Копье Судьбы. Книга Первая. Глава 8

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
РАЗБОРНЯК
Лукьяновское СИЗО. Киев. Камера 547. Ночь

В 22-00 дали отбой.
Работал телевизор, за дубком воры играли в карты, пили зимбуру, которую недавно выгнал Кухарь. На нарах храпели.
Вдруг внизу, в паханском углу загорелся фонарик.
Темные фигуры соскользнули со шконок. Скворца рывком сдернули с нар, проволокли по продолу, прижали к стене.
В глаза ударил луч света, сиплый голос сказал.
- Скворец, ты что же это? Назвался мужиком, а сам мокрушник…
- О чем вы?
- Ты, когда малолеток и баб резал, что думал - не заляпаешься?
Зрачки режет блестящий раструб отражателя. Ослепленный, ты отворачиваешься. Пекучая оплеуха возвращает твое лицо  в исходное положение.
- В глаза нам смотри!
- Женщин и детей – не трогал, клянусь!
В бликах света ворочаются угрожающие рожи, кричащие рты.
- Не трогал? Не трогал?! – в самое ухо орет Качан. - А кого ты трогал, тварь?
- Никого!
- Врешь! Сколько людей убил? Отвечай! Че шифруешься, дуплись!
- Никого не убивал.
Сильнейший удар в печень - ты выблевываешь язык, падаешь на колени, получаешь удары ногами в живот, по ребрам, – «на, на, сука!» - испускаешь хрип боли вперемешку с матом: «бляа-а-а…»
- Не бейте… за что?..
Качан за волосы задирает твою голову, заглядывает в заведенные под лоб зрачки.
- Почему не сказал, что ты серийный мокрушник? Упырина, сколько на тебе трупов?
- Остынь, - одергивает его пахан, - тут не ментовской беспредел, а правилка по
понятиям. Сейчас сделаем предъяву, пусть ответит. 
Гусь садится во главе стола. Мозаичный от синих наколок торс его облачен в чистую белую майку-алкоголичку. На изрезанном морщинами лбу блестят капли пота.
- Вот газета, видишь? – говорит он Скворцу. - Тут статья про тебя. Ты, когда
прописывался, что сказал? Что ты мужик. А ты не мужик. Ты мокрушник. Резал малолеток, женщин насиловал и убивал. Знаешь, что с такими делают?
Качан врывается в разговор.
- Сначала мы тебя замесим всей хатой, переломаем всего, потом отпидорасим и
загоним под шконку. Там ты будешь молиться, чтобы сдохнуть побыстрее, но никто тебе не поможет, потому что все будут тебя трахать и п...здить беспощадно.
- Я не читал газету, - говоришь ты, - я не знаю, что там написано.
- Мытник, делай предъяву, - Гусь указывает на место рядом с собой.
Мытник в синей прокурорской тенниске садится справа от пахана.
Вдоль маленького стола уместились Рубленый, Зира, Кухарь и Меняла. Остальные либо стоят, либо свисают со шконок.
Гусь передает фонарик Мытнику, тот разворачивает на столе газету.
- Оцэ бачишь, сволота? – палец его тычет в заголовок «Крымский душегуб». – Ти
занапастив тридцять п'ять душ! Хлопців рятувальників у горах попалив, шоб розкопане добро не повертати державі.
- Никого я не палил. Стояла жара, лес загорелся, они задохнулись в дыму.
- А хто ліс підпалив? Москалыки?
- Ты че на москалей наезжаешь? – вмешивается Качан.
- Ша! – обрывает перебранку Гусь. – Продолжай, прокурор.
Назвав Мытника прокурором, Гусь кинул гирьку на чашу весов в пользу Качана. Зеки  ненавидят прокурорских, ненависть эта проецируется на хохла, который и раньше на таможне щемил людей, а теперь вновь за старое взялся. Самоупоенный таможенник не замечает настроения народа. Сурово пружиня ноздрями над черными шевченковскими «вусами», он читает отрывки из газетной статьи.
«Скворцов был задержан при таможенном досмотре в поезде. Офицер таможни, обнаруживший контрабанду, был им убит, после чего преступник попытался скрыться. Во время преследования оказал яростное сопротивление сотрудникам милиции, многих ранил и покалечил. Расследование показало, что Скворцов причастен к «Бойне на Голом шпиле», в ходе которой в августе сего года в заповеднике ДУС АРК он с особой жестокостью убил работника лесничества, а также членов поискового отряда «Память». – «Прокурор» прервал чтение и перешел на родной украинский язык. – Скворец обвынувачуеться, що він навмисне підпалив ліс, щоб люди там згоріли. Одного парубка в мангал палаючий кинув і наступив на голову. Але ж це не найгірше. Вин жiнок та й дітей ґвалтував та різав. Вісь їх імена та прізвища.
Мытник цитирует по газете имена предполагаемых жертв маньяка. «Володя и Саша Чередниченко, Оксана Белозир, Таня и Валя Широкие…»
Гусь направляет фонарик в лицо подсудимому.
- Что скажешь, друг мой человечек?
Во рту и мозгах сильно вяжет. Ты кренишься от боли на ушибленный бок, говоришь, перемежая сбивчивую речь подсасываниями воздуха.
- Статья заказная… с-с-с… Я не убивал малолеток и женщин –ох-с-с-с. На моей
совести несколько сук, от которых я защищал женщину. Они хотели ее изнасиловать. В лесу дело было, с-с-с-с… копал… помогал найти захоронение партизанки… с-с-с-с… мы должны были ее пере… пеза… пере-захоронить…
Меняла упирает палец в обведенный красным фломастером абзац.
- Опять врешь! Какое захоронение партизанки? Ты золото искал. В статье написано, что ты нашел там золото и бриллианты с антикварным копьем.
Пахан берет из пачки и отправляет в рот щепотку байхового чая. Он курит и жует заварку одновременно.
- Отвечай правду, иначе хуже будет.
Ты облизываешь пересохшие губы.
- Воды попить можно?
- Обойдешься. Отвечай на предъяву.
- Не, народ, ну шо за геволт! – вмешивается Юрий Соломонович. – Он же растерян,
не может защищаться, вы шо, не видите, что человеку нужен адвокат?
- В какой палате у нас адвокат? – спрашивает Качан.
- Там где и прокурор, - в тон ему отвечает Меняла.
- Прокурор есть, а адвоката нет! – настаивает Юрий Соломонович. - Вы прямо, как звери, набросились.
- Нагнетаешь, Соломон! – жует заварку пахан. - Тебе слова не давали. 
- Так дайте! – взбрыкивает осмелевший еврей. - Или у нас тут диктатура, а не
босяцкая демократия? Если тут настоящая разборка по понятиям, а не Печорский суд, то у обвиняемого должен быть защитник!
Никто не ждал от робкого еврея подобных слов.
Хата выжидающе смотрит на пахана.
Тот пыхает цигаркой, сплевывая чаинку:
- Ты потому еще дышишь, урод, что я - реальный демократ!
По камере катится ржач. «Гусь – демократ, цэ ва-а-аще!»
А Гусю понравилось юморить.
- Да имать их так! Хотите демократии, лопайте, не обляпайтесь! Кто хочет быть
Скворцу защитником? Есть смельчаки?
- Как не быть смельчакам в гусской земле, - спецом картавит Юрий Соломонович, - мне есть, шо сказать в его защиту. Я буду его адвокатом.
- Впрягайся, - соглашается Гусь.
- У меня есть одно условие, – воздевает палец Юрий Соломонович.
- В чем твое условие?
- Мне нужны ваши личные гарантии неприкосновенности, уважаемый Гусь, а то
потом опять во всем виноваты будут евреи.
Пахан гасит окурок в жестяной крышке от «нескафе», берет из пачки новую щепоть чая. Жуя, кивает. Идея устроить суд с адвокатом ему нравится.
- Ладно, Соломон, даю тебе гарантии безопасности.
- В таком случае я прошу у высокого суда провести судебное следствие. Мы должны
выяснить, шо там за доказы собрали следаки вместе с продажными журналюгами, потому что, сдается мне, это гефильте-гелзеле шито белыми нитками?
- Что за гефильте ты упомянул к ночи, Соломон?
- Гефильте-гельзеле? О, это чудо! Фаршированная куриная шейка! Лучок,
морковочка, сельдерейчик и миндаль. Пальчики оближешь! Эту шейку моя мама зашивала белыми нитками перед тем, как покласть ув духовку. И мине сдается, что дело Серожи  шито точно такими же белыми нитками. И нам его нарочно поклали в духовку, шобы нашими руками запечь до хрустящей корочки. Вот почему, высокий суд, на основании понятий судочинства я прошу учредить коллегию присяжных заседателей. Или мы тут шмирготники, а не сурьезные люди?
- Какие присяжные? – удивляется Качан. - Ты че, остынь, Соломон, мы не в суде. 
- Погоди, - говорит Гусь, - мысль Соломона верная. Пусть народ тоже поучаствует.
Все мы тут односидки, все Скворца знаем, каждый имеет о нем мнение, верно? Короче, народ, вы все назначаетесь присяжными заседателями. Каждый имеет один голос.
Ночное судилище представляет собой хоть какое-то развлечение в тягомотине тюремной жизни. Камерный люд переглядывается и кивает. Только трое блатных просекли тайную прокладку пахана. Понятия не предусматривают участия в разборке присяжных, суд вершит вор, его слово закон. Не будучи вором, Гусь подстраховался присяжными на случай косяка.
Судья дает слово защите. Юрий Соломонович лезет на свою шконку. Возвращается одетым в белую сорочку, поверх которой накинут черный лапсердак.
ВЫЕЗДНОЕ ЗАСЕДАНИЕ СТРАШНОГО СУДА

- Откуда клифт, Соломон?
- Жена передала. Меня самого со дня на день в суд повезут. Итак. Высокий суд,
многоуважаемые господа присяжные заседатели! (Сутулые зеки приосанились). Мы выслушали обвинения прокурора. У меня есть ряд вопросов к подсудимому. Вопрос первый. Вы обвиняетесь в убийствах в горах  Крыма. Зачем вы туда поехали и с кем?
Сергей отвечает сбивчиво, волнение коробит губы, сушит глотку.
- Девушка одна упросила… Москвичка… Уговорила отвезти ее в лес, помочь в
раскопках. Наплела сорок бочек арестантов – «могила партизанки, завещание деда, помогите захоронить косточки». А когда приехали в заповедник и поднялись в горы, я ей говорю: смотри, костер не разжигай. Она нарочно его разожгла ночью, когда летал вертолет МЧС. Дурак я, надо было сразу сваливать. Егеря пришли – она стрелки на меня перебила. «Я не копала, я просто туристка. Он копал». Ладно, думаю, зачем девчонку губить. Я же не знал тогда, что это жрица Хазва, дочь лжи, колдунья! Повели меня на заставу. А она осталась на стоянке и стала перед пацанами сиськами трясти, выпивать с ними, заигрывать, в общем, соблазнять. В Древней Аравии она вообще не стеснялась, ходила по стану голой, чтобы воинов соблазнять, хотела приболтать там главного, Капранов его фамилия, и с его помощью вывезти из заповедника клад.
- Там клад был?
- Да. Мы нашли старинное копье в золотых ножнах.
- Ни фига себе! – гудит народ. - И че дальше?
- Короче, меня повели на заставу. Я сбежал и вернулся на чаир, чтобы забрать 
документы и ключи от машины. Я их спрячу всегда не в палатке, а рядом, под неприметным камнем. Подползаю я к палатке и слышу: «Не трогайте меня, я еще девочка…» «А я мальчик. Убрала руки, тварь!» Ну, я не выдержал и вмешался, вступил в драку. Они, короче, избили меня ногами, все кодлой, и пока я валялся без сознания, пацаны подорвались на боеприпасе времен войны, а она оглушила того, кто хотел ее изнасиловать, лопатой по голове и положила лицом в горящий мангал.
- Жесть! – крякает Качан. - Че за девка такая стремная? 
- Ты сам это видел?
- Я не видел, она мне сказала, что он якобы случайно, оглушенный, упал в мангал.
Там мангал всего сорок сантиметров в ширину, как в него можно случайно упасть?
- А пацанов кто порешил?
- Граната там была в раскопе, еще со времен войны…
- Так ты знал, что там граната? Почему не предупредил?
- Я не знал, что там граната.
- Погоди, кто спрятал клад?
- Дед Даши.
- Значит, клад он заминировал?
- Получается, так. 
- Погоди, дед заминировал клад и не предупредил внучку? Он что, из ума выжил?
Зачем ему убивать собственную внучку?
- Он из памяти выжил, ему уже 94 года!
- Стоп, пацаны, стоп! – останавливает прения Меняла. – Если дед закладывал клад вместе с гранатой, то он должен был предупредить внучку. Так?
- Так, - кивает хата.
- Значит, внучка знала про гранату! 
- И?
- И Сереге ничего не сказала. Резвая девочка хотела, чтобы Скворец сам подорвался на той гранате!
- На хрена ей это надо? – не понимает народ.
- Чтобы не делиться! - Меняла обводит сокамерников сожалеющим взглядом, «эх, вы, женской логики не понимаете!»
- Да ну тебя… - кривится Качан. – Ты ваще…
- А ведь верно! – осеняет Сергея. – Конечно, она знала про гранату! Дед не мог ей
не сказать. Значит, она ждала, когда я докопаюсь до чемоданчика и взорвусь… Ёпэрэсэтэ! Она меня как смертника взяла с собой. Никогда не подходила к раскопу, когда я там долбал кайлом. Потому что делиться не хотела. Костя прав, как я сразу не догадался! Но тут пришли поисковики и приняли взрыв на себя. Она во всем виновата! И Капранова она соблазняла, сиськами перед ним вертела, втравила меня в драку, а потом, сзади, со спины  ударила его лопатой по голове лопатой и бросила лицом в костер…
- Сколько ей лет? – уточняет Качан.
- 19.
- Чтобы девчонка в 19 лет лет так поступила с мужиком? Нет, тут почерк серийного маньяка! Не ты ли ударил пацана лопатой, а потом зажарил в костре, признавайся!
- Не я!
- А кто тогда?
- Она! Вы не понимаете, это не девочка 19-ти лет! Это моавитянская колдунья! В прошлой жизни была жрицей кровавого культа Ваала-Фегоры. 
Хата набрасывается на Скворца с криками.
- Сука, ты достал уже под шиза косить!
- Харэ лапшу нам на уши вешать!
Сергей растерянно оправдывается.
- Это Хазва, повторяю вам, ведьма и колдунья. Она подставила меня! А теперь
твердит следаку, что это я спалил пацану морду.
- Погоди, ты говоришь, что сбежал от егеря, так?
- Да.
- И вернулся на стоянку за документами?
- Да.
- Зачем же ты в махалово встрял, если знал, что она ведьма? На фига благородного мстителя из себя корчил?
- Да я тогда не знал, кто она! Она же маскируется под невинность. Я не мог бросить
девушку в беде. - Сергей говорит все запальчивее, все лихорадочней. - О-о-о, она все рассчитала, она же знала, что я Финеес, а Финеес один восстает против всех. Он не позволяет надругиваться над святынями. А женщина – это святыня.
- Какой Финеес? Говори яснее.
- В прошлой жизни я был Финеесом, а Даша Хазвой. Сейчас Даша об этом не
помнит, в нужный момент Хазва отключает ее сознание и руководит ею. В древности Хазва влюбила в себя генерала израильской армии, целый военный переворот замутила. Левиты разбежались, они смелые, когда надо безоружных изрубить, а когда реальное боестолкновение, так их нет. Скиния Собрания осталась без охраны. Толпа ревет: «Хаз-ва! Хаз-ва!» Она сама решила войти в Скинию и опрокинуть Ковчег, чтобы показать, что ее бог сильнее. Народ был озлоблен лишениями в пустыне и напуган моровой язвой, к ним выйти – все равно, что на арену к диким животным. Но я вышел. И закрыл собой вход в Скинию Собрания, Толпа шла на меня. Вот они, пьяные, в звериных шкурах, с копьями и мечами. Хазва впереди всех, голая, в цепях и браслетах, вот же она!
Сергей бросается к тормозам, ставит поперек двери невидимое копье, схватывается  в борьбе с фантомным врагом.
- Пацаны, – осеняет Качана, - да он гонит!
В тюрьме «гон» - тяжелое психическое состояние заключенного, характеризующееся неконтролируемым возбуждением. Человек может не спать сутками, безостановочно ходить по камере, спорить с невидимыми собеседниками, произносить речи в свою защиту на суде, хохотать, плакать, кричать. Всем становится ясно, что «Скворец» поймал гон. Он сражается с призраками, мечется с воплями и потрясает воображаемым копьем.
- Эй, школота, сними пакет с головы, хватит клей нюхать! – кричит Качан.
- Погоди! - останавливает кореша Рубленый. - Интересно послушать. Пусть гонит.
- Да, гонит он художественно.
- Я такой «тысячи и одной  ночи» в жизни не слышал.
- Акунин отдыхает.
- Я не гоню, я в норме, - бормочет очнувшийся Скворец. – Много веков назад я был
жрецом в древнем иудейском племени и… я убил вражескую жрицу. С тех пор она преследует меня. Сколько жизней я проживал, столько раз она являлась мне, – то в облике матери, то жены, то любимой – и предавала, подставляла, губила. В этой жизни она пришла в теле молоденькой девушки, глазки сердоликовые, губки пухлые, груди, бедра – все при ней! Ну, я и повелся, я же не знал, кем был в прошлой жизни. Она все так хитро подстроила, что я сам, не зная как, стал убийцей, преступником, за нами пошла погоня, и я был вынужден все время защищать ее и убивать! Ну, не совсем убивать... я не убивал, я копье держал… впрочем, теперь это уже не важно. Короче, народ, она втравила меня в такой кровавый блудняк, что я превратился в монстра какого-то… но я ни сном, ни духом не догадывался, что это она во всем виновата, хотя и были у меня такие непонятные импульсы ненависти к ней, но я не понимал, в чем дело. В Симферополе, когда мы уже из леса выбрались, она опять разыграла из себя кроткую овечку, пошла в антикварный магазин продавать перстень, нам деньги нужны были на билеты до Москвы. Так она сделала так, что продавец ее взял в заложницы, связал скотчем и вызвал милицию. Мне опять ничего другого не оставалось, как снова вступиться за нее, и опять погиб человек. Но и тогда я ничего не понял. Только в поезде у меня окончательно глаза открылись. Она выставила контрабанду на стол перед таможенником, заставил меня взять вину на себя, началась заруба, вагон полон ментов, злоба меня обуяла, пацаны, невероятная. Ну, думаю, устрою я вам битву у Скинии Собрания. – Сергей говорит с  нарастающей яростью. - Я когда Зимри и Хазву одним ударом копья прикончил, - обоих, насквозь, - она успела меня проклясть! Вижу ее глаза, огромные, черные. И голос слышу: «Будь проклят!» Но тогда я не знал, что она будет преследовать меня сквозь все мои последующие жизни. Я был горд и ликовал, я опрокинул палатку и показал всему народу, что зачинщики смуты убиты. А когда лидеры были убиты, левиты прошли с мечами по стану и утопили мятеж в крови. Ну, думаю, сейчас и я, мусора поганые, пройдусь по вашему стану!!!.. вырежу под корень гадов мерзких!!!.. достали, достали, пацаны!!!.. до тряски мозгов, нервов!!!... злоба во мне кипела неимоверная, меня же гнали, как зайца, все, даже собаки набрасывались, овчарки тюремные, все рвали меня в клочья… Знаете, что она сделала? Закрылась в купе с копьем и все, я остался без оружия! Предала, подставила, украла копье, она знала, что с ним я непобедим, никакой мент не смог бы меня арестовать! И вот я в тюряге, и она дает показания против меня, по всем эпизодам. И мне корячится пожизненное! Вот и вся моя вина. А теперь судите.
Скворцов садится на корточки и прячет лицо в ладонях.
Некоторое время хата молчит.
- Слышь, чушпан, - нарушает тишину Рубленный, - ты какой мох курил?
- Он грибок с наших стен курил… - подхватывает, хихикая, Кухарь.
- Грибы да, вставляют классно…
- Да косит он! Косит под шиза. Лапшу нам на уши вешает.
- Врет! По ушам ездит, чтоб с темы съехать.
- А мне понравилось, че. Завлекательно.
- Не верю я ему.
- Трепач бесконтрольный…
Всеобщий гвалт камеры перекрывает раздавшийся из-под земли трубный  глас.
«Уби-и-и-вец!!! Анафема!!!»
Гомон обрезает. В жаркой духоте по спинам обитателей хаты 5-4-7 пробегает озноб.
- Шмонька, гад! – криво улыбается побледневший Кухарь.
- А я Скворца понимаю, пацаны, - жует незажженную сигарету Качан, - бабы такие, их хлебом не корми, дай мужика подставить. Меня, например, тоже баба ментам сдала.
Остальные, поразмыслив, поддерживают его. Каждого привела в тюрьму женщина, кого-то предала, кого-то сдала в милицию, написав заявление, кого-то бросила сразу после ареста.
- Даже если истории про переселение душ туфта, - гудит Рубленый, - все равно бабы
суки! 
- Верно, - подхватывает камера.
Гусь с хрустом вращает шеей.   
- Интересно излагаешь, Скворец. Только вот вину с себя не снимешь рассказиками красивыми. Лады. Суд так суд. Говори ты, аблакат, а мы тебя послушаем.
РЕЧЬ АДВОКАТА

Юрий Соломонович встает, одергивает лапсердак и вытирает вспотевшую лысину.
- Высокий суд! Уважаемые господа присяжные заседатели! Узнав о страшных
обвинениях, предъявленных моему подзащитному, я много думал и переживал. Я и раньше занимался изучением законов мироустройства, и вот эта история прямо-таки легла в мою теорию. Поэтому я должен сделать небольшую преамбулу, так что прошу вашего терпения и понимания.
- Только короче, - предупреждает Гусь. - Ты известный балабол.
- Попрошу высокий суд не унижать достоинства адвоката! – неожиданно вспыхивает 
 Юрий Соломонович, на что Гусь только удивленно хмыкает.
Сосредоточившись, защитник так начинает свою речь.
-   В своем выступлении я хотел бы доказать несколько базовых тезисов. Первый тезис высказан Гермесом Трисмегистом много веков назад и звучит он так: «Что внутри, то и снаружи». Второй тезис мы слышим каждый день: «Все в России через жопу». Я докажу, что это правильные тезисы, и они приведут к освобождению моего подзащитного прямо в зале суда. Начнем с «Изумрудной скрижали» Трисмегиста. Что находится у нас внутри в черепе? Головной мозг. Он состоит из двух полушарий – мужского и женского. Из курса средней школы мы знаем, что в доисторическую эпоху на земле царил матриархат, женщина стояла во главе племени, дети считались по матери, а не по отцу, на земле правило женское полушарие головного мозга. Затем произошел переход от матриархата к патриархату, на планете в глобальном масштабе победило мужское начало, установились мировые религии, была утверждена мужская Троица, прародительницу Еву обвинили в грехопадении и назвали пособницей дьявола. Мужчины объявили женщинам войну, причем, войну на уничтожение. Знаете ли вы, господа присяжные заседатели, сколько ведьм было сожжено за четыре века, пока в Европе свирепствовала инквизиция?
- Ну, тысяч пятьдесят-семьдесят уж точно спалили за четыре-то века, - прикинул Костя Меняла.
- А 9 миллионов не хотите? – огорошил его и всю камеру адвокат.
- Сколько? – охерела хата – Девять лямов телок сожгли? Они там что, спятили?
- Да-да, девять миллионов самых лучших, самых красивых своих женщин
толерантные европейцы сожгли на кострах за время так называемой «охоты на ведьм». В генетической памяти наших прародительниц отложились эти невероятные по своей жестокости гонения, зверские надругательства над женским полом. Нашим матерям, женам и сестрам ничего другого не оставалось, кроме тайного сопротивления и глубоко скрытой, коварной мести. Что мы и имеем в виде великой битвы полов, разворачивающейся которое тысячелетие на нашей планете. Население Земли составляет сейчас более семи миллиардов, большинство женаты или замужем, значит, нетрудно подсчитать, что примерно в трех миллиардах семей мужчины и женщины мучают, режут, колют, рубят, топят, душат друг друга, разводятся, отсуживают детей и имущество. На этом фоне мировые войны могут показаться просто детской забавой.
Адвокат закашлялся.
- Можно не курить в зале суда? Я не могу сосредоточиться.
Зеки удивленно переглядываются, но судья постановляет.
- Харэ дымить. Потерпим без курева.
Присяжные делают по последней затяжке и бычкуют цигарки в крышке от «Нескафе».
Развеяв дым рукой, Юрий Соломонович продолжает.
- Если внутри, то есть в головном мозгу человека, мужское полушарие победило
женское, то и снаружи, в глобальном планетарном мозгу происходило то же самое. Весь мир был завоеван и попал в рабство к Западу, а, по сути, к мужскому полушарию Земли. Из Африки кораблями вывозились миллионы негров для работы на плантациях, в Индии расстреливались восставшие сипаи, в Китае, Алжире, Тунисе топились в крови народные восстания, в Северной и Южной Америке западные конкистадоры устроили геноцид коренных народов, вырезали под корень краснокожих, майя и ацтеков. Россия, святилище женственности на планете, была раздавлена с особой жестокостью, свободный народ забили в крепость, людьми стали торговать, как скотом, а за то, что Русь  сопротивлялась диктату, Запад дважды ее зверски изнасиловал в форме военных нашествий 1812 и 1941 годов.
Костя Меняла, как старейшина присяжных, обращается к судье.
- Мне кажется, Ваша честь, что эти лекции не имеют ничего общего со Скворцом и его делюгой.
- Как раз имеют! – энергично возражает Юрий Соломонович.  - И не только со
Скворцом, но и с каждым из нас! Если вы хотите узнать, друзья мои, почему мы сидим в тюрьме, а не гуляем на свободе, то послушайте умного человека и намотайте себе на ус!
- Соломон, - недовольно крякает Гусь, - ты нам лекцию до утра будешь читать или
как? Переходи к конкретным косякам Скворца. Что ты можешь сказать про них?
- Моя преамбула почти закончена, Ваша честь, - заверяет судью Юрий
Соломонович. – Перехожу непосредственно к делу. В истории Сережи Скворцова мы имеем как бы две стороны медали. Современная история молодого мужчины и юной девушки. Они находят в горах клад, а затем спасаются от погонь и преследований. Весь этот перельмутер перемежается историей жрицы Хазвы и первосвященника Финееса, отражающей конфликт между матриархатом и наступающим патриархатом, между женским культом Любви и Плодородия и нарождающимся культом Иеговы, сурового наказующего Бога-Отца. Иудеи были первыми в истории носителями монотеистической мужской религии, они первыми провозгласили, что Бог - это Отец и он един, они первыми объявили женщину пособницей дьявола. Вот почему жрица Ваалфегоры восстала против мужской религии и захотела войти в Скинию Собрания, чтобы опрокинуть Ковчег мужского завета. – Адвокат обращается к подсудимому. - Это вы, Сергей Геннадьевич, в облике Финееса убили ее, вы развязали кровопролитную войну между мужчиной и женщиной, вы положили начало вековечной вражде мужского и женского начала на нашей прекрасной планете! Так чего же вы теперь жалуетесь, что Хазва вас преследует и строит вам козни? Вы и есть первопричина этих козней, так идите и миритесь, валяйтесь у нее в ногах, вымаливайте прощение! Почему мы должны страдать из-за ваших разборок? Вот и пригодилась мне преамбула, господа присяжные заседатели, вот и вышли мы на болевой нервный узел мировой истории!
Никто не ожидал, что в зачумленной хате вскроется делюга исторической значимости.  Да и мало кто из присутствующих понял это, многие решили, что адвокат вместо защиты сделал Скворцу еще одну предъяву.
Сергей смотрел расплывшимся взглядом в одну точку. Он словно бы видел что-то, и это «что-то» его ужасало. Протаяла зараженная грибком стена, проступили бездонные глаза умирающий Хазвы: «Будь ты проклят!»
Скворцов вздрогнул и очнулся.
- Где я теперь возьму ту Хазву, чтобы просить у нее прощения? – спросил он у
защитника, стряхивая наваждение.
- Зачем вам «та Хазва»? – «удивился» адвокат. - У вас есть «эта Даша». Если она
простит и полюбит вас, то правое и левое полушария помирятся, наступит гармония и благоденствие, и будет всем нам счастье. Ведь именно с момента пронзания прекрасной жрицы копьем Финееса, все женщины мира получили свою теневую, зловещую и мстительную сторону – жрицу Хазву! И культ ее божества стал действительно кровавым, потому что Женщина вступила на тропу войны против Мужчины.
- О чем ты хлещешься, Соломон? – не выдерживает Качан и тычет в обвиняемого пальцем. – Его древнее гониво не канает, он обвиняется в реальном мочилове женщин и малолеток! Что ты на это скажешь?
- А скажу я то, - подбоченивается адвокат, - шо многие сочли историю про Хазву и
Финееса гонивом, но на основании этого «гонива» мой подзащитный обвиняет во всех своих бедах женщину, и это, между прочим, логика всех сидящих здесь мужчин. Тогда у всех у нас гониво! Все согласны, что женщины предают и подставляют мужчин, а?
- Да, да, да! – закивали присяжные.
- Меня супружница вломила…
- Меня сеструха с потрохами сдала, чтоб квартирку отхапать…
- Меня мать родная, мать сдала… - Кухарь истерично всхлипнул.
- Так ты все из дома вынес, утырок, ты же старуху свою избивал!
- Меня лечить надо было! – взвизгнул шнырь. - Наркомания это болезнь!
- Бабы - сучки конченные! – прорычал Качан. - Я всю жизнь им мстить буду. Меня
одна такая сдала. Выйду - урою! Ей не жить!
- Уж не за то ли, что вы подпоили ее клофелином и изнасиловали?
- Чего? Ты на кого бочки катишь, Соломон? Я не посмотрю, что ты лицо неприкосновенное…
- Ша!  - сказал Гусь. – Адвокат под моей защитой. Пусть хлещется.
Дирижерским жестом адвокат сметает остатки разговоров.
Наступает тишина.
Юрий Соломонович более не грассирует и не использует одесские ужимки.
- Друзья мои, - говорит он серьезно, - вот мы и пришли к ответу на вопрос, какая
сила запирает нас в тюрьмы и держит здесь долгие срока. Женщина. Вражда с нею. Нас засаживают в тюрьмы наши жены, подруги и матери.
- Мать не трогай, Соломон, - чвыкает нажеванной заваркой пахан. - Мать это святое.
- Шо верно, то верно, ваша честь, мать в тюрьме – самое святое, шо только может
быть! Ну, ведь правда, друзья мои? Кто приходит нас проведывать, кто приносит нам передачи? Мама. Верно? («Ве-е-е-рно», - растроганно тянет камера). Мама, мама, я плачу твоими слезами! - Юрий Соломонович снимает очки и протирает глаза кулачком, но тут же строжает. - Но мать тоже женщина и она тоже мстит нам, мужчинам, за скотское к себе отношение. Вы спросите, как? Часто совершенно бессознательно. Ну, например, после родов молодая мама лишает мужа секса и переносит свою любовь на крошечного новорожденного ребенка, особенно если у нее родился мальчик. Муж начинает беситься, пьянствовать, куролесить и ходить налево. Далее следует - что? - развод.
- Все в масть, Соломон, я один был у матери, - кивает Рубленый. – Батя свинтил,
как только я родился. Найти хочу его и в бубен настучать.
- Нас батя тоже бросил из-за крали одной…
- Мой умер, спился…
- Мой с мамкой дрался, не выдержал, ушел. Я его не обвиняю.
- А я обвиняю! – перекрикивает общий гвалт Качан. – Меня батя ни разу не
проведал, алименты не платил, мать в трех местах уборщицей работала, мы с хлеба на воду перебивались.
- Вот вам типичный пример, - пальцем указывает на него адвокат, - сын ненавидит
отца! Кто воспитал в нем ненависть? Мать! Мать-одиночка выращивает сына в ненависти к отцу, сын вырастает отрицаловом, а так как отец - это Закон и Порядок, то сын автоматически нарушает Уголовный кодекс и попадает в тюрьму. Так действует проклятие жрицы Хазвы.
- Хата, обалдевает от такого вывода. 
- Но не все же попадают в тюрьмы, - возражает Меняла, - вы преувеличиваете, Юрий Соломонович.
- Даже если мужчина не попадает в тюрьму, мать все равно не оставляет его в покое,
ведь она выращивала для себя эрзац-мужа и не желает делиться им с другими женщинами. Почему страстная материнская любовь распространяется именно на сыновей, а не на дочерей? Именно с сыном мать носится, как с писаной торбой, в армию с ним идет, бежит рядом в атаку, подносит патроны, закрывает своим телом в окопах. И после армии не оставляет в покое. Даже если сын женится, она делает все, чтобы разрушить молодую семью, ревнует, поучает, ссорит, разрушает.  Потеряв семью, сыну ничего не остается, как забухать по примеру отца. Отсюда повальный алкоголизм в России. И вот, оба несчастные, мать и престарелый сын, седой подросток с обрюзгшим лицом в алкогольной крапивнице, доживают свой век вместе, сын пьет и материт старушку, а она не понимает, что же такого плохого она ему сделала. Так осуществляется еще одна схема женской мести. Я знаю это по себе, потому что еврейская мама – это отдельная песня песней. Россия - женская держава, женский полюс планеты, вот почему в России самые страшные тюрьмы и зоны. Ужасные условия содержания отягощаются у нас еще и повальной педерастией. Миллионы мужчин проходят через мужеложство, активное или пассивное, не суть важно. Если мужчина не отвергает и ненавидит женщину, тогда его насилуют и заставляют на собственной шкуре испытать женскую участь. В КПЗ я сидел с опытным бродягой. Я спросил его, знал ли он хоть один случай, когда мальчик сохранился нетронутым в тюрьме. Он ответил: "Никогда". Это что же получается? Мы привыкли думать, что гомосексуализм девятым валом валит к нам с Запада, а не видим того, что именно наши тюрьмы и зоны являются кузницами педерастии. Миллионы мужчин, прежде ни во что не ставившие женщин, в тюрьме сами превращаются в женщин, на собственной шкуре проживая все те несправедливости и подлости, которые учиняли со своими подругами, когда были на воле. Опущенные нередко получают имена своих обманутых любовниц или брошенных жен, становятся всякими там Машками и Ленками. Унижал и насиловал женщин? Добро пожаловать в петушиный угол! Вы в женской стране, господа, а относитесь к женщинам, как к существам низшего сорта. Это наказуемо. Жизнь через жопу наказывает мужчин за наплевательское отношение к женщинам. Вот почему «Все в России через жопу»! Этот тезис я считаю доказанным.
- Ты закончил свою преамбулу, Соломон? Что ты имеешь сказать конкретно в
защиту Скворца?
- А разве вся моя речь не в его защиту, ваша честь? Скворцов Сережа – наш собрат,
типичный терпигорец, пострадавший от женской мести. Я отметаю обвинения в убийствах малолеток, мы убедились, что Сергей не такой человек, не садист и не маньяк, он жертва женского коварства. Чего же требует прокурор? Признать моего подзащитного кровяным мокрушникм. Чем это ему грозит? Опусканием. Неужели мы допустим, чтобы в голубые ряды влился еще один член, своими собственными руками будем ширить то, что нам так ненавистно? Мы все против засилья гомосексуалистов, и сами же воспроизводим их в масштабах настоящей эпидемии! Поэтому я прошу высокий суд оправдать моего подзащитного ввиду недоказанности обвинений прокурора. Да, именно с убийства жрицы Ваала Фегоры утвердился на земле мужской монотеизм, который до сих пор растаптывает и унижает миллионы  женщин. Но разве женщина только мстит? Нет! Она дает. Она дает  тепло, ласку, заботу, внимание. Выкармливает своих будущих мучителей, забирает заявления из милиции, носит передачи в тюрьмы, хоронит рано умирающих мужчин и оплакивает их. Так и Русь. Она дает. Она дает миру нефть, согревает газом, а когда закончится на планете питьевая вода, она всех напоит из своего сердца, из самого глубокого в мире озера Байкал, кристально чистого, как и ее вечная женственная душа. Я закончил, господа, спасибо за внимание!
Впечатленные пафосом адвокатской речи присяжные уважительно молчат.
Ты утираешься марочкой, жалкий, смешной и великий в своей самоотверженности Юрий Соломонович, вступившийся перед лицом страшного судьи в защиту всего человечества.
- Подсудимый, вы признаете свою вину? – спрашивает судья.
- Нет, - глухо отвечает Скворцов, глядя в пол. 
СОВЕТ ПРИСЯЖНЫХ ЗАСЕДАТЕЛЕЙ

- Присяжные, - говорит судья, - вам слово. Кто первый?
- Я, - помедлив, поднимается Качан. – Я первым был за то, чтобы мочить Скворца.
Но послушав обвинение, мое мнение переменилось. Скворец защищал телку от рогатых, он честный бродяга, гонимый ссученной властью. Предъява насчет малолеток не проканала. Газеткой этой можно подтереться. Тут не обошлось без ментовских прокладок. Я чую мусорские прогоны через три стены. Поэтому нельзя спрашивать с него как с гада. Надо спросить по-братски.   
- Кто еще хочет держать слово?
Руку поднимает Костя Меняла.
- А я считаю, что Скворец виновен. Он убивал невинных людей. Такому не место в человеческом общежитии. Я поддерживаю обвинение.
- Обоснуй, – требует Качан.
- Я не обязан что-либо обосновывать. Виноват, и все.
- Нет, ты скажи! Что за дела? Ты считаешь обвинение доказанным?
- Качан, не наезжай, – пресекает перепалку Гусь. – Человек высказал свое мнение.
Кухарь, ты?
Шнырь шмыгает носом.
- Я – за. 
- За что? – спросил судья.
- Что виновен.
- Обосновывать будешь?
- Я его нутром чую. Он всех презирает, терпеть нас не может, значит, и других людей мог резать и колоть, как скот. Что, я неправильно говорю? Скажите хоть вы, Зира, Рубленый.
Но Рубленый отрицательно мотает башкой.
- Не виновен.
Напряженное молчание накрывает хату. Все закуривают, клубящийся дым заволакивает лица, скрывает мутную лампочку в потолке.
- Ты, Зира, - говорит Судья.
- Виноват.
- Недоповешенный?
- Виновен.
- Он же тебя спас! - возмущается Качан.
- А я его не просил, - хмуро отвечает Мишаня, отводя глаза.   
- Ша! – прерывает прения пахан. – Все высказались. Трое за, трое против. Ничья.
Пахан откидывается к стене, закрывает глаза и скрещивает татуированные руки на груди. Таким образом «судья удалился в совещательную комнату». Закрытые его глаза так глубоко утоплены в глазницах, что выглядит он слепым, как Фемида.
ТРИ СКВОРЦОВСКИХ КОСЯКА

Желваки «дворниками» заходили по заиндевелым щекам, когда пахан отверз очи и прохрипел, глядя из-под нависших надбровий темно и страшно.
- Слушайте меня внимательно все. Скворец мочил ментов, егерей и спасателей.
Ментов и егерей мочить - дело благородное, но спасателей, которые пришли тебя выручать, это беспредел. Скворец опытный копала, он знал, что первым делом надо проверять раскоп на предмет ржавых мин, но он этого не сделал, никого не предупредил. От гранаты погибли поисковики. Это первый его косяк.
- Я не знал про гранату… - вскидывается Сергей. - Моей вины в их гибели нет.
Гусь наливает ему долгим взглядом горячего свинца в душу.
- А ведь пацаны по ходу спасли тебя и твою телку, приняли взрыв на себя. Ты
пытался проканать тут за психованного, думал развести нас на голимый бред, думал, мы примем тебя за шизанутого. Это твой второй косяк. – Судья вынимает щепоть чая и «солит» заваркой широко открытый рот. Пожевав, продолжает. - Да, верных доказов насчет малолеток и беременных у нас пока нет. Но судя по той мясне, что ты устроил в горах и потом, в поезде, ты способен замочить хоть бабу, хоть мальца. Теперь главное. Прокурор про то даже не заикнулся. – Гусь обводит камеру взглядом. – Вы что, босота, забыли, как Скворец назвался мужиком, когда заехал в хату? А он мокрушник серийный, спецом попутал масти, ввел всех нас в блуд. Это его третий и главный косяк. – Оттопыренным углом рта пахан втягивает воздух (слышится бормочущий звук слюны), и, как судейским молотком, бьет кулаком по столу. - За это я постановляю замастовать его в петухи!
Гробовое молчание накрывает прокуренный склеп.
Зеки переглядываются одними глазами, будто всех настигло косоглазие.
Внезапно из-под нар раздается.
- Похоть скотская! Ана-а-А-А-афема!!!
Хата вздрагивает.
- Да заткнись ты, сволочь!
- Убейте чухана кто-нибудь!
- Вот же долбо...б завелся.
- Ша! Тишина в зале суда…
Гусь утихомиривает сидельцев.
- Завтра чухан за все ответит, - зловеще обещает он. – Сегодня у нас другая забота.
Качан наклоняется к его уху.
- Без ведома Вора опускать не по понятиям, - шепчет он, но так, чтобы слышали остальные.
Пахан сидит истуканом, шевелятся только губы в черных чаинках. 
- Я своих постанов не меняю.
- Давай кс (ксиву) Финту тиснем, - настаивал Качан, - пусть Финт решает!
- Ты куда лезешь, фуцан? – буреет пахан от гнева. – На мое место зенки пялишь?
Качан гордо выпрямляется.
- Мне твое место ни к чему! Только опускать без верных доказов и постановы
воров в законе - не по понятиям.
Мечутся желваки под наждачной кожей.
- Ты стань сначала фраером, тогда и будешь предъявы кидать! Я положенец, а ты кто? Скворец – беспредельщик, и  мы за это с него спросим. Верно, братва?
Хата молчит, но по мере того, как Гусь обводит присяжных свирепым взглядом, начинают раздаваться голоса поддержки.
- Скворец за серийную мокруху сидит, а сказал, что мужик, бытовик. Сразу должен
был объявиться.
- Якый вин мужик, маньяк.
- Шиз он. Нес тут околесицу, значит, мог и людей косить.
- Коса косит траву, а шиза людей.
- На кол падлу!
В хате поднимается шум, невозможно разобрать, кто о чем кричат.
Юрий Соломонович одесскими прибаутками пытался утихомирить бедлам.
- Ну, шо за геволт, люди, успокойтеся вже, мы ж не шмирготники, чтоб решать
таких вопросов, кто кого перекричит. Чего вы хочите? Чтобы за недоказанные шкоды моего подзащитного взяли на цугундер и заморочили ему полуспину? Это будет хохма!
- Ниче, Соломон, одним кукарекой станет больше, невелика беда, - успокаивает его «судья».
- Ай, бросьте! Давайте я лучше расскажу, как решал этих вопросов любавичский
ребе. Одного раза приходит к нему Мойша и говорит: «Ребе, я люблю Богю…». «Все мы любим друзей своих, сын мой». «Не, говорит Мойша, я люблю Богю, как мужчина любит женщину». «И шо, ты-таки спишь с ним?» - спрашивает ребе.
Хата притихает, слушая байку, но тут вмешивается Мытник.
- Замовкны, зараз не час для жартів. (Сейчас не время для шуток).
- Пусть рассказывает, - недовольно ропщет камера.
- Пусть хлещется, – утверждает всеобщее мнение Рубленый.
Юрий Соломонович продолжает, азартно потирая руки.
-     «И шо, ты-таки спишь с ним?» - спрашивает ребе. «Шобы спать, так нет, говорит Мойша, но я с ним регулярно бодрствую. Тора запрещает мужеложство. И шо мне теперь делать, ребе? Неужели я попаду в гееном за такую мелочь, как вставить писю не в ту дирочку?» «Нарушать законы Торы это большой грех, - отвечает ребе, - но Тору можно мудро толмачить. Сколько ты можешь выделить на положительное решение твоих заморочек?» Мойша шо-то шепчет ребе на ухо. «Так это ж совсем другое дело, сын мой, оживляется ребе, давай пенёнзы и приходи через неделю». Мойша забашлял, приходит с Борей через неделю: «Вы придумали что-нибудь для нас, ребе?» «В Торе написано, отвечает ребе, - «Не ложись с мужчинами, как с женщиной, это мерзость в глазах Б-га». Так вот, дети мои, вы с Борей не ложитесь, - Юрий Соломонович делает мхатовскую паузу и в наступившей тишине каркает, - вы таки ТГАХАЙТЕСЬ СТОЯ!»
Хата грохает от смеха.
- Ну, Хазанов!
- Ты им забашляй, они тебе найдут выход.
- И вход.
Отсмеявшись, народ задышал посвободнее.
«Мы нормальные люди, не воры, не рецидивисты, мы не обязаны подчиняться уголовным понятиям, пусть Скворец идет под нары, а мы пойдем спать», примерно так подумал каждый.
Но пахан думает иначе.
- Соломон, - говорит он, вставая и расстегивая штаны, - если ты думал длинными
преамбулами и глупыми байками оттянуть конец своего корефана, то ты ошибся. Сейчас я казню его в туза и обреку на пернатое существование. Рубленый и Зира, держите Скворцу руки. Ты, Кухарь, (Гусь кидает шнырю ком снятых брюк, шнырь относит их в паханский угол) сделай Скворцу «копченое солнышко».
«Петухи» на зоне перед приходом любовников тщательно моются и вставляют себе в анальное отверстие смоченную в подсолнечном масле ватку. На тюремном жаргоне такое «очко» называется «копченое солнышко».
Рубленый и Зира берут за руки окаменевшего от такого поворота событий Скворцова и переламливают его в пояснице. Кухарь стаскивает с него штаны с репелами (трусами) и вставляет в «туза» ватку, смоченную в олейне. Пахан огибает стол, задирает сведенные за спиной кисти терпилы (дыболомно трещат плечевые суставы), коленом ударяет в копчик.
-    Широкой кверху! (Раком стал – жарг.)
Скворец бьется грудью об угол стола и  почти теряет сознание от боли,
Слышится встревоженный голос Качана.
- Ты ему, кажется, фанеру сломал (грудную клетку). Эй, Скворец, слышишь меня? 
Гусь начинает прилюдно «гонять лысого».
Расписанный регалками, старый вор сейчас похож на шамана первобытного племени, исполняющего магический ритуал. Его «фрак с орденами» богат и тяжел, как парадный мундир боевого генерала. Тут и кот на плече, знак воровского фарта, и оскаленные головы дьявола и льва на обеих грудях, и пятикупольный храм Богородицы на животе, и наколки «ЗЛО», «ИРА» «НМР» на предплечьях, русалки и распятие на спине и на бедрах, но особенно впечатляют огромные пристальные глаза, вытатуированные под ключицами. Их немигающий взгляд действует гипнотически.
- Цэ не елда, - шепчет Мытник, - цэ гетьманска булава! С конной статуи Богдана Хмельницкого, шо на Софийской площади. Так він його навпіл розірве (пополам разорвет).
- Да-а, елдырин у Гуся будь здоров, - вздыхает хата.
«Шары» - гордость Гуся, он лично нарезал их из пластмассовой ручки зубной щетки, обтесал до яйцеобразной формы, зачистил нулевкой и долго носил во рту, полируя до блеска языком. Опытный зечара с погонялом «Фельдшер» заточенной отверткой пробил отверстия в коже члена, засунул туда «импланты» и плотно забинтовал. В кустарных условиях проведения «пластической операции» член нагноился, Гуся спасли лепилы, а от нагноений остались рубцы, придавшие еще большую внушительность его мужскому достоинству.
Сжимая у корня вздыбленный член, пахан привстает на цыпочки и прижимается к теплым, дрожащим ляжкам…