облегченному вздоху женщины, а Нала, смотревшая как уходит странный незнакомец, думала о том, что всегда будет помнить этого путника, но никогда больше не увидит.
От этой мысли девушке стало грустно, а на глазах выступили предательские слезы.  Отчего бы?
На пути до западных ворот Синастелы мужчины молчали. Дважды им пришлось таиться от караульных, несущих службу в районе пристенков. Один раз – от подвыпивших гвардейцев, наплевавших на обязанности ради успокоения души. И все это время Лутарг ощущал душащие других людей объятья страха, пропитавшего городской воздух своими испражнениями.
Он хорошо знал этот запах, и среди многих смог бы отличить его. Запах дрожащих коленей – как любил повторять Гурнаг. Таковой была излюбленная присказка вернувшегося со смены надсмотрщика, жаждущего получить разрядку за счет своей покорной игрушки.
Когда мужчины укрылись за стенами сеновальни, глашатаи прокричали полночь.
- Успели до смены караула,  - проворчал Сарин, выискивая место для отдыха. – Хоть тут свезло.
- Свезло? – хмыкнул Лутарг.
- Привык уже, - бросил в ответ смутившийся Сарин.
- Так уж и привык? То так скажешь, то эдак. Забываешься.
Выбрав пологое место, Лутагр расстелил плащ поверх прелого сена, и, наплевав на насекомых и слизней, наверняка заведшихся в слежавшейся куче, вытянулся во весь рост на убогой постели.
- Выспаться надо, - сказал мужчина, положив руки под голову.
За зиму сеновал изрядно опустошили, а то, что осталось от прошлогоднего запаса, стало непригодным для кормления скота, и потому, устроившимся на ночлег путникам, можно было не опасаться нежданных гостей.
- Может, и забываюсь, - ответил старик, устраиваясь рядом, - но только с тобой. Ты для меня напоминание.
- Напоминание о чем?
- О долге и верности, - едва слышно отозвался Сарин. – Когда-то я служил у твоего деда. Это было давно…

***
Закрывшись в своих покоях, Таирия разогнала всех прислужниц и вновь окунулась в чувство вины, не переставая корить себя за глупость и самонадеянность. 
Когда дочь ворвалась в покои отца и потребовала освободить тетушку и не мучить ее более, вейнгар сначала побледнел, под стать своим парадным одеждам, а потом взорвался. Таким, она его не видела никогда.
Таирия испугалась, ведь родитель в жизни не повышал на нее голос, а тут вдруг прикрикнул,  оттолкнув и, пылая гневом, направился в покои невольной затворницы.
Как он кричал, как ругался - Ири хотелось прикрыть уши, чтобы не слышать.
Вейнгар обвинял тетку, что она настраивает против него дочь, рассказывая всякие небылицы, плетет интриги для свержения брата. Твердил, что сестра продалась врагу, и что зря пожалел ее тогда, а нужно было отправить вслед за выродком в яму. 
Мужчина бушевал, а тетушка лишь сочувственно на него смотрела. Она не отрицала своей вины, не пыталась остановить поток обвинений, а с тихой печалью жалела сводного брата, от чего Таирии стало еще боязней.
Что-то странное было во всем этом, странное и страшное, о чем теперь, слушая, девушке знать совсем не хотелось, но и сладить с разъяренным отцом она не могла.
Прижавшись к стене, Ири наблюдала, как вейнгар схватил женщину за горло, как сжались отцовские пальцы на вечно бледной коже тетушки. Слышала, как та прошептала: «ты погубил себя Матерн». Видела, как безвольное тело названной матери упало на пол, сраженное проклятьем ее отца.
После этого Таирия не могла спать много ночей.


Рецензии