Венский стул 3

Начало: http://proza.ru/2013/08/09/235

3
Запиликал телефон в прихожей, Женя побежала взять трубку. «Да-да… хорошо, тётя Надя… Кирилл съездит… спасибо…» – доносилось из приоткрытой двери. Голос жены был неискренний – официально-любезный, но с точно уловленной Кириллом ноткой недовольного нетерпения.
Двоеглазовы, понял Кирилл. Что это она им обещает? «Кирилл съездит». Как всегда – решила за него! Этот «слабый пол» вечно вьёт из нас верёвки. Экие мы тонкие, понимающие натуры, вам, мужланам, не понять… На чужом-то, мужском горбу. С какой стати он должен ехать? Что она там себе напридумывала?
Он встретил вернувшуюся жену на пороге.
- Опять Двоеглазовы? – Женя кивнула. – И что им надо? Почему я должен куда-то ехать? Я не поеду, и точка. Я не понимаю, чего ты от меня хочешь. Зачем тебе это надо?
- Кирюша, сядь, пожалуйста. – Она, мягко упираясь в плечи мужа, усадила его обратно в кресло. – Я тебя прошу: выслушай меня до конца. Ну пожалуйста! Не волнуйся, решать всё равно будешь ты. Виктор Семенович завтра заедет в десять утра. Откажешься – сейчас перезвоню им, скажу: извините, не получится, и всё. Пожалуйста!
Она приложила руки к груди и умоляюще поглядела на Кирилла. Недовольно хмыкнув, он сел.
- Ну? Только давай ближе к делу. Из всего, что ты мне рассказала, никак не следует… Пакость какая-то. Чудовищно всё это… Сколько же лет это длилось?
Женя пошевелила губами, подсчитывая.
- Семнадцать… почти восемнадцать лет. Рита вон вырасти успела – с бой-френдом каким-то живёт.
- Целая жизнь! Капитолина добровольно укоротила свою жизнь на семнадцать лет. Испортила их самой себе как только могла… Пожалуй, её кончину следует расценивать как избавление. И для неё самой, и для тех же Двоеглазовых. Почему тебя-то совесть мучает? Это был её собственный выбор.
- Кирилл, но ведь это была болезнь, – страдальчески сморщившись, возразила Женя.
- М-да? В каком месте? Ты же сказала, что Агния считала её здоровее себя! Если, конечно, не принимать во внимание тот факт, что её в конце концов не стало… Диагноз-то какой?
- Старческое слабоумие… и какие-то сопутствующие соматические проявления. Но это последние года три. А до того – Агния была вполне права. Понимаешь, это была не телесная, а… как бы сказать… нравственная болезнь. Но всё равно болезнь! А разве больных оставляют без помощи? Я – поступила именно так. Устранилась. Хотя из года в год думала: что бы сказал Игорь? Он бы меня не одобрил. Он ушёл так рано, его мать осталась без помощи… Знаешь, если есть «тот свет», он, Игорь, наверное, глядел оттуда и вряд ли, вряд ли меня одобрял! Мы с Игорем всегда ладили, я им ужасно гордилась: у меня старший брат есть, хотя на самом деле и не брат даже, а… постой, дай сообразить… хм, двоюродный дядя – представляешь? Смешно! У нас разница в пять лет всего была… Мы с ним друг друга братом и сестрой считали. Красавчик, душа компании… Всё мечтала его к какой-нибудь своей подруге пристроить… Игорь, Гошка, – это моё счастливое детство. Летом нас в Литву вывозили на отдых, кто-нибудь из взрослых – моя мама, дядя Макс, Капитолина, тётя Соня, бабушка Аня… Большое такое шумное семейство, прадеда Галактиона потомки. Тогда люди ещё поддерживали родственные связи, не то, что сейчас… У Гошки вечно какие-нибудь «симпатии» были из местных девчонок, а мне, маленькой, все эти дачные романы были ужасно любопытны, я у Гошки на посылках была с мелкими поручениями – верный оруженосец… Когда Игорь умер, я вдруг осознала – брат! Единственный, с кем я могла бы вспоминать в старости детские счастливые годы и всех этих людей – никого из них и в живых-то сейчас не осталось… Мечтала, что будем наших девчонок – его Риту и нашу Катю, вместе растить, как сами когда-то выросли. В память врезалось: Катюша грудная, к нам родня в гости приехала. Я Кате пелёнки меняю, вдруг слышу по коридору мужские шаги. Мелькнуло: ты? Палыч? Игорь? И – голос зовёт: «Женька!» Игорь! Больше меня никто и никогда так не называл, он единственный – по праву старшего брата, снисходительно и покровительственно. Я была под его защитой… А его мать я не защитила, и мне совестно перед его памятью…
Глядя в налившиеся слезами глаза жены, Кирилл вздохнул, поёрзал от неловкости и почувствовал, как неприятно сжалось сердце… Но подумалось тем не менее: поздно… что ж раньше-то?.. что уж теперь?.. Настенные часы деда Галактиона сурово тикали над «Зингером». Женя, с заплаканным жалким лицом, рассеянно водила пальцем по тёмной деревянной доске «Зингера» и тоскливо глядела в окно.
- Женя… ну что терзаться… Ну что тут можно было поделать? Знаешь, ведь Игорь, может быть, и сам свою мать не одобрил бы.
Женя вытерла глаза, шмыгнула носом, села на тахту.
- Меня, Кирилл, это никак не оправдывает. Я должна была бы позаботиться о ней вместо него. Милосердие выше справедливости… а я его не проявила. Спихнула всё на мать и Двоеглазовых.
Кирилл неопределённо махнул рукой.
- Так а что Двоеглазовы? Что им от нас надо? Что они прицепились, как репей, с этим осмотром Капиной квартиры?
Женя вздохнула, повернулась от окна и сказала брезгливо:
- Они хотят, чтобы мы приняли участие в дележе имущества.
- Зачем?!
- Там целый клубок… Это они в пику Рите. Дескать, она хотела всё себе заграбастать, а Двоеглазовы якобы «обо всей родне» пекутся. Надежда журчит, как вода в унитазе: Лида то, Лида сё, убивалась на тёте Капе… вы тоже имеете право… В прежние-то времена, когда все живы были, Двоеглазовы у Капитолины не появлялись, это потом, когда наследством запахло, зачастили… Но святых из себя охота покорчить, для пущего контраста с Ритой. Враньё это. Не подумай, ради бога, что нам действительно предлагают делиться. Не прояви наивности. Это так… демонстративный ход, декорация. Символически. Настоящее Капино наследство – это только квартира… деньги за неё, раз её продают. А остальное… что там у Капитолины может быть ценного? Она давно всё раздала. Подругам всяким, да Двоеглазовым. За уход расплачивалась. Там осталось, я думаю, только то, что Двоеглазовым самим не нужно, или продать трудно… Но я подумала: может, это надо, чтобы мы что-то взяли? Символически, как и предлагают. На память. Капитолина наживала-наживала, копила-копила… а теперь всё растащат, на помойку снесут, как и не было… Жизнь Капитолинину на свалку… Пусть Двоеглазовы удовлетворятся, пусть считают, что «поделились».
- Ну ладно, – Кирилл встал и задумчиво прошёлся по комнате. – Сдадимся двоеглазовскому напору. Но я полагаю, именно тебе надо поехать. Причём тут я? Тебе виднее, что взять на память. Хотя я, Женя, не брал бы ничего. Что это за память будет? Вечный укор.
- Вот и пусть будет вечный укор, – тихим трагическим голосом сказала Женя.
- Ну, поезжай, выбирай себе «вечный укор».
- Нет! – Женя вскрикнула и приложила ладони к щекам. – Не могу! Кирюша, я и этого не могу!
- Ну что-о такое… – недовольно протянул Кирилл. Он терпеть не мог этих дамских вскриков, немилосердно режущих ухо. Остаётся ещё только в обморок повалиться и подносить к носу «нюхательные соли» какие-нибудь. Взвинтила сама себя. Уж не семейное ли это у них? Но Женя, к счастью, в обморок падать не стала.
- Понимаешь, эту Капину квартиру я очень хорошо в детстве знала. Хотя бывала редко – Капитолина не любила гостей принимать, но уж если приходилось, то всё у неё всегда выливалось в пышный приём «по первому разряду», как она это себе представляла: стол ломится, а сама Капитолина с таким озабоченным, чуть ли не свирепым видом, снуёт среди гостей, что подступиться страшно. Только любезную улыбку состроит, как тут же она с неё и слетает – утка в духовке! солонку не поставила! ложечки парадные достать! накормить-напоить всех, до отвала, чтоб все всё отведали и оценили… «Культурная часть»: дядя Макс на аккордеоне вальсы и романсы наяривает, Капитолина призывает гостей к танцам или хоровому пению, а у самой глаза так и зыркают – где ещё непорядок, недосмотр, в чём программа недовыполнена… По глазам видно: так, это благополучно сделано, это проехали, не забыть то и это… Сидит, рот со всеми вместе открывает, а сама натянута, как струна, ждёт момента дать отмашку Палычу и приступить к следующему номеру «программы»… Никакой тебе расслабухи, не до приятностей! Я это стала замечать только подростком уже, ну и перестала ездить. А в детстве! Взрослые там тусуются – как Катька наша сейчас говорит… а мы с Гошкой носимся в войлочных тапках по Капиному идеальному паркету, как по катку проезжаем лихо… Или диванную «думочку» плюх на пол, я на неё пузом, в руки дядимаксов ремень, а Гошка меня за этот ремень тащит по всем комнатам и коридору – и-го-го! Или в тупичке коридора ставит меня «на ворота», сам с клюшкой: «Женька, лови шайбу!» Иногда дозволял поковыряться в среднем ящике своего стола… У-у, какие там были сокровища! Альбомы с марками, коллекция монеток, значки самодельные с Волком из «Ну, погоди!», фантики от заграничной жвачки, секундомер-шагомер, шарики стеклянные… Шарики эти мне ужасно нравились, часами у него выклянчивала, на измор брала… Как-то раз до слёз дошло: у Гошки на стенке висела поделка с его младшеклассных лет – листик из зелёной бумаги, а на нём толстенькая божья коровка. «И я такую хочу-у…» Взрослые толпой уговаривают: сделай сама! «У меня не полу-у-учится так…» Мне эта коровка недостижимым совершенством казалась. А Гошка вредничает, дразнится: сама, сама сделай! Во всём Гошке подражать хотела – марки-значки добывала, хоккей по телику смотрела и ужасно! ужасно жалела, что я – не мальчишка…
- Да ну? – Кирилл удивлённо тпрукнул губами. – Вот бы никогда не подумал! Ты мне всегда такой… девчонистой казалась.
- То-то и оно, Кирюша. Это целая вселенная, целая моя жизнь в эти годы уместилась… а теперь ей и свидетелей нет. Вспомнить не с кем. Когда я последний раз к Капитолине пожаловала… с этой её истерикой… я постеснялась разглядывать, что там могло уцелеть от той эпохи. Даже не заглянула в комнаты. И так видно было, что – ничего… пустыня. Прямо у входа, на комоде, два портрета – дядя Макс и Игорь. Чтоб всяк вошедший видел – тут «дом скорби». Монастырь. Келья. Аскеза полная… А уж теперь… представляю… Не могу я туда идти. Не могу! такое чувство, словно осквернено там всё… Как я там в останках-руинах этих, на пепелище… ковыряться буду, прикидывать хладнокровно, что взять? С Двоеглазовым на пару… В момент сырость разведу, и вся недолга. Пожалуйста, Кирюша, может, это и кажется тебе нелогичным, но съезди ты… Что возьмёшь, то и ладно. Будешь чем-то вроде орудия судьбы. Идёт?
Женя жалобно поглядела на мужа.
- Ну ладно, – сдался Кирилл, разводя руками. – А если я привезу что-то такое, чем Капитолина обзавелась в последние годы? Разве это будет – «на память»?
- А значит – не судьба! Понимаешь? Значит, будет просто польза, а не память. Да и не «обзаводилась» она ничем в последние годы, я так думаю…
Жена повеселела и поспешила с облегчением удалиться на кухню, а Кирилл отправился в ванную бриться на завтра, с неудовольствием размышляя о взятой на себя миссии. Дамские штучки… Всё себе переживания невероятные изобретают, а ты отдувайся. Иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Всегда всё можно спихнуть на мужа, для того и замуж выходят. Разгребай за ними… Двоеглазовы эти… возня с «конкуренткой» Ритой. Только бы не дать себя втянуть в эти дрязги.
Дверь ванной приоткрылась, в щели возникло Женино озабоченное и немного смущённое лицо.
- Кирилл, – сказала она, вытирая руки после мытья посуды, – знаешь что… Надежда мне тут всё в уши пела, что у Капы много посуды всякой осталось. Соблазняла. Сервант, говорит, забит, на кухне всякого… Я вот подумала, может, ты поглядишь там…
- Нет, – решительно отрезал Кирилл, – начинается! Сама же сказала, что тебе ничего не надо! Я ещё в посуде её ковыряться стану! Поезжай тогда сама…
- Стой, стой! не дослушал даже… Я про конкретное. У меня в хозяйстве один пробел есть досадный… Латка.
- Какая ещё латка? что это такое?
- Ах, ну кастрюля такая… чугунная, эмалированная, – заторопилась Женя. – Тяжеленный такой монстр. В ней плов хорошо готовить… У нас была такая, но я после мамы выбросила – она облупилась вся… Купила латочку, но маленькую, литра на полтора. Они теперь жутких денег стоят – по три, по пять тысяч… Вот я и подумала: у Капы наверняка нормальных размеров латка была, она любила для гостей утку с яблоками делать… в латке…
Женя нырнула обратно на кухню и вернулась с каким-то бело-розовым горшком в руках.
- Вот, смотри… вот такая, только моя круглая, а лучше побольше и продолговатую – чтоб и плов, и утку, и гуся…
Кирилл мрачно смотрел на горшок, который жена вертела перед его носом, снимая крышку и призывая взять в руки, прикинуть вес. Вот и «не нужно ничего»… А пусти её в Капину квартиру – небось набрала бы всякого барахла, мелочей… Мелочность бабская. Только что слёзы лила: ничего не хочу, только на память…
- Хорошо, – согласился он, торопясь прекратить бестолковые и скучно-подробные объяснения супруги. – Я посмотрю…
А про себя твёрдо решил, что делать этого не станет.
 
(Продолжение http://proza.ru/2013/08/11/1862 )