Этюд 12. В дебрях человеческих джунглей

Судьба сиротская, цена ее, значение и ужас, а также счастье — всё это начинает осознаваться только после выпуска из детского дома. Судьба эта устраивается у каждого сироты по-разному, я хочу рассказать о некоторых собственных сложностях.

Утром после выпускного вечера мы проснулись ровно в девять от очень настойчивого, наглого стука в дверь. Мы еще не подозревали, что это наша новая жизнь буквально стучится и требует немедленного участия в ней. Выпроваживать нас в новую жизнь взялась лично директор детского дома, делала она это решительно и без всяких проволочек, заказав транспорт для мебели и прочего инвентаря, который выдавали нам в вечное пользование. Имущество грузили в машину и отправляли теперь уже бывшего воспитанника учиться жить самостоятельно. Кровати отдавали те, на которых мы только что спали. Мы не ожидали такой скорой встречи с новой жизнью, конечно, начался скандал. Директриса была непреклонна — всех, кто имел жилье, к вечеру выпроводили из детского дома. Это, кажется, очень похоже на то, как если кто-нибудь решится прыгнуть с парашютом без предварительного обучения, инструктора и тренировочных упражнений, зная только, что где-то есть кольцо, за которое надо дернуть, чтобы спасти свою жизнь.

Директриса была новым человеком, пришла буквально за полгода до нашего выпускного вечера. «Прославилась» впоследствии тем, что, взяв два кредита на детский дом, купила квартиру в Москве и обстановку в нее, умудрилась хранить наркотики в детском доме и даже оружие. Предприимчивая дама. Что с ней сделали в тюрьме, не знаю, может быть, она в большом «авторитете». Такой человек оказался проводником в жизнь для нас, сирот.
Мне повезло больше других: я встретил человека, который решил мне помочь с устройством жизни после выпуска из детского дома. Она работала у нас старшим воспитателем и учителем биологии, звали ее Ирина Алексеевна. На одном из уроков она спросила, как мы планируем устраивать свою жизнь после выпуска. Многие понятия не имели о том, как и что делать после детдома. Нужды не было думать об этом, здесь и сейчас было сытно и обустроено. Мы варились в собственном соку.
 
Оказалось, что Ирина Алексеевна спрашивала нас о планах на будущее неспроста. После урока она предложила мне попытаться поступить в военное училище. Это предложение совпало с моим детским желанием стать военным. Однако окончательное решение пришло не сразу. Готовить меня к поступлению в училище взялся муж Ирины Алексеевны, Виталий Михайлович, ныне покойный.

В тот день, когда директриса выпроваживала нас вон, в жизнь, я уезжал в полевой лагерь училища для сдачи вступительных экзаменов.

Безусловно, мы не испытывали иллюзий насчет того, что нас ждет. Но навыков принимать самостоятельные решения у нас не было, этому пришлось учиться на ходу.
Многие имели психические травмы, с которыми необходимо было жить дальше. Это очень не просто. У кого-то отец зарезал на глазах мать, кого-то в дошкольном детском доме заставляли публично есть собственное говно, других изнасиловали и покалечили — «нормальных» среди нас практически не было. Травма вдруг обострялась с новой силой. Еще находясь в детском доме, мы знали, что сироты после выпуска насмерть спивались за несколько месяцев, попадали в тюрьму. Мы знали, что будет нелегко и очень опасно. Мы не знали, как выжить с таким багажом.

За стенами училища я рассчитывал спрятаться от своего прошлого, но я еще не знал, что оно живет внутри меня и рано или поздно придется встретиться с ним лицом к лицу, преодолевая боль, обиду и страх.

Мы знали, что люди разные, мы любили добрых, боялись злых. Но не знали, что страшнее всего люди равнодушные и циничные. Мы и сами были равнодушными потребителями, поэтому некоторые сироты вставали на путь преступности против таких же сирот, отнимая у них квартиры.

Я выдержал в училище ровно три года. Потом на фоне изменяющихся обстоятельств существования училища я подсчитал, что к тому времени девятнадцать лет провел за заборами казенных учреждений, и решил «прыгнуть» в жизнь. Я наконец отсидел свой срок, на который меня обрекли мои «непутевые» родители. Надо было начинать жить, рассчитывая только на себя.

Вот тут-то пришлось столкнуться с тем, от чего прятался. С тоской, обидой, злобой на людей и себя, ненавистью и желанием умереть.

Поганая жизнь заставила меня скрежетать зубами и рыдать, призывая смерть как облегчение, всего лишь оттого, что рядом не было родного и близкого человека. Я познал цену сиротского одиночества, на собственной шкуре узнал, отчего некоторые выпускники детского дома так быстро спивались. Я слушал иностранную группу «Металлика», пил водку, швырял пустые стаканы в стену и дико орал от ощущения душевной боли.
Я был наедине с собою, не зная, кто я, зачем я и для чего мучаюсь на белом свете. Перспективы мои были равны нулю. Я хотел любви и смерти, но смерти больше. Мечтал о деньгах и власти, чтобы защитить себя и купить всех женщин, унижая тем самым их достоинство. Я не верил, что меня кто-то может полюбить, — как это возможно, если родная мать не смогла остаться рядом со мною, значит, я невыносим для женщин. Мое неверие губило меня.

Однажды, будучи нетрезвым в очередной раз, я получил огнетушителем по голове. На утро с похмелья я зарыдал так, как не плакал никогда. Жутко и тягостно умирать с ощущением собственной никчемности, бездарности в распоряжении собственной жизнью, я оплакивал себя живого. После этого я окончательно решил что-то менять в себе и своей жизни. Отметина на лбу от того удара — до сих пор напоминание о том, что умирать лучше с ощущением собственной состоятельности.

Это был очень трудный и драгоценный период в моей жизни, обильно политый моими слезами и кровью. Он стимулировал меня на дальнейшую борьбу за свое человеческое достоинство, обретение которого было важно прежде всего для меня самого.
 
Так, мама, я входил во взрослую самостоятельную жизнь.

В заключение я хочу сказать тебе, мама, что иногда очерняю свою жизнь в детдомах. Иногда воображаю, что было невероятно тяжело и что я  несчастный человек. Но в этой новой, «взрослой» жизни я узнал, о том, как может протекать детство в кругу семьи. Ты знаешь, что семьи бывают разные. Сведения о жизни детей в семьях позволили мне сравнивать, и я понял, что у меня было не самое плохое детство. У меня было много хороших учителей: иногда меня учил мой враг, иногда — отважный и мужественный одноклассник, а иногда — книги. Мои учителя дали мне все необходимое для того, чтобы я мог построить нормальную человеческую жизнь, и в этом успех моего детства.

Любви меня в детдомах не обучили. Без папы и мамы очень сложно научиться любить. И я искал того, кто стал бы моим учителем.