Взляд через призму времени

                ВЗЛЯД ЧЕРЕЗ  ПРИЗМУ  ВРЕМЕНИ
Упреки прошлому звучат,
Считают прошлое досадною ошибкой.
Но следует  сказать с печальною улыбкой:
«Не стоит, право, поучать
Того, кто вас совсем не слышит,
Вы для него – незрелый  плод,
Пусть предок ваш давно не дышит,
Но он в крови у вас живет!»
Город Керчь за свою многовековую жизнь перенес немало разрушений и страданий. И всякий раз поднимался из руин. Поднимался даже тогда, когда, казалось, что жизнь уже никогда не вернется к нему. Я видел этот город  13 апреля 1944 года. Потрясающе страшное зрелище представляла центральная часть города. Улицы, заросшие по колено зеленой травой, повсюду брошенная, разбитая военная техника, каменные завалы, окопы, пересекающие улицы в разных местах. В стенах квартир и домов зияли провалы, а под ними вдоль улиц шли пути сообщения, представляющие  траншеи, глубиной до метра, в них находились подушки, матрасы, одеяла – немцы любили воевать комфортно располагаясь в окопах. Ни одного целого дома во всем городе. Не работал водопровод. На весь город несколько колодцев, из которых воду качали ручными небольшими помпами.  Камня было вдоволь, вместо извести – глина.  ЖЭКов не было, да и власть нам не докучала. Не было субботников, не было агитирующих.  Домохозяйки образовали так называемые «Черкасовские бригады» и занимались разбором завалов, освобождая улицы. Транспорта не было. Впрочем – ничего не было. Надо было все начинать с нуля. Через неделю начал работу судоремонтный завод, обосновавшийся в здании табачной фабрики. Он находится там и сейчас. Еще через неделю приступил к работе Керченский горпромкомбинат. За этим громким названием скрывалась кооперация множества мелких мастерских (часовые, сапожные, слесарные, вулканизационные, швейные) и парикмахерских. Работал и мыловаренный завод, производя мыло из рыбьего жира, добываемого из керченской хамсы. Рыбы было много, ловили ее дедовским способом, описанным Пушкиным  в  сказке «О рыбаке и рыбке» и голода – не было. На ул. Ленина был открыт первый магазин – книжный. Город жил, хотя очень мешала взрывоопасная техника, ее ежедневно извлекали из под обвалов, в том числе и огромные невзорвавшиеся авиабомбы. Не было кинотеатров. Фильмы ставили прямо в сквере, натянув полотно деревьев, Зрители сидели на земле, по обе стороны экрана. 1-го октября открыли двери школы. Отремонтирована была и больница. Шла война, прошло несколько месяцев, как был освобожден город, а мы, учащиеся, получили в достаточном количестве новенькие учебники по всем предметам. Мало того, на больших переменах каждому учащемуся выдавалась бесплатно белая булочка, стакан чаю с кусочком сладкого щербета. Город продолжал пополняться людьми. Вовсю шумел многоязычный рынок. В 1948 году суммарный выпуск промышленной продукции сравнялся с довоенным  и продолжал расти. Работали кинотеатры, библиотеки, детские садики. Безработицы  не было. Я коротко описал все это для того, чтобы сравнить с происходящим сейчас. Тогда несколько месяцев понадобилось, чтобы разрушенный до основания город, заработал. Власть занималась корректировкой наших действий. Чем же занялась наша городская власть, «самая демократичная», теперь? В сущности, эта власть нанесла ущерб значительно больше того, что сделали тогда немцы. Наша власть убила инициативу людей, превратила их в люмпенов, с люмпенской идеологией! Куда делись наши заводы и предприятия? Где наши кинотеатры. Где детские садики? А дворец пионеров? А клуб юных техников. А клубы заводов? Где наши школы? Кого мы готовим для будущего?  Где все, чем мы прежде гордились? И не надо все валить на центральные государственные управления! У тех своя доля вины, а у нашей городской – своя! Чья больше, это еще посчитать нужно?! Почему основная масса работоспособного населения отправляется на заработки, в том числе и на Кубань? Негде работать!  Кто же будет поставлять средства в бюджет? Неужели армия пенсионеров? Чего можно ожидать от городских властей, превративших городской рынок в самое продуктивное предприятие города? Кто превратил город из бюджетообразующего в дотационный? Керчь занимает самое последнее место среди городов Крыма! Это ли не достижение нашего мэра? Я никогда не могу положиться на того мэра, который постоянно ездит с просьбами в Киев. Не за что хвалить его? Нужно не просить, а зарабатывать! Я недаром перечислил мелкие учреждения горкомбината, ставшими когда-то застрельщиками экономического возрождения города Керчи.  Таким застрельщиком для нас мог бы стать сейчас мелкий и средний бизнес, С него начали развитие многие страны! Кто его у нас убил? Кто его задавил бумажной массой требований, поставивших человека желающего работать, в просителя у чиновника, ждущего подачки, зависимого от его настроения?  Я не могу представить возможность возрождения города, когда число чиновников равно числу  рабочих среднего завода! Да такая власть обязана была давно извиниться перед людьми и уйти. Ан нет, у нас она цепляется, что есть сил за то, чтобы остаться и продолжать свое черное дело! Под каким только цветом она это не делает? То красные, то бело-голубые, то оранжевые, то вновь бело-голубые.  Неужели не надоело заниматься мимикрией?  Не пора ли показать свой истинный цвет, господа? Не сможете вы поднять город. Не смогли, когда у него что-то еще было. А теперь, Керчь – город банкрот! Неподъемный для вас город!
Нет у вас золотых гор! Не обещайте того, что не в ваших силах! Поимейте совесть!

                ПОДАЧКА  ЛУКАВОГО

Мне хотелось написать предисловие к этой книге. Потом я передумал, считая, что она сама расскажет о себе. Я собирался писать правду и только правду, и ничего, кроме правды. К великому сожалению, правда моя представляет кусок жизни, пропущенной через душу мою. И каждому, вольно согласиться со мной. Но, знайте, что труд мой не оплачен. Это – дар жизни моей, дар того, кто стоит над всеми нами.

Не шевельнуть рукой, не шмыгнуть в плаче носом,
И, кажется, на всем поставлен крест,
Я жертва бедная блудливого доноса,
За блуд общественный ответ я должен несть.
Гвоздями руки прибивать не надо,
С креста мне не сойти, к позору я привык.
Вниманье к истине – вот в чем моя награда,
Его несет правдивый мой язык.
А судьи кто?  Кто в мире – палачи?
При жизни их не привлечешь к ответу!
Голодный люд, зажавши рот, молчит,
Кто закричит, закроют рот монетой.
Я был слишком молод, чтобы задумываться о бренности жизни, ведь так много было времени впереди и так много энтузиазма, и похож был мой энтузиазм на выбрыки жеребенка на лугу. Не подошло время, чтобы подумать и о том, что каждому человеку свойственна его собственная смерть, хотя его представление о ней может быть ошибочным. Впереди был непочатый край познания. Пора загружать орган мышления самой сложной информацией. Что поделать,  мозг – это тот орган, которым, кажется, мы думаем. Можно и не думать, следуя своим примитивным желаниям. А думать, значит собирать, чтобы потом сеять. Вспомните слова Экклезиаста: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом… Время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать…Время разбрасывать камни, и время собирать камни.
   У нас нет ничего целого: разорвана история, литература, все виды искусства. Потом мы эти куски начинаем повсюду искать, но сложить в единое уже их нельзя. Тогда мы складываем все подряд, правда, в определенном удобном для нас порядке, не всегда правильном, и называем это музеем. В нашей стране музеев так много, что мы могли бы весь мир ими облагодетельствовать, если бы этот мир высказал  желание получить их.
Сколько людей у нас купается в лучах славы?  Если мы рассмотрим такой серьезный документ, как Библия, то не увидим ни одного пророка, хотя бы прикоснувшегося к этой легкомысленной особе. Это дает мне повод, считать всякую славу подачкой лукавого.
Моя профессия научила меня спокойно относиться к метаморфозам, происходящим, как с телом, так и с душой человека. То, что старость уродует красавицу, дело обыденное, и мы воспринимаем это, как должное. Но когда ты видишь перерождение духовное ведущее к бездне ошибок, когда на глазах видишь, как человеческая душа разлагается, невольный страх сжимает болью сердце.
Оценка далекого прошлого всегда необъективна. Играет фактор времени, когда отдаленные события накладываются на совершенно иные условия. В дни моей юности в большинстве стран существовали диктаторские режимы, вся демократия там заключалась в беспрекословном выполнении законов. Они, в свою очередь, гарантировали экономическую, политическую и социальную стабильность. Скажем, если речь идет о преступности. Она была жестко обуздана, как правило, далеко не выходя за рамки «бытовухи». Драки и убийства по пьянке, побои на почве неприязненных отношений. Витрины магазинов сияли огнями, в них были выставлены натуральные товары. Исключение составляли продовольственные магазины, в витринах которых царствовала бутафория. Никаких решеток на окнах, никаких стальных дверей. До войны в том же Киеве во время перерыва в крупных магазинах не было сторожа, охраняли магазин овчарки.
Мир, в котором мы однажды появляемся, одному не в силах изменить, поэтому каждый приспосабливается к нему, как может, вводя свои коррективы в маленькую, доступную каждому из нас крохотную часть, называемую внутренним мирком. Мы украшаем этот мирок, защищаем от недоброго взгляда других, не пуская никого внутрь его. Раздражение наше не имеет пределов, если кто-то сует в него непрошенный нос. И мы не замечаем того, что принятое нами за свое, личное, суть то, что когда-то определили предки наши.
Я продолжаю размышлять. Иногда мысли приходят ночью, ясные, все о том, старом, ушедшем! А сколько пустых... Шелуха их напоминает дерево, осыпающее по осени желтые, такие же, как мои мысли, листья.
За годы энтузиазм разрушения и отрицания привел к тому, что в мировоззрении образовалась пустыня. Уровень знания истории своего народа и страны удручающе низок. На такой ниве исторические спекуляции могут дать отменные результаты. Процесс мифологизации  истории и будущего продолжается. Целостного мировоззрения не дают, но усугубляют расчлененность сознания.
Непредсказуемость  событий, неустойчивость общественного мнения и настроений, стимулируют  массовые психозы, стимулируют поиск  привычной среды обитания и привычных действий в изменившихся условиях. Так и хочется сказать власть предержащим:
Не лгите своему народу, ведь там, где Бог, ответ держать придется! Не вышли вы ни честью, ни породой, и грабите подряд, что в руки попадется.
Сколько вопросов стали в очередь, ожидая своего решения: «Как жить? Как выжить?  Куда идем? Что с нами будет? В какой стране живем? Будет ли всему этому конец? И какой конец будет?»