Никто

Простая гармония в контрасте с хаосом внутри. Любуюсь нехитрым сочетанием вечности и брена. Стою наедине с непринужденной красотой угасающего летнего дня. Синие облачка цепляются за пока светлый кусок неба, без страха и сожаления, готовясь раствориться в короткой тьме июньской ночи. Огоньки окон,  сливаются в обезличенный огонь города – маяк нашего присутствия здесь. Неспешность и умиротворение в общей картине. Сам с радостью являюсь частью пейзажа. Принял душ, смыл обрывки душистых поцелуев, сладких воспоминаний, переоделся из дачного в цивильное. Возвышаясь карикатурным монументом псевдочеловеку, выдыхаю серый дым в синюю бесконечность. Хорошо! Пускай бессмысленно, но хорошо.

Песня в наушниках долбит мозг жизнерадостным  и бронебойным панковским припевом – "я надеюсь, ты умрешь". Мирская музыка, отражение не вечности, но суеты. Привычные и родные атрибуты деструктивной самоидентификации. Те, что не предадут и не подведут. Все как всегда. Мнимое общество одушевленной пустоты. И дышится легко. Мир высокомерно загадочен. Не в силах его распознать, обозначаю смирение бравадой. Пугающим стремлением к надрыву, кровоточащим ранам одиночества, профилактическому бегу трусцой по острию бритвы. К пафосным раздумьям на краю пропасти. К штудированию лжеписания о мнимой истине - чтению бутылочных этикеток, этих красочных, талантливо исполненных авансом некрологов. Бегу. Трусливо уношу ноги.

Мое стремление жить нормальной жизнью выглядит неудачной попыткой свернуть с начертанного пути. Упрямая жажда обладать тем, что не дано. Зайти, туда, где не ждут. Лелея успевшие покрыться пылью и ржавчиной мечты, культивируя натужную веру в земную радость, упираюсь лбом в крутые утесы ограниченной свободы быть только собой и больше никем. Возможно, моя миссия, чьи истинные очертания неведомы мне, заключается в коротком созерцании сегодняшнего алого зарева, темной полоской разрезавшим небо. Я – живое напоминание кому-то, что негоже существовать, болтаясь неприкаянным космическим странником, в пустоте и одиночестве, не ведая тепла и любви. Имитировать биение жизни, не познав, не распробовав нёбом загадочного и неуловимого вкуса счастья, напоминающего лоскут застывшего  в немыслимой тишине солнечного дня на летней даче, что из древнего детства. Без благостного обладания Верой, отчаянно и самозабвенно танцуя пляску смерти. Негодуя и противясь, я обречен докрутить свой танец до конца. Не жалею ни о чем. И о бестолковой громкой суете, изматывающем марафоне за мечтой, что составляли мою смешную жизнь. Печальный комизм моей парадигмы подтверждает существование чьей-то пригожести и нужности где-то на той, солнечной стороне. Грустный клоун. Ряженый в личность. Обманываю пейзаж лукавым блеском не заслуженных одежд. Прячу крест на больной груди. Обжигаю глотку и душу торопливыми молитвами. Прячу в стыде и трусости взор перед Небом. Крошу кулаки, добывая порцию праздности и алчу урчащей сытости. Жадно срываю колючие цветы искуса.

Вырубленный топором страстей человеческих, безликий образ бытия диктует менять по нужде мирный окрас на боевой. Быть гибким и неприхотливым. Отточенная веками кровавых противостояний, отталкивающая логика событий ласково уговаривает превратиться в злого, жестокого, опасного. Отныне я без раздумий стану незаметным, тихим и безобидным. Выберу странный путь сомнительной правды – в этом мире сильных стану слабым, но только не злым.

Порой кажется, что люди сходятся в жестком объятии, увлекая себя в лоно любви, лишь ради  удобства комфортно срывать зло на мирское несовершенство. Иначе, как объяснить ту легкость и мазохистское удовольствие, с которым мы мучаем тех, кого любим. Не решаясь вмешаться в каждодневную несправедливость вокруг, утверждаемся на безопасном поле битвы личной жизни, вкладывая скромную лепту в расшатывание основ мироздания. Приближая Апокалипсис.

Не чувствую рвотных позывов пожалеть себя, напротив - испытываю к дрожащей биомассе, громко названной человеком, то есть мной, брезгливое негодование. То чувство, когда погожим утром бодро шагая на работу в начищенных ботинках, вляпаешься в собачье дерьмо. Но нет-нет и верится мне, грешному, что бог поможет мне еще один, последний раз. Поможет заслонить ладонью от невзгод и холодов, ветров и дождей, хворей и напастей чью-то невинную душу, в отличие от меня, достойную спасения и милосердия. Слепо таращусь сквозь густую мглу и чудится мне, отступнику, животворящее сияние там, за поворотом, за холмом, стремниной, самодовольной шеренгой новостроек, за истомленным ароматами диким лугом, за изломанной, как судьба полоской горизонта... Не имея прямых намерений, имени, права, оставив всякие надежды, скаля зубы, щюря красные от дыма глаза и отхаркивая изнутри нечисть, все одно - бреду туда. к Свету.