Ч4. Город. Драконов больше нет. 2

Ч4.Город. 2(21). В башне Принцессы.

Неподвижно пролежав несколько часов так и не сумев уснуть, я попыталась встать, чтобы оглядеться. Видимо, лёд во мне успел растаять и чувствительность за это время вернулась. Боль, пронзившая меня, была настолько сильной, что помутилось в голове. Я закричала и упала на пол. Тело ощущалось, как одна сплошная рана, а точнее, ожог. Оно будто снова загорелось, хотя внутри сохранился прежний холод. Меня бил озноб, тело сотрясалось, малейшие движения лишь усиливали боль. Надежда на спасительное забытьё быстро растаяла. Даже в этой малости мне было отказано небом. Надеясь умереть, я перестала двигаться, пытаясь отдаться воспоминаниям. Расплывчатое лицо Лордина выплыло из сумрака подсознания. Он смотрел с укором и печалью. Хотелось протянуть руку, коснуться его, простится.

Неожиданный скрип двери заставил вздрогнуть. Болезненный стон сорвался с уст. Даже это едва заметное движение доставило острую боль. Тень, появившаяся в проходе, показалась мне призраком, явившимся по мою душу. Это было странно, ведь я всё ещё была жива, всё ещё чувствовала своё горящее тело и холод внутри, вялый стук сердца, дрожание еле мерцающего во мне дракона. Тень приблизилась ко мне мелкими, неуверенными шажками.

- Вы ещё живы, барышня? – спросил кто-то старческим, чуть дребезжащим голосом.

- Уже скоро. Подождите, прошу Вас, -- казалось, ответила я, но это была лишь вялая мысль. С чуть пошевелившихся губ снова сорвался стон.

- Не беспокойтесь, девушка. Я помогу Вам. – Пожилой человек склонился надо мной, и только теперь я смогла рассмотреть его породистое, удивительно одухотворённое лицо, покрытое сетью морщин. Чёрные глаза смотрели сочувственно и пытливо. У незнакомца были редкие седые волосы, аккуратно зачесанные назад, тонкий нос с горбинкой, впалые щёки и бледные, плотно сжатые губы. Пару вдохов он смотрел на меня осмысленно и вдруг нервно захихикал, брызгая мне в лицо слюной.

- «Безумец, -- устало подумала я, безразлично наблюдая за странным гостем. – Ну, конечно, даже свой последний вздох я буду вынужденной сделать в присутствии этого сумасшедшего. Судьба словно решила посмеяться надо мною напоследок».

Незнакомец умолк довольно быстро. Он нервно потёр себе виски тонкими длинными пальцами и снова заговорил осмыслено:

- Простите. Не пугайтесь, милая барышня. Иногда, мне кажется, я схожу с ума. Но приступы кратковременны, и мне всё ещё удаётся подавлять волны безумия, порой атакующие моё сознание.

Я ничего не ответила ему, да и не могла этого сделать. Мне было понятно его состояние. Пройдёт немного времени и, возможно, я стану таким же дрожащим, затравленным, бессмысленно хохочущим существом. Конечно, это случится, если смогу прожить достаточно долго в этом каменном мешке, лишённом даже окон. Но я всё ещё смела надеяться, что мне удастся сбежать из него самым простым и незатейливым способом: душа покинет разрушенное тело и растворится в пространстве, или же станет одним из призраков дороги теней. Мои размышления прервал засуетившийся вдруг пожилой господин, успевший внимательно осмотреть меня с ног до головы. Он так и не дотронулся до обгоревших лохмотьев, скрывающих тело, видимо, подозревая насколько болезненны для меня даже самые осторожные прикосновения. Но его взгляд был пронзительным и понимающим. Казалось, этот человек способен видеть меня насквозь, видеть не только то, что скрывали лохмотья, а и саму израненную душу под обожжённой плотью.

- Так-с, -- деловито потёр он ладони, будто согревая озябшие руки. – У Вас, милейшая, как я погляжу, обширные ожоги кожных покровов, и, явно, не внешнего происхождения. Внутренний огонь, как я понимаю. Но к счастью, жизненно важные органы не успели пострадать настолько сильно. Думаю, это связано с некоторой защитной влагой, которая растеклась внутри Вас прежде, чем Вы дали волю своему гневу. Именно эта выделяемая Вашим организмом жидкость и образовала огнеустойчивую плёнку внутри Вас. Интересно было бы изучить её состав. Впрочем, это не столь важно в данный момент. Прежде Вам следует принять один препарат, который снимет болевой синдром. Хорошо, что обезболивающее всегда при мне.

Я не слушала бормотание незнакомца, да и вряд ли была в силах понять его. Знакомая речь звучала для меня загадочно и странно. Тем временем заботливый господин достал маленький флакон из кармана своего пыльного, потрёпанного темно-бордового халата и попытался напоить чуть подрагивающими руками.

- Яд, -- беззвучно шевельнулись мои губы. Я почувствовала благодарность к нему за оказываемое мне милосердие. Он резко хохотнул, но тут же взял себя в руки, с усилием подавив нахлынувший было приступ.

- Как Вы могли подумать, — обижено проговорил после паузы, резко взмахнув головой, отчего волосы его слегка растрепались. – Я всего лишь хочу облегчить ваше положение. Ну же, не упрямьтесь и сделайте всего лишь один глоток.

Маслянистая горькая жидкость обожгла нёбо. Прошло несколько минут, прежде чем я почувствовала, как боль покидает меня. Стало легче дышать и в голове прояснилось. Наконец, я смогла подняться самостоятельно и присесть на кровати. Лишь слабость принудила склониться меня к многочисленным подушкам, которыми было завалено это огромное ложе, установленное, словно в насмешку, в моей новой тюрьме.

- Так-то лучше, — улыбнулся нечаянный спаситель, заметив, как посветлели мои глаза, и расслабилось тело, избавившись от боли. – К сожалению, действие препарата краткосрочно. Вам, дорогая моя, нужно полноценное лечение. Не знаю, буду ли я иметь возможность находиться рядом с Вами достаточно долго для этого. Моя свобода, как и Ваша, несколько ограничена.

- Кто Вы? – спросила я тихо. – Лекарь? И почему здесь?

- Я учёный, барышня. Зовите меня мэтр Вендцлас.

Я удивлённо расширила глаза. Никогда бы не подумала, что мудрец может быть настолько внимателен к чужой боли. И в чём мог провиниться этот удивительный человек, за что был так жестоко заперт в мрачной башне? Неужели причина лишь в его болезни? Ответы на мои невысказанные вопросы так и не прозвучали. Мэтр вдруг снова затрясся, глаза его забегали, прямая спина ссутулилась, с губ сорвался смешок. Он резко отпрыгнул от меня, как пугливый зверёк, словно забыв о своём почтенном возрасте, и тихо забормотал, сбивчиво и непонятно:

- Я слышу. Я всегда их слышу. Они идут. Он будет недоволен. Ему это не понравится.

Не прекращая разговаривать с самим собой, мэтр Вендцлас выскользнул за дверь, даже не оглянувшись на меня, будто забыв о существовании больной, так остро нуждающейся в его помощи. А потом пришли они. Пожилой безумный господин оказался прав. Чёрные капюшоны, бледные бесстрастные лица, холодные тусклые глаза. Их было трое, если не считать стражей, застывших у двери неподвижными изваяниями. Я не знала, кто мои молчаливые гости. Учёные, лекари или знахари? Они не произнесли ни слова за всё то время, пока занимались моим обожжённым телом. Попытка обратиться к ним с вопросами, показалась неуместной. Скорее я смогла бы пообщаться с собственным эхом, блуждающим под бесконечно высоким потолком башни. Возможно, они были глухонемые, или же умели общаться между собой без слов. Действовали слажено, и даже не переглядывались, словно заранее распределив свои обязанности.

Меня раздели, тщательно осмотрели, будто кусок мяса на прилавке мясника. Далее мази, примочки и притирания поочерёдно сменяли друг друга. Я с ужасом подумала, как перенесла эти процедуры, если бы не обезболивающий препарат мэтра. Никто из них не потрудился спросить о моём самочувствии, никто не предложил лекарство, способное унять боль, снова возвращающуюся ко мне. Они обращались со мной, как с повреждённым предметом, который следовало починить. Ни разу никто из них не взглянул в мои глаза, хотя лицо также подвергалось лечению. Мои вялые попытки воспротивиться были ими не замечены. Я обессилено отдалась во власть их проворных, холодных как лёд рук. Несколько часов была вынуждена терпеть своеобразную пытку, результатом которой должно стать моё полное выздоровление. Вязкую тишину, висящую в комнате бездыханной покойницей, отчего-то пристроившей шею в петлю, нарушали лишь мои болезненные вскрики и шелест чёрных одежд лекарей.

Когда все процедуры, наконец, были завершены, меня тщательно завернули в белую мягкую ткань, а на лицо надели маску с прорезями для глаз и губ. Если бы в этой комнате имелось пусть даже малюсенькое зеркало, я бы обязательно заглянула в него, дабы удостовериться, что всё ещё существую. Казалось, меня стёрли из мира, как стирает ластиком бродячий художник с листка бумаги неудачный набросок. Ни единого участка моей кожи не осталось не упакованной в белый тканевый кокон. Даже на руки были натянуты перчатки, а на ноги – плотно обхватывающие ступни бахилы. Мои волосы пропитали приятно пахнущей, пенной жидкостью, после чего голову повязали непромокаемым платком. Превратившись в тряпичную фигуру, я словно перестала существовать. Но моим загадочным лекарям показалось мало лишить меня облика. Последним аккордом их лечения стал уже знакомый мне укол в шею. Леденящий холод распространился внутри меня, снова лишив всякой чувствительности. Даже мысли мои застыли, будто покрылись коркой льда. Я понимала, что растворяюсь в пожирающем душу холоде, перестаю быть самой собой так же, как и мой дракон более не подающий во мне никаких признаков жизни. Бессильное безразличие овладело мной. Я знала, что гибну бесславно, без сопротивления, но меня это не беспокоило, как не волнует наступление вечного сна того, кто замерзает в объятьях беспощадного хлада.

Когда исчезли молчаливые фигуры лекарей, я не заметила, погрузившись в сковывающую сознание полудрёму. Звук запираемой двери стал свидетелем того, что меня оставили, наконец, в одиночестве. Лишь это казалось сейчас важным. Пустота, разлившаяся во мне, успокаивающе обняла за плечи также извне, и именно это было совершенно необходимым. Показалось, что единственно доступной мне радостью отныне становилась всепоглощающая и всеобъемлющая пустота. Прошло несколько минут, или, может быть часов, и дверь снова заскрипела. Для меня время остановилось, замерло, замёрзло так же, как и я сама, застыв в ледяной неподвижности. Услышав знакомое хихиканье, я даже голову не повернула, продолжая бездумно изучать затянутый паутиной потолок. Но полностью безразличной я не была. Внутри шевельнулось чувство огорчения, ведь гостей я как-то больше не ждала в ближайшее время и с пустотой расставаться не собиралась. Равнодушно отметила про себя, с какой лёгкостью мэтр проник в комнату через запертую дверь. Эта мысль едва скользнула по краю сознания и тут же растаяла, поглощённая общим безразличием, захватившим меня в этот миг полностью.

Когда хихиканье стихло, шаги незваного гостя замерли возле моего ложа, я снова увидела склонившееся надо мною лицо с внимательными чёрными глазами. Окинув меня взглядом, учёный одобрительно улыбнулся бледными сухими губами.

- Я смотрю, процесс лечения идёт полным ходом, барышня. Вскоре, уверен, Вы будете совершенно здоровы. Уж, Молчуны знают своё дело.

Заметив моё полное равнодушие к его речам, мэтр Вендцлас попробовал меня расшевелить и успокоить, решив, что причиной моей скованности был привычный для него страх.

- Не стоит более волноваться. Они ушли и теперь вернутся только завтра, чтобы продолжить процедуры. В связи с этим мы вполне можем и далее общаться без опасений.

Так как я по-прежнему не отзывалась, чувствуя лишь смутное неудовольствие от его, казалось бы, навязчивого присутствия, учёный вынужден был присмотреться ко мне внимательнее, после чего сердито воскликнул:

- О, небо! Он опять взялся за своё! Лишать человека души – это преступно! Они пытаются вытравить из Вас Вашу сущность, милейшая, ведь талант неотделим от души. Это, так сказать, её свойство. Уничтожив его, они погубят и душу, оставив хоть и жизнеспособную, но всё же пустую оболочку.

Слова мэтра пробудили во мне смутное воспоминание. Женщина с тусклыми, мёртвыми глазами, тенью промелькнула в памяти. Кажется, это была моя мать. Впрочем, сейчас всё уже было неважно. Хотелось лишь одного – чтобы меня оставили в покое. Жаль, пожилой господин не собирался предоставлять меня своей участи. Он снова тихо засмеялся, пробормотал что-то о своих исследованиях и убежал. Краем глаза я заметила в его руке, которой он размахивал, связку ключей и даже предположила, что он является смотрителем этой башни. Таким образом, объяснив для себя его проникновение в мои, так называемые, покои, я совершенно успокоилась, пытаясь избавиться от тех обрывков мыслей, которые всё ещё проскальзывали в голове. К сожалению, отсутствие мэтра длилось всего лишь несколько минут. Он прибежал, оставаясь всё таким же возбуждённым и деятельным, не переставая бормотать:

- Ну, вот теперь как раз и представится случай испытать мой новый препарат. Очень надеюсь, что он окажет нужное воздействие на Вас, барышня. Ах, как же кстати я успел закончить над ним работать. Он очень удивится, когда все его усилия окажутся бессмысленными. Вы будете жить, дорогая. В этом у меня нет никаких сомнений.

Я впервые нахмурилась, правда, всего лишь мысленно, внешне оставаясь всё такой же бесстрастной. Дело в том, что как раз жить мне хотелось меньше всего, расставаться с пустотой я не собиралась. Противостоять же суетящемуся возле меня безумному господину не могла. Все части тела одеревенели, и шевелиться отказывались. А мой мысленный вялый протест мэтр замечать не желал. Новый укол в шею уже не удивил. Видимо, начала привыкать к такому однообразному с собой обращению. Сначала снова почувствовала жжение, потом пришла боль. Нет, это была не физическая боль. С ней я тоже как-то незаметно свыклась. Боль родилась в глубинах меня. Сначала едва ощутимая искорка, потом небольшой костёр и, наконец, жаркое пламя вспыхнуло во мне, растопив убийственный лёд. Дракон ожил и взревел, возмущённый столь жестоким обращением с собой. Я резко вскочила, даже не успев обдумать свои действия, а просто подчинившись настоятельному стремлению немедленно бежать из своей темницы, но осознав невозможность этой попытки, снова села на кровать и разрыдалась. Мои слёзы были столь обильны и нескончаемы, что я невольно заподозрила: источником их является тающая во мне ледяная глыба. Мэтр тем временем присел рядом, с довольным видом поглаживая меня по спине.

- Поплачьте барышня. Скоро станет легче. А потом я научу Вас, как защитить свою сущность и обмануть Молчунов. Они смогут судить о вашем состоянии только по внешним признакам и вашему поведению. Мы одолеем их, уж не стоит беспокоиться. А Вы случайно никогда не увлекались театром? Нам бы пригодилось умение перевоплощаться.

Я чувствовала, как моя душа болезненно вздрагивает, оживая. Мысленно успокаивая снова расправившего огненные крылья дракона, осознала нашу с ним жажду жизни. Упрямство вернулось ко мне, я больше не собиралась сдаваться. Думаю, Конрад не обрадуется такому сюрпризу. С благодарностью взглянула на мэтра и тут же озадачилась: при чём здесь театр? Мне нравилось смотреть выступления бродячих актёров на площади, но я никогда не стремилась оказаться одной из них. Надеясь на разъяснения мэтра Вендцласа, я представилась прежде, чем задавать вопросы, которые рождались во мне один за другим, настоятельно стремясь выпорхнуть на свободу.

- Меня зовут Верна, — сказала тихо, с теплом пожав руки учёного. – Благодарю Вас, мэтр. К сожалению, я никогда не пробовала пытаться лицедействовать.

- Не стоит благодарности, милая девушка, — отмахнулся мэтр. – Я, признаться, и сам очень рад, что удалось Вам помочь. Хотя бы в этом я смогу противостоять ему, хотя бы одну душу попытаться спасти. А научиться перевоплощаться придётся. Мы не можем проиграть, ведь на кону Ваша жизнь, дорогая моя.

- О ком Вы всё время говорите? Кому мы не должны проигрывать? – Ответ мне был известен, ведь о своём противнике я знала. Интересовало другое: почему этот странный учёный решился встать на пути настолько могущественного в нашем мире человека.

- Мой сын, — кратко ответил мэтр Вендцлас, и, нахмурившись, отвернулся. Я мгновение приходила в себя от удивления, не в силах поверить, что у чудовища может быть отец. Мэтр будто прочёл мои мысли, сказал хрипло, отрывисто:

- Он не всегда был таким, Верна. Мы ведь все рождаемся одинаковыми, различаясь лишь талантами, которыми наградила природа, а вот уже жизнь создаёт из нас тех, кем мы в итоге становимся. Возможно, это я виноват, что мои сыновья выросли настолько непохожими на меня. Всегда был занят своими исследованиями, предоставив мальчиков своей судьбе. Гений Конрада возвеличил его, но он же и убил его душу. Лишь однажды я видел в нём искру, только она угасла вместе с той рыжеволосой красавицей с изумрудными глазами, что зажгла её.

Моё удивление возросло ещё больше. Так и не удалось поверить в то, что Конрад мог быть любим, и даже отвечал на эти сильные чувства. Уж скорее, это были фантазии безумца, чем реальные воспоминания отца о сыне. Спросила с сомнением:

- Что стало с той девушкой, если она, конечно, действительно существовала?

- Она умерла, — тихо ответил мэтр. – Умерла, не оставив моему мальчику ни малейшего шанса остаться человеком. Пыталась спасти тело, глупышка, но погубила душу. И я, старый идиот, сам позволил ей сделать это.

Учёный снова громко засмеялся, будто воспоминание о той давней смерти его чрезвычайно позабавило. Я более не рискнула беспокоить его подобными вопросами и поторопилась сменить тему.

- Почему Вы здесь? – спросила, дождавшись пока смех безумца стихнет. –За что сын запер своего отца в этой башне?

- Мой сын не жалует тех, кто помнит его хрупким, болезненным подростком, брошенным матерью и презираемым за слабость людьми. Он предпочитает забыть то время, как и тех, кто был свидетелем его неустроенной юности. Многие старые знакомцы поплатились за свою хорошую память. Конрад предпочитает общаться с подобными себе – существами, лишёнными душ. Он увлечённо создаёт их для себя. Видимо, Вас, барышня, ждала такая же печальная участь.

- Да, — согласилась я тихо, – вашему сыну понадобилась мёртвая невеста, способная двигаться, говорить и подарить ему наследника. Вот только чувствовать и мыслить мне воспрещалось. Он объявил мою силу болезнью и пытался меня вылечить, заморозив душу. Вы спасли больше, чем мою жизнь, мэтр.

- Ещё не спас, — вздохнул учёный. – Но мы будем бороться за вас, дорогая. Кстати, мне знакомо Ваше имя. Или, скорее, оно напоминает имя героини одной древней легенды, в которой рассказано о том, как юная девица полюбила дракона. Конечно, из этого ничего хорошего не вышло. Бедняжка умерла при родах, а вот её дочь впоследствии стала королевой. К чему я это вдруг вспомнил?

Мэтр снова захихикал и какое-то время боролся с приступом, то вскакивая, то садясь со мною рядом. Я терпеливо ждала, пока он упокоится, намереваясь сознаться ему в своём происхождении. Продолжая нервно смеяться, учёный всё же умудрился закончить свою мысль, правда, в виде едва разборчивого бормотания:

- Полукровок ненавидели тогда…сжигали…Король боялся за жизнь жены и дочери…А королева умерла…И что же ему оставалось? Запер малышку в башне…в этой башне под охраной…Башня Принцессы изначально была тюрьмой…

- Та принцесса была моей прапрабабкой, — не удержалась я от восклицания. – У меня сохранились её дневники.

Эта новость неожиданно подействовала на мэтра успокаивающе. Он снова посмотрел на меня осмысленно.

- Теперь понятно, почему Конрад выбрал Вас, — сказал со вздохом. – Жажда власти – его навязчивая идея. А союз с последней принцессой нашего мира даст ему полную власть на совершенно законных основаниях. О крови дракона, я так понимаю, он прежде не знал, иначе к Вам уже давно бы наведались с визитом Молчуны.

- Да я и сама узнала о своей силе недавно, — мне оставалось лишь пожать плечами в ответ.

- Это естественно, — хмыкнул мэтр. – Кровь дракона проявляется не сразу. Этот талант пробуждается к жизни лишь под давлением обстоятельств. Не удивительно, что Вы не умеете им управлять.

- Вы можете мне помочь? – спросила я с надеждой.

- Научиться управлять своим гневом несложно, — мэтр выглядел задумчивым. – Я никогда не занимался подобным обучением, но мне было интересно попробовать. В любом случае Вам следует овладеть своей силой настолько, чтобы больше не причинять себе вреда. Ваша кровь должна защищать Вас, а не убивать. Над этим нужно поработать.

- У нас не так много времени, — с сожалением протянула я. – Конрад на моё лечение дал всего лишь неделю.

- Ну что же, — вздохнул мэтр. – Тогда следует поторопиться. И прежде всего мы должны защитить Вашу душу от вымораживающего препарата Молчунов. Принцип его действия прост. Когда-то я сам из-за безрассудного любопытства приложил руку к его созданию. А вот после заключения в башне разработал противоядие к нему. Мой сын был так снисходителен, что предоставил в моё распоряжение небольшую лабораторию в подвалах этого здания. Конечно, он часто изымает результаты моих трудов, но я смог утаить от него многие разработки.

- Он заточил Вас только для того, чтобы использовать, — сделала печальный вывод я.

- И для этого тоже, — кивнул мэтр. – К тому же я как-то спас его жизнь. Смею надеяться, что он учитывал этот факт, позволив мне жить и работать, пусть и лишив общения с себе подобными. Свою мать, к примеру, он не пощадил. Как только пришёл к власти, сразу же принялся за её поиски. В этом ему помог брат, чем, собственно, и выторговал себе жизнь, да свободу. Оба мальчика так и не смогли простить родившую их женщину, которая покинула семью ради любви к молодому магу. Даже я понял силу её чувств и позволил уйти с миром. Но сыновья отпустить не смогли. Маг же оказался достаточно сильным. Он дорого отдал свою жизнь, успев отомстить за смерть любимой женщины. Несмотря на большое количество стражей, маг успел многократно ранить Конрада, пожелавшего лично умертвить того, кого так люто ненавидел. Тогда он ещё был способен на сильные чувства. После той схватки мне пришлось долго бороться за жизнь сына. Я не мог поступить иначе, ведь он — моё дитя. Но тот, кто открыл глаза после долгого забытья, напугал меня. Он и теперь пугает меня.

Мэтр резко оборвал свою речь, затрясся, прикрыв лицо дрожащими руками. Не знаю, плакал ли он или снова смеялся. Он казался жалким, несчастным, сломленным. Наверное, следовало сочувствовать ему. Но я могла лишь тихо злиться на того, кто дал второй шанс чудовищу, приготовившемуся меня уничтожить. Нет, хуже! Ведь Конрад намерен сделать из меня копию себя самого, даже всего лишь своё отражение – бесправную, бесчувственную, опустошенную тень. Ну, уж нет! Если у меня появилась возможность избежать этого, я не собираюсь её упускать. Резко встряхнув мэтра за плечи, я громко потребовала:

- Вы должны мне помочь! Сделайте это!

- Да-да, конечно, — вяло закивал головой учёный. – Можете располагать мною, барышня.

Встряхнув головой, будто собираясь с мыслями и давая понять, что не намерен терять ни минуты, мэтр заговорил быстро и чётко.

- Я уже упомянул, что гибельный препарат действует постепенно. Душу ведь не так просто убить. Моё противоядие не только остановит губительный для Вас процесс, а будет способствовать образованию в Вас защитного рефлекса. Думаю, достаточно трёх впрыскиваний в кровь, и после этого Вы уже сами сможете противостоять хладу, которым будут пытаться поразить Вас Молчуны.

- Я смогу защититься, ведь у меня есть мой огонь, — горячо поддержала я мэтра.

- А вот свой огонь, милочка, Вам следует спрятать и как можно глубже. Наука не стоит на месте. Если обнаружится, что вымораживание вашей души не случилось, то Молчуны захотят применить какую-либо новинку, которой мы не сможем ничего противопоставить. Именно поэтому я призываю Вас, дорогая, вспомнить то состояние, в котором вы прибывали до моего прихода и стараться вести себя в соответствии с ним.

- Притворяться! – я брезгливо поморщилась, хотя и знала, что моё лицо скрыто маской.

- Именно притворяться! – с нажимом ответил мэтр. – Пока в этом Ваша единственная возможность выжить, барышня.

Я уже собралась возражать, зная свою неспособность скрывать чувства. Да, и вопросов к учёному накопилось множество. Но он вдруг снова вздрогнул и устремился к выходу, словно опасающийся быть застигнутым на месте преступления мелкий воришка. Не говоря более ни слова, мэтр захлопнул за собой дверь. А ещё через несколько вдохов я увидела перед собой бесстрастное лицо его сына и, не сдержавшись, полыхнула взглядом, не успев утихомирить мечущегося во мне дракона.