Счастье

Посвящается Антуану де Сент-Экзюпери –
автору самой недетской книги для детей.

В тот год лета ждали с особым нетерпением. Весна была холодной и пасмурной. Поэтому, как только наступили по-настоящему теплые дни, люди побросали все свои домашние дела и решили отправиться поближе к долгожданному солнцу. Основными местами вылазок были, разумеется, парки. За время дождей трава в них насытилась влагой и была такой густой и мягкой, что расстилаясь зеленым ковром, словно приглашала всех желающих поваляться час-другой среди ароматных, только что распустившихся цветов, глядя в ясно голубое небо, упиваясь первым летним зноем, который, казалось, висел в воздухе. Птицы радовали своим пением всех пришедших на встречу с природой - такой щедрой на красоты и увлекающей куда-то вдаль, подальше от городской суеты.
По случаю прихода летней поры в одном из парков поставили карусель, точнее она прибыла туда с табором вечно кочующих цыган. Ничего особенного, это была обычная карусель со сказочным зоопарком, собранным вместе, чтобы порадовать ненасытное детское любопытство, которое тут же заставило задергаться рукава взрослых в просьбе прокатиться раз-другой на этом диковинном аттракционе. Стоит сделать оговорку, что упомянутый мною город, был скорее городком, и даже не представляющая для обывателя мегаполиса ничего необыкновенного карусель была здесь довольно редким явлением, и потому, естественно, будоражила воображение местных ребятишек, неискушенных такими развлечениями. Успех вращающейся игрушки был ошеломляющим: за пару часов старый цыган, заправляющий всем этим незамысловатым, но имеющим для младшего поколения огромную важность, аппаратом, собрал столько денег, сколько ему не удавалось собрать за предыдущие две недели. Полянка, где все происходило, наполнилась детским смехом. Стремглав сюда же подоспели продавцы мороженого и сахарной ваты, поэтому родителям пришлось раскошелиться еще и на то, чтобы удовольствие их драгоценных было, как следует, подслащено. Те же в свою очередь были, не знаю на котором по счету небе, от всего этого внезапно нахлынувшего праздника. Вспомните себя в детстве, разве не сжималась для вас вся Вселенная до размеров мячика, с которым вы играли, неужели конфеты не становились для вас этаким идолом, в котором заключались все благодетели мира. В начале своей жизни мы находим радость и утешение в игрушках и сладостях, уже с возрастом в религии и страстях. Для ребенка Иисус – это рожок ванильного мороженого, политый шоколадом и посыпанный орешками, в нем он ищет спасения от всех тягостей и невзгод.
И вот в самый разгар этой детской вакханалии недалеко от места действия появились они – два родные существа, волею Судьбы сведенные вместе и брошенные в самое жерло щедрой на испытания Жизни. Вдвоем они проделали немалый путь, что несомненно отразилось на их коже, заметно потемневшей ни то от жары, ни то от грязи, а скорее всего от того и другого сразу. Брели они неторопливо, держа заданный в течение долгих миль темп. Процессия состояла из старика и девочки лет пяти-шести. При первом же взгляде на них, перед глазами будто бы представала вся их жизнь, полная лишений, словно кто-то шел за ними с развернутым пергаментом и вслух зачитывал все, что выпало на их долю. Одеты они были очень бедно. На старике был, самый что ни на есть, бедняцкий, серый, пропитанный потом и пылью балахон, из-под которого выглядывали старые испещренные заплатами и утратившие свой истинный цвет штаны. На плече его висел бессменный атрибут нищего – сума, которая служила одновременно хранилищем еды, зонтом и подушкой. При ходьбе он опирался на корягу, найденную где-то в лесах. Весь его жалкий вид дополняли башмаки, стоптанные так, что видны были кривые черные от грязи пальцы, борода, длинная и седая, в просвете которой виднелся уже лишь на четверть заполненный зубами рот, а голову венчала, словно корона, блестящая лысина. Лицо его было покрыто бороздами, местами такими глубокими, что они напоминали русла высохших рек. Но что больше всего привлекало внимание и поражало в самое сердце, это были его глаза, похожие на два голубых озера, окруженные выжженной землей.  Словно Люцифер собственными руками разделил свой излюбленный Коцит и поместил эти два замерзших комка скорби на лицо несчастного. При этом в их глубине не было ни единой капли ненависти, озлобленности, только печаль и истинно христианское смирение.
Его дряблая рука, несмотря на всю хилость, тем не менее, крепко держала ручку совсем еще юного создания, которое покорно отдавала всю себя во власть изможденного горьким житейским опытом человека. Ее необычные черты и несоответствия говорили о том, что предки девочки очень любили путешествовать и обогащать свой культурный опыт любовными похождениями. Кожа ее с легкостью поддавалась загару и сама по себе была довольно смуглой, а волосы цвета спелого каштана завивались колечками и спадали на худенькие плечи. Миндалевидные карие глаза с острыми уголки явно выдавали ее прадедушку, любившего бороздить азиатские моря. Маленький вздернутый нос напоминал пуговку, а тонкие, почти аристократические, губы придавали лицу немного сдержанное выражение, будто она хотела что-то сказать, но промолчала. Ее платьишко, когда-то красное в горошек, но изрядно побелевшее на солнце, было куплено на последние гроши заботливым дедом, который хотел хоть как-то скрасить одиночество внучки, оставшейся без родителей. Мать скончалась от лихорадки два года назад, и она была последней, кто знал отца девочки, который ни до, ни после родов не объявлялся. Был среди них еще и третий персонаж – кукла, которую девочка, крепко прижимала к себе, и которая была ей другом, сестрой, слушателем, и всем, кем только может стать игрушка для покинутого ребенка. Да, с ней был престарелый дед, безмерно любящий ее,  который делал все, что было в его немногочисленных силах, но что он, в сущности, мог ей дать, кроме своей любви. Он, существо в такой же степени отвергнутое светом, без денег и крыши над головой, находящееся на пороге той поры, когда старость перерастает в детство, а затем в младенчество, когда Уроборос смыкает свои челюсти. Интересно, не правда ли, как похожи между собой эти временные промежутки – глубокая старость и младенчество – неспособность изъясняться, самостоятельно передвигаться, удивление от созерцания окружающего мира. Все это сопровождает наше начало и наш конец. Мы начинаем с пеленок, и зачастую заканчиваем ими же.
Но вернемся к нашей истории. Таким образом, вот уже второй год, как с протянутой рукой скитались эти двое по дороге жизни – от города к городу, по пояс в одиночестве и по горло в обреченности, с мерцающей где-то вдалеке звездочкой Надежды. Скитались и внезапно набрели на действо, которое разворачивалось вокруг той самой диковинной машины. Представьте себе эмоции девочки, которая в жизни ничего подобного не видела. В этот момент в душе ее развернулось невиданное доселе представление из страха, сменившегося трепетом, затем волнением и завершилось все непреодолимым восторгом. По прошествии лет она снова почувствует это, впервые поддавшись чарам любви. Сердце ее замирало при виде всей этой сказки, надо сказать, сказками она избалована не была, поскольку никто из ее малочисленной семьи не был сколько-нибудь сносным рассказчиком. А тут перед ней предстали рыцарские кони, рвущиеся в бой, благородные белогривые скакуны, предназначенные для принцесс, гордые единороги, огнедышащие драконы, храбрые львы и боевые слоны. И все кружилось, сверкало, было наполнено смехом и музыкой. По мере того, как лицо ее преображалось, сердце старика все более сжималось от боли. Он понимал, насколько эти мгновения важны для ребенка, что пройдет несколько минут, и может быть не словами, клянчить у нее все никак не получалось, несмотря на их образ жизни, но глазами она будет умолять его хотя бы раз прокатиться на белой лошадке с разноцветной попоной. На этот раз вы, кто никогда в жизни не испытывал нужды, не сможете себе представить страдания пожилого мужчины. Быть готовым отдать душу за это желание родного существа, но не иметь возможности что-либо реально сделать, так как его душа для старого цыгана не стоит ровным счетом ничего. Что он купит на нее? Ею ни кобылу не подковать, ни пол в кибитке вытереть. Один только Дьявол знает применение людским душам, потому только он один предъявляет спрос на них. Так и стояли бедные родственники, один терзаемый душевными муками, другая детскими страстями.
А что остальные вокруг? Они по-прежнему, как ни в чем не бывало, бегали, играли, шутили, смеялись, абсолютно не обращая внимания на этот островок несчастья в пучине веселья. Пока кто-то из детей не заметил двух странников, карикатурно смотревшихся на общем фоне. Им было по-детски, то есть по-настоящему интересно, каким ветром сюда занесло этих причудливо одетых людей. Они еще не знают таких понятий, как нищий или сирота, злодеи живут только в сказках, а глаз еще не обращает внимания на лежащего в куче мусора бродягу. Мать одного из мальчиков, на вопрос, почему эта девочка такая чумазая и где ее мама, тактично ответила, что она просто так загорела, а мама ее дома, ждет, пока они с дедушкой вернутся с прогулки. Прочитав в душе малютки, словно в загадочном пергаменте всю незавидную историю ее жизни, и вспомнив вроде бы давно забытую лопоухую отвергнутую всеми дурнушку, женщина тихонько вложила пару монет в ладонь сына, и шепнула, чтобы он пригласил незнакомку покататься с ним на карусели. Поистине, женская добродетель по своей безграничности сравнима только с женским коварством.
Видели бы вы в тот незабываемые момент это невинное создание. Все, что копилась в ее сердце, будто лава в жерле вулкана, выплеснулось наружу в потоках неподдельного ликованья. Карусель вращалась, а вместе с ней, словно водоворотом утягивались куда-то в бездну все пинки и подзатыльники, голодные вечера на обочинах дорог, предсмертные припадки матери, огромные сторожевые псы в подворотнях, скользкие змеи, ползающие в стогах сена, где ей приходилось ночевать, пьяные разбойники, размахивающие ножом, и многое другое, что ей пришлось повидать, и что составляло ее детские страхи. Все это было где-то далеко, происходило в другой жизни или не происходило вовсе. Существовали только она и белая лошадка с разноцветной попоной, несущая их двоих по зачарованному кругу. Счастье. Да, друзья мои, это было счастье. Не каждый может назвать себя по-настоящему счастливым. Она не знала, что это значит, но, узнав однажды, поймет, что, по крайней мере, раз в жизни она могла. Ее душа заливалась смехом впервые за долгие месяцы, и весь мир для нее утонул в нескончаемой эйфории. Старик, не спускавший с нее глаз, улыбался своим почти беззубым ртом, и для него не было большего счастья, чем счастье внучки. Время подошло к концу, карусель остановилась. Девочка спрыгнула, крепким объятием поблагодарила мальчика за его доброту, и, подбежав к своему деду, бросилась ему на шею. Он был первым, с кем она хотела разделить свою радость. В тот момент им было абсолютно наплевать, что будет завтра, послезавтра, через месяц, год, они были друг у друга, и это было главное. Ушли они так же, как и пришли, держась за руки, постепенно превращаясь в черные точки на горизонте, по-прежнему ведомые звездочкой Надежды. И если вы когда-нибудь увидите девочку в выцветшем красном в горошек платье с карими, похожими на миндаль, глазами, прокатите ее на карусели, она это очень любит.

P.S. Приношу глубочайшие извинения перед А. де Сент-Экзюпери за заимствование элементов последней фразы из его бессмертного произведения. Надеюсь, посвящение, написанное от чистого сердца, исправит этот проступок.

А.К.