Кислота

По русскому поверью, что уже само по себе гарантирует его правдивость, бородавки на детских руках  появляются после ловли жаб. Сказка о Царевне-Лягушке, которую нужно целовать, поэтому, большой популярностью у русских людей не пользуется. Народу гораздо ближе сказка о Иванушке-дурачке.
Но бородавки  настойчиво продолжают появляться, как у детей, так и у взрослых. Как с ними бороться, однако, поверье не сообщает.

К  семи годам у меня  на руках вдруг появилась масса бородавок, сильно меня этим испугав. Они напоминали цветную капусту, и росли, как поганки после дождя.
В поверье я  засомневался, ибо не мог припомнить случая, чтобы я ловил, или просто даже трогал лягушек и жаб. Мне было их жаль, когда соседские мальчишки, поймав их, вставляли соломинку в лягушачий задний проход и и надували их, как воздушные шарики. Лягушки беспомощно сучили лапками и лупоглазили о милости. Эта  бессмысленная  забава, сродни  привязывания к кошачьему хвосту  пустых консервных банок на верёвке, шокировала своей жестокостью.

Мои родители  пытались меня успокоить, что, мол, скоро бородавки сами пройдут, но время шло, а бородавки  упорно продолжали размножаться. Тогда моя решительная мать взяла борьбу с ними в свои руки. Сентиментальностью мать не отличалась, поэтому и решение она приняла соответствующее:  травить бородавки серной кислотой.

Как многие странные вещи, в нашей семье была и кислота. Применялась она для травления офортов. Отец тогда сильно увлекался графикой, но за неё платили меньше, чем за картины, и хотя он и сделал иллюстрации к небольшому количеству книг, увлечение это осталось  личным. Но кислота,  пресс для печати с огромным, пиратским колесом штурвала, и камни, иглы, и карандаши из графита и бараньего жира были реальностью нашего бытия.

- Положи  руки на стол, ладонями вниз, бородавками вверх! - скомандовала мать.
Рядом с ней стояла маленькая,  толстого матового стекла бутылочка, с дореволюционной  пожелтевшей этикеткой с имперским двухглавым орлом и словом "Аптека".
- Таааак!..- сказала мать, набрав в пипетку кислоты, - теперь терпи и не дёргайся!
И стала осторожно класть на каждую бородавку по капле немедленно закипевшей кислоты.

Бородавок было немало, и я сидел, кривясь от боли, не смея открыть рот, и наблюдал, как сгорала, издавая жареный запах, моя плоть. Бородавки шипели и были подобны миниатюрным вулканам, извергающим розовую пену. Когда извержения закончились, мне было приказано идти на кухню, и вымыть руки. Холодная вода пронзила меня новой, ещё неведанной болью.

К концу недели бородавки подлечились, воспряли духом, и кроме чёрных пятен сгоревшей кожи ничуть не изменились в размерах.
Мать обиделась, и объявила им тотальную войну на уничтожение. Бородавки шипели, меняли форму, но не сдавались. Они хотели жить. Мать,  не смотря на мои просьбы прекратить мучения, вошла во вкус и упорствовала.

В один из дней, предназначенном для пыток, к отцу в гости зашел его старый друг, дядя Петя.
Никаким "дядей" он мне не был, а был ближайшим другом отца ещё со времён совместного учения в художественной школе при Академии Художеств, а затем и в самой Академии.
Дядя Петя  был странным, несколько потерянным  человеком, и в этом была его незащищённость и притягательность. По отцу он был высоких польских шляхетских кровей, по матери, еврейских. И если этого не достаточно, чтобы озадачить человека, то отнюдь не помогло и то, что его мать повесилась, когда мальчику Пете было восемь лет. Мать моего отца умерла от заражения крови  тоже  в тот же год, когда  отцу было  тоже восемь, и оба мальчика, встретившись в школе,  подружились на всю жизнь.
А ещё у дяди Пети была дочь Эля, моя ровесница, огненно-рыжая огромная коса которой тайно сводила меня с ума.

Пришел дядя Петя как раз в тот момент, когда моя мать, высунув от творческого напряжения язык, и дуя на непрошенный, упавший на глаза локон волос, с упоительной одержимостью  жгла меня кислотой.
- Нонна,- удивился дядя Петя- ты зачем ребёнка мучаешь ?
- Не мучаю, а вывожу ему бородавки!- неласково рявкнула мать, которая очень не любила, когда ей мешают.
- И помогает ?- участливо и язвительно  спросил дядя Петя.
- Не помогает! - взвыл я.- Больно, воняет, и не помогает!

- Нонна, прекрати заниматься варварством! - сказал дядя Петя.- Сейчас я всё сделаю. Алоэ есть ? А, вот, я его вижу! - и указал на подоконник, на котором росло в горшке ненавистное мне растение.
Каждое утро моя бабушка отрывала от него небольшой кусок мясистого листа, растирала его чайной ложкой в чашке с сахаром, чтобы притушить горечь, добавляла горячей воды, и я должен был эту  чудовищную гадость пить для улучшения моего молодого, но пошатнувшегося здоровья.
- Я его уже утром пил! - завопил я вслед идущему к растению дяде Пете.
- Не волнуйся, ничего пить не придётся! - со смешинкой в голосе ответил он.

Оторвав среднего размера лист алоэ, он разломал его на две, приблизительно одинаковые, части.
Одной сочной половиной он помазал все мои бородавки, и выкинул её в форточку окна, а вторую половинку закопал в землю кадки огромного престарелого фикуса.
- Всё. - сказал он мне.
- А ты больше мальчика не мучай. - сказал дядя Петя матери, скептически смотревшей на всю процедуру.
- Я устала! - сказала она,-  Пусть живёт с бородавками!
На что я немедленно согласился.

Но через пару недель бородавки бесследно исчезли, навсегда.
Ещё через год мои родители разошлись.
А потом дядя Петя сошел с ума, и когда его выпустили, наконец, из лечебницы, измученного  электрошоками, он недолго прожил, и мой отец лишился своего лучшего друга, брата по несчастью.
Много лет позднее, по одной ей известной причине покончила свою жизнь, повесившись, как и её бабушка, красавица Эля.
Маленькие белесые шрамы, рассыпанные по рукам,  напоминают мне о этой истории.
И я улыбаюсь им, как старым друзьям.