Этюд 7. Дирижер из детдома

Власть женщины над мужчиной колоссальна. Допускаю, что такой я ее считаю из-за моего сиротского жизненного опыта.
 
Я расскажу тебе, мама, как я узнал об этой власти, как понял, что она велика.
Когда я учился в пятом классе, умер художественный руководитель нашего оркестра Александр Григорьевич. Но оркестр не развалился, поскольку у нас была еще и Марина Иосифовна. Нет, сама она не стала руководить оркестром, она просто подготовила Александру Григорьевичу достойную смену. Это был наш, детдомовский парень, звали его Валера. Он играл на трубе.
 
Валера давно вышел из детдома, даже отслужил в армии, в военном оркестре где-то в Подмосковье. И это тоже как-то устроила Марина Иосифовна. Она многих наших оркестрантов устраивала. После армии Валера поступил в институт имени Гнесиных, не помню, на какой факультет, должно быть, на дирижерский или оркестровый. Вскоре он устроился на работу в наш детский дом, помощником Александра Григорьевича, который в то время продолжительно болел. Поначалу Валера был, как все сироты, очень неуверен в себе. Марина Иосифовна помогала ему советом и какой-то материнской поддержкой. И он почувствовал свои силы. Дело у него пошло.

Для нас, обучающихся в младших классах, заиметь руководителем своего бывшего детдомовца в первое время было страшно. Мы ведь хорошо знали, что собой представляют детдомовские старшеклассники.

Оказалось, что Валера был человечен, несмотря на свое детдомовское прошлое. Он, конечно, с нами не сюсюкался, но был справедлив, требователен, строг без жестокости и зверства. Он первым стал защищать нас от своих бывших одноклассников, таких же, как и он, выпускников детского дома, которые частенько наведывались к нам, отнимали деньги, били и требовали принести им еды из столовой. Кому-то из них Валера надавал тумаков, а одного даже посадил, после того как тот вломился вечером в окно нашей спальни, разбил одному оркестранту нос, а у другого отнял деньги. Валера не растерялся, вызвал милицию и уговорил ребят написать заявление. Дело получило ход и завершилось судом, который проводили у нас в детском доме, в актовом зале. Так мы получили оружие для защиты себя от детдомовской шантрапы, если вдруг кто-то из них вздумал бы нас обижать. Валеру же, конечно, за это били.

Думаю, ему было непросто. Многие сначала не хотели видеть в нем руководителя, видели себе подобного бывшего детдомовца. Но благодаря Марине Иосифовне со временем всё устаканилось, сильно строптивые не могли устоять перед обаянием и материнской мягкостью Марины Иосифовны, ну а мы, пацаны, по-своему зауважали Валеру, он для нас стал большим авторитетом. Вскоре мы доросли до права участвовать в основном составе оркестра. Дирижером и художественным руководителем после смерти Александра Григорьевича стал Валера.
 
Глядя на пример Валеры, в детский дом на работу в качестве воспитателей, массовиков-затейников, мастеров производственного обучения и даже бухгалтеров стали устраиваться другие воспитанники нашего же детдома. Так, постепенно в педагогическом коллективе собралась своеобразная «диаспора» бывших детдомовцев.
Приходили в наш педагогический коллектив и посторонние люди. Например, в качестве массовика-затейника устроилась на работу молодая девушка гренадерского роста, широкая в кости и с изрядной долей примеси кавказских кровей. Девица эта оказалась очень хваткой. Приглянулся ей наш Валера, ну и он ей тоже отвечал симпатией. Вскоре она забеременела. Валера оказался джентльменом и, конечно, женился на ней. Эта женитьба имела самые роковые последствия для нашего оркестра. Не считаясь с нами, с Мариной Иосифовной, девица-гренадер повелела Валере уволиться из детского дома и найти работу, которая оплачивалась бы лучше. Ее логику можно понять, но непонятно было, зачем она отрывает Валеру от учебы, от Марины Иосифовны, от всего того, что сделало Валеру человеком.

Вскоре Валера бросил, на пятом курсе, учебу в институте, уволился из детского дома, прервал всяческие отношения с Мариной Иосифовной, которая на протяжении многих лет заменяла ему мать.
 
В моих глазах он стал жалок. Позже мы узнали, что он променял нас на работу разнорабочим на стройке. При встрече он мне сказал, что намеривается поступить в строительный институт. Выглядел он потухшим и поникшим, я не видел в нем былой энергии и силы.

Как детдомовец, я могу понять его желание иметь семью, но мне непонятна цена, которую Валера заплатил за создание семьи. Мне также непонятно, как человек, не побоявшийся бороться с детдомовским хулиганьем, мог позволить жене так распоряжаться своей жизнью. Возможно, я не столь духовно совершенен, как Валера, и мне не дано постичь всю глубину его подвига. Но вот что я понимаю точно: одна женщина своею властью, данной Богом, делала из сироты человека, а другая женщина потрогала за пенис, и человек свалился со своей творческой вершины. И в этом я вижу большую силу женщин, силу, которую мы, сироты, недооценивали, не понимали и не видели, но эта женская сила нас растила, нас поднимала, нас калечила и некоторых из нас заставляла совершать дурацкие подвиги.
 
После ухода Валеры Марина Иосифовна нас не бросила, нашла другого руководителя — настоящего композитора. Но дело у него не заладилось, сочетать в одном лице две совершенно разные творческие специальности трудно. Оркестр жил некоторое время, возможно, еще несколько лет. Он умер после выпуска из детского дома моего поколения.