Глава четвертая. Сплав по верховьям Убы ч. 1

Настал самый жаркий месяц июль. Написал я заявление на предоставление,  отпуска и стал строить планы, в какое бы путешествие отправиться? Одному соваться в глушь на длительное время небезопасно, и я стал агитировать Бориса Орсина, который тоже работал  в художественной мастерской, и который к тому же  являлся мужем моей старшей сестры. Он с самого детства был большой любитель походов и путешествий. Являясь заядлым рыбаком и охотником, Борис знал жизнь многих зверей и птиц, их повадки. Он с удовольствием согласился на путешествие, но сказал:
- На производстве нас должны понять. Дадут, думаю, отпуск, а трудней будет уговорить жен.
– Уговорим, мы же не с пустыми руками вернемся, что-нибудь да привезем, может, рыбы, может, ягод,- заверил я.
– Ты прав. Да если  вернемся живыми здоровыми, то и сами будем подарком нашим женам,- засмеялся Борис.
В последний день перед уходом в отпуск к нам зашел Георгий Архангельский заведующий музыкальной школой и наш давний друг. Он находился в летнем отпуске и, на предложение отправиться с нами в путешествие, согласился безо всяких уговоров.
Расстелили мы на столе карту «Восточный Казахстан», разглядываем - много на ней рек, озер, лесов и гор. Степи и пустыни – не в счет. Куда бы податься?
– Надо выбрать такое место, чтобы не жариться на солнце, чтобы можно было рыбы поймать на уху, ягоды собирать,- сказал Борис.
– Да и не нужно забывать о снаряжении, о тяжелых рюкзаках,  которые придется на горбу таскать, поэтому в даль далекую нечего забираться,- добавил Георгий.
– Рыбное место – озеро Зайсан. Рыбалка там должна быть хорошая, и птиц водоплавающих много, успевай только фотографировать,- сказал Борис, обращаясь ко мне.
– Сазан, судак, щука, окунь есть там, поймать можно, но опять же,  далеко озеро от нас и места открытые, безлесные. При такой жаре, как сегодня, не очень-то отдохнешь там,- возразил Георгий.
– Это так,- поддержал я его,- не будешь же все время сидеть в воде, хотя она и теплая. Предлагаю вот сюда, - провел я пальцем по извилистой реке Убе и для большей убедительности сказал,- Добираться не так уж сложно, к тому же там лес, горы, а комаров и мошки, я думаю, не меньше, чем на Зайсане.
– Заманчиво,- поцарапал макушку Борис и, как бы в знак согласия, сказал,- вода в Убе холодная, можно будет ловить хариуса и тайменя.
– Все, решено! Возьмемь с собой резиновые лодки и любым транспортом будем добираться в верховье реки, а оттуда сплывем до поселка Верх-Уба или до города Шемонаихи, а там – на автобус и... дома,- сказал Георгий.
Следующий день ушел на сборы. Проверили надувные резиновые лодки. Уложили все необходимое для их ремонта – кто знает, как нас примет в свои «объятия» река горная? Укладывали рюкзаки с продуктами и с кое-какой посудой. Взяли легкие спальные мешки. Мне, кроме всего, необходимы фоторужье, фотоаппарат «Искру»,  еще надо бы взять объектив «Юпитер-11» и широкоугольный – «Мир». Много груза набралось. Объемистый получился рюкзак. Прикидываю на вес банку консервов и объектив «Мир», решаю, что взять. «Ладно, рыбы поймаем», – откладываю банку консервов.

Борис, кроме пузатого, тяжелого рюкзака, берет ружье, патроны заряжает:

 – А вдруг – медведь! – сказал он.

– Ты-то, хоть, гитару не бери,- сказал я Георгию. Я собираюсь зверей фотографировать, а вы пугать... один ружьем, другой музыкой.

– Да, Уба – не Иртыш: пороги, прижимы,  заторы будут на нашем пути, - согласился Георгий, - Пожалуй, от гитары только щепки останутся. Поэтому-то тоже возьму фотоаппарат.

Борис, как главный рыболов, долго подбирал рыболовные снасти: блесны, крючки разных размеров, искусственные мушки. Еще решил взять дорогое, только что вошедшее в моду, телескопическое, пластиковое длиннющее удилище.

– Раздвину на всю длину, и... из-под противоположного берега буду выхватывать хариусов,- хвалился он.

Палатку сначала решили не брать, очень уж много различного груза набралось.

– От комаров отмахнемся, а если дождь, укроемся полиэтиленовой пленкой, она места займет мало,- убеждал Георгий.

Но потом, подумав, я все же свернул палатку потуже, чтобы места заняла мало, и затолкал на дно своего рюкзака.

Не знаю, каким образом Борису и Георгию удалось уговорить жен в столь далекое и опасное путешествие, а мне – как-то легко.

– Как ты смотришь на это? - спросил я у Валентины, подтаскивая тяжеленный рюкзак к двери.
– Хоть скажу: «Не поедешь!», хоть скажу: «Поедешь!», но раз уж рюкзак уложен, все равно уедешь,- высказалась она.

Последнюю ночь дома спалось как-то тревожно, не смотря на то, что лежал, как все нормальные люди, в мягкой постели, жена под боком сопела – ни мошек, ни комаров. Некоторые люди для ночного «развлечения» обзаводятся клопами, а у нас – никого. Правда, изредка утром, перед тем как вставать, подлетит будить какая-нибудь муха. Еще не началось наше путешествие, а во сне лезли какие-то кошмары: то лодку в бурлящих потоках перевернет, то медведь косолапой походкой, безо всякого стеснения подходит к костру, принюхивается к котелку с ухой.

Утром 20 июля мы, как ишаки нагруженные снаряжением, через весь поселок потащились к автостанции. Нам нужно было дождаться попутного автобуса, чтобы доехать до Лениногорска, а от Лениногорска видно будет, на чем и как попасть в верховье Убы. Народу на автостанции оказалось немного. Люди с любопытством разглядывали нас с кучей вещей, и, может, кто-то сочувствовал.

Минут через двадцать подкатил автобус «Предгорное – Усть-Каменогорск» полностью забитый пассажирами, некоторые стояли даже в проходе. Кроме нас в автобус еще пятерым нужно было влезть, а уж потом попытаться втиснуться нам. Проявляя вежливость, мы посторонились и вслед за входящими стали впереди себя пропихивать рюкзаки, свертки, весла, удочки.  Шофер, глядя на такую давку, не выдержал:

-Автобус же не резиновый! И вы, - обратился к нам,- случаем не перепутали? С веслами и рюкзаками влезли. – Автобус идет в Усть-Каменогорск, не на Иртыш.

– Нам недалеко, до Белоусовки,- сказал Борис.
 
В автобусе – давка, жара и духота. Еще и десяти утра не было, а мы уже вывалились из автобуса на Белоусовской автостанции. Рубахи от пота прилипли к спинам, хоть выкручивай.

– Хороший начинается отдых,- сказал Георгий, заваливая на спину рюкзак.

Чтобы нам сесть на автобус, который следует до Лениногорска, нужно идти в конец поселка к трассе и в основном в гору. Но как бы ни было, а до города горняков, до Лениногорска доехали безо всяких приключений. Составили в кучу рюкзаки, приглядываемся: «Кого бы расспросить, каким транспортом добраться в верховье реки?»

-Так вон же автобус «Лениногорск-Поперечное»,- сказал Борис,- сейчас расспросим мужиков.

Автобус готов был отправиться, пассажиры сидели на местах, только один курильщик задержался у двери. Мы – к нему.

- Доедите до Поперечного – это как раз и будет вам Белая Уба,- сказал он.

А другой мужик, высунувшись из окна, посоветовал:

- Вам бы лучше уехать узкоколейкой до деревушки Королевки. Там река рядом. Сейчас вагончики в ту сторону не таскают, но я слышал, что с утра тепловоз ремонтируют и после ремонта должны его опробовать. Может, вас подбросят.

 Мы потащились туда, на станцию узкоколейки. И, правда, тепловоз пыхтел.  Возле него суетилось двое мужиков-механиков. А третий в шляпе, руки в карманах, стоял, наблюдал. Похоже, это начальник. Георгий, на вид более представительный, извиняясь и приветствуя, подошел к нему с расспросами. Мы с Борисом остались немного в стороне у рюкзаков, ожидая результата переговоров.

– Так, вот – дело к концу, будем испытывать тепловоз на ходу,- объяснил человек в шляпе.

Услышав такое обещание, я и Борис подтащили все снаряжение ближе к тепловозу. Подошли и те двое, которые были заняты наладкой и осмотром пыхтевшего тепловоза: один из них молодой парень, худой и высокий, словно жердь, с большой масленкой в руке, второй лет под пятьдесят, с морщинистым темным лицом, под носом – рыжеватые, жесткие, как у ондатры, усы. Он тоже не с пустыми руками: в одной - большущий гаечный ключ, в другой - металлический стержень с зарубками, похожий на щуп. Этот пожилой механик с рыжими усами, хитро прищурившись, оглядел нас с кучей вещей и, выслушав, зачем мы здесь, с улыбкой поинтересовался:

- А фантазия будет?

Что за «фантазия», было не трудно догадаться – конечно же, водка, вино.  Хорошо, что при сборах, не смотря на тяжелые рюкзаки, мы взяли на всякий случай две поллитровки водки и немного спирта. Водку, как «фантазию», решили пожертвовать тепловозникам, а крепкую «фантазию» - спирт не показывать им, мало ли что может случиться в порожистой, холодной реке.
 
– Фантазия будет,- пообещал Борис, роясь в рюкзаке.

И мужики покарабкались в кабинку тепловоза. Мы – за ними. Механики покрутили какие-то ручки, подавили рычаги, поддали «жару» - тепловоз шумнее зашипел, затарахтел, затрясся и медленно покатил в сторону леса и гор. Борис разлил поллитровку на троих, выдал для закуски каждому по огурцу. Хлеб не стал предлагать, на пути предстоящего плавания до самой Карагужихи магазинов, как мы разузнали, нет. До Карагужихи далеко, да и доплыть еще надо.

Не успев выехать за город,  вдруг видим, на перерез к тепловозу с большой тяжелой сумкой торопится какая-то девица и кричит:

- Возьмите! Подвезите!

– Возьмем! - Догрызая огурец, скомандовал человек в шляпе.
 
– Да, это дочка пасечника,- сказал мужик с усами и стал тормозить.
 
Тепловоз остановился. Длинный парень изогнулся дугой, подхватил у девушки сумку. Она, влезая в кабину, в которой итак негде повернуться, сказала:

- Отцу везу кое-какие продукты.

Конечно, начальнику можно было бы и не ехать, освободить место, а он, наверное, подумал, в сумке у девушки тоже может оказаться «фантазия».
Девушка же в такой тесноте прилипла к нам и телом, и с расспросами, хоть бери ее в плавание. Рассказала, что живет в Поселке Первомайском, а в здешних местах, примерно на полпути к Королевке, отец построил пасеку. Если бы у нее не сумка, которую везла отцу, пожалуй, согласилась плыть с нами. Она все время поглядывала в открытую дверь, опасаясь проехать мимо.

– Ну, вот я доехала, - и  расстегнула сумочку, висевшую на плече, – Надо же рассчитаться,- сказала она.

Тепловоз резко сбавил скорость, остановился.

– Не нужно никакого расчета, ступай с богом,- проговорил мужчина с усами.

– Спасибо!- и она спрыгнула на насыпь. Георгий подал сумку.

– Счастливого плавания! – крикнула девушка и помахала рукой.

Тепловоз вновь запыхтел, затрясся и покатил дальше.

– Нам бы до наступления ночи успеть немного проплыть,- глядя по ходу вперед, сказал Борис.

Однако, проехав километра два, тепловоз сбавил скорость и вовсе остановился. Главный машинист посмотрел на нас и сказал:

- Что-то с подачей горючего.
 
Я заметил, как прежде чем ответить на наш немой вопрос, он успел начальнику подмигнуть. Похоже, причина не в горючем, а просто «фантазия» у них уже выветрилась. Начальник, вытащив из кармана сигареты, спустился из кабины. Мы – за ними... хоть немного освежиться после тесноты и духоты. Тепловозники что-то крутили, вертели, щупали и потом тоже спустились, подошли к нам, вытирая вспотевшие лица, сели на траву.

Вечер наступал, но прохлады пока не чувствовалось. Солнце опустилось к горам. Надо бы нам ехать, а тепловозники во главе с начальником намеками давали понять, что без «фантазии» с места не сдвинутся. Оно и понятно, этот путь они изъездили в зад-перед, наверное, тысячу раз. Мы же впервые оказались на этом пути, нам все интересно, все в диковинку: лес, горы, шумные с кристально-чистой водой ручьи и речушки.

– Придется вторую пол литру принести,- шепнул Борис и полез к своему рюкзаку.

Мужики оживились. Молодой механик вмиг сообразил и заторопился в кабину за кружкой.

– Захвати, там, в бардачке, сухари для закуски,- подсказал старший механик.

Выпили они по-очереди из одной кружки, погрызли сухари и снова забрались в кабину.

– Ну, вот – другое дело! Устранили неполадку, едем дальше,- смеясь, сказал начальник.

И, правда, тепловоз побежал быстрее прежнего, с раскачкой. «Как бы не спрыгнул с рельсов»,- опасались мы. Но все-таки доехали.

Примерно через полчаса мы уже были в маленькой деревушке Королевке. Выволокли рюкзаки, лодки, весла. Вышли за нами и тепловозники. Ехать дальше некуда, и Борис, разведя руками, сказал:

- Извините, «фантазии» больше нет.
 
– Понятно, будет, я думаю вам, увертюра и трагедия с комедией, когда поплывете на своих резинках,- посмеиваясь, сказал мужик с усами, но сразу же дал совет: - Будете плыть, смотрите в оба. Пред порогом Сучья дыра, посредине русла будет большущий красный камень. Цепляйтесь за него и подумайте, плыть ли дальше. Сегодня вы не успеете до него сплавиться, но помните.

Мы поблагодарили за совет, за доставку и, нагрузившись рюкзаками, заторопились к неведомой, в своем верхнем течении, реке. «Как она нас примет? Как понесет на своих неспокойных, водах?»,- так, наверное, думал каждый из нас, прислушиваясь к шуму воды, доносившемуся из-за Королевки.
 
Королевка в этот вечерний час встретила нас молчанием: ни собачьего лая, ни стука, ни бряка. Оно и понятно, никто не ждал трех чудаков, решивших на ночь глядя, искупаться в холодной воде. Только лошадь пенсионного возраста, худая, с седой гривой, не сходя с места, стояла, глядела вслед. Деревушка же представляла собой несколько старых деревянных домов с потемневшими бревнами, с крышами, подернутыми мхом, и с заплатами. За покосившейся изгородью крайнего дома стоял прицеп лесовоза с ржавыми дисками колес и с лысой резиной. Может, он лет десять-пятнадцать стоит, обросший сорной травой: крапивой, коноплей, чертополохом. И как бы для украшения неприглядных трав, местами белела ромашка. Немного в стороне лежало несколько бескорых бревен и куча вершинника.

Мы дошли до пологого берега из песка и гальки и сразу стали приводить в готовность плавательные средства. Накачали лодки, уложили вещи и кое-какие из них, на всякий случай, привязали к лодкам. Мы с Борисом будем плыть на одной лодке. Удочки Борис тоже привязал поверх одного из бортов, а ружье подсунул вниз под рюкзаки.

– Борис, а ружье не заряжено? А то, где-нибудь на кочке прострелит лодку, и мы пойдем на дно,- высказал я опасение.

– Не бойся, патроны в надежном месте, ружье не заряжено,- и он сняв с себя патронташ, тоже подсунул под рюкзак. Георгий же, как пан, будет плыть один. Ему просторней, да и вещей совсем мало.

Когда было все готово к отплытию, мы не решаясь, некоторое время смотрели на буруны стремительной воды, которая, конечно же, холоднее нашего Иртыша. Можно сказать, совсем рядом, освещенные закатным солнцем, на макушках гор розовели вечные снега. С них-то и начинается река. Верховье Убы зажато Тигерецким, Косуйским и Убинским хребтами. Склоны гор покрыты смешанным лесом: пихта, ель, лиственница, осина, береза.

Георгий был в боевой готовности: на нем майка, плавки, в одной руке весло, другой придерживал, висевший на шее, фотоаппарат. Но, все же, пощупав босой ногой воду, сказал:

- Может, утром отправимся.

 Мы с Борисом выглядели не краше, хотя кроме плавок, облачились в болоньевые плащи для защиты спин от холодных брызг. На предложение Георгия отложить сплав на утро, Борис ответил:
- Не будем же мы рядом с деревней проводить ночь, жечь костер, да и утром не только вода будет холодной, но и воздух.

– Так что, Георгий, майка нисколько не согреет тебя,- поддержал я Бориса.

– В общем, по - «кораблям!»,- скомандовал Борис и спихнул лодку на воду, сел, поерзал для удобства, взял весло.

Забрался и я, пристраивая на коленях рюкзак. В нем лежало фоторужье, завернутое в полиэтиленовый пакет, чтобы не намокло. Все равно фотографировать уже поздно, еще немного и настанут сумерки. А фотоаппарат Искру я тоже, как и Георгий, повесил на шею.

Отчалили и медленно с мелководья вырулили на стремнину и... понеслись по волнам, словно по кочкам ужасной дороги. Борис часто замахал веслом, управляя лодкой. Я успевал вертеть головой, глядя по сторонам и вперед, убегающей реки. В дно лодки и нам под зад, как - будто не волны бьют, а «водяной» своей могучей лапой, словно, предупреждая: «Куда несетесь!?». И, правда, не прошло и пяти минут, а мы уже мокрые. На дне лодки вода хлюпает. В воде ружье болтается, бьется о борта. Я одной рукой, придерживая перед собой рюкзак, другой нащупал на дне лодки патронташ, поднял перед Борисом.

– Ну, вот! А ты говорил: «Вдруг – медведь».

Русло реки то вдруг сужалось, и тогда подступали близко обрывистые берега с нависшими скалами, то вдруг река разбегалась на две – три протоки, разделенные островами с наносными завалами деревьев и кустов. На одной из стремнин лодка Георгия обогнала нас, и понесло ее на валун, торчавший из воды, среди клокочущих бурунов. Налегая на весло, Борис успел крикнуть Георгию:

- К берегу! К берегу уходи!

Плохо управляемые лодки, крутились в разные стороны. Мелькали в руках весла. Но мы кое-как увернулись от страшного валуна, который мог бы перевернуть наши суденышки.

Потом река, как бы, успокоилась, разлилась вширь. Отодвинулись берега. Впереди показался шумный перекат. Пока же рулевые дали отдых рукам, отложив на время весла. Лодки шли рядом. Георгий, мокрый с ног до головы, трясся от холода, и даже на его усах дрожали капельки воды.

– Георгий, а майка что ли нисколько не греет? – посмеялся я, хотя и сам дрожал, изрядно вымокший.
 Перекат вынес лодки на спокойный широкий плес. Солнце давно спряталось за гору. Начинало темнеть.

– Давайте – к берегу, чертовски холодно,- сказал Георгий.

Борис, глядя на берега, произнес:

- Я согласен, но надо найти подходящее место.

Плес заканчивался, а впереди снова зашумел перекат. За ним река собиралась в узкий коридор, который втянул лодки, направляя на уступ. Чтобы его обойти, Борис изо всех сил заработал веслом. Я, одной рукой придерживая рюкзак, другой  ухватился за растяжку на борту.

– Георгий! Жми! – успел крикнуть Борис

И мы, как в яму, ухнули с водного уступа, не успев увернуться. Плюхнулся рядом на своей лодке Георгий. Лодки вмиг по самые борта залило водой, покрутило под уступом и, вытолкнув, потащило вниз. Лодки, как бы на санках, помчались под гору.

Дальше река убегала за поворот. На фоне почерневшего леса, подступившего к самому берегу, белыми барашками кипела вода. А что там, за поворотом? Какой сюрприз готовит нам река? Можно только гадать.

– К берегу!- скомандовал Борис, выруливая влево.

Левый берег оказался пологим и светлел галькой у самой воды. Мягкими резиновыми носами лодки приткнулись к галькам.

Где-то близко вскрикнул потревоженный кулик. «Погоди, друг милый, завтра достану фоторужье», - подумал я.

Вытянули на берег лодки, перевернули, вылили воду и пошли выбирать место для ночлега, для костра. Шагах в двадцати оказалась полянка с невысокой травой, отгороженной от леса кустами калины, черемухи. Трясясь от холода, сходили за лодками и остальным снаряжением. Первым делом стали готовить костер.

– А спички не намочили? – спросил Георгий, подтаскивая сучковатую сушину.

– Не должны намокнуть, коробок со спичками я положил в капроновую, закручивающуюся банку с рыболовными крючками и блеснами, - заверил Борис.

Действительно, спички оказались сухими, а вот хлеб, сухари, крупу намочило. Я больше всего переживал за фоторужье, глядя на мокрый рюкзак. Но на этот раз вода пощадила, не добралась до него. Фоторужье лежало в рюкзаке сверху, защищенное полиэтиленовым пакетом. Однако под ним все оказалось мокрым: свитер, брюки, рубаху пришлось выкручивать.

Вскоре затрещал костер, посылая к звездам искры. Для просушки развесили на колышках одежду. Разложили на крупных гальках подмоченные продукты. Готовить, что-нибудь варить на ужин никакой охоты не было и, чтобы быстрее согреться, сразу над пламенем костра повесили котелок с водой для чая.
– Борис, может, подсушить патроны положим в костер? – поднял я с травы патронташ, с которого крупными каплями стекала вода.

– Если положим, то на этом наше путешествие может закончиться,- усмехнулся Борис, забрав у меня патронташ.

Ночь быстро окунула в сплошную черноту горы, лес, близко подступила к костру. Но за горой, чуть проглядывающей из-за реки, прокрадывалась луна, обозначив над ней желтоватое облачко.

Чай быстро вскипел. Открыли банку консервы. Разломали буханку хлеба, чуть подсохшую у костра, но уже с подгоревшей местами, коркой.

– Заварить бы чай смородиновым листом,- сказал Борис.

– Где ж сейчас найдешь смородину,- ответил Георгий и, порывшись в пакете, достал маленькую пачку настоящего грузинского чая под номером 36.

– Будем надеяться, что завтра поймаем рыбы, сварим уху, ну и чай будем пить с дикой заваркой,- сказал я.

– Смородину, пожалуй, найдем, а вот хариусов еще надо суметь поймать,- высказал сомнение Георгий.

– А для чего, ты думаешь, Борис взял удочки и кучу всяких рыболовных премудростей. Вон у него даже сетка под улов сушится,- возразил я.

Борис же, улыбаясь, швыркал чай, не вступая в спор, и поглядывал на нас.
«Для того, кто бы сейчас подошел, предстало бы интересное зрелище – трое мужиков, почти голых, в одних плавках, сидят вокруг костра, пьют чай и все время поворачиваются то одним, то другим боком. Пора бы одеваться, да устраиваться спать, а от одежды, развешенной на колышках и кустах, еще идет пар.

– Интересно, а комаров не много, - изредка шлепая себя, - проговорил Георгий.

 – Подожди, это они просто не ожидали нас, а то бы не посмотрел, что одежда мокрая, напялил бы уже,- сказал я.

– Ниже спустимся, там Уба шире, больше проток, речек впадающих, заболоченных сырых лугов. Там-то они дадут нам жару!- подсказал Борис.

– Ладно, посмотрим, кто из нас наиболее съедобен,- отшучиваясь, щупал рубаху Георгий. – По-моему, можно одеваться, сказал он.

Мы с Борисом тоже стали надевать не до конца высохшую одежду.
Желтый огрызок луны выбрался на самый верх горы. В призрачном свете за нашей полянкой обозначился лес. На черном фоне пихт нарисовались светлые стволы берез. Кругом было тихо, только иногда потрескивал догорающий костер, да доносился шум с речного переката.

Мою двухместную палатку поставили тут же на траве, недалеко от костра. Надеясь, на палатку, мы с Борисом свои спальные мешки подстелили под себя, а укрылись тонким одеялом. В палатке пока было тепло, даже в верхней части входа оставили отверстие, затянутое от комаров марлей. В него еще проникал запах дыма от костра. Георгий со спальным мешком ходил вокруг палатки, выбирал место для спанья.

– Георгий, чего ты ходишь? Залазь в палатку, места хватит, а то комары набросятся на тебя, не дадут уснуть,- позвал Борис.

Уговаривать того не пришлось. Георгий, кряхтя, пролез внизу входной дверцы, лег рядом. Может, не так его пугали комары, как, наверно, подумал о медведях. Рассказов страшных о них он, пожалуй, немало наслушался.

Некоторое время все лежали молча. Каждый обдумывал, каким окажется сплав завтра. Сегодня-то пришлось испытать удовольствия совсем немного.

Вдруг Георгий завозился в спальном мешке, сел.

– А почему, Борис, мы не отметили начало плавания. Хотя бы выдал грамм по тридцать. В твоем же рюкзаке «фантазия»,- сказал Георгий.

– Пока обойдемся, впереди на нашем пути будут пороги Сучья дыра, Ворота, Дурная примета, будут прижимы и преторы. Может случиться трагедия, тогда «фантазия» окажется кстати,- ответил Борис, зевая.

«Да, там не позеваешь»,- подумал я и еще долго лежал, прислушиваясь к говору реки.

Тихо лежали Борис и Георгий, должно быть, уснули.


Не смотря на то, что был самый разгар лета – конец июля, а утро выдалось холодным, хоть фуфайку надевай. Георгий с вечера забрался в спальный мешок и теперь, утром, спал, как пан-барон. Мы с Борисом уже, ворочались с боку на бок, но ленились залазить в мешки, все равно нужно вставать.

Нашарив в рюкзаке фоторужье, я вылез из палатки. Зевая и поеживаясь, вслед за мной выбрался Борис. Его, похоже, донял холод, и он сразу принялся организовывать костер.

Утро тихое, холодное. В стороне, куда убегала река, висело плоское облако тумана. Солнце еще не показалось из-за гор. Лесные дали на их склонах были задернуты легкой синевой.

Сначала я направился к галечному берегу, к месту, где причалили вечером, где, потревоженный, кулик подал голос.
 
Кулика я увидел сразу, как только подошел к галечному берегу. Он сидел, молча, на, торчащем из воды, камне и, повернув в мою сторону голову, подергивал хвостом. Это оказался кулик-перевозчик. Наряд его не броский, буроватого цвета с темными поперечными пестринами, низ почти белый.

Я взвел затвор фоторужья и, держа палец на курке, попытался подойти ближе. Но кулик с криком «пюииюии» взлетел, низко пронесся вдоль галечной косы и возле кочек, поросших травой, опустился.

«Должно быть, у него где-то рядом прячутся птенцы»,- подумал я и, обходя кусты, стал подкрадываться. Считая, что опасность миновала, кулик успокоился. Осторожно я выставил из-за кустов объектив и нажал на курок.  Щелчок затвора и взлет кулика совпали. «Кажется, успел!».

Считая «выстрел» удачным, я решил еще немного пройти по берегу. Чтобы не шуметь галькой и песком, пошел по росной траве, надеясь в этот ранний утренний час кого-нибудь встретить. Но нигде – ни шороха, ни птичьего голоса. Наверно, как и я, все ждут восхода солнца, благодатного его тепла. И ворона, которую я заметил на ветке высокого тополя, сгорбившаяся, словно старуха, молча смотрела мне в след. Похоже, она еще вчера вечером от самой Королевки следила за нашим водным путешествием. Но вот впереди на песке у самой воды замечаю что-то похожее на серую кочку. Подхожу еще шагов на десять и смотрю в видоискатель фоторужья – заяц! Худой, в мокрой «шубе», сидит, дрожит косой, ждет солнышка. «Да, немало ты побродил ночью по мокрой траве», - подумал я и, не отрываясь от видоискателя, приблизился еще. Заяц меня заметил, пошевелил ушами. В этот момент я нажал на курок. Но вместо того, чтобы спасаться бегством, косой,  неохотно уйдя с песка в траву, скрылся.

И вот из-за горы выкатилось яркое ласковое солнце!  Заискрились изумрудом  росинки на травах и кустах. «Вить-Вить-тжии...» - подпрыгивала суетливая пеночка-зарничка. Маленькая птичка буровато-зеленого цвета, она никак не хотела попасть в видоискатель фоторужья: очень уж подвижна, мелькала с ветки на ветку, словно дразнила меня. Я уже невпопад несколько раз щелкал затвором. «Так я впустую изведу пленку, а путешествие только началось»,- отметил я про себя и решил возвращаться к нашему стану.  Пожалуй, пора готовиться к сплаву.

Костер во всю горел. Весело потрескивали сухие пихтовые ветки. Но у костра уже хлопотал не Борис, а Георгий. Он кипятил в котелке воду для чая.

– Борис-то где?- поинтересовался я.

– Разве он вытерпит. Как только я вылез из палатки, дежурство передал мне, а сам с удочкой ушел попытать счастья и заодно посмотреть дальнейший путь сплава. Вон она, темная скала! Что там, за поворотом? Шумит под ней вода,- объяснил Георгий.

– Так, может не чай будет на завтрак, а уха,- сказал я.

Примерно через полчаса пришел Борис.

– Всего три хариуса поймал, так что ухи пока не будет, потом подловлю, а сейчас перекусим, чаю попьем и – в путь, - сказал он.
 
- Да, уже солнце поднялось, даже припекает, можно освежиться в холодной Убе,- со смехом сказал Георгий, снимая котелок.

Борис из кармана вытащил горсть смятых листьев черной смородины, бросил в котелок.

– Вот вам дикая заварка,- сказал он.

После завтрака с ароматным чаем, мы подкачали лодки, уложили, увязали вещи. Чтобы их не намочить, как это произошло вчерашним вечером, мы с Борисом поверх бортов лодки закрепили небольшие жерди, и узел, завернутый в полиэтилен, привязали к ним. «Теперь, - мы думали, - если в лодку хлынет вода, узел останется сухим, и ногам под узлом будет свободно, так что в опасном месте можно будет выскочить».

После завтрака и сборов от первой стоянки на Убе, отплыли только в девять часов.


– Сейчас можно не опасаться холодной воды. Впереди день, к тому же безоблачный, солнечный, без костра будем греться, - проговорил Георгий, энергично работая веслом.

Наши лодки то мчались по шиверам, то их крутило меж торчащих из воды валунов. А когда выносило на широкие, спокойные плесы, мы отдыхали, нежились под лучами солнца. В таких местах Борис закидывал удочку, надеясь, что какой-нибудь неосторожный или голодный хариус схватит наживку. Я «Искрой» щелкал пейзажи. Хотелось запечатлеть строптивый нрав реки в верхнем ее течении, скалистые берега и склоны гор, одетые в леса. Фоторужье я надежно упаковал и до порога Сучья дыра решил не доставать.

До поселка 8-е Марта, где Белая Уба сливается с Убой Черной, мы доплыли без особых приключений. От 8-го Марта река заметно стала шире, но по-прежнему извилистая, и берега в основном скалистые, так что не везде можно пристать. Часто встречались шумные шивера и перепады. Лодку заливало, и мы, словно в ванне, болтались в хлюпающей воде. Ближе к полудню у нас верхняя половина туловища жарилась на солнце, а нижняя страдала от холодной воды. Борис в роли штурвального, не выпуская  в опасных местах из рук весла, постоянно смотрел вперед.

– Надо не прозевать эту самую Сучью дыру,- сказал он.

Перед порогом должен показаться большой красный камень, как нас предупреждал старый тепловозник-механик. Я сидел на носу лодки спиной по ходу и не мог видеть, что впереди, а часто оборачиваться, уставала шея. 

– Георгий, старайся плыть рядом, вместе будем цепляться за камень,- предупредил Борис.


Левый берег стал положе. На лесистых склонах больше встречалось лужаек с некошеной травой. Да и кто ее здесь будет косить.  От поселка Восьмое Марта проплыли порядочно, а жилья никакого не встретили. Лес в основном состоял из берез и пихт, лишь кое-где выделялись лиственницы, рябины и черемуха. Правый берег большей частью представлял собой нагромождение крупных камней, доходивших до самой воды. Выше – обрывистые скалы, на которых кое-где примостились березы. А выше берез круто в гору поднимались хвойные деревья в мохнатых темно-зеленых шубах. Под правый берег шел стремительный навал воды, обдавая брызгами прибрежные камни. Поэтому лодки мы старались направлять ближе к левому берегу. И все равно иногда лодку подстерегали предательские камни, чуть скрытые водой.

Время перевалило за полдень, и мы успели проголодаться. Надо бы пристать к берегу, обсушиться, пообедать, но мы решили достичь порога, увидеть приметный большой красный камень. «Доплывете, подумайте, спускаться ли дальше», - в сознании сохранились слова тепловозника. Ждали, ждали порог: все внимание – вниз течения. И... чуть в него не угодили! Скользили не по очень стремительной шивере и спорили: «Это ли красный камень?» Берега подошли ближе друг к другу. Русло сузилось. Перед нами впереди показался скальный островок красноватого  цвета. Охватывая его с обеих сторон, река делилась на две ревущие протоки. К этому островку удалось приткнуть лодки. Выбрались мы из лодок на этот красный камень, чтобы согреться, размять ноги от длительного сидения и обдумать дальнейшие действия.

– Ну-ка, покорители водных стихий, давайте  вас на фоне красного камня сфотографирую на память, для истории,- попросил я Бориса и Георгия.

Они приняли воинственные позы, словно воины диких индейцев, только в руках не копья, а весла, ну и наряд, даже бы у индейцев вызвал улыбку: Борис босиком, в кепке и красных плавках, Георгий в майке с большой дырой и в резиновых сапогах. А за камнем ревет, пенится горная вода, мощным потоком бьет в, торчащие на пути, истуканы-камни.

– Надо, братцы, прибиться к правому берегу,- предложил Борис, узрев подходящую полянку для отдыха. Опасаясь, как бы не затянуло в порог, изо всех сил налегая на весла, удалось пристать к берегу. Лодки волоком вытянули на полянку. Георгий изъявил желание остаться, разводить костер и варить уху из трех хариусов, пойманных Борисом на рассвете. Чтобы уха не оказалась жидкой, он пообещал добавить в нее больше картошки и пшена. Мы с Борисом отправились взглянуть на порог.

Основная вода реки устремлялась по правой протоке и катила вниз с мощными валами и «бочками». Затем река входила в узкий коридор с чередованием ступеней.

 – Да! По такой воде на наших лодках спускаться страшно. Может, какие спортсмены на катамаранах и решились бы, но мы не будем рисковать, придется все снаряжение и лодки проносить берегом. Правда, я думаю, что кое-где лодки можно будет спускать на шнурах, - говорил Борис.

Я сфотографировал самые бурные места порога, и мы вернулись к месту стоянки.

– Во время пришли. Уха готова,- сказал Георгий и, сняв с костра котелок, убрал крышку.

«Что-то не очень ухой пахнет»,- принюхался я и заглянул в котелок: из варева, похожего на кашу, торчало три рыбьих хвоста.

– Ну, картошки и пшена переборщил немного, зато сытная,- оправдывался повар.

Покончив с обедом, решили с часик передохнуть. Борис из кармана рюкзака достал карту, завернутую в полиэтилен, развернул. Эту подробную карту, с обозначением всех дорог, ручьев и речек, Борис каким-то образом раздобыл у пилотов, и очень ей дорожил.

– Вот, смотрите, какие пороги помечены на Убе,- показал он. – После порога Сучья дыра, встретятся Ворота, Дурная примета. А до села Пахотного еще будет два порога – Алтарь и Палати. Ниже порога Ворота справа впадает приток – Становая Уба. Так что скучать нам не придется. В десяти километрах от села Пахотного, в устье Громошушки, начинается Пихтовский порог. Ну, а потом, можно сказать, начнется самый протяженный и опасный Карагужихинский порог или, как его правильней называют – Большие Убинские пороги.


– Борис, а ты помнишь, что прошлым летом Мартемьян Борисович с начальником пожарной охраны Сиводедом проходили Карагужихинский порог?- спросил я.

– Да, еще как «проходили»! Мне до сих пор смешно, когда Мартемьян Борисович рассказывал про их путешествие. Ты же знаешь, как он говорит: тихо, медленно, в промежутках между словами обдумывает. Так вот, наверно, с полчаса он рассказывал про их путешествие, а сами восьмикилометровый порог «прошли» за какую-то минуту. В общем, их в село Карагужиху довезли на машине.

– На пожарной что ли?- удивился Георгий.

–Да ну. У начальника пожарной охраны имелся в распоряжении служебный газик, на нем кто-то из пожарников довез к самой Убе.  Вот как рассказывал Мартемьян Борисович: «Продуктов путешественники закупили с избытком, чтобы не искать в магазинах Карагужихи. Имелся целый арсенал рыболовных снастей. Последнюю неделю отпуска они хотели отдохнуть, порыбачить в свое удовольствие. Водки привезли целую канистру. (Не чета нам: мы взяли всего две поллитровки и то, превратив их в «фантазию», выпоили тепловозникам.) В Карагужихе по дешевке купили деревянную лодку. За пару стаканов водки какой-то мужик на подводе лодку привез на берег. День ушел на ремонт, на укрепление слабых, по их мнению, мест. Нос лодки обили толстой жестью. «Ить тыкаться в камни будет»,- объяснял Мартемьян Борисович. Законопатили мало-мало кое-какие щели. «Не плавать же нам на ней цельное лето, а пройти бы только порог», - рассказывал он. - На стук при ремонте иногда подходили любопытные мужики и мальчишки. Нашу затею - пройти порог - мы держали в шибком секрете. А то подумают: приехали нашу рыбу вылавливать. Так сказали: «Поплаваем, порыбачим чебачков, харюсков». В пороге же самая рыба: таймень, налим, хариус. Короче, привели мы лодку в боевую готовность, хоть по морю плыви. Ночь прокоратали у костра, рядом с ней, как бы не украли. Утром, как только солнце поднялось над горами, мы по чуть отхлебнули, сами знаете чего, из канистры, пожевали хлеба с салом и... лодку спихнули на воду. Неспеша она двигала нас по тихому плесу к желанному порогу. Настроение у нас! Басче - некуды! Иван Степаныч, дымя сигаретой, поцарапал брюхо: «Эх! Душа просит жирной ухи»,- произнес он, довольно, улыбаясь. Река до самого порога, будто бы отдыхала, лениво текла. На левом берегу под крутой горой увидели штабеля бревен, готовых к вывозу. Рядом горел костер, и мужики завтракали. Иван Степаныч поднялся в лодке, рупором подставив ладони ко рту, закричал: «Мужики! Как! Порог проплывем?! «Проплывете! – кричали,- Кверху задницами!» - и сами, давай хохотать. «Чего смешного?»- сел на место Иван Степаныч, взял в руки весло. Лодка стала набирать скорость. До слуха стал доноситься шум воды, как будто, из-за гор приближался поезд. Только успели подумать: «Не порог ли это уже?» Как мощный поток подхватил лодку, словно скорлупку семечка, швырнул влево, за поворот. В такой момент разве сообразишь, куды грести, от чего убегать. Вода, как скаженная, кипела и бурлила, подымая мелкую водяную пыль. Я успел краем глаз заметить над энтим местом, что-то в виде радуги. Лодку вмиг садануло бортом о громадный камень, раздался треск, мы враз вылетели. Лодка железным «носом» долбанула, откуда-то взявшийся баллон от трактора «Беларусь». С него сшибла какого-то чудака с удочкой. Он не растерялся, ухватился за нашу лодку, которая уже вверх дном отправилась вниз по бурунам. Мы тоже, не лыком шиты, зацепились за его баллон, зацарапались на него. Хорошо, что он оказался привязанным. Выплевали лишнюю воду, сидим на, нагретом солнцем, баллоне, греем мокрые задницы и трясемся, не так от холодной воды, как от испуга. Согрелись, дрожь унялась, и даже жарко стало. «Что же делать тепереча?»- рассуждали мы, шевеля пальцами босых ног: обувку-то посымали, чтобы не парить ноги. «А вон «утопленник», которого сшибли с баллона, подходит, может он что посоветует»,- первым увидел его Иван Степаныч. Утопленник же первым делом обматерил нас и потом, выкручивая штаны и рубаху, поинтересовался: «Откуда вы, такие шустрые, тут оказались?» Пришлось объяснить, что из Глубокого мы. «Оно и видать, что не нашинские»,- сказал этот рыбак, расстилая на камнях для просушки рубаху и штаны. Затем он подошел к нависшей скале с темной расщелиной, отодвинул камень, пошарил там рукой и вернулся с пачкой сигарет и с коробком спичек. «Закуривайте»,- предложил он и стал объяснять, что, из себя, представляет порог, и как теперь искать, то, что было в лодке. Он посоветовал пройти правым берегом в конец порога и, может быть, там что-нибудь найдем. «Куды ж мы – босиком?!»- произнес Мартемьян Борисович и шумно вздохнул. «Да! – согласился рыбак и, поглядев на наши, красные, как у гусей, лапы, снова подошел к своему тайнику. Принес он резиновые с дырками сапоги и, бросив их перед нами, сказал: «Вот могу одному из вас предложить. Посля недолгих раздумий Иван Степаныч натянул сапоги. У него лапы поменьше. «Ну, что ж, не по сезону, но все ж-таки не босиком»,- сказал он и пошел в Карагужиху, в магазин за обувью. Дожидаясь его возвращения, я от местного рыбака слушал мудреные советы рыбной ловли: когда, на что, и какая рыба ловится. Слушал, слушал, а он все говорил и говорил. Разомлел я на солнышке, в сон стало клонить, вспомнил дом, веранду и диван. Вдруг сквозь дремоту слышу – шорох камушков, что у самой воды. Возвернулся Иван Степаныч с дырявыми сапогами под мышкой и парой обувки в руке. У самого на ногах уже – новые со светлыми полосочками полукеды. Подал он мне таку же пару обувки, только на два размера больше. «Дык, в таких «тапочках» хоронить в самый раз, а не по камням скакать»,- сказал недовольный Мартемьян Борисович. «Другой на наши ноги не оказалось»,- в свое оправдание сказал Иван Степанович.

– Короче, что дальше?- спросил Георгий.

– Какой там, короче! Слушал, слушал я его, а он все так же медленно, с расстановкой, продолжал,- ответил Борис. «Покарабкались мы в этих «тапочках»,- рассказывал Мартемьян Борисович, - правой стороной порога по камням, обходя недоступные места. Только к вечеру добрались в конец порога. И здеся, к нашей радости нашли, прибитую водой к кромке берега, канистру с водкой! Чуть подальше – бидончик с маслом! Ну, дык, масло, как известно с научной точки зрения, не должно утопнуть, а водка в железной канистре по всем законам ушла бы на дно ишо в пороге. Но хорошо, что вчера вечером и сегодня утром мы отпили, и воздух оказавшийся вместо выпитой водки, не позволил утопнуть. В общем, от места, где порог мирно, спокойно разливался вширь, мы с канистрой и бидончиком пешком отправились берегом вниз по течению к бывшей деревушке Зимихе. Мы надеялись, что, там хотя бы сохранилась пасека. «К водке кроме масла нужна еще какая-нибудь закуска», - не унывая, сказал Иван Степаныч. Туды же, в Зимиху по договоренности должна прийти за нами машина.

– Все это, про путешествие в пороге тогда рассказал Мартемьян Борисович. А  как нам удастся преодолевать, на месте будет видно,- закончил Борис и, напомнив, что через час отплываем, с удочкой ушел ниже по порогу Сучья дыра.

Георгий лег на траву отдохнуть, набраться тепла. Я же распаковал фоторужье, пошел в сторону леса, подальше от шума реки.  Безо всяких троп, через заросли высоких трав и кустарников я вышел на прогалину  березовой рощицы. Место безлюдное. Постоял, прислушиваясь: не подаст ли голос какая-нибудь птица или зверь. Но вокруг – тишина, даже от реки ни малейшего шума перекатной воды. Хотел было направиться в пихтач, что темнел на склоне горы за березами, и вдруг послышалось резкое, отчетливое «чек-чек – чек». Если судить по голосу – сорокопут-жулан. И я пошел на его голос к зарослям черемухи, островком выделявшимся перед березами. Так и есть! Птица заметная, яркая: рыжая спина, через глаз от клюва черная полоса, крылья и хвост темные, брюшко светлое, почти белое. Накручивая хвостом и пригнувшись, готовый взлететь, сорокопут следил за мной. Я же, нацеливаясь фоторужьем, подходил ближе. Сорокопут, не переставая ругаться «чек-чек-чек», а, скорее всего предупреждая детей, чтобы затаились, стал перелетать с ветки на ветку отчего не было возможности уловить резкое изображение в видоискателе. Приходилось за ним гоняться, выбирать момент, чтобы не мешали ветки, и был бы он полностью на виду.


Некоторые орнитологи сорокопута называют палачом за то, что, делая запас пищи для своего семейства, сорокопут на колючки кустов, на сухие острые веточки живьем нанизывает пойманных мышей, мелких птичек, жуков, саранчу. Ну а название сорокопут все же получил за подражание многим птицам. Начнет, бывало, передразнивать их, собьется, запутается, и сам себя принимается ругать «чжяаа-чжяаа!» Короче – сорокопут и все тут. Однако, как не дразнил, как не порхал сорокопут с ветки на ветку, а сфотографировать мне все же удалось, и поэтому пора было возвращаться, пора было плыть дальше.

Пока я ходил, Борис с Георгием успели снарядить лодки, хотя еще не прошло часа, как было уговорено, на отдых: им не терпелось скорее пройти порог. Лодки покачивались на мелких волнах у берега. Борис сходил на разведку до самого конца порога и высказал свое решение – в лодки не садиться, а идти по берегу, спускать их на прочных капроновых шнурах, которые для этой цели мы взяли с собой.

Порог Сучья дыра много отнял времени. То, прыгая по камням у самой воды, то удаляясь, обходя скальные выступы, мы почти весь порог прошли на своих двоих. Только пару раз в наиболее присмиревших местах удалось проплыть короткие отрезки. На выходе из порога выпугнули уток-крохалей с выводком повзрослевших птенцов. Шумно хлопая по воде крыльями, они отлетели ниже по течению и потерялись из виду.

– Смотри-смотри, они    где-нибудь вынырнут, - сказал Борис и развернул лодку, чтобы мне удобнее было наблюдать. Вынырнули они за торчащими из воды, камнями и, видя надвигающуюся опасность, гонимые быстрым течением,  принялись удирать  дальше.

 После порога река стала спокойнее. Правда, встречались продолжительные шивера. Где-то близко нас поджидает порог Ворота. «Распахнуты ли эти ворота?» - в уме спросил сам себя и вытащил из рюкзака фоторужье: вдруг удастся близко подплыть к крохалям. Борис в знак согласия сразу направил лодку к светлевшему песку с редкой травкой.

- Тоже приготовлю спиннинг, в глубоких омутах попробую сделать заброс на тайменя, - сказал он и помаячил Георгию следовать за нами.

После короткой стоянки, вооружившись, кто, чем хотел, мы поплыли снова. Георгий тоже приготовил на всякий случай свои рыболовные снасти – удочку и спиннинг. Его мечта – поймать тайменя.

– Крохалям можно позавидовать, рыболовы они отличные, не нужны им ни удочки со всякими наживками, ни спиннинги с блестящими блеснами. Крохали, хоть на воде, хоть под водой хорошо видят, отлично плавают,- говорил Борис, всматриваясь вдаль.

– Опять показались! Давай, подгребай ближе к спокойной воде, а то не уловлю фоторужьем,- попросил я Бориса.
 
- Да их целая стая! Штук пятнадцать! Должно быть, родители с детьми, - еще раз уточнил Борис, направляя лодку к каменным нагромождениям, клином выступающим в реку. Из-за камней мне лучше будет в них целиться. 

Перед камнями вода замедляла свой бег, обтекала их, а, завернув, стремительно, словно в водяную яму, бурлила. Георгий, озираясь по сторонам, подплыл к нам.

– Не медведя ли заметили? – тихо спросил он, расстегивая футляр фотоаппарата.

– Тихо! Утки! - поймав их в видоискатель,  ответил я Георгию.

Через телеобъектив ясно выделялись их контрастные наряды: темные головы с торчащими на затылке перышками, красный клюв, длинный и чуть загнутый книзу, глаза, похожие на рыбьи, не мигая, вглядывались в нашу сторону. Крохали как будто соображали, куда подевались преследователи. Щелкнув пару раз, я подал знак к отплытию, а сам держал фоторужье наготове - хотелось снять уток крупнее. Как только отплыли от камней, лодку подхватило быстрое течение. Утки с шумом, поднимая брызги, пустились удирать. «Не утки, так, может, еще, кто встретится». Надеясь на удачу, я пока не убирал фоторужье. По нашему предположению, где-то справа должна впадать Становая Уба. После пройденной Сучьей дыры, мы как-то повели себя беспечно, не очень обращали внимание на впереди  пенившиеся буруны. Борис, будучи в роли капитана, похоже, засмотрелся на крутые горы, на ослепительно белые облака и не заметил чуть скрытый водой огромный валун. Лодка налетела на него и почти вертикально на какой-то миг задержалась. Но этого мига хватило залить нас с головой. Ухватившись за борта, нам чудом удалось не вылететь из лодки. Ее крутануло на лысине спрятавшегося валуна и кинуло в шипящую пену.

– К берегу! Давай к берегу! -  стряхивая воду с фотоаппарата, - закричал я Борису. «Искра», которая почти постоянно висела у меня на шее, тоже успела обмакнуться, но она хоть в чехле, может, вода не проникла. Георгий, вовремя заметив наш наскок на камень, успел увернуться: у него фотоаппарат, да и усы пока сухие.

– Тут уж хочешь, не хочешь, придется приставать к берегу,- согласился Борис и указал веслом вправо,-  вот она и Становая как раз.


Продолжение в главе пятой.