22. закат - начало новой жизни

22. ЗАКАТ - НАЧАЛО НОВОЙ ЖИЗНИ

 - Ася, я думаю, что Вы заслужили сделать свой собственный материал, т.е. тот, где Вы сами выбираете себе и тему, и её героев… Повторюсь, - Вы это заслужили. Сегодня вторник – к утру пятницы жду. – Как-то, подойдя к Асе, сказал главный редактор газеты «Голос народа».
 Утром в пятницу на столе у Аристарха Орлова лежало очередное Асино творение.
 Закат – начало новой жизни
 «Сегодня вторник, а завтра уже будет среда. И что же делать, если нужно сотворить настоящего героя? Как же такое возможно? И что – утром в пятницу – этот герой уже должен родиться?
 Я решила пойти погулять по парку имени Горького, купила себе пломбир в вафельном стаканчике и, под его вкусную мелодию, наслаждалась воспоминаниями из детства.  Одно из ярчайших, это когда мне было лет пять – отец привозил пол короба такого мороженого, хотя вкус у мороженного из детства  казалось - был ярче... и сам стаканчик – гораздо мягче. А та милая круглая бумажная наклейка сверху?  С разными картинками из мультфильмов: то Чебурашка, то Крокодил Гена с гармошкой, то они вместе – на жёлтом фоне, то Вини Пух и Пятачок – на зелёном… Интересно, а почему не было героев из «Ну! Погоди!»? Вот же вопрос. Но зачем такой вопрос? Ведь картинки из этого мультфильма всё равно в памяти.
 Ой! А тот складной велосипед, который назывался птицей –  «Аист»… Папа идёт по пыльной дороге к дому и катит мне велосипед – клубы песка и пыли,..  и его лицо - счастливое -счастливое, я представляю, как моё лицо светилось, ведь мне было только шесть с половиной лет, а папа мне уже купил настоящий, взрослый велосипед. Вот оно – счастье! А потом эти разбитые коленки на первое сентября, а я же шла в первый класс… И какое это имело значение, что коленки разбиты, ведь я же научилась кататься на велосипеде, и ещё легко отделалась –  ноги то мои быстро зажили, а велосипедная рама была скривлена навсегда. – Я даже захихикала, когда об этом вспомнила.
 А тот бант на заколке-невидимке, который с затылка постоянно сползал к виску. О Боже!.. У меня были такие жиденькие короткие волосы, что ничто на них не держалось, а мне тогда так хотелось, чтобы мальчики меня дёргали за косички, а они меня просто – называли  морячкой. Ах да, не просто это всё было, а из-за того, что я носила синий берет, который на лбу держался на полосатой толстой резиновой тесьме: белая полосочка и тёмно синяя и так три раза... И как же я гордилась своим беретом.
 А вот и правда, какое же у меня было на самом деле волшебное детство! А что значит было? Оно и осталось моим детством, я же его помню – значит, оно живёт в моей памяти. А значит – есть. Ведь то, о чём помнится и вспоминается – то живёт с нами. И не имеет никакого значение, что время – не вернуть. Зачем? Ведь это твоё время и оно у тебя есть. Как же я умела всему радоваться тогда: первому снегу, когда ловила снежинки носом, это я их будто бы так нежно целовала и они так и таяли от моей нежности…
 Проматывая плёнку воспоминаний, и притормозив на этом моменте, я опять словила себя на мысли, что улыбаюсь… А лето!.. Дождь!.. Лужи!.. Резиновые сапоги… И вот кто?.. Кто был тогда счастливее меня?.. Скажите? А что сейчас? Разве ничего не поменялось?.. Всё то же самое?.. Но ведь и правда, – кто мне мешает целоваться со снежинками, кто мешает бегать по лужам, кто не даёт кататься на велосипеде или собирать каштаны осенью, плести венки из одуванчиков? Всё в моей жизни зависит исключительно – от меня. И что же жить только воспоминаниями, когда ими, ровно с такими успехами, можно наполнятьсвою настоящую жизнь …
 Я бы, наверное, могла так просидеть весь день на лавочке в парке Горького и устроить себе целый день прошлого, но вот вдруг, неожиданно, услышала, как женщина, что сидела рядом со мной, плачущим голосом с кем-то разговаривала:
 - Но, сыночек, миленький, в наше время всё лечится. – Дальше она молчала, еле сдерживая слёзы, и, видимо, слушала, что отвечает ей сыночек в трубку.
 - Сыночка, нужно верить, что всё обойдётся…
 -…
 - Я не понимаю, зачем врачи тебе это сказали?..
 -…
 - А зачем ты требовал, зачем настаивал?..
 - …
 - И тебе стало легче?..
 - …
 - Не говори так… Мне очень больно это слышать.
 Женщина, видимо, отключилась от разговора, нервно запустила руку в сумку, достала платок  и заплакала. Так ей было больно, что это почувствовала и я. Она минуты три рыдала, а потом опомнилась, посмотрела в одну сторону, после чего повернулась – в мою:
 - Извините, ради бога… Не сдержалась… У сына обнаружили в начале лета онкологию… А сейчас и срок жизни свели до трёх месяцев. – Женщина опять расплакалась и сквозь слёзы продолжала. – Девушка, родненькая, а он то у меня один единственный... Нет больше никогошеньки... Что ж мне делать теперь?.. Что делать?..
 - А что Вы в эту минуту хотите делать?
 Женщина оторвалась от своих ладоней, обтерла лицо и посмотрела на меня внимательно. Она, видимо, об этом даже и не думала, а может, и вообще не ожидала постороннего внимания к своему горю. Ей же казалось, что она одна в целом мире:
 - Меня Анной Павловной зовут. - Заговорила она со мной.
 - Меня – Асей.
 - Ты правильно спросила: что я хочу теперь делать? А я хочу к нему в больницу.
 - Вот и отправляйтесь.
 - Но он то… Он то… Не желает меня видеть. – Анна Павловна вновь не удержалась от слёз. – Понимаешь, деточка, он совсем ещё молодёнок – двадцать шесть годов… Ай-ай-ай… Что же это творится такое…
 - Давайте вместе поедем.
 - Да что же ты, девочка моя, он меня видеть и одну не желает, а тут я приду с молоденькой красивой девушкой, он же вообще освирепеет…
 - Хуже не будет – это уж точно. А то, что он видеть Вас не желает – верьте мне, – не правда. Он не понимает, что такое говорит. Он вообще сейчас не знает, что ему делать. Но я просто уверенна, что у такой матери, как Вы, очень воспитанный сын.
 - Очень воспитанный, - что правда, то правда… И образованный… И искусством увлекается… Золотой мой мальчик…
 - Вот видите, человек увлекающийся искусством, просто не может себе позволить быть хамом.
 - Но Вы же сами слышали, как он сейчас ведёт себя… Бес в него вселился…
 - О нет, это бес в него вселил страх, чтобы раздобыть себе так быстро ещё одну свежую душу. А Вы мать и Вы должны его светлую душу уберечь.
 - А давай попробуем. – Оживилась Анна Павловна.
 Мы даже не заметили, как приехал автобус к реабилитационному центру. Прошло где-то полтора часа, с момента нашего знакомства, и мы – в белых халатах, стояли на пороге палаты её сына:
 - Артур, а к тебе гости.
 - Ася Звёздная - так меня зовут.- И я протянула ему руку. Он ответил мне рукопожатием. И видно было, как растерялся. Передо мной стоял красивый парень: худощавый, среднего роста. С очень выразительными чертами лица: яркие скулы, чуть впалые щёки, небольшой тонковатый рот, нос особо не выделялся, с такой небольшой горбинкой, очень густые чёрные брови, средней толщины, чуть изогнуты. И эти брови, как нельзя лучше, выделяли большие, почти синего цвета, глаза, хотя, может, они и не были такими большими, как это казалось из-за их глубины. Взгляд  - не взгляд молодого парня, так как в его глазах прочитывался –  умудренный опытом, разочарованный старик, слегка не понимающий, что тут происходит.
 - Артур Горевой – это меня так зовут. - Попытался чуть уколоть меня, парень.
 - Я пришла с Вами поговорить... Только Вы мне сможете помочь.
 - Я?.. Помочь?.. – Глаза Артура стали ещё круглее и ярче –  от удивления. – Вы что – разве не знаете, что мне уже никто не может помочь, а чем я могу помочь, совершенно здоровой и такой симпатичной девушке, как Вы?
 - Откуда Вы знаете, что я совершенно здорова? – Я попыталась утихомирить протестующего парня, тем вопросом, который спонтанно возник у меня в голове. И, как я была довольна своим экспромтом. Он подошёл к своей кровати, присел, предложил присесть с ним рядом на стул. Анна Павловна от неожиданности, не спрашивая ни у кого, разместилась на край кровати, поближе к сыну, и стала смотреть то на него, то на меня. Я понимала, что должна, что-то говорить или Артур может ещё больше вскипеть.
 - Я Вас внимательно слушаю. – Сказал Артур.
 - Вы меня сразу же простите, если вдруг, что обидное скажу ненароком… И мою манеру говорить вообще, постарайтесь просто принять и понять. Можно я начну с притчи.
 - Вы хотите рассказать мне притчу? – Слышалось в голосе лёгкое недоумение Артура. И в этот момент его брови приняли форму каскадной крыши.
 - Да, - я начну разговор именно с притчи, с Вашего позволения. – Я выдержала паузу и начала. – Как-то на море корабль терпел крушение, все люди на корабле подняли гам и развели суматоху. Лишь только один из всех пассажиров, стоял на палубе, наблюдал за происходящим, и медленно курил трубку, любуясь закатом. К нему подбежал боцман и шокированный увиденной сценой спросил: - Вы, что с ума сошли, нашли время курить трубку… Во время, когда все суетятся. На, что человек медленно и спокойно ответил.
 – Мы все прекрасно понимаем, что – обречены. И вот я понять не могу, что же они все бегают – взад и вперёд по палубе? Разве, не правильнее будет, в эту минуту остановиться и посмотреть, какая же это красота – закат, который тонет в море. И, как прекрасно знать, что такой чудесный закат станет твоим последним чудом на этой земле…
 Артур ещё не до конца понимал, зачем я сюда пришла. Он не знал, как сейчас ему поступать и как реагировать на меня вообще. Я замолчала... Он только лишь тогда посмотрел в сторону матери и сказал:
 - Мамочка, у тебя ко мне что-то важное?
 Анна Павловна расценила слова сына, как намёк - оставить его с незнакомкой (т.е. - со мной), чтобы они смогли поговорить по душам. И очень правильно себя повела:
 - Сыночек, я забегу завтра.
 - Хорошо, мама, я тебе сегодня позвоню.
 Анна Павловна выложила в тумбочку гостинцы и поспешила к двери. На самом пороге - резко остановилась, вернулась обратно и поцеловала крепко его ещё раз в лоб, и ещё раз - крепко прижала к своей груди. Он, высвобождаясь от её жарких объятий, как-то неуверенно сказал, видимо, смущался моего присутствия:
 - Мам, завтра… Завтра поговорим… Буду тебя ждать.
 После этих слов Анна Павловна спокойно ушла. А я не стала мешкать.
 - Почему Вы так себя странно ведёте?
 - А что странного в моём поведении?
 - Да Вы же пытаетесь меня укусить хоть взглядом.
 - Я не в психиатрической клинике, я в центре для обречённых людей, нас приговорили к смерти.
 - Интересно кто?
 - Он! – И Артур указам пальцем в небо.
 - Вы верите во Всевышнего?
 - А что мне остается делать?
 - Жить.
 - Три месяца – это максимум, что говорят врачи?
 - Целых три месяца?! Так это же целая жизнь!! – Восторженно сказала я и этот восторг был на столько искренним, что Артур в него поверил.  Он, наверное, подумал, что мне отведено ещё меньше.
 - Жизнь уже прошла.
 - Но Вы же ещё живы?
 - Да как Вы не понимаете? - У меня – рак!
 - Знаю… Я всё знаю.
 - И после этого Вы будете говорить, что у меня вся жизнь впереди?
 - Я хочу спросить – Вам страшно?
 - Да!.. – Мне страшно… И что с того?
 - А то, что я не могу понять, чего Вы боитесь?
 - Я боюсь умирать.
 - Как можно бояться смерти? Если это то, о чём Вы никогда не узнаете. Пока – мы живи, смерть – это всего лишь слово. А когда нас здесь уже нет, не думаю, что нам это уже так важно.
 - А Вы бы не боялись умереть?
 - Я и не боюсь. Я живу сегодня, а завтра меня может уже и не быть. Да, я здорова, а Вы смертельно больны. Но какое это имеет значение, если завтра Вы ещё будете, а меня вдруг – нет.
 - Не накликайте беду.
 - Беду не нужно кликать – она приходит тогда, когда посчитает нужным. Я живу. Сегодня я познакомилась с Вами, а ведь этой встречи могло бы и не быть?
 - И что Вам с того? Если у нашего знакомства нет будущего?
 - Глупый Вы человек. Простите меня за такую откровенность, Артур, но это так и есть. Будущего с нами может не случится лишь потому, что мы живём в настоящем – здесь, сегодня, сейчас – это история и это уже с нами происходит. А что дальше? Все мы умрём. И не имеет никакого значения –  завтра это будет или через десять лет.
 - Но я же ничего не успел – в свои двадцать шесть лет.
 - А что Вы хотели успеть?
 - Я хотел обрести профессию.
 - Так что же Вам мешало?
 - Я мечтал стать художником, ещё в школе – очень хорошо писал портреты – акварелью. Потом учился в гимназии с художественным уклоном. А потом моя мечта оборвалась.
 - Как так – мечта оборвалась? Так не бывает. От чего же Вы не художник, если всё время мечтали об этом? Ведь Вам уже целых двадцать шесть лет?
 - Когда я стоял перед выбором профессии: поступать мне в Академию искусств, или в Экономический Университет, мама сказала, что у художников нет денег на кусок хлеба, не говоря уже о колбасе, а экономист – это человек, который всегда при деньгах.
 - И Вы из-за куска колбасы отказались от своей мечты?
 - Был слишком юн и хотел независимости, а независимость – это деньги.
 - Вы ошибаетесь. Вы стали зависимы от денег, а зависимости от мечты быть не может. Мечта – это вера. А как же мы зависим от веры, если хотим – верим, а хотим – нет. Это не мы зависимы, а  мечта наша зависит от веры, а жизнь -от мечты. И только, когда мы мечтаем – мы по-настоящему живём. А когда так просто отказываемся от мечты – мы становимся зависимы, кто–то - от денег, кто-то - от предрассудков, а кто-то - от водки или сигарет. По мне – так лучше себя наполнить мечтой, чем влить в себя бутылку водки.
 - … Так рассуждает человек, который обречен. А здоровый человек разве способен так рассуждать? Ведь у него вся жизнь впереди и нужно жить, а не рассуждать?
 - А что по Вашему, я выгляжу так, что мне мало осталось? Хотя глупый вопрос. Я же не знаю, когда придёт мой час. Но и Вы только, что сказали не меньшую глупость. Жизнь не бывает вся впереди, потому, что обычно, когда человек это говорит себе или кому-то другому – то обязательно у него есть прошлое, прошлое есть у всех, даже у того, кто родился, секунду назад. Пока я вот это говорю, у кого-то уже целых пятнадцать секунд  прошлого. И как после такого богатого прошлого можно от него отказаться?
 - … - Артур задумался. Посмотрел на меня и оживился. Я не знаю, о чём он в этот момент размышлял, но наш разговор, приобрёл иные краски.
 - Артур, а что Вы любили в детстве?
 - Мультфильм «Ну, погоди!».
 - Почему?
 - Там очень хорошо прописаны все герои… А ещё я любил эскимо… Любил ловить бабочек сачком, но всегда их выпускал.
 - Почему?
 - У бабочек есть крылья, они, будто бы маленькие ангелы, а потом – они становятся куколками. Бабочки, как люди.
 - Это как же так?
 - Сразу – ползают, потом – летают, а потом – все мы мумии.
 - У Вас хорошее чувство юмора.
 - Нет, я просто очень любил природу, людей, акварель…
 - Что же значит любил? Отчего не любите сейчас?
 - Я говорю, обо всём в прошлом, потому, что растраченного времени уже не вернуть.
 - Вы опять за своё. Так кто же тратил это время?
 - Верно.
 - И что значит – потратил жизнь в пустую – раз Вы бегали по лугам за бабочками, наблюдали за людьми, узнали, что такое акварель и всё это любите?
 - Но эти воспоминания не стоят моей жизни.
 - Жизнь – это самое дорогое, что есть у человека, и у Вас она пока ещё есть, какая разница сколько – если всё это время и будет все эти дни Вашей жизнью. Скажите, Артур, а есть ли такая мечта, которая стоит Вашей жизни?
 - Я хочу написать портрет свое мамы и Ваш, Ася.
 - Вот правильно Вы обозначили – хочу. Хотеть, это всего лишь желание, и оно, поверьте, – осуществится. Желание это так просто.
 - Так какая же разница – мечтать или желать?
 - Разница в силе. Желание это то, что исполняется только если - человек живёт на земле. А мечта имеет свойство – жить до тех пор, пока не исполнится. Ведь мечта живёт только благодаря вере, и она не зависит от того, - жив ли этот человек на планете Земля, или ушел он в мир иной. Но если он верил при жизни в свою мечту, и успел зажечь своей мечтой людей живущих здесь и после него, то эта мечта обязательно исполнится, даже без него.
 - … Дайте-ка подумаю… - На пять минут мой собеседник погрузился в мысли. А потом, видимо его осенило. – Я бы хотел, чтобы в мой день рождения – открылась моя персональная выставка «Портрет акварелью» - в столичной галерее.
 - А когда Ваш день рождения?
 - Я родился двадцать пятое декабря.
 - Вот это да!
 - И что же необычного в этой простой дате, что вызвало у вас такой восторг?
 - Я, Артур, католичка, и мы в этот день празднуем Рождество. А значит, - треть мира празднует и твой день рождения.
 - Как интересно. Но они же со мной не знакомы.
 - А какое это имеет значение – если праздник – состояние души. Скажите, а Вы сами-то верите в свою мечту?
 -  Конечно, верю.
 - Но, а вдруг Вы уйдёте в мир иной?
 - Но, какая же разница где я буду, картины же не умирают. А мечта на бренной земле, как Вы сказали, осуществима и после жизни.
 - Раз Вы в это поверили, я тоже верю в Вашу мечту. Скажите, а название, этой выставки Вы просто – условное сказали.
 - Да, что Вы, Ася. Разве в искусстве могут быть условные имена? Тут или есть имя, или же это уже – безымянное творчество. Но никаких условных имён в настоящем искусстве быть не должно.
 - Это почему же?
 - Имя, в принципе, не может быть искусственным. Имя это то, из немногого, что сопровождает каждого человека почти от самого начала и даже после того, как всё кончено. Имя – чаще, это то единственное, что остаётся после жизни на Земле.
 - А что ещё остаётся после?
 - А это уже зависит только от человека. Имя – останется… Как на долго?.. Никому не известно… Но известно, что если человек захочет, он может оставить после себя память.
 - Но Вы же знаете, что память бывает только светлой.
 - А как же полководцы? Разжигатели войн? Кровопролийцы?
 - О, нет, Артур! Вы тут не правы. Время отмывает память от самых прочных кровавых пятен. Мы же не можем знать, кто же был всё таки прав в той войне, которая была хотя бы даже сто лет назад.
 - Но есть же история.
 - Историю пишут такие же люди, как и мы с Вами. И каждое поколение, что-то стирает из неё, а что-то добавляет. И в итоге история – это только то, что мы с Вами придумали. Вы знаете только одну единственную фактическую историю… -  Свою.  Но, как её прочитают потомки – зависит многое от Вас. Ведь посмотрите, каждый человек из далёкого и даже столетнего прошлого – герой. Герой – это победитель, он обозначил своё имя в истории. А победителей, как известно, не судят – ими восхищаются, их имена знают.
 - Раз Вы всё знаете, то тогда Вам должен быть понятен смысл, вложенный в название выставки моей мечты «Портрет акварелью». Ведь история – это получается, как картина маслом, т.е. – толстый слой масла порой может скрыть не только маленькие погрешности, но и закрыть целый кусок картины – каким-либо новым дописанным фрагментом. И, даже если, кто-то из ценителей искусства расценит некоторый элемент картины как её изъян, или даже порок, то через сто лет этот самый изъян обрастёт легендой. И картину, благодаря пороку, признают гениальным произведением искусства. Картина – это то, что мы хотим увидеть – и каждое поколение, когда  смотрит на одно и тоже творение, – переписывает её своим воображением. А вот портрет, как и акварель это то, что пишется один раз и навсегда.  Человек был таким, а не иначе. Ему нельзя написать третий глаз на лбу – если его там не было. И нельзя сделать губы толще, чем они были.
 - Почему нельзя?
 - Но тогда это будет совершенно другой человек.
 - Но, а почему же – акварель, а не масло?
 - Дело всё в том, что акварель, это как чистописание. Если сделал неверный штрих – то останется шрам на картине – его нельзя убрать. Акварель – это, как жизнь – в ней ничего нельзя исправить: каждый твой день это штрих и он там уже есть. Мастерство художников определяют по акварели. И так часто бывает, что мастерство своё ты отточишь только к концу своей жизни.
 - Но это же, не так важно, когда именно человек стал мастером. Закат – многие считают началом новой жизни. Я вот думаю, что если я стою вечером, любуясь солнцем, которое уходит за горизонт, тем самым  провожая закат, то где-то в это же время на другом краю света, кто-то, точно так же с восторгом встречает рассвет. Закат это и есть гармония во Вселенной. Где-то ночь, а где-то день. И надо уметь радоваться каждому дню. И никто вам не скажет в итоге, что такое жизнь. А жизнь, поверьте – это чудо. А если уже всё предопределено, то любуйтесь закатом, ведь закат – это тоже чудо – если именно так на него смотреть. – И именно этими словами я закончила нашу беседу.
 Так завершился мой вторник, а в четверг, ближе к вечеру, мне позвонила мама Артура и попросила в семь встретиться на той самой лавочке в парке, где мы с ней и познакомились.
 Я пришла на пять минут раньше, но она уже меня ожидала. В руках у неё был пакет, я присела:
 - Ася, я не знаю, что Вы ему такое сказали… Но он вернулся к жизни… Он стал даже лучше, чем когда-либо. К нему как будто бы озарение пришло. Уже сразу после Вашего ухода он позвонил мне и сказал: «Мамочка, прости, если я не успел исполнить твою мечту... Но всё, что я успею наверстать, это будет моей благодарностью за то, что ты мне подарила этот мир. Обязательно привези мне завтра мою акварель и всё, что с нею связано». Я привезла ему всё, что он просил. А сегодня утром, он попросил срочно приехать и навестить его, и -чем скорее. Я примчалась к нему, как только смогла, он мне дал мне это... - сопровождая  словами: «Ася, моя путеводная звезда! Передай ей картину от меня и скажи, что это и есть моя мечта!» - С такими словами мама Артура достала из пакета рамочку, в которой был мой портрет. И я ахнула:
 - О Боже! Это же так красиво! Он меня видит Мадонной!
 - А Вы и есть его Мадонна. Спаси Вас Бог, Асенька.
 После чего она встала, как-то неуклюже меня поцеловала в щёчку, и торопливыми шагами скрылась в воротах парка. А я сидела и смотрела на портрет, потом на закат. Потом присматривалась, к себе на картине. Я  держала в руках картину, написанную настоящим художником. И, признаюсь, не сразу заметила в уголке небольшую надпись тушью: «Ася – это моя жизнь!» После чего я смотрела на закат и думала, что портрет воистину прекрасен и если мой последний день на этой земле будет столь потрясающим, то разве этого всё ещё мало?
 Конверт я открыла, когда приехала в общежитие, там скрывалось письмо, в котором пара строк, но каждое слово в нём было со смыслом: «Я пришёл в этот мир художником… И – оправдал свои надежды… И хоть мне и не пришлось достать звезду с неба… Но именно она освещает мне путь! Спаси вас Бог, всех и каждого, кто прописан в истории моей жизни. И дай вам Бог никогда не изменять своей мечте!» Артур Горевой».
                Ася Звёздная.

Именно словами главного героя своего материала Ася закончила его же историю. Аристарх Николаевич Орлов посидел немного, закурил трубку, а потом пригласил зайти Асю в кабинет.
 - Я так, полагаю, что это всё именно так и было.
 - Аристарх Николаевич… - Немного обижено протянула Ася.
 - Простите, Ася, я не то сказал. А Вы можете сейчас съездить в общежитие и привести портрет и письмо.
 - Это, конечно, покажется Вам не совсем нормальным, но это всё у меня с собой. Я не могу ещё так надолго расставаться со своими впечатлениями.
 - Покажете? – Спросил Орлов, и добавил. – А для Вас было бы ненормальным, если бы Вы сделали по-другому. Ася, я знаю Ваш почерк. В этом вся Вы.
 Ася принесла свои трофеи. И не удержалась:
 - Ну, скажите же мне, Аристарх Николаевич, это же гениально, видеть меня такой красивой.
 - Асенька, Вы такая и есть. – Заулыбался Орлов. – И вот, что я Вам скажу, моя дорогая. Портрет – на первую газетную страницу, материал – на вторую, а закончим мы его теми же словами, только компьютерных магов попрошу слить оригинал в текст, т.е. закончим оригиналом письма, а не его воспроизведением.
 Субботний номер вышел необычным и, тем самым, очень понравился читателям, что было видно по тому, как быстро его не стало в киосках. Асе удалось раздобыть десять экземпляров, но не малыми усилиями – пришлось оббегать пол Минска. Уже в четыре часа по полудню она довольная ехала в онкологический  центр.
 - Артур, Вы лучший мой герой! Вы – настоящий художник! – С этими словами Ася вбежала в палату. Артур сидел на кровати и писал очередную картину. Он взял статью, прочитал всё и вежливо спросил:
 - А можно я оставлю её себе?
 - Конечно, и даже не один её экземпляр.. Хотя, и себе я тоже парочку оставлю. Я не могу расставаться со своими героями. Пусть они меня окружают.
 Они немного помолчали и Артур сказал:
 - А ведь Вы, Ася, были правы – закат может стать началом новой жизни.