Другое Солнце. Часть 1. Точка 7

Точка 1: http://www.proza.ru/2013/08/07/230
Точка 2: http://www.proza.ru/2013/08/09/287
Точка 3: http://www.proza.ru/2013/08/10/322
Точка 4: http://www.proza.ru/2013/08/10/1901
Точка 5: http://www.proza.ru/2013/08/11/12
Точка 6: http://www.proza.ru/2013/08/11/54


7. Смена дислокации. Исходная Точка: Восток, Завод.



— Рика, как ты?

Сквозь решётку ресниц я вижу склонившихся надо мной Саньку, Роберта и Олега.

— Что случилось? Рика? Ты в порядке?
— Да, просто… Просто устала. Ребята, если вам не сложно, отнесите меня в кровать… Я ужасно хочу спать.
— Конечно, не волнуйся!

Сильные руки подхватили меня, и я поплыла по воздуху, слегка покачиваясь на волнах.

— Саш… А Саш… Я хотела с тобой поговорить… Потом, когда посплю… Хорошо? Мне нужен твой совет… Нужна твоя голова. Слышишь, философ?
— Правда? Ух ты, вот здорово! А я уж думал, я тебе больше не нужен, думал, ты меня забыла совсем.
— Ну что ты… Глупый. Куда я без твоих безумных теорий… Вот только посплю…
— Договорились, Рика! Ух ты, как же я рад! Как же…

Его голос уплывает, затихая, растворяясь в жарком воздухе, словно льдинка в горячей воде. Жарко. Огромное Солнце смотрит на меня свысока.

— А почему Солнце такое жаркое? Ведь зима…
— Тихо, Рика, тихо, — откуда-то сверху приплыло лицо Ли, озабоченное и озадаченное. — Тихо, не говори ничего.

На лоб легло что-то мокрое и холодное. Меня бросило в дрожь.

— Ты… Красивая… — шлёпает губами мой двойник, склонившись надо мной. — Я… Люблю… Тебя…
— Доктор, верните меня… Обратно… — шепчу я, — ну сколько же можно издеваться над девушкой… Это жестоко…
— Зато интересно, — улыбается доктор. — Игра, Марика. Самое главное — это игра.
— Какое мне до всего этого дело? Я всего лишь копия. Кукла.
— Ах, это неважно, неважно…

Я смотрю на свою руку. Там, на суставах, я ясно вижу шарниры. Кожа почти прозрачная, кажется, силиконовая. Я сгибаю пальцы — внутри кисти стрекочут сервоприводы.

— Так я и знала… Я всего лишь копия… Всего лишь копия… Всего лишь…
— Рика, Рика, очнись, очнись! — это снова Ли склонился надо мной. А почему склонился? Я до сих пор лежу? Меня до сих пор не донесли до кровати? Волны… Я плаваю на волнах…
— Я никогда тебе этого не прощу, — Ирка смотрит на меня, в её глазах — холодная ненависть. — Ты — фальшивка, нарядная кукла, но он тебя никогда не полюбит по-настоящему. Ты для него останешься просто игрушкой, даже после того, как откроешь Стену.
— Ирка… Прости… Лучше бы меня просто не было… Зачем кому-то нужна копия?
— Потому что изначально оригинал не способен на то, на что способна ты, — лицо доктора искажает страдальческая гримаса. — Ну зачем ты заставляешь меня убивать всю интригу? Отстань уже от меня со своими расспросами.
— Это нечестно… Я на такое не подписывалась…
— А никто не подписывается, детёныш, — Валерьянка задумчиво грызёт мундштук трубки. — Никто не подписывается, но в итоге… Это просто жизнь. Понимаешь? Ничего из ряда вон. Просто жизнь.
— Я просто копия.
— Ты — не просто копия. Ты — носитель информации. Уникальный компонент. Ключ. Без тебя Стену не открыть.
— Правда?
— Если я правильно всё рассчитал, то да, — Санька привычно серьёзен. — Если я верно рассчитал, твоя «смерть», как и смерть твоего двойника, запустила что-то вроде цепной реакции и, как следствие, программа Стены была активирована. Для каждой двери нужен свой ключ. Если бы тебя не существовало, тебя стоило бы придумать.
— Но почему я?
— А почему нет? — Валерьянка пожимает плечами. — Почему нет? Это мог быть любой из них, вообще любой. Но, видимо, жребий пал на тебя. Ты уж не обессудь.
— Ирка…
— Я была о тебе лучшего мнения, — Ирка смотрит куда-то мимо меня. — Думала, мы станем подругами. Даже несмотря на то, что Ли нам тобой все уши прожужжал задолго до того, как ты сюда пришла. Рика то, Рика это… Мы знали, что ты есть, что ты придёшь. Тебе многие завидовали после этого пророчества… Считали, что ты избранная, что ты лучше других. Потом оказалось, что завидовать-то и нечему… Не в моём случае, правда.
— А как же Алёна? Она ведь тоже любила Ли.
— Алёна… Она его и так любит. Она удивительный человек. Она знает, как он к тебе относится, но… Это для неё, кажется, ничего не меняет. Я бы так не смогла.
— Жаль… Жаль, Ирка…

Огромное жареное Солнце. Боже, уберите же его куда-нибудь. Кто-нибудь? Есть тут кто? Алло? Есть кто дома? Мне плохо. Мне жарко. Ли, пожалуйста…

— Тсс, тихо, девочка, тихо, — Ли промакивает мне лоб мокрой холодной тряпкой. — Тихо, не говори. Побереги силы. Ты нам нужна. Ты мне нужна, слышишь? Не исчезай…

А? Исчезаю? Я? Как это? Почему? Я не хочу исчезать. Пусть даже я и копия, пусть даже так. Пусть я не знаю, кто я и для чего, но я не хочу исчезать, Ли, не отпускай меня, Ли!

— Не бойся, Рика, я с тобой. Всё хорошо. Правда. Алёнушка тебе помогла, хотя и не знала, что с тобой делать. Но ты всё-таки человек. Так что ты идёшь на поправку. А теперь спи. Хорошо?

Он целует меня в лоб. Его губы горячие и сухие. Я тянусь к нему, к его губам, но не могу даже поднять голову. Тяжело. Тяжело.

— Бедная Рика. Выздоравливай, ладно?
— Ёлочка, это ты?
— Ага, — девочка гладит меня по волосам, — я тут.
— Ёлочка…

Мир снова мутнеет и проваливается во тьму.

А во тьме — ничего. Пустота. И там, среди этой пустоты, стоит Стена. И тихонько звенит. Поёт переливчато, как тибетские поющие чаши.

Я подхожу к Стене и касаюсь рукой прохладной поверхности зеркального стекла.

Внезапно над моей головой расстилается небо. Громады облаков, рассеиваясь трассерами в горизонте, сходятся в одной точке прямо над моей головой. Под ногами хлюпает жижа, похожая на болото или землю после сильного дождя.

А вокруг — сад, такой старый и одичавший… Кажется, здесь давно уже никто не живёт, в этом Доме, таком же старом, обитом побуревшими от старости досками, увитом виноградной лозой — той же самой, что обвила старую сосну, взбираясь по ней до самого неба.

А вокруг — лето, стрёкот кузнечиков, жужжание шмелей на кустах пионов и шиповнике, и крыши домов, дрожащие в мареве летнего дня, и на летней веранде накрыт стол — белой скатертью, а на ней вазочки с вареньем, а в корзинке — плитки горького шоколада, а в старинных бутылках — солнечное вино из райских яблок, а в чашках — чай из липового цвета.

И закат за окнами, янтарный закат, мой любимый цвет. Мои мечты. Моё детство. Моя старая кровать, и под одеялом прячусь с фонариком и книжкой, пока мама не догадалась. А ночью, выскользнув из-под одеяла, зажечь свечку перед старым-престарым зеркалом, зеленоватым от времени, и там, в отражении — неясные почему-то черты, расплывающиеся, становящиеся ничем, чернеющие провалом коридора с тысячей отражённых свечей.

Но чу! Скрипят половицы, кто-то идёт, прячься, скорее прячься под одеяло! Свечка — ффу! — погасла, и керосиновая лампа в её руках, керосиновая лампа на столе, и мотылёк, в слепом упрямстве бьющийся в её стекло, в зеркало, в окно, в Стену — чтобы навсегда покинуть Ад, уйти, хлюпая сапогами по грязи. И на губах горький привкус чьих-то губ, забытый запах любимого человека, пушистый свитер, в котором можно спрятаться — такой он огромный; и кажется, что больше ничего не надо, ничего, ничего, ничего…

Пусть только письма идут, и дороги-километры, и поезда, и провода, обратно к старому Дому, к старому саду, в те счастливые летние дни, и в вечера янтарного заката, в страну, где жили мечты, мои мечты, моё детство, там, где теперь не осталось ничего, кроме тёмной пустоты, пустоты — и Стены в этой пустоте, и пустоты, отражающейся в Стене и во мне, тёмной пустоты во мне…

Коридор уходит в бесконечность. Свеча догорела и погасла. Дым тянется в небо, словно от погребального костра. Кто я была — какая теперь разница? Я давно закончилась. Я давно умерла. От меня остался только силуэт — и пустота внутри. Не смотри мне в глаза, не смотри — ты не увидишь там ничего, совсем ничего, кроме забытого прошлого.

У Марики Джалиевой было прошлое. У меня было настоящее. У кого из нас есть будущее? Что такое будущее?

Стена.

— Если бы не ты… Не знаю, что бы мы делали. Но с тобой мы можем. Можем пройти. И я верю — мы будем счастливы. Навсегда. Я люблю тебя.

Я люблю тебя.

Навсегда.

Слышишь, Ли?

Навсегда.






— Проснулась?

Тусклый беловатый свет пробивался через крохотное окошко под самым потолком.

— Давай-ка мы тебя попробуем посадить, — Алёна приподняла мою спину (какие у неё сильные руки, оказывается) и подсунула под неё подушку. — Вот так. Болезнь отступила, но ты всё же ещё полежи, на всякий случай, ладно? Вот, бульону тебе сварила.

Она пристроила мне на колени ящик, переоборудованный в столик, и расстелила на нём полотенце. Потом поставила на ящик кружку с бульоном.

— Еда в Аду не очень, но хорошо хоть такая есть. Не знаю, где Ли откопал эти консервы, но если бы не они, мы бы, наверное, недолго прожили. А ещё макароны. Так что я, конечно, многое могу приготовить, только вот не из чего. Эх, да что там еда. Хорошо хоть я тебя смогла вытащить. Я боялась очень. Ты же понимаешь, ты же Ключ, без тебя… Без тебя ничего не получится. Но ты ещё и не простой человек. Я на тебя смотрела, но вместо обычной сетки-паутинки видела… Ничего не видела, в общем. Пустота. И я не знала, что с тобой делать. Мишка тогда сказал, что я врач, но это не так. Я целитель, я не знаю названий болезней, не знаю, какие нужны лекарства. Я просто вижу, что и где разладилось и исправляю это. А у тебя… Но эта твоя пустота, она была непостоянна. Иногда ты словно становилась нормальным человеком, а иногда снова… Я дожидалась, когда человеческого в тебе станет больше, и тогда лечила. Вот… Вроде бы помогло.

Она улыбнулась, совершенно искренне улыбнулась. Я не могла понять. Если она знает, если она догадалась, или… Почему она так добра ко мне? Потому что я Ключ, потому что я важна для группы? И только? Нет, не похоже…

— Алёна… А ты…
— Знаю, знаю, — она села на стул, сложив руки на коленях, — знаю, о чём думаешь. Но ты… Ошибаешься на мой счёт. Мишку я люблю, конечно, но не так, как ты. Он мне как брат, понимаешь? У меня был брат, ну, когда жива была. Старший. Замечательный он был, лучше всех. Алёша. Мы сиротами были, отец с матерью умерли, разбились на машине. И Лёшка остался со мной один. А ему тогда двадцать было, он сам был ребёнком. А мне — шестнадцать. Нам родственники помогали, конечно, кто чем мог, но по сути брату пришлось взять на себя всё. Он работал на двух работах, чтобы мы жили нормально. Я училась, потом и сама работать стала, когда повзрослела, в детском саду работала. Так и жили. И он никогда не унывал. Никогда. Тяжело было, а он улыбался. Такой вот он был человек. Я его обожала. У меня не было никого роднее брата. Никого ближе не было. Я и замуж-то не вышла, не сошлось как-то…
— А как ты умерла?
— А сгорела, — она грустно улыбнулась. — Пожар был, меня и завалило. Дом был деревянный, старый, многоквартирный. Просто «воронья слободка»… И то ли проводка где-то перегорела, то ли ещё что… Ну и сгорело всё. Не знаю, потушили дом или нет. Да и не важно, я-то всё равно выбраться не смогла, балкой меня придавило.
— А брат?
— Он на работе был. И слава богу. Хотя я не знаю, как он жил потом. Хочу верить, что не сломался. Хочу верить, что смог найти в себе силы жить дальше. Вот… А когда… Ну, пробудилась — Мишку встретила. Он меня инициировал. И знаешь, чем-то показался мне… Похожим на Алёшу. Не внешне, конечно! — Алёна рассмеялась. — Нет… Просто было в нём что-то такое… Такое же, внутри, как у Алёшки. Может, характер… Или душа… Но, как бы то ни было, я его сразу приняла. А он — меня. Как будто всегда знакомы были. Знаешь, как бывает, да? Так что зря ты волнуешься. Я тебе не соперница. Да и вижу я, как ты его любишь. С самого начала, как ты сюда пришла, я это увидела. Да и он, когда ещё про тебя рассказывал, тоже… Ни о ком так не говорил, как о тебе. Всегда с теплом таким, с нежностью… Сам того стеснялся, старался прикрываться маской серьёзного и мудрого наставника, ещё и с пророчеством этим… Да только мне что, я же его насквозь вижу.
— Ирка…
— Да, — Алёна кивнула, — да. Про Иру я знаю. Она в него как кошка влюбилась. Он её сам пробудил, одной из первых инициировал. И она за это ему была настолько признательна, что… Да и Мишка — парень обаятельный, что уж. А она, как и ты — молоденькая, чувства играют, эмоции, всё ярче, сильнее, в юности-то. А он от неё шарахался, — Алёна весело рассмеялась. — Недаром же Валерьянке её отдал на воспитание. Понимал, что, если сам будет учить, ничему она не научится, потому что как учителя воспринимать его не будет. Но Валерьянка молодец, быстро её вымуштровал этой своей борьбой. Закалил, воина сделал из девчонки. Она и повзрослела тогда, быстро повзрослела. Но от любви не отказалась, наоборот. Так что… Тут я тебе ничем помочь не смогу. Тут уж ты сама.
— Да… Спасибо, Алён.
— Да не за что. Ладно, ты бульон-то ешь, а то остынет. А я пойду. Как поешь, поспи ещё. Тебе полезно, организм сам себя долечит. Хорошо?
— Ага.
— Давай тогда, отдыхай.

Дверь за ней закрылась, а я подумала: у меня снова дежавю. Как тогда, в больничке. И Алёна — прямо как тётя Аля. И даже бульон. Аж неуютно стало от таких мыслей.

Допив пресловутый бульон, я сняла с себя ящик-столик и, поставив его на пол рядом с кроватью, улеглась поудобнее, натянув на себя одеяла и тряпки, которыми меня накрыли.

Интересно всё же, что это была за болезнь такая? Почему вдруг я заболела? Сразу после встречи с двойником, что характерно. Сразу после Ада метро.

Нет, всё-таки я хочу поскорее отсюда выбраться. Всё равно, что там, за Стеной, лишь бы не Ад. От Ада я уже устала…

Сон наполз тёплым пушным зверем, укутал, убаюкал меня, потушил свет в окошке.

«Вот бы не видеть никаких снов. Вот бы просто поспать…»





— Ну как ты, Рика? — в Санькиных глазах было любопытство. Вот уж точно исследователь-философ, подумала я. — Вообще, это нечто. Ты просто уникум. Я имею в виду, твои особенности.
— Что?! Какие особенности?? — я так и подскочила. — Что?.. Откуда??
— Тсс, не кричи. Алёна сказала, тебе вредно волноваться. В общем, мы за тобой наблюдали. С Валерьянкой и Робертом. Вроде как исследовали. В общем, то, что мы нашли… Ну, конечно, это в основном Валерьянка нашёл, но анализировали мы вместе! Короче. У тебя есть две особенности, связанные друг с другом. Они дают тебе возможность быть Ключом. Первая — резонанс. Дело в том, ты, я думаю, знаешь, что все предметы и существа издают звуки? Иными словами, испускают звуковые волны на различных частотах и диапазонах. Стена — тоже. Её «голос» уникален — повторить его было бы невозможно, даже будь у нас серьёзная аппаратура. Но ты умеешь его воспринимать, входить со Стеной в резонанс. А твои собственные звуковые волны воспринимаются Стеной. Роберт считает, что таким образом происходит распознавание типа «свой-чужой». Стена говорит с тобой, слушает тебя. А ты — с ней. Далее. Вторая особенность заключается в том, что при достижении этого самого резонанса твоя природа изменяется. Это, впрочем, скорее гипотеза, мы пока что не можем её доказать. Но, очевидно, входя в резонанс со Стеной, ты перестаёшь быть человеком, и становишься… Не знаю…
— Стеной — но маленькой?
— Ну, э-э, не особо удачная формулировка, но тем не менее наиболее близкая. Я думаю, что ты даже внешне меняешься, потому что изменение структуры организма затрагивает все его системы. Вот. И каким-то образом при соблюдении всех этих условий Стена «открывается». И тогда через неё возможно пройти. Вот к каким выводам мы пришли. Да, пока не забыл! — Санька щёлкнул пальцами. — Мы узнали о том, что у тебя есть двойник, и что ты считаешь себя подделкой или чем-то вроде. Так вот: ты не подделка. Ты действительно жила.
— Как это возможно? Я же видела её, там, в Аду метро. И данные о родителях…

Санька широко улыбнулся.

— Аморф.
— Что?
— Ты — аморф. Она и правда была человеком — ты сама её создала. Но твоё сознание ушло на второй план. Однако по неизвестной нам причине ты не исчезла, а словно бы ждала своего часа. Поезд, под которым умерла она — под ним умерла и ты. Поезд был один и тот же. Понимаешь? Но когда ты попала в Ад, то есть когда вы обе сюда попали — вас разделило, скажем так, на Марику-твоё создание и собственно Рику, то есть тебя. Поэтому и были созданы две учётные записи в Библиотеке. Это моя гипотеза. Словом, ты такая же, как Иман. И как я. Ты отказалась от своей сути. Но вместо того, чтобы стать, например, Духом, ты впустила в себя сущность Стены. Так что, в принципе, ты человек. Где-то наполовину.
— Значит… Это просто форма?
— Ну-у… — Санька почесал в затылке, — в общем, да. Всё решило то, что ты попала в Ад как человек, хотя сущность свою сменила ещё там, в Мире людей. Из-за этого, и из-за того, что созданная тобой Марика Джалиева существовала довольно долго, её память и жизненный опыт после пробуждения ты приняла за свои. Память о твоей настоящей жизни, то есть не о жизни твоего создания, а о твоей жизни, видимо, была заблокирована и хранится где-то в архивах твоего подсознания. Там же находится и истинная причина того, почему ты отказалась от своей сути, а так же как узнала о Стене, и как смогла принять её сущность. Ведь, если учесть, что в Мире людей Стены нет, становится немного непонятно: откуда ты вообще её взяла? Я имею в виду, как ты её нашла, эту сущность? Может быть, был кто-то, кто этому поспособствовал? Может быть, это часть чьего-то грандиозного плана? Ну, этого мы не знаем. Возможно, однажды ты всё вспомнишь.
— Вот как…

Я подозревала нечто подобное. Хотя размах замысла поражал. Кому нужно было создавать такую меня? Зачем мне нужно было создавать вторую себя? Откуда взялась Стена? Ответы породили лишь новые вопросы, как и говорил Ли. Но, по-крайней мере, теперь я знаю, что я не копия. Я — оригинал. Просто несколько видоизменённый и с амнезией. Если, конечно, наши доблестные исследователи правы…

«…и в этом фатальном для неё случае Иман может просто перестать существовать, вообще. Если личность созданного ею, скажем, Ловчего, подавит её личность, то у нас получится Ловчий с провалами в памяти и раздвоением личности…»

Ну да, Валерьяныч. Так и вышло. Получилась у вас девочка с провалами в памяти. А созданная ею личность по неясной причине мучается в Аду метро.

Интересно, однако, почему же фатальный для Иман случай не стал тогда фатальным для меня? Значит, выходит, я более… Продвинутая? Да-а уж…

— А почему я не перестала существовать?
— Ты чуть было не перестала существовать. Во время болезни ты стала исчезать. Стала прозрачной. Таяла на глазах. Мы все здорово перепугались, если честно. Ты бы видела Ли! Вот уж кто перепсиховал. Просто по стенам бегал от ужаса. Но ты знаешь, я был спокойнее. И Валерьянка с Робертом. Потому что мы знали: ты не исчезнешь, пока твоя миссия не будет завершена. Значит, бояться нечего. А Ли просто поддался эмоциям, что для него не особо характерно, как говорили ребята. Нет, ну, все волновались, конечно. Но… Верили. В лучшее.
— Вот как… Значит, всё-таки… Интересно, а Ирка тоже волновалась?
— Ну я же сказал: все волновались. А что у вас, поссорились?
— Да… Что-то в этом роде… — мысленно я восхитилась Иркой. Ведь могла бы всем рассказать. Но не стала. Гордость и честь. Ты настоящий Воин, Ирка. Мне до тебя далеко…
— Что ж, вижу, новости тебя всё-таки порадовали, — Санька похлопал меня по плечу. — Правильно ты сделала, что обратилась ко мне… Ну, то есть к нам. Разве ж мы тебя раньше подводили? Теперь дело за малым. Нужно отправиться к Стене, войти с ней в резонанс и вывести нас отсюда.
— И правда, — пробормотала я, — ерунда, раз плюнуть…
— Ну, я, конечно, утрирую… Но… Постарайся послушать своё звучание. И звучание Стены — если ты её уже слышала.

Неожиданно мне вспомнился тот звук, во сне, когда доктор расхохотался, а Стена тихонько зазвенела. В то же время я вспомнила другой звук — громкий и монотонный, звучавший в моей голове у стен Библиотеки. Может быть, первый звук — это голос Стены, а второй — мой голос? Ещё бы понять, как этим пользоваться…

— Ну, раз у тебя больше нет вопросов… Ты как вообще?
— Спасибо, Сань, за всё. И ребятам передай мою благодарность. Ты и в этот раз меня не подвёл.
— Рад стараться, Рика! — он довольно улыбался. — Рад, что смог тебе помочь. Ты уж не забывай обо мне, хорошо? А то я иногда, знаешь… Скучаю по тем временам, когда никого больше не было в пустом мире, кроме нас с тобой… Ладно, я побегу!

И он действительно выбежал из подсобки. Дверь хлопнула.

«Он всё ещё вспоминает о том… Но держится, надо отдать ему должное… И как бы его убедить…»

За окошком, кажется, мела метель, заметая стекло, совсем как в ту ночь, на крыше моего дома.

«Когда же эта зима закончится…»





Костя прислушался.

«Похоже, всё-таки не показалось…»

Ночь, а в ночи — десятки красных огоньков. Тяжёлое, отрывистое дыхание. Совсем рядом.

Он смотрел туда и думал: интересно, неужели за нас взялись всерьёз?

А они выходили из ночи — крепкие, жилистые. Скалились пасти, горели голодным огнём глаза.

Костя ткнул Кольку в бок — Ёкодзун даже не среагировал.

— Слыш, толстый! Подъём, упыриная тревога.
— А? — Колян помотал головой, стряхивая сон. — Чего ты?
— Упыри, говорю.
— И чё? Сам никак?
— Да не то чтобы никак, просто многовато их сегодня…
— Да?

Ёкодзун протёр глаза, всмотрелся в темноту… И увидел их.

— Оба-на… Твоя правда, Повелитель Тьмы. Многовато.
— По моим прикидкам где-то три-четыре десятка. И, сдаётся мне, это только передовые отряды.
— Что делать будем? Попробуем отбиться или общую тревогу трубить?
— Давай попробуем отбиться. Всё-таки мы не из слабаков. Не зря же тренировались.
— Пожалуй.
— Но ты будь готов, если что. Если там их больше сотни, можем и не выстоять.
— И чего они вдруг… Обиделись на нас, что ли, за наши тренировки?
— Может быть. Хотя мне кажется, тут дело в другом. Развязка близко…
— И то правда. Ну что, пошли?
— Идём.





С улицы вдруг донёсся громкий визг и вопли. Все повскакивали с кроватей.

— Что такое? — китаец вывалился из подсобки, как чёртик из табакерки, на ходу продирая глаза.
— Ничего хорошего, — Валерьянка раскурил трубку. — Началось.
— Уже? Твою мать, что ж так быстро-то… — Ли болезненно поморщился.

Тут дверь с грохотом распахнулась, и внутрь ввалился Ёкодзун. Из-за двери доносился треск электрических зарядов.

— Начальник, шухер! Упыри на штурм пошли! Алёнка, подхиль(1), ушатали!

Алёна подбежала к раненому. К двери с яростным воплем рванулся Пророк.

— Да я вам, гады, сейчас устрою! Костян, держись!

Он выскочил за дверь, и тотчас же там загрохотали, разрываясь, огненные шары.

— Хуже другое, Начальник, — Ёкодзун перевёл дух. — Упыри дохнут.
— Мм… А почему — хуже?.. — спросонья не сообразил Ли. Но в следующий момент до него дошло. — Постой, как это — дохнут??
— Так. Совсем. В пепел превращаются. А это значит, что мы уже… Десятка два мучеников загубили.
— Интересный ход, — кивнул Валерьянка. — Как и ожидалось от Хантера.
— Валерьяныч, ну что ты сидишь?! Надо это прекратить! Так же нельзя, они же люди!
— Ага, — меланхолично отозвался Потусторонний, — а ещё они очень голодны, эти люди.
— Так… Понятно… — Ли схватился за голову. — Олег! Давай туда, уйми наших магов! Ёлка! Иллюзию пустоты!
— Легко сказать — «уйми», — проворчал вампир. — Ладно, что поделать…

Он вышел за дверь. Грохот сражения снаружи стих. Тотчас же Ёлочка задействовала иллюзию.

Вместо склада номер четыре перед упырями неожиданно образовался пустырь. Они застыли в нерешительности, не понимая, что случилось.

Ёкодзун втащил внутрь Костю. Было видно, что Повелителю Тьмы досталось. Следом вошёл ошалевший Пророк с дымящимися ладонями.

— Никогда ещё… Такого не видел… — выдохнул он.
— Скольких загубили? — осведомился Валерьянка.
— Да кто ж их считал-то?? Они нас и так чуть не сожрали.
— Пфе, — Валерьянка презрительно сплюнул. — Если вас упыри чуть не сожрали, что ж вы с Ловчими делать будете, Воины?
— Вот сам бы и шёл тогда! А не дымил тут трубкой с умным видом! — взорвался было Пророк, но тут же взял себя в руки. — Да глупость всё это. Просто они застали нас врасплох, а эти двое, — он кивнул на притихших Костю и Кольку, — вместо того, чтобы объявить тревогу, решили поиграть в героев! Тоже мне! Добры молодцы!
— Тридцать пять или тридцать шесть, точно не скажу, — пробурчал Ёкодзун. — Да кто ж знал-то, что они дохнуть будут? Я думал, как обычно… Как на тренировке…
— Молодцы, потренировались, — ядовито заметил Пророк. — Вот уж точно, сила есть — ума не надо. А доктор только того и ждёт!
— Странно всё это, — задумчиво произнёс Ли. — То есть он таким образом решил нас подстегнуть, ускорить события?
— …Или не дать Рике возможности нормально освоить свои таланты, таким образом отбросив нас назад, — добавил Валерьянка, и все как-то сразу приумолкли. Версия Потустороннего больше всего походила на правду.
— Что будем делать? — наконец поинтересовался Олег. — Ёлочка, а сколько иллюзия висеть будет?
— Да сколько угодно, — отозвалась девочка. — Но мы же не можем сидеть тут вечно.
— …А вот они, похоже, уходить не собираются, — Пророк выглянул в окно.

Упыри стояли там же, словно ждали, что морок спадёт, и можно будет продолжить бой.

— Так это мы что, в осаде теперь, что ли? — спросил нарисовавшийся Санька.

Но ему никто не ответил. Вопрос был риторическим.





— Ли?.. — я заглянула китайцу в глаза. Он сидел на ящике, уставившись в одну точку.
— Дела плохи. Но мы должны… Найти выход. Мы не можем убивать упырей. Они же не в чём не виноваты, они просто безвольные пешки доктора. К тому же голодные. Если мы их убьём, они не смогут снова переродиться и стать людьми.
— А может, это неплохой для них вариант? Типа нирвана, — ухмыльнулся Валерьянка.
— Какой-то ты недобрый сегодня, — проворчал китаец.
— Не более, чем всегда.
— Я думаю, надо прорываться, — Ирка повязала на лоб красную ленту, убрав чёлку с глаз. — Если не прорвёмся, будем сидеть тут вечно.
— Да-да, именно этого он и ждёт — пока глупые мальки вроде вас пойдут в атаку, — Валерьянка зевнул. — Упырей ему, конечно, не жалко, а если они ещё и вас прикончат — так и вообще лучше не придумать. С другой стороны… Тц, Ли, как мы с тобой этот момент упустили, а? Убийство, малята, это грех. Ферштейн? Соответственно, с каждым убитым-в-прах-развеянным вы от Стены дальше. И кончится это тем, что вы к ней просто не сможете подойти, и тогда, ну, в лучшем случае останетесь здесь ещё на какое-то время. Или все мы останемся. А если вас убьют — это как нормализация, только хуже: вы переродитесь в том круге Ада, в который были изначально распределены, причём снова беспамятными. Типа гейм овер. И с начала. Кто желает — шаг вперёд. Что, Иркин, всё ещё хочешь прорываться, нуу?

Ирка покраснела и закрыла лицо руками, уткнувшись в колени.

— Нет, это не вариант, конечно, — произнёс Ли задумчиво. — Нужно обдумать… Ира, не расстраивайся. Ты всё правильно делаешь — в том смысле, что варианты нужны. Я хочу, чтобы каждый придумал хотя бы один вариант исхода. То есть у нас получится минимум пятнадцать вариантов, которые мы проанализируем и на основе этого анализа выберем наиболее оптимальный. Или же придумаем другой вариант, отталкиваясь от предложенного.
— Уже четырнадцать… — прошептала расстроенная Ирка.
— Ничего подобного, — возразил Ли. — Ты же не выбыла из игры. Неудачный вариант — не повод унывать. Мысли конструктивно. Хорошо?
— Да…

Я почувствовала лёгкий укол ревности. Нет, казалось бы, ничего такого, он просто её утешал… Но тогда почему меня это так злит? Чёрти что.

— Ну что, задача всем понятна? Считайте это чем-то вроде экзамена. От того, насколько успешно мы его сдадим, зависит то, как скоро мы сможем добраться до Стены и уйти за неё. И кстати, меня беспокоит судьба Рики и её умений. Если даже мы доберёмся до Стены — она ведь не пробовала даже, не тренировала свои умения, как же мы пройдём-то? Подумайте над этим тоже. Рика, особенно ты. Прислушайся к себе. Что тебе подскажет твоя… Сущность Ключа?
— Хорошо, Ли.

Хорошо-то хорошо, вот только я не представляла, что мне нужно для этого сделать… Ну ладно, что-нибудь придумаем…

— У меня есть замечание относительно Рики, — Роберт встал и поправил очки. — Полагаю, в данном случае может иметь место аффективное развитие. Как вам известно, в критических ситуациях ради выживания человек способен на многое из того, что является для него невозможным в обычных условиях. Полагаю, если Рика попадёт к Стене в настоящих условиях, окружённая Ловчими и упырями, она сможет открыть свой талант гораздо быстрее.
— Ничего себе «шоковая терапия»… — пробормотал Ли. — Однако в твоих словах безусловно есть доля истины.
— Более чем вероятный сценарий развития событий, — кивнул Валерьянка. Улыбнулся Роберту: — Садись, «пять».

Человек-компьютер никак не отреагировал на шутку.

— Ну? Кто что ещё скажет?
— Иллюзия? Мы можем пройти к Стене, используя иллюзию? — спросила Ёлочка.
— Можно было бы, если бы речь шла только об упырях и Ловчих. Но есть ещё и доктор. Едва ли он не сумеет разгадать твою иллюзию, ведь в этой области он профи, — грустно ответил Ли.
— Отвлекающий манёвр? — Пророк задумчиво наматывал локон на палец.
— В смысле?
— Ну… Если мы и правда убедим дока, что решили прорываться к Стене. Или хотя бы убедим в этом Ловчих и упырей. То есть… Делимся на две группы. Одна — основная, там почти все. Вторая — тайная. Там… Валерьянка или Ёлочка, и Рика. Если отвлечь от них внимание боевыми действиями, при этом стараясь не убивать противника, а только калечить, то можно предположить, что вторую группу противник не заметит, сосредоточив всё внимание на первой.
— Мысль, конечно, хорошая, — Валерьянка подёргал себя за бороду, — однако… Ты опять-таки не учёл доктора. Он-то не Ловчий и не упырь, он поймёт, чего именно в супе не хватает. И… Либо перераспределит силы, либо, скажем, на ликвидацию второй группы явится самолично. И тогда ни мне, ни тем более Ёлке против него не выстоять. Очень жаль.
— А почему «ликвидацию»? По-моему, он меня убивать не собирался, по-моему, он вообще не вступает в игру как фигура. Он — шахматист, разве нет?

Валерьянка покосился на меня.

— Может, и так, а может, и нет. Я бы не стал рисковать тобой вот так вот. Да и не только я. А твоё «убийство» к тому же станет просто… — тут он замолк. — Минутку. А может ли он вообще тебя убить?
— Что ты имеешь в виду? — Ли напрягся.
— Имеет место прецедент. В Аду уже есть мученица по имени Марика Джалиева. «Убийство» пробуждённого ведёт к тому, что он начинает всё с нуля, перерождаясь в своём круге. На момент твоего попадания сюда, точнее, вашего попадания сюда, возможно, имел место сбой системы, благодаря которому распределение получили обе Марики. Но сейчас… Бомба второй раз в одно и то же место не падает. Две одинаковые мученицы — это-таки нонсенс. Думаю, доктор давно бы «убил» тебя, если бы это было возможно. И тут я либо неправ, и он преследует какую-то иную цель, либо я прав, тогда против тебя он бессилен, а потому предпочитает пудрить тебе мозги, чтобы ты не догадалась о том, что препятствий на твоём пути фактически нет.
— Это всё, конечно, хорошо, сенсей, но это же гипотеза, — важно заметил Санька. — Нельзя просто так отправлять Рику к Стене, не будучи уверенным в том, что гипотеза верна.
— Сам знаю, гений ты наш. Думаю… Думаю… Думаю, можно использовать вариант Ильи, но не как основной, а как проверочный.
— То есть?
— То есть мы с Рикой выйдем наружу. И якобы направимся к Стене. Если упыри нападут, если попытаются нас «убить», — значит, Рика, «убить» тебя-таки можно. Но если… В общем, нам нужно, как верно отметил наш Призрак, проверить гипотезу. Кстати, дабы не провоцировать упырей, для меня разумно будет пойти невидимкой. Разгадать меня у них кишка тонка. Но если они нападут, я успею защитить Рику и отступить обратно в штаб.
— А если не нападут?
— Тогда… Тогда, тогда… Точно! Максимально близкая к Стене точка — Парк Вечного Одиночества. Если мы пройдём, Вадька переправит остальную группу туда.
— Это неплохо. Но что, если доктор подтянет силы к Парку?
— Ясен пень, подтянет. Так просто он не сдастся. Очевидно, в Парке нам придётся принять бой. Главное, чтобы Рика добралась до Стены. И пока она будет её настраивать, нам нужно будет продержаться. Притом никого не убив. Да, непросто. Но — реально.

В зале раздался ропот. Конечно, если Валерьянка сказал «реально», значит это и правда реально. Однако Потусторонний был известен как тот, кого никогда особо не заботила безопасность группы.

— Хмм… Ладно… — Ли сомневался. Это было видно. — Ладно… Есть ещё предложения? Думайте. План Валеры хорош, но довольно рискован. Возможно, кто-то из вас сможет предложить более безопасный? Если нет, поступим так, как предложил он.
— Да брось, Ли, я же предлагаю пока что просто проверить гипотезу, — возразил Потусторонний. — Если они всё-таки могут «убить» Рику, мой план не имеет смысла.
— Я «за», — поднял руку Санька. — Подход научный, попробовать стоит.
— Полагаю, я склонен согласиться с коллегами, — Роберт тоже поднял руку. — Я «за».
— А что, кто-то объявлял голосование? — в голосе китайца послышалось раздражение. Он явно нервничал. Санька стушевался, Роберт просто опустил руку. — Думайте, я сказал. Нас тут пятнадцать голов, неужели ничего другого придумать нельзя?
— Я думаю, надо попробовать.

Я не узнала свой голос. Это что, я сказала? А? Правда что ли?

Все взгляды обратились ко мне. Ли глядел на меня во все глаза.

— Ты хочешь попробовать? — спросил он, не веря своим ушам.
— Ага, — ответила я, не веря своим.
— Ну ладно, — как-то растерянно произнёс он, — Если ты хочешь попробовать, я не против…

Я сглотнула.

— Ты за меня боишься. Ты меня воспринимаешь эмоционально, а не как Пастырь. Из-за этого мы теряем время. Нам нужно уже действовать.

Валерьянка зааплодировал:

— Вот так детёныш, ай молодца! Хе, Ли, либо ты её классно натаскал, либо она к тебе по ошибке попала. У детёныша явно мой характер. Как Ирка, тоже Воин.

Ирка покраснела и надулась. Такое сравнение ей явно не льстило.

Ли развел руками:

— Она вообще меня не устаёт поражать в последнее время. Просто как подменили девчонку. Что ж, товарищи-друзья… В таком случае, и если ни у кого нет других предложений, мы… Неужели ни у кого нет вариантов? Может, всё-таки…
— Да хватит тебе уже за неё трястись!
— А? — китаец изумлённо смотрел на красную, как рак, Ирку. — Ира?..
— Хватит, я говорю! — Иркин голос звенел, а глаза сверкали. Я неожиданно поймала себя на том, что любуюсь ей; она была поистине прекрасна в этот момент. Такими я представляла себе героинь войны. — Она ничем не лучше и не хуже нас всех. Любой из нас готов отдать жизнь ради победы. Она — тоже. Твоя боязнь за неё её унижает! Меня бы точно унизила! Сенсей верно сказал: она такая же, как я. Она — Воин. И она пойдёт до конца.

По залу пронёсся взволнованный гул.

— Верно говоришь.
— Точно!

«Ира совершенно права!» — написала Иман в своём блокноте. Было видно, что пылкая речь подруги взволновала даже её.

Я едва сдержала слёзы. Ай да Ирка…

А Ли… Улыбнулся.

— Верю. Другого я и не ждал. Не буду врать, я надеялся на… А, ладно. Неважно. Итак, Валерьянка, поручаю тебе заботу о Рике. Ты уж смотри, она Воин, конечно Воин, но ты — Пастырь, так что с тебя и спрос особый. Понял?

Дух легонько ткнул китайца кулаком в плечо.

— А когда это я тебя подводил? Ничего с твоей драгоценной Рикой не случится. Мы всё-таки не так просты. Правда, Рика?
— Угу!

Я храбрилась, я была воодушевлена, хотя во мне всё-таки жила частичка… Наверное, частичка обычного человека, обычной девчонки. И эта частичка вопила от ужаса.

Но я её старалась не слушать.

«Да сколько же можно трястись? Сколько можно блевать при виде упырей и терять сознание от шуток доктора? Будь храброй, Рика. Будь Воином! Даже Ирка в тебя верит! Все в тебя верят! Ты не можешь подвести их. Просто не имеешь права!»

— Ну, тогда пошли? — Валерьянка улыбнулся. Я улыбнулась в ответ.
— Идём!





Упыри стояли там же. Ждали.

— А я, знаешь, тут несколько некстати вспомнила, как они на меня напали, и Пророк, который меня от них отбил, сказал, что они могли меня съесть. А потом доктор это подтвердил. Значит, может… Они… Ну… Может…
— В общем, Воин сдулся, — резюмировал по-обыкновению ироничный Валерьянка. — Быстро. Я думал, ты продержишься чуть дольше. Что теперь? Вернёмся?

Вернуться и увидеть лица ребят — разочарованные, насмешливые… Ирке в глаза вообще не смогу смотреть, никому в глаза смотреть не смогу…

— Нет уж. Идём дальше.

Невидимый Валерьянка в ответ только усмехнулся.

Упыри стояли. Не атаковали. Словно чего-то ждали. Или это была такая психологическая атака. Сквозь строй. Стоит мне сорваться, показать страх — и меня растерзают?

Прикусив губу, я шла прямо на них, не отводя взгляд от их морд, всё ещё напоминающих человеческие лица. Из-за того, что Валерьянка был невидим, мне казалось, что его тут нет. Только я — и толпа упырей.

Всё ближе. Сердце готово пробить грудную клетку и выскочить наружу.

Упыри стояли. Ни один не пошевелился.

До них оставалось метров десять. Потом семь. Пять. Три. Два. Я кожей чувствовала их дыхание. Метр. Полметра. Последний шаг. Что дальше? Конец? Ну что ж, умру как герой. Никто не придерётся. Даже Ирка простит, наверное. А Ли… Бедный мой Ли… А Стена? А как же… Значит, никому не выбраться? Нет, так нельзя, нельзя!

Глаза в глаза. Я остановилась менее чем в шаге от ряда упырей. Они стояли, не шелохнувшись. Я ждала, затаив дыхание, глядя прямо в горящие красным огнём глаза.

Ну же. Что теперь? Что будет? А? А?? Так и будем стоять?!

Дрожащим голосом, не веря самой себе, я сказала:

— Что встали? Пошли прочь.

Тот упырь, что стоял прямо передо мной, удивлённо склонил голову набок, не двигаясь, впрочем, с места.

— Я сказала, прочь с дороги. Прочь.

Меня била дрожь. Но вместе со страхом я чувствовала злость. Почему ничего не происходит??

— Я СКАЗАЛА, ПРОЧЬ!!

Мой крик прокатился по площади. И сразу же стало ужасающе тихо. Словно весь Ад замер. Казалось, даже моё сердце перестало биться.

И они дрогнули!

Ряды упырей расступились передо мной, как море перед Моисеем!

И я пошла вперёд. Сердце колотилось, я тяжело дышала, в висках билась кровь.

А они расступались, словно не смели даже коснуться меня, словно боялись меня. Или уважали; хотя какого уважения ждать от упырей?!

Я шла прямо к проходной. Упыри расступались, а я думала: как же их тут много! Яблоку негде было упасть, каждый квадратный метр земли был заполнен упырями. Они сидели на ступенях корпусов, некоторые даже на стенах. На бетонном заборе. Везде.

Я торжествовала. Я оказалась сильнее. Сильнее упырей, сильнее самой себя. Значит, я могу. Значит, я и правда Воин!

И тут я вспомнила: блокпост. А там — Ловчие! Как я умудрилась о них забыть??

Двое в чёрных дождевиках медленно, как в кино, как при замедленной съёмке, выходили из кубика блокпоста.

Я сжала зубы. «Победа» над упырями придала мне сил и уверенности в себе. Я понятия не имела, что делать с этими двумя, просто упрямо шла на них, напролом. Вот сейчас, сейчас они сдадутся, прогнутся, не выдержат так же, как упыри.

Всё ближе, ближе. Они стояли возле блокпоста, не двигаясь, не нападая. Ждали.

Ближе, ближе… Черные дождевики не шелохнулись.

Вот до них осталась пара шагов, один шаг, вот сейчас… Сейчас…

Хлоп.

Я уткнулась носом в шероховатую ткань дождевика.

«Ой. Кажется, у меня проблемы…»

— В чём дело, девушка? Я могу вам помочь? — улыбнулся Ловчий.

«Улыбнулся?? А-а, ясно, издевается!»

— Д-да… М-мне бы… П-просто п-пройти… В-вот…
— Пройти? — Ловчий усмехнулся. — Ну проходи.

«Что?! Так просто?!»

Они отошли в сторону. Я медленно прошла мимо них. Второй Ловчий рассмеялся. Первый спросил:

— Да что с тобой такое, а? Ты чего такая испуганная?
— А… Нет-нет, ничего, всё в порядке…
— Ну ладно. Ты скажи, если что, мы разберёмся.

«Ну это уже ни в какие ворота… Кто ж знал, что у Ловчих такое чувство юмора…»

Я вышла. Дверь проходной за мной закрылась.

Завод остался позади.

Я не знала, что случилось. Чудо, быть может? Ну как это ещё можно назвать?

Зато теперь я могу идти к Стене. Просто не верится.

Я широко улыбнулась и, не в силах больше сдерживаться, со всех ног побежала по улице. Только бы подальше от Завода!

Никогда ещё я не чувствовала себя такой свободной и счастливой.

Стена ждала меня впереди.


(Читать дальше: Точка 8. http://www.proza.ru/2013/08/11/153)
(1)От англ. to heal — лечить, исцелять. В данном случае — геймерский сленг.


Рецензии