Про Лягушку и демократию

 Назидательная и поучительная сказка о том, почему 
                Лягушке демократия не нужна.

 Лягушка лениво открыла один глаз и очень удивилась.
- Ты кто? Тебе чего тут надо? – спросила она хриплым со сна голосом.
- Ничего! – насмешливо ответила Трясогузка, сидя на кочке, покачивая хвостиком и иронически разглядывая огромную грязно-зеленую голову с выпученными глазами, торчащую прямо из жидкой грязи.
Лягушки всегда смотрят вверх. Они не мечтают, глядя в небо, не молятся Богу, а питаются: ловят комаров. Тут как раз мимо пролетал комар. Лягушка громко чавкнула, проглотила комара, вздохнула, сказала:
- Ты давай, докладай, кто такая, откедова, зачем к нам. У нас посторонним влет запрещен. А то я Аисту доложу, он тебя съест.
Трясогузка захихикала:
- О господи! Аист меня съест! Ты будто вчера родилась. Ничего не знаешь, ничего не видела. Как вы тут живете только? Ну как ты живешь? Сидишь в грязи, только башка торчит. Я тебя и не узнала: думала это одна голова без тела, как в «Руслане и Людмиле».
- Чего? – спросила Лягушка.
- А вот того. И пахнет тут у вас, как в дачном нужнике. Ну как вы тут живете, объясни мне?
- Чего живем? Нормально живем! – обиделась Лягушка. – Вот сейчас съем тебя, тогда поймешь, как мы живем. Самой-то чего у нас надо?
- Да комаров у вас тут пропасть, а у меня дети: шестеро птенчиков растут – пойди их прокорми, - вот и залетела. Посмотрела. Больше к вам ни ногой.
- Очень надо! Сама говоришь: у нас лучше.
- Я говорю? Да что ты? Это что комаров-то больше? Не комаром единым птица жива!
- Ну а чем еще? Чего ты еще жрешь-то?
- Да разве для жизни только еда нужна?
- А чего еще? Ну, грязь погуще: от аистов прятаться. А еще чего?
- Ох, глупая ты! Ну и… невежда ты! А полет: счастье полета! Летишь, себя забываешь, сердце бьется, все кружится – так хорошо! А река: как она бежит, плещет, и в ней солнце, и в небе солнце. Ветерок прохладный поддувает. Деревья в лесу, красивые, стройные. А в поле цветы, трава. А главное – свобода! Лети, куда хочешь, разговаривай, с кем хочешь…
- А чего разговаривать? Чего ты – деловая?
- Вот и опять глупая! Я вольная птица. Хочу к ласточкам в гости полечу, хочу в лес - к соловью. Он меня любит, песни мне поет.
- Ты че? Любит – так он тебя съест?
- Господи, вот, прости за грубое слово, колода болотная: ну невозможно с тобой разговаривать!
- Ругайся, ругайся, я вот сейчас Аиста позову.
- Да не боюсь я твоего аиста, и никого не боюсь. Ты тут всю жизнь прожила в страхе: сидишь на одном месте, ничего тебе нельзя, без приказа не дернешься, не пикнешь. Вечно в грязи, гадишь под себя, запах жуткий, ни одного нормального дерева, ни травы, ни речки, ни порядочного общества. Бедная ты, бедная!
Лягушка посмотрела на Трясогузку: вроде та не шутит. А чего она бедная? Нормально живет. Должностишка хорошая: Ответственная Надзирательница за комарами 1-й категории. Аист назначил, на кормление. Пищи хватает. Аисты на нее не в обиде: она им всех своих лягушат добровольно отдает, оставляет себе только одного, самого хилого. Она бдительная: если Аист сердит или есть хочет, всегда почувствует, в грязь нырнет и сидит там. И может долго без воздуха пробыть: целый час, не как другие - потому и живет. И угодить сильненьким, и испугаться вовремя, и накормить себя – все суметь нужно, все непросто – она вон умеет. Сколько лягушек безвинно погибло, а она живет. И вот, оказывается, Трясогузка говорит: плохо живет!
- Бедная ты, бедная! Знаешь что: летим со мной – будешь жить в лесу, а захочешь – в поле. Сейчас одуванчики цветут: такая красота. Будто золотые монеты по земле рассыпаны. Будешь жить на дереве, совьешь себе гнездо: почувствуешь, наконец, себя вольной птицей!
Лягушка посмотрела на Трясогузку: та такая уверенная, независимая, гордая, красивая – в светло-сером костюмчике, в белой блузочке, чистенькая, клювик вздернут задорно. И что-то такое в Лягушке шевельнулось: а в самом деле! Чего она живет хорошо, а я плохо? Я хуже нее или чего? Завидно стало Лягушке.
Потянулась она, с хлюпаньем вылезла из болота, отряхнулась, почесалась – говорит:
- А аистов много у вас?
         -   Глупая, аисты только в болотах живут: у нас им делать нечего.
Лягушка прямо обалдела:
- Да ты че? Чего – ни одного, что ль, нет? Это чего: все можно, да?
- Конечно. У нас свобода, демократия – понимаешь? Это же лучше, чем ваш болотный авторитаризм. И потом, подумай сама: ведь неприлично. Двадцатый век на дворе, а вы!
Лягушка подумала-подумала и решила:
- Ну, хрен с тобой. Буду, значица, жить при демокравтии.
Там, где кончается болото, в зарослях черники, Лягушка остановилась отдохнуть: одышка ее замучила. Сколько лет не двигалась с места, а тут: прямо не лягушка – Миклухо-Маклай! Устала. А Трясогузка порхает с ветки на ветку, и так легко, изящно, будто танцует. Счастливая!
Лягушка сидела в зарослях черники, хрипела, свистела и думала: «А хорошо я сделала, что выбрала, понимаешь, эту демократию! Летать вольной птицей-то не в пример легче… Уф, задыхаюсь!»
Начался лес. Здесь было действительно красиво. Стояли высокие прямые сосны с огненно-золотыми стволами, от них несло душистым жаром. На земле розовели ягоды земляники, белела черемша, качали головами лиловые колокольчики. Тихо, тепло, чисто, идешь по мягкому ковру из опавших игл. Хорошо! Птички поют. Шармант! Вот она – настоящая жизнь!
Тут подлетела Трясогузка, села на камешек, покачала хвостиком:
- Ну мне пора: дети ждут. Очень рада за тебя. Ты сделала правильный выбор!
- Ох, ох, спасибо тебе, милая! – еле выговорила Лягушка.
- На здоровье! Успехов!
И улетела.
И начала Лягушка жить по-новому. Отдышалась, хотела на дерево забраться: гнездо вить. Не смогла. Устроила себе домик под камнем, там сыро, грязненько – хорошо. Есть захотела. Мимо проносились, как боевые вертолеты, красивые чудовищных размеров комары с хрустальными крыльями, но таких разве поймаешь? Попробовала съесть муравья: кисло, жестко. Муравей ее еще и укусил: губа вспухла. Так и легла спать, не евши.
Ночью Лягушка проснулась. В болоте всегда тихо, даже днем. А тут! Что-то шуршит по камням, по сосновым иглам: не змея ли? У них змей тоже полно, но там чуть что – нырнешь поглубже, а тут и спрятаться некуда: сиди, жди смерти. В лесу кто-то ухает, стучит, будто топором по дереву; шелест, шуршанье, скрипы, вздохи, какие-то осторожные тихие шаги. Жутко! Набралась Лягушка страху.
Только под утро, измученная, уснула: как в трясину провалилась. И проспала до самого обеда.
Еле продрала глаза, а уж давно белый день: солнце печет, сухо, жарко – самая нелягушачья погода.
А все-таки как здесь красиво! Сколько ярких красок кругом, какое все разное, непохожее одно на другое: вот брусничная поляна, ровная, ярко-зеленая, с густо нассыпанными розовыми и белыми крупными ягодами; рядом гранитная скала с растущими прямо из камня березками, елками, сосенками; а там – озеро, чистое, прозрачное, в оправе из гранита. Будто разные миры, и все это видишь сразу, только поверни голову.
А народу сколько! Да какого! Пестрые чопорные дятлы, кокетливые сойки, щеглы, маленькие, но такие красочные, как палитра художника. И все такие уверенные в себе, независимые.
Оказывается, трясогузка-то тут не из самых заметных – так, серость! А на болоте она ух какой казалась! Там кого увидишь? Слизняка да червяка, да мокрицу, да комаров, да, не дай Боже, Аиста. Самый красивый на болоте – Аист, но его-то толком и не разглядишь со страху. На болоте ведь так: кто самый красивый, тот самый опасный. Хочешь жить – умей не выделяться! И везде-то одно и то же, куда ни посмотри: грязь да грязь, коричневое да зеленое. И зелень-то не такая, как здесь: какая-то бурая, тусклая, глаз не радует.
«Да, - подумала Лягушка, - хорошо я сделала, что выбрала эту демо… как ее? Краватию, что ли?»
Но, однако же, красота красотой, а есть хочется. Вздохнула Лягушка, сидя на камне: как же тут пищу-то добыть? Сидишь, сидишь, и никто на тебя не летит. В болоте-то просто: знай не зевай, рот разевай – а комары в него сами лезут: за день так объешься, живот пучит – и это все, с места не сходя. А тут – не поймешь, чего и делать.
Тут мелькнула в воздухе какая-то быстрая тень. Лягушка было испугалась, но это оказалась Трясогузка. Лягушка ей ужасно обрадовалась:
- Прилетела? Ну! А я-то жду тебя, жду!
Трясогузка улыбается:
- Ну вообще-то мы не договаривались. У меня дел по горло: муж, дети, работа. Но ты у нас первый день, я и решила: может, чем помочь?
- Ох, милая: голодаю, живот подвело – пищи как бы тут у вас добыть?
- Да очень просто: поймай. Ты кого ешь?
- А я кого хошь ем, лишь бы мельче меня. Я вон и тебя вчера съесть хотела.
Трясогузка смеется:
- Ну, меня тебе не поймать. Лови жуков, мух, бабочек – их тут много.
- И-и, милая: да разве за имя угонисся?
- А у нас так: у нас дичь сама в рот не летит – чтоб ее поймать, квалификация нужна, да потрудись, поработай. Ничего, поначалу будет трудно, но, как говорится, необходимость – великая вещь: постепенно научишься.
- Это чему ж я научусь?
- Летать, прыгать, порхать…
- Летать? Е-мое! Это я-то летать буду? Господи спаси!
- А как же иначе? Ты думаешь, мы все как научились? Сначала не умели, а потом, постепенно, за миллионы лет… Биологическая эволюция! Приспособление видов! Чарльза Дарвина читала?
- Мил-ли-оны лет?! Е-мое!!
- Ну а как ты думала? Раз-два и все? Или будешь ждать, когда то, что тебе нужно, само в рот залетит? Тут не болото. Тут лес. Демократия! Это знаешь что такое?
- Ну и чего?
- Это самостоятельность и ответственность. Сама должна всему научиться: как сама сумеешь, так и будешь жить. Приобрети мастерство в полезном деле: будешь жить хорошо – таких у нас ценят. Нет – пеняй на себя.
- Ой, милая моя! А чтоб тебе сразу-то сказать: я бы еще подумала, идти ли мне к вам сюды или не идти.
- А что думать? Альтернативы демократии нет! Не возвращаться же к древней болотной дикости! Ничего, привыкнешь!
- Ох-хо-хо! Это же сколько мне привыкать на голодный-то желудок? Может, дашь поесть старой бабке, а?
- Да что ты, как тебе не стыдно! И не старая ты совсем, и чего вдруг я тебя кормить стану? У меня свои дети есть. Нет уж, учись жить самостоятельно.
- Самостоятельно, ой! Больно надо было! Слышь, а может тут какое место есть свободное?
Трясогузка удивилась, даже на камне подпрыгнула:
- Место? Ты о чем?
- Ну, должностишка какая, а? Чтоб зряплату получать?
- Ах, ты вот о чем. Есть, сколько хочешь. Только работа тяжелая. Мусор вывозить из леса, водоемы чистить. А хорошую интересную работу хочешь – учиться надо. Квалификация нужна. Ты что умеешь делать?
- Я-то?
Лягушка задумалась: а что она, в самом деле, умеет делать? Угодить Аисту умеет: завсегда бывал доволен, гад. Комаров ловить – так чего тут уметь? Они ж сами… тьфу! Что она делать-то умеет?
- Ой, милая, да я чего хошь бы делала, абы только сытой быть.
- Как это так: чего хошь? Уметь надо, тогда можешь делать. У нас, знаешь, строгая ответственность за результат. Если качество низкое, уволят.
- Да что ты! Это прям строгость такая? А ты говорила: у вас все можно?
- Да я совсем не про то! Ты меня не поняла. Ну, хочешь, я тебе газету принесу, где вакансии публикуют?
- Принеси, что ж. Живот-то прям к спине прилип.
- Да брось, ну что ты в самом деле. Вон вода, в двух шагах, иди, посмотри, какая ты толстая, жирная – у нас ни одного такого нет: тебе похудеть отнюдь не мешает!
- Где вода-то?
- Да вон – совсем рядом озеро.
«Э-эх! – подумала Лягушка. – Совсем рядом! Это тебе, летучей, рядом, а мне полдня ковылять. А потом еще обратно. Ишь ведь: «толстая» – говорит. А в болоте я не была ни жирная, ни толстая: из грязи не видно – как все, не хуже других. Ох-хо-хо!»
Трясогузка между тем слетала за газетой. Лягушка, скрепя сердце, углубилась в рубрику бесплатных объявлений «Работа»:
«Требуется инструктор на турбазу, сезонная работа в нашем лесу (май – октябрь), - читала она. – Медведь до 35 лет, ответственный, без пристрастия к алкоголю, с навыками охоты, рыбалки, с личным а/м. Оплата высокая».
«М-да! – подумала Лягушка. – Жалко, я не медведь!» Вздохнула, стала читать дальше:
«Повар на полный рабочий день, в ресторан «У Совы». Квалификация, опыт от 1 года. З/п от 6000 руб.»
«Нехреново! – подумала Лягушка. – При еде – как при комарах – откормишься. Вот только готовить я не умею: всю жизнь сырьем питалась. А тут, блин, ресторан!»
Она перелистнула страницу, прочла:
«Менеджер по продажам (комп. и комплектующие. Пейджеры, сканеры, принтеры, ноутбуки, блайзеры, органайзеры). Коммуникабельность. Приятная внешность. Муравей (рыжий) 25-35 недель, опыт, знание ПК, 1С, технический английский, наличие а/м. Резюме».
Менеджеры, блайзеры, органайзеры! Это ж на каком языке? И не поймешь, чего пишут.
Посмотрела еще ниже: «Деревообрабатывающему предприятию требуются квалифицированные жуки- точильщики…»
Тьфу! Да что ж такое? Им и дворника подавай только чтоб квалифицированного, да с образованием, да с опытом, без пристрастия к алкоголю да еще до 35-ти лет!
Во – а это чего? «Агентство «Ночной каприз». Ночные бабочки 18-30 дней. Жилье, охрана труда, соц. гарантии. 600 руб. в час.»
Е-мое! Это, значица, ****ей в агенству набирают! Я б пошла: была б покрасивше да помоложе – шутка ли: 600 рублей в час! И уметь не надо ни хрена. Э-эх!..
А это? «Гувернантка в обеспеченное гадючье семейство. 36 детей. Оплата по договоренности». Многовато деток! К тому ж гадюки! – боязно: еще сожрут!
Так Лягушка читала газету до вечера: аж вся взмокла, но так ничего для себя и не нашла. То возраст не подходит, то квалификация нужна: то то, то другое.
И вспомнила она, как устраивалась в родном своем болоте. Родились у нее 23 лягушонка. Она их подрастила, подкормила. Изловила, Аисту поднесла. Поклонилась ему: уважь, мол, благодетель! Детей много, жизнь тяжелая: должностишка нужна. И Аист моментально подмахнул подпись: надзирательницей 1-й категории - о комарах заботиться: на законном основании! Просто-то как, понятно все: куда идти, чего делать. А тут!..
Так и легла Лягушка спать, не евши.
                .   .   .
Через неделю все-таки поступила Лягушка на место: продавщицей земляничного мороженого на пляже у озера, за две-пятьсот в месяц. Оголодала, намучилась: за ящерицами гонялась, в засаде на мух сидела – всего-то двух за неделю поймала. В животе урчит, голова кружится. Хотела уже социальное пособие просить, но Трясогузка сжалилась над ее муками, помогла: нашла работку. Временно, правда, на летнее время. Зато – при мороженом!
Отъелась Лягушка. Снова почувствовала: жить можно! Ничего: перебьюсь, привыкну – и заживу, не хуже, чем в болоте! Где наша не пропадала! А зато буду не какая-нибудь отсталая, а – лягушка двадцать первого века! Культура, блин!
Вот только продержалась она на мороженом всего две недели.
А вышло так. Хозяином всего местного мороженного дела был филин Самуил Израилевич, серьезный такой, строгий, носатый, в очках. Лягушка его всего-то раз и видела: дел у него было по горло, продавщиц много. А тут оказия вышла: она стоит на бережку, расторговывается, а сама в левой лапе порцию «Эскимо в шоколаде» держит, ну и, натурально, ест. Остановилась рядом машина: темно-фиолетовый «Вольво». Вылез из нее Филин Израилевич. А она стоит, смотрит на него, хлопает глазами – и, как последняя дура, продолжает машинально лопать хозяйское добро.
Уволили ее, конечно. Как она ни плакала, в ножки ни кланялась – ничего не помогло. Злые тут хозяева, жестокие! Аисты – те не такие. У тех и укради, да в ножки ему поклонись, да поделись с ним, чтоб и ему не остаться в накладе – и ничего. А тут – строгость.
Еще и характеристику Филин написал такую, что разорви да выбрось. И запись в трудовой книжке сделал, гад: уволена по статье такой-то.
Трясогузка эту запись прочла, поморщилась, посмотрела на Лягушку с недоумением и отвращением:
- Как же это ты? Кому же воровка нужна? И неужели самой не противно? Еще скажи спасибо: Филин уголовное дело не завел.
Лягушка молчит, потупилась, а сама думает: «Противно! А чего противного? Скусное мороженое! Лучше всяких комаров! Сама ничего не понимает в хорошей пище, а говорит!»
А Трясогузка ей – строго так:
- Ну вот что: на пособие тебе не прожить – у тебя стажа нет и аппетит слишком хороший – надо работать. Иди озеро чистить: работа тяжелая, но платят неплохо – подзаработаешь, через год на курсы поступишь, приобретешь профессию, а сейчас с такой записью тебя больше никуда не возьмут.
Пригорюнилась Лягушка. Вспомнился ей тихий уголок в грязи, в родном болоте. Лежи себе, ничего не надо делать. Сытно, тихо, прохладно, мокро. Ах, хорошо-то как было! А она-то, дура, не умела этого ценить.
Говорит Трясогузке:
- Ну, чего ж делать: буду, значица, озеро чистить. А чего его чистить? Рази ж оно грязное?
- Дно грязное. Ты нырять хорошо умеешь. Эта работа как раз по тебе.
Пошла Лягушка в саночистку. Должность – Младший Ассенизатор водоемов. «Ассенизатор» – это хорошо, красиво: даже лучше звучит, чем «Надзиратель». «Водоемов» – тоже неплохо: не просто там «речка» или «озеро», а – водоемы! А вот «младший» – плохо. И работа тяжелая. На дно нырнешь – отлыниваешь, конечно: полежишь, отдохнешь, пока начальница-Кряква не видит. Но та, сволочь, на берегу не сидит, сама тоже ныряет, мусор таскает. И чего ей неймется? Она при должности: кабинетик у нее, телефончик, окладик – сиди себе, чаек попивай. Нет – тоже лезет. Отдохнуть не дает!
А главное – обидно до смерти: в болоте-то она была в почете, в уважении, у Аиста в чести – а ведь Аист-то, он известно какой: чуть не угодишь, рассердится не пойми за что – и поминай как звали: съест. А она ведь сколько лет держалась! Ее за это другие лягушки как уважали! А здесь она самый распоследний человек: «младшая» – это в ее-то годы, с ее жизненным опытом! Обидно.
Работа тяжелая, притащишься домой (жила теперь Лягушка на квартире, в пещерке у озера, к службе поближе), уставши, ничего не хочется, жизнь не в радость. Телевизор разве поглядишь, поужинаешь – и спать.
Ну что это за жизнь?
Птички, жучки всякие, букашки – уж на что мелочь пузатая, а и то порхают, скачут в траве, стрекочут – жизни радуются. Даже обидно смотреть.
Они гадят – она за ними подбирай!
Месяц Лягушка терпела – не выдержала: подала заявление по собственному желанию. Трясогузка прилетела, посмотрела на нее внимательно, говорит:
- Что же думаешь делать?
Лягушка собралась с духом, отвечает:
- Учиться хочу. На эфтого – на ученого! Зряплату получать.
- Ну, на ученого тебе не потянуть: культурный уровень у тебя… не тот! А вот в педучилище, на воспитательницу лягушачьего детского сада тебя, пожалуй, возьмут: у тебя опыт, сколько своих детей вырастила!
- В сам деле! Я опытная! И чего – хорошо плотют?
- Да нет, не особенно, но, в общем, неплохо. Сначала стипендию будешь получать, потом, через два года, как закончишь, зарплату. Зато работа интересная, творческая.
- Два года! Е-мое!
Задумалась Лягушка.
- Ну, ты думай, а я полетела: завтра скажешь, - пискнула Трясогузка и была такова.
«Эх ты, демократка: Явлинская – Новодворская! – думала Лягушка. – И чем гордисся? Чего хорошего ты мне дала? Речи у тебя сладкие, а на деле чего? Раньше-то я лучше жила. Болтает: «Миллионы лет! Чарльз Дарвин! Демократия! Рыночная економика! Открытое опчество!» А я, дура, и уши развесила. Она сболтнет – недорого возьмет, а мне, что ж, через миллионы лет только можно будет хорошо жить – так что ли? Ну нет, я несогласная!
Конечно, у нас в болоте воняет и никогда не знаешь, чего с тобой завтра будет: всякий сильненький захочет – враз сожрет. Тут, конечно, не так: и Филин не клюнет, и Ворона не каркнет. Правовое, блин, государство. А только на хрен мне все это надо?»
Наступила ночь. Тихо стрекотал где-то в траве кузнечик. Полная луна, огромная, яркая, но неживая, стояла в небе. Убаюкивающе шелестели листья деревьев в лесу. Лягушка не спала, вспоминала. Милое, родное болото! Все знакомо, все известно: чего делать, как жить. С начальством поладил – живи. Никакой тебе ни квалификации, ни культурного уровня не требуется.
Вспомнилась ей глубокая грязная лужа между двумя кочками, милая, дорогая, до боли родная. И так ей грустно, так горько стало!
Утром, только начало светать, Лягушка решительно встала, окунулась в озеро у бережка, отряхнулась, собрала все документы, деньги – и пошла.
Вот здесь они тогда проходили с этой… болтушкой. Вот и корявая сосна, она ее запомнила. Вот заросли шиповника. Как давно это было! Господи! Будто десять жизней прошло.
Пекло солнце, летали мухи, Лягушка обливалась потом, но шла, не останавливаясь, глядя воспаленными слезящимися глазами вперед, – в смысле – назад.
К вечеру только дошла. Задыхаясь, упала в родную лужу, вдохнула полной грудью родной вонючий воздух. Господи! Неужели? Неужели я опять дома?! Как здесь хорошо! И зачем мне нужен был этот непонятный, враждебный мир? С ума я сошла!
Ведь я кто? Лягушка. Мне бы грязь погуще, да комаров побольше. Да чтоб Аист не тронул. Что мне еще надо? И превращаться в птичку, на хрен, не собираюсь: труда много и долго, а главное – зачем? Можно и лягушкой хорошо жить!
А что дурно пахнет, так это ничего: мы привычные!
Болото – оно для лягушек и предназначено. Им там лучше всего. По Чарльзу Дарвину, между прочим! Миллионы лет приспосабливались жить в болоте – теперь чего, переучиваться? Терять полезные навыки? Нет уж, дудки!
                Вот я, вот я!
                Превращаюсь в воробья!
                Или в Трясогузку.
Ну впрямь с ума сошла!
К тому же у нас, лягушек, национальные традиции, блин!
Нет, демократия – это, конечно, все красиво, но у нас в болоте лучше!
И решила Лягушка написать книгу «В защиту вонючих болот». Даже блокнот достала, послюнила карандаш и вывела две первые фразы: «Где болото – там лягушки. Где лягушки – там болото». Но больше ничего придумать не смогла. Залезла поглубже в грязь, сидит, наслаждается. А комаров-то, комаров! Как в раю!
«Вот теперь-то уж я сделала правильный выбор, блин!»
Так по сей день и живет Лягушка в болоте. Трясогузка к ней не прилетает: разочаровалась, поняла, что все лягушки – отсталые, замшелые существа и жить при демократии не хотят.
И действительно – не хотят.
А вы бы захотели – если б были Лягушкой?