Копье Судьбы. Книга Первая. Глава 5

ИАД ФСБ. Москва. Наши дни.

«…В ожидании суда военного трибунала Г. Гуськов бежал, убив часового, а также комиссара отряда тов. Лобова, при этом отрезав ему голову. Немецким командованием в Крыму за голову тов. Лобова была объявлена награда в 5 (пять) тысяч рейсхмарок. Есть  основания предполагать, что Гуськов переметнулся к врагу, чтобы получить обещанную награду…»


Генералу было не до изучения архивных документов, его бесила сама ситуация мышеловки. Его поймали, как крысу! Выйдя из закутка, он швырнул папку с делом «Шекспира» к решетке.
- Из-за этой чуши ты держишь меня взаперти?


Щелястые зубы полковника в отставке обнажились в презрении.
- А вам не кажется чушью тот факт, что 22 июня 1941 кадровая Красная Армия – скопом, чохом, вся! - побежала и погибла? Историки объясняют катастрофу внезапностью блицкрига. Чушь! Причина катастрофы – цунами паники, ударившее на огромном фронте. Гитлер только потому и решился напасть на СССР, что фанатически верил в силу Копья. В плен попали миллионы советских солдат. По сути, СССР был разгромлен. Копье отправили на другие фронты, в Европу, а затем в Африку. Но в декабре 41-го Гитлеру пришлось вернуть Копье под Москву, где немецкие войска забуксовали…


- Тогда почему же немцы Москву-то не взяли?
Святной был заметно утомлен, держался за решетку и переводил дыхание после каждой фразы.
- Столицу… нашей Родины… немцы не взяли, потому что под Москвой… Копью
Лонгина… был противопоставлен православный щит. Я лично организовал облет Москвы  Чудотворной иконой Тихвинской Божьей Матери.


ОБЛЕТ МОСКВЫ ИКОНОЙ БОЖЬЕЙ МАТЕРИ.
8 декабря 1941 г.

Маршал авиации Голованов, личный пилот Сталина, 8 декабря 1941 года совершил облет Москвы с иконой Богородицы Девы Марии «Тихвинская».
«Была жуткая метель, - вспоминал он, - в нескольких метрах ничего не видно. Возник резонный вопрос: «Нельзя ли перенести полет?». Но Сталин сказал, что погода очень хорошая, а станет еще лучше. И произнес необычную загадочную фразу: «Варлаам Хутынский, как уже устраивал, так еще устроит».


Штурмана на облет Москвы Голованов решил не брать: чего там «штурманить», когда все равно ни зги не видно! Но ему дали очень интересных пассажиров: священника с иконой и тремя женщинами. Голованов говорит батюшке: «Вообще-то так: полет наш непредсказуем, вы понимаете? Я знаю, что вы добровольцы, но…». — «Милок, - отвечает священник, - какая непредсказуемость? С нами Царица Небесная! Нельзя ли, чтобы двигатели твои работали потише и не мешали пению?» Голованов не выдержал и рассмеялся. И вдруг заметил, что в самолете необычайно тихо. Посмотрел: моторы работают. А шума нет! Ясно слышны голоса священника и певчих: «Царица моя преблагая, надежда моя, Богородице…». А по радиосвязи голос из Кремля: «Саша, сделай погромче…». Сталин любил церковное пение.


Голованов хоть атеистом был, но прочувствовал важность момента: «Смотрю, а у меня в фонаре (переднее стекло кабины) вид, как на полотнах Куинджи: под брюхом американского «Дугласа» в свете луны лежит заснеженная русская земля. И сверху ее строго оглядывает Божья Матерь, вылетевшая на личную проверку».
В районе Клина от страшного удара содрогнулась икона, затряслась-завибрировала, как щит, получивший на всем скаку удар рыцарским тевтонским копьем. На драгоценном окладе иконы образовалась глубокая вмятина. Палец священника тронул ее – из оклада выпал красный самоцвет, словно капнула капелька крови.


ИАД ФСБ. Москва. Наши дни.

Проявляя показную заинтересованность, Огуренков спросил.
- Так где же сейчас Копье, Николай Кондратьевич? Я читал, американцы нашли его в бункере Гитлера, а ты говоришь, оно в Крыму осталось…
- Ага, нашли и чуть не выбросили на свалку, - подхватил Святной, – американцы-то! А потом Паттон его якобы вернул в музей в Вену. Дураку ясно, что то была липа.


- Почему же липа?
- Потому что Паттон сам искал Копье! Стал бы он отдавать свой законный боевой трофей каким-то австриякам? Американцы вообще ничего никому не возвращали. Паттон быстро определил, что в его руки попала копия Копья, и сначала приказал выбросить ее на свалку, а потом спохватился и торжественно передал подделку в Венский музей.


- Значит, сейчас в Вене хранится фальшивка?
- Так точно. Копье было утрачено немцами в Крыму. И, судя по всему, там оно до сих пор и обретается.
- Судя по чему?
- А по тому, что Крым отвалился от России. Сначала Хрущев его подарил Украине, а потом и сама Украина отвалилась. Копье влияет, а как же. Оно, как заноза, лежит под кожей планеты и нарывает, пока с гноем и кровью не выйдет наружу. А вот если его найти и обезвредить, Крым к нам вернется. Судя по тому, что черные археологи нашли перстень оберста, они нашли и Копье Лонгина.


Наступило молчание. Генерал Огуренков спросил примирительным тоном.
- И что мы будем делать, Николай Кондратьевич?
- Да что, - сказал Святной устало, - перевербую я вас, товарищ генерал, послужите еще России-матушке.
- А если я не соглашусь?
- Родине служить?
- Ловко ты. Словесное самбо какое-то. Чуть что, и ты снова сверху.
- Согласны Родине послужить, Валентин Григорьевич? Последняя битва за Россию наступает.


ДАША ЖУКОВА. КРЫМ. ГОЛЫЙ ШПИЛЬ

  В палатку заглянул Дмитрий, снял свои красные очки
  «Мэй ай кам ин?» - игриво спросил он.
По его блудливой улыбке я догадалась, что у парня «нехорошие» намерения и, чтобы как отвлечь его, начала рассказывать про погибшую партизанку, про деда, который завещал ее похоронить, но он, не слушая, завладел моими руками и притянул к себе.
Я его оттолкнула.


- Ты че? – озлился он. – Тогда зачем звала?
- Не за этим же!
- А зачем?
- Я рассказать хотела…
- Че ты тупишь… - он резко вывернул мою кисть. - У тебя мозоли свежие! «Я не копала!» Сколько раз было: задержим таких, трофеев полный рюкзак, а они штрафом отделываются! Теперь мы сами будем вас судить и наказывать на месте преступления!


Он повалил меня, уселся сверху. Я закричала. Пахнущая костром ладонь зажала мне рот. Я впилась в нее зубами. Он ударил меня кулаком. Нос будто взорвался, из ноздрей горячо потекло. Он, видимо, сам не ожидал, что так получится, кинул мне майку – утрись!


Пролетел вертолет. Палатка задрожала под ветром. Согнувшись под брезентовым сводом, Дмитрий стягивал с себя спортивные штаны.
- Наши летают, – сказал он. - Мы тут закон!
Промокая кровь, я прошептала.
- Не трогай меня, пожалуйста… Я еще девочка…
- А я мальчик… - он толкнул меня и лег сверху. - Не рыпайся!


СЕРГЕЙ СКВОРЦОВ. Голый шпиль. Крым. Наши дни

- Где этот егерь? Эге-гей! – кореец кричал, приложив ладони ко рту. – Матвеи-и-ч!
Издалека донесся слабый отклик.
- Блин, мы сильно левее взяли. – Фурункулезный верзила повернул Скворцова за плечо в сторону эха и смаху ударил пятерней в спину. – Топай!
Сергей задохнулся от крепкого хлопка между лопаток, по инерции сделал несколько  шагов и вдруг… ломанулся сквозь кусты. Все случилось как-то само собой, он не планировал убегать, но вот… побежал…


«Стой, стой!»
Скворцов несся напролом, не обращая внимания на секущие ветки. Затормозил на краю откоса, прыгнул, кубарем вкатился в кизильник, выдрался из колючек, метнулся вбок и побежал не прочь от Голого шпиля, как ожидали преследователи, а дал кругаля и вернулся обратно на чаир. Там, за палаткой, под камнем был спрятан пакет с документами на машину и ключами, а также заработанные тяжелым трудом доллары.
По-пластунски подкрался он к палатке, достал из тайника пакет.


«Ну, пожалуйста, не надо. Я еще девочка…ну, пожалуйста… не надо!..»
Сергей замер. Выгоревший брезент палатки подрагивал - там боролись.
- Пожалуйста… - умоляла Даша, - ну, пожалуйста… ну, пожалуйста…
- Руки! – рычал мужской голос. - Руки убрала! Получишь сейчас! Сама же хочешь.
- Не хочу!.. Нет!.. Нет!.. Нет …
- А зачем тогда в палатку меня позвала? Не рыпайся, сказал!
- Я гражданка России… Я заявлю в милицию…
- В милицию? – послышался вскрик - это Капранов за волосы заломил Даше
голову. - Мы сами тут милиция!


Черный археолог бессильно зажмурился.
Что он может сделать? Что?!
Но ты же сам писал на стенах «Скворцов – мужик!»
Никакой мужик не справится с целой бандой! Плюс егерь с собакой и ружьем. Ты нанимался копать, а не драться.


Но в голове все громче и грозней раздавался чей-то грубый и властный голос: «Ты должен ее спасти! Там нет никого, кроме тебя! Ты себе никогда потом не простишь! Дерись! Дерись за нее, сволочь!!!»
Лицо пылало, как от пощечин. Пот заливал глаза.
- Почему я должен ее спасать? – спросил он неведомого «бога». - Кто она мне такая?

Ответ поразил.
Более не колеблясь, он сбросил куртку, оставшись в одной белой майке-безрукавке и рваных, выгоревших до белизны джинсах.
С грохотом пролетел вертолет, тень его мелькнула над поляной, парни у костра замахали руками. Скворцов воспользовался шумом, отвязал палаточные тяги и рывком вздернул кверху правый полог.

Полуголая девушка с залитым кровью лицом трепыхалась под насильником.
Красная удушающая ярость хлынула в голову. Скворцов смутно все видел.


«Войдя, Финеес вонзил Копье в Зимри, нагим возлежащего на Хазве, покарав отступника и дочь лжи, и убил их обоих в чрево, так что копье вошло даже в ложе».


Потеряв уже надежду, Даша увидела вдруг, как брезент палатки взлетел к небу, из ниоткуда возник спаситель. Он дубиной ударил Дмитрия по спине. Тот свалился в угол и забарахтался, отбиваясь ногами. Дубина взлетала и била по ступням и коленям. Капранов закричал. От костра подбежали. Миг – и палатку окружили. Скворцов кружил с занесенным над головой суком.

«И настал момент в истории людства, когда один-единственный человек на всей земле стоял и защищал Бога, и за спиной его не было никого, кроме Бога».

Пацаны заорали, обходя копалу со всех сторон.
- Брось дубину, дятел!
- Тебе говорят, козлина!
- Бросай дубину, на колени!


Дмитрий выбрался из скомканной палатки, осмотрел содранный до крови локоть, стесанное колено, в ярости крикнул: «Убейте гада!»
Свора набросилась, свалила Скворцова, (так случилось, что он упал на Дашу) и  принялась избивать ногами.
«К-Ха! К-Ха! К-Ха! Сдохни, ка-зел!»


Даше доставалась по ребрам и рукам, но «мужык» закрыл ее своим телом, содрогался от ударов, но защищал. После особенно сильного удара в спину Скворцов с воплем изогнулся, упал на нее и обмяк. Даша испугалась, что он умер, и завизжала на такой пронзительной ноте, что у парней заложило уши, они остановились и словно очнулись. Мозги нормальных, в сущности, молодых людей отпустил горячий морок водки и злобы.


- Че я нашел! – долетел от раскопа выкрик.
Дима, морщась, растирал локоть.
- Топайте к Генке, - сказал он парням, - подолбите пока скалу, а я тут кое-кого подолблю…


Парни за руки за ноги оторвали Скворцова от Даши, отнесли в сторону. Девушка находилась в состоянии шока, глядела безумными глазами и приступами дрожала.
Крым. Чаир Голого шпиля 

В раскопе под скалой печным поддувалом зияла дыра. Когда веснушчатый крепыш с соломенным чубом Генка Козубенко попробовал расширить отверстие ломиком, скала хрустнула и обрисовала трещинами каменную плиту правильной формы. По нажимом ломика по контуру находки побежали трещины, но вывернуть ее из скалы в одиночку не получалось.


«Пацаны, - закричал Гена в сторону чаира, - че я нашел!»
К раскопу пробрались друзья, грудились, заглядывая в трубу шурфа. 
«Похоже на чемодан», - утирая пот со лба, сказал Козубенко.
«Точно. Смотри, вот ручка…», - сказал Виталя. - «Ты ломиком снизу надави, а мы рванем».
Козубенко вбил ломик под чемоданчик и нажал сверху всем телом.

Дашины запястьях больно прижаты мужскими руками к земле.
Тараном колена Капранов разжал ей ноги.

… И - раз! - парни с хрустом рванули вкаменевший в скалу чемодан.
Д-ДУ-ДУФФ!
Из «поддувала», как из пушки, долбануло с бризантным подвзвизгом – в лица, шеи, руки, груди, ноги, животы - густо шинкуя молодые тела «черносливом» осколков, просекло до костей молодое упругое мясо, порвало в клочья, продырявило, сняло скальпы, сикось-накось порубило лбы, носы, губы, сорвало щеки со скульных костей, не успели моргнуть - и уже лежат навзничь… у кого уцелели глаза, те успели увидеть распушенную ватку облачка в голубизне гаснущего неба.
Больно не было.


Громкий хлопок ударил по барабанным перепонкам, по лицу хлестнуло чем-то колючим. Дима схватился за щеки, а когда отнял - на ладонях расплывались красные  пятнышки крови.
- Что за черт? Эй! Пацаны! Че случилось?
Никто не ответил.
Кусты шиповника сочились черным дымом.
Встревоженный Дмитрий убежал, ступней больно прищемив Дашин бок.


Она с трудом села.
От раскопа донесся истошный вопль - «ГА-а-а-а!» и снова - «ГА-а-а!»
Так кричат по мертвым.
Ей стало жутко. Бежать! Пока не поздно – бежать!
Из поваленной палатки вытянула жгут джинсов, натянула…
Избитый Скворцов ничком лежал у кустов. Он дрался за нее… Он ее защищал…
Она перевернула «мужыка» на спину: лицо истоптано, изо рта, ноздрей, ушей - кровь. Прижалась ухом к груди, услышала редкий, глухой стук…


От раскопа – голым орангутангом по шишкам – прискакал Капранов - лицо безумное, глаза вытаращены:
«Бинты! Аптечка! Есть у вас аптечка?!»
Вывернул рюкзаки, стал рвать майки на полосы. Маечки новые, дорогие, гад!
Ветер усиливался. Костер задымил в круговерть, затягивая белесым маревом чаир. 

Дима кидал девчонке изорванное тряпье.
- Беги, перевязывай, живо! Аптечка у вас есть? Пацаны ранены! Кто заминировал вашу яму?! – щипцы закостеневших пальцев схватили девушку за горло, в перепуганное лицо нагрянула  искаженная потная рожа в кровоточащих насечках, брызжа в крике слюной. – Ты! Говори! Ты знала, что там мина? Знала?!
- Х-х-х-де? – выкряхтела передавленная гортань.


Дмитрий задыхался, по лицу катился окрашенный кровью пот.
- В раскопе, дура! Знала? Говори! У-у-у-удд-д-душу прям здесь, сволочь! 
Она скосила глаза ему за спину.
Черный археолог, шатаясь, поднимался с земли.


Дмитрий  отшвырнул придушенную девку, бросился к Скворцову, сгреб его за майку, зашатал из стороны в сторону.
- У тебя же был миноискатель! Там фонило? Почему не предупредил, тварь?!
Скворцов качался, глаза закатывались, с разбитой макушки по лицу стекала «авоська», сплетенная из струй крови.
Мажор свалил копателя на землю, принялся остервенело лягать пяткой в грудь.
«На! На! На! Получи!»
Бил так, словно норовил вколотить копателя в каменистый грунт.


Подул ветер, зашумели деревья, дым от костра затянул чаир мутной пеленой.
Возле палатки, принесенная из раскопа егерем, лежала щербатая лопатка.
Если бы туристов, организованно посещающих крымские заповедники, угораздило попасть в этот полдень на чаир Голого шпиля, их глазам предстало бы диковинное зрелище. Нагая девушка, занеся над головой короткую лопатку, медленно парила над землей. Кумачовые волосы ее струились по ветру, разверстый рот изрыгал рычание.


Свирепый образ амазонок проступает в лицах русских женщин во время пьяных бытовых ссор. В порыве гнева женщины используют первое попавшееся под руку оружие, - в основном, кухонные ножи, - и убивают своих мужчин.

Даше Жуковой под руку попалась лопата. Штык ее смаху врезался в темно-русый, коротко стриженый затылок. Дмитрий взмахнул руками и на подламывающихся ногах, боком, как пьяный, ушел в клубящийся дым.