Варя, синопсис

               

История сводных братьев Петра и Ивана, между которыми встала красавица Варя, вертевшая парнями направо-налево до тех пор, пока один не погиб, а  второй не угодил за решетку.

Капраловка – небольшое сельцо среди лесов, полей и клюквенных болот. И живут здесь, смеются и плачут, радуются и грустят, часто справляют поминки, Капраловы - частью родичи, частью однофамильцы.
В деревне  когда-то существовал небольшой, но крепкий колхозишко под названием «Ударник». Капраловцы трудились, как везде, и жили, надо сказать, неплохо. В том смысле, что поесть и надеть на себя было что, а кое-кто и собственные автомобили приобрел, про мотоциклы можно и не упоминать – в каждом дворе, считай, стоял. Дом культуры гудел от молодых голосов. Свадьбы часто случались.

Форточку для притока свежего воздуха открыла перестройка. Конечно, нововведения не обошли стороной  колхоз «Ударник» и его тружеников. Общие собрания проводились очень часто. Орали до хрипоты, как в коллективизацию, курили до сизого тумана в правлении – так осваивали спущенную сверху демократию.  С ее приходом сменили четырех председателей – за четыре неполных года. Только дела в хозяйстве шли все хуже и хуже. О председателях надо сказать отдельно несколько слов. Хотя они и не принимают участия в описываемых событиях, зато имеют к ним самое непосредственное отношение – двое из них. Первый из этих руководителей был живой, энергичный мужик, но бабник страшный. Каждую колхозницу помоложе и личиком поприятнее считал своей наложницей и норовил при первом удобном случае запустить ей руку под подол. Этого сняли через три месяца – ночью райкомовская машина тайно его вывезла за пределы колхоза. Иначе мужики могли башку отвернуть. Второй  оказался постарше, но был горький пропойца, постоянно носил в портфеле бутылку водки и прихлебывал из нее  частенько. Как руководитель – полный ноль, держали до пенсии, чтоб не выбросить голышом в наступающую старость. Третий председатель сразу домище начал возводить на колхозные деньги, которые еще водились в кассе, хитрован был тот еще, он украл больше всех. По этой причине четвертому председателю, который и прикрыл хозяйство окончательно, досталось немного, но все же кое-что удалось урвать. Хоть какие-то крохи.

В те активные годы в правлении колхоза мыла полы и выносила вёдрами окурки уборщица и курьер по совместительству скромная, тихая женщина по имени Клава. Чудо как хороша была Клава! Только с небольшим изъяном – левая рука у молодой женщины сохла год от года, плохо слушалась. Раньше Клава работала дояркой на местной молочно-товарной ферме и попала однажды под рога оборвавшего привязную цепь быка-производителя. В больнице руку спасли от ампутации, но таскать вилами силос по кормушкам, ворочать тяжелые мешки с подкормкой и фляги с молоком уже силёнок не хватало. Правление отнеслось с пониманием к судьбе бывшей доярки. Её  перевели в правление уборщицей. Мужикам Клава шибко глянулась, а некоторые подкарауливали уборщицу после работы, словами ласкали, ближе к сердцу подбирались, но только пустые это были хлопоты. С женатыми Клава не вязалась. А холостых парней останавливал заметный изъян. Так и страдала от одиночества ее истомленная душа.

С первым председателем, который живчик, отказа не получилось. А как начальнику откажешь, если грозится уволить? Переступила через себя и сдалась. А куда денешься?  Того бабника давно уж след простыл, а Клава вдруг родила от него мальчика. Такой же шустрый крикун получился, заводной, будто с моторчиком внутри. Назвала мальчика по имени отца – Петр. Вышло так – Петр Петрович. Фамилию свою, коренную, записала – Капралов. Второго сына Ивана родила Клава уже через три года. Уже от другого председателя, четвертого и последнего, завершающего колхозное строительство, которого звали Иваном.

С тех пор много лет прошумело над деревней Капраловкой, многое изменилось в укладе сельской жизни. Выросли Петр и Иван, умерла, не дожив до пенсии, сама Клава, а сводных братьев по-прежнему звали также, как в сопливом детстве: председателевы дети. Оба брата отслужили в армии. А дальше разъехались их дорожки в разные стороны. Так случилось, что Петр попал на работу в милицию – некуда было податься после службы. Закрылись в районе все колхозы, Сельхозтехника, лесничество, райпо. Остались - пожарка МЧС и ментовка. В пожарке служили девять человек, все места уже заняты. А в милицию, где болтались девяносто молодых, шустрых, вечно пьяных весельчаков на три тысячи жителей вымирающего района, еще набирали добровольцев. Петр в веселую компанию без труда затесался, звал и брата до кучи. Но  Иван побрезговал идти в менты, халтурками перебивался. Руки у него росли оттуда, откуда надо, многому его дед научил, отец Клавы, ветеран Афгана и Герой Советского Союза. Иван плотничал, столярничал, печки хорошо ладил. Жил Иван с дедом и бабкой в их родовом гнезде, а Петру, назначенному участковым, выдали отдельный огромный дом, с тем прицелом, что парень когда-то женится и наполнит дом детьми.

Наверное, так бы и шла жизнь ни шатко, ни валко, если бы не появилась в деревне новая торговая точка. Старую лавку давно прикрыли, вот один расторопный предприниматель и организовал магазин смешанных товаров в Капраловке. И продавщица появилась в нем новая - вся такая из себя статная, ладная телом, и лицом даже очень недурна. На язык  тоже оказалась острая, на шутки отзывалась бойко, вполне приглядная Варя двадцати семи лет от роду и совершенно незамужняя. С открытием торговли к магазину сместился и центр села, стал якорным местом магазин Вари.

Она будто для того и родилась, чтоб за прилавком стоять - эта Варя. Всем улыбается  пунцовыми губками, глазами карими постреливает на покупателей, лебедью стройной летает от прилавка до полок. На такую прелесть не хочешь, да посмотришь. Чего греха таить, сводным братьям Петру и Ивану по душе пришлась продавщица Варенька. Знать бы им, дуралеям, сколько беды будет от Вариного внимания, наверное, за версту бы обегали тот магазин с симпатичной продавщицей. 

Само собою, и Варя председателевых сыновей приметила, молодые парни, не корявые, чем не подмога в ее одиноком житье-бытье? Ближе подпустила Петра, как человека у власти, в погонах – этот мог быть полезен в любое время. Ивана тоже не выпускала из глаз, но держала на дистанции. Так, про запас. И скоро Ивану выпало счастье подсобить Вареньке, об которой сердце болело.
Весной, в половодье, смыло вольной водой единственный мосток, соединяющий Капраловку с райцентром. Лодки пока не спускали, лед еще шел, опасно. А у Вари выручка скопилась за целую неделю. Хозяин позвонил и распорядился пока придержать деньги, пообещал приехать при первой возможности.

Ветреной весенней ночью Иван ограбил магазин Вари, забрал выручку – аж триста тысяч рублей – и исчез из деревни на целых три дня. Как потом сообщил следаку: пропивал халявные бабки в районе с какими-то незнакомыми дружками. Следак не поверил, потому что пропить столько за короткий срок невозможно. Дед тоже не поверил, потому что знал, внук Иван не особо увлекается пьяным делом и по части воровства никогда замечен не был. Заподозрил старик, что дело тут нечистое, не без Варюхиного участия та кража случилась.  Сам бы Иван на такое ни за что не пошел: порода Капраловых норовистая, упрямая, но совесть никогда не теряли. Пробовал пытать внука, но тот уперся рогом в землю: я взял, я пропил, судите, готов понести заслуженную кару.

В действительности дело обстояло почти так, как и предполагал дед: Варенька надумала строиться, средства нужны, а тут как раз мост смыло, денежки хоть чужие, а в собственных руках. Вот и уболтала Ивана на кражу, пообещав после отсидки выйти за него замуж. А уж в новом доме и деток завести. Так замутила душу, такую волну желания подняла своими словами о детках, что Иван не сдержался, предложил  решить демографическую проблему прямо сейчас, но Варя сразу пресекла его поползновения: рано. Сник Иван, но послушался. И магазин подломил.
Ивана судили. Дали три года. Варя обещала ждать.
Жизнь в Капраловке потекла своим чередом, а Иван все три года шил рукавицы в колонии общего режима. На пять тысяч рубчиков нашил. Столько и получил чистяком при выходе на свободу.
Вернувшись в деревню, с удивлением заметил случившиеся изменения. К примеру, брат Петр уже стал майором, старшим участковым инспектором и обзавелся заметным начальственным брюшком. Дошли также слухи, что брат Петр частенько оставался ночевать  у продавщицы – деревня, не утаишь ночных походов. До конца поверить не мог, но червячок обиды все же грыз сердце, пристроившись где-то с самого низу: кусь, кусь.  Милая женщина Варя, посулившая ждать, работала на прежнем месте, до роскошного тела своего, в смысле производства потомства для нового дома, пока не допускала, кормила обещаниями. А вот дом, домик, домец, ради которого Иван три года терпел разлуку, строила в райцентре. И было то строение серьезное, из кирпича, в три этажа. Иван видал издали эти хоромы и весьма озаботился: тех трехсот штук, украденных для Вари, было явно маловато для возведения дворца, на какой размахнулась его красавица. Не пришлось бы опять где-то приворовывать…
Как в воду глядел.

Снова Варя пригласила к себе, коньяком угостила и стала  петь про трудности современной жизни. Дескать, домик вот подняла до второго этажа, а дальше – проблема финансирования. Иван коньячку хлебнул и прямо спросил с крестьянским простодушием, какие, мол, теперь поступят предложения? Умница ты мой, обняла в порыве благодарности его Варя, даже чмокнула в продубленную на зоне щеку, я знала, что ты не бросишь одинокую бедную женщину! Предложила взять кредиты в разных банках, миллионов на десять, чтоб уж точно на дом хватило, а с отдачей позже разберутся. Может, еще раз придется посидеть, так что ж, Вань, не впервой ведь, так? Размяк Иван, поддался сладкому голосу, потянулся к любимой, но опять она увильнула от близости, мол, нельзя сегодня, день такой, понимаешь? Да не горюнься ты, Вань, знаешь, сколько у нас впереди ночей? Опять уговорила. Когда выходил с усадьбы Вари, в воротах столкнулся в Петром. Чуть не брякнул, зачем пришел, но зажал язык. Смолчал. После зоны с недоверием относился к людям с полномочиями – теперь всякий человек в форме виделся Ивану то оборотнем в погонах, то кумом с зоны, склоняющим стучать на своих. Неприятные люди. Подальше от таких. Даже от брата. Разминулись без слов.

Иван исполнил просьбу Вари: набрал кредитов по документам, сляпанным не без помощи Петра, вышло что-то около семи миллионов.

А потом взялся с дедом новую баньку ладить. Только построили, печь сложили, первый дым пустили, а тут и нагрянули спортивного вида ребятки. Сразу насели на Ивана, когда долги возвращать станешь?

Дед притащил наградной пистолет от самого министра обороны, наставил на главного и спрашивает, дескать, кто вы такие? Бандиты? Нет, отвечает браток, мы, типа, коллекторы теперь называемся, долги собираем по поручению очень серьезных людей. Стрельбы с обоих сторон удалось избежать. Но дали срок для погашения: месяц. Тут и задумался Иван: а где он возьмет такую прорву денег за месяц? Отправился к Варе за советом. Она умница, что-нибудь обязательно придумает. Рассердилась на него Варюха, предложила скрыться на годик-другой. Хоть на Колыму податься, пока дело не рассосется. Далеко уезжать от Вари Ивану не хотелось, так и сказал. Вовсе осерчала Варенька и выпроводила Ивана вон. Как водится, у калитки снова столкнулись с братом и молча разошлись. Иван понял, что потерял Варю окончательно, а еще прошибла догадка, что она его просто дурила все эти годы, а спала с Петром. И думать не хотела, как теперь вылазить из того болота, куда сама же его и затащила. И как теперь с банками рассчитываться, плотницкий топор заложить или дедов рубанок?

Однако Иван ошибся: Варенька очень даже думала о том, как разрулить ситуацию. Решение нашлось быстро, было оно простым и для Ивана в нем отводилась роль громоотвода.

Варя знала, что в теплое время ночует Иван на сеновале. Всё продумала продавщица. Надела резиновые перчатки, подобрала пару окурков, оставленных в ее хате Петром, и сложила в спичечный коробок, забытый тем же Петром. Ночью прокралась на усадьбу деда Капралова и подпалила сеновал. Коробок и окурки кинула ближе к воротам и убежала.

Усадьба выгорела дотла, вместе с домом, баней и другими постройками. Погибли Иван, спавший на сеновале, и дед с бабкой, находившиеся в доме.
Поначалу приехавший следак отрабатывал версию неосторожного обращения с огнем самих хозяев. Предположил, что курил Иван на сеновале, заснул и отсюда вся беда. Петр знал, что брат не курил никогда, но отчего-то не сказал об этом ни слова. Зато Варя, отозвав в сторонку следака, сообщила ему о том, что Иван отродясь не курил. А вот брат его Петр очень даже курит и в тот трагический день был у брата. Вы, подсказала Варя, поищите окурки в ограде, если их не затоптали, найдете, и коробку спичечную тоже. Следак обомлел, неужели Петр мог поджечь родичей? Еще как, усмехнулась Варя, Петр ревновал ее к Ивану. Вполне мог таким изуверским способом избавиться от соперника. Тем более, сообщила Варя, накануне они поругались. Вот Петр и поджег усадьбу по злобе.

Один окурок нашли у забора, коробок спичечный тоже обнаружился. Петр не стал отпираться, что это его были сигареты и спички. Только он не знал, откуда они в ограде образовались накануне пожара, к деду он больше недели не заглядывал. Дело получалось нехорошее, замять не удалось. Петра осудили. В обвинительном заключении было указано, что воспламенение случилось по неосторожности. И поскольку умысел следак все же не стал приплетать, получил Петр ввиду гибели троих человек четыре года колонии с отсидкой на красной зоне в Нижнем Тагиле.
Прошло три года. Петр освободился, постаревший и переполненный злобой на Варюху, сгубившую его родню ради кирпичного дома и его самого отправившего на отсидку. Ну не сука ли она после этого?

Появившись в районе, первым делом двинулся к Варе. Чтобы сказать ей все, что о ней думает.

На звонок к железным воротам особняка, установившегося на главной улице райцентра, вышел муж Вари. Это был плотный качок в спортивном костюме, один из приезжавших за долгом коллекторов. Увидев упитанного мужа, Петр молча развернулся и потопал в свою Капраловку. Там хоть и остались одни головешки от дедова гнезда, но все же это родной уголок. И родичи какие-то остались, да хотя бы и однофамильцы, а с ними все будет полегче новую, настоящую, продуманную жизнь начинать.