Ноги покойника

«У тебя ноги холодные как у покойника», не уставала говорить мне мама, когда я прижимала свои стопы к ее ногам. Мои ноги словно обжигают, когда неожиданно соприкасаются с живым, пышущем жаром телом. Но в момент прикосновения они уже теплее, чем несколько секунд назад, поэтому ни кто кроме меня не знает, насколько они могут быть холодны и достаточно ли они холодны, что быть ногами покойника.

За всю свою жизнь я ни разу не прикасалась к ногам покойника и могу только догадываться о том, существенна ли разница между нами, но со временем я все больше ощущаю, что разница в действительности никогда не существовала и ногами я стою уже там, и только чуткое, трепещущее от людской боли и не справедливости сердце свидетельствует о моем пребывании в этом мире.

Я любила нечаянно прикасаться к ногам мамы и греть свои ноги, она при этом всегда пугалась, для нее исходящий от меня холод был нестерпим, она вскрикивала, дергалась, но никогда до конца не отталкивала меня от себя. Пережив первую секунду, можно прожить тысячи и они уже не покажутся такими тяжелыми и бессмысленными. Переживание дает нам материю для дальнейшего бытия. Переживая леденящий холод моих стоп, она принимала свою жизнь, и каждый раз соглашалась с ней. Обжигающий холод растворялся в объятиях материнской любви, и мое сердце продолжало биться.

Когда не было рядом мамы, всегда находилась печь, истопленная и горячая. Одеяла, теплые носки ночью мне не помогали, сколько бы их  ни было на мне, если не находилось печи, потом батареи, а потом мужчины. Они не равны между собой, два источника уже больше не греют меня, до них невозможно дотронуться, прижаться. Печь моего детства осталась в детстве, дом с русской или голландской печью очень далеко. Странно, но мое положение во время сна всегда определялось расположением печи. Конечно, всем понятно, что спать головой к нагревающимся приборам вредно, будет  болеть голова, но ни это руководило мной при выборе положения. Только ноги и ни кто больше не мог мне подсказать, как и где мне спать сегодня. Ноги всегда искали источник тепла. Ложишься спать, укрываешься с головой, дышишь под одеялом, чтобы согреть свое тело, а ноги сами тянутся к печи, при этом они могут быть открыты, их это не страшит. Они как слепые котята, всегда найдут куда приткнуться, чтобы было тепло и сытно.

Жарко натопленная печь не сразу отдает свое тепло, нужно время, чтобы дом нагрелся. Дотрагиваться живой плотью до стены практически не возможно и поэтому мои ноги медленно кружат вокруг, то тайком заденут одним пальчиком, то используют для этого одеяло, но и ему становится жарко. Держаться на расстоянии нет терпения, как в присутствии мамы, если она появилась в поле зрения, глаз всегда будет искать ее и останавливаться на ней, словно пытаясь еще раз закрепить ее существование и нечаянно не потерять. Нет ничего страшнее для ребенка, когда мама, которая вот только что была здесь и, вдруг, ее нет. Никто же не объяснит глазу, что пропавший с поля зрения предмет, в другой момент, в другом месте будет тем же самым и что время имеет протяженность. Мама ушла, не от нас ушла, а ушла с поля зрения, но для чего тогда существует это поле зрения без мамы? Для чего существует холодная нога, если в каждый момент нет печи, которая ее обогреет? Всегда и где-то эта печь, наша мама – есть. Так ищет во тьме моя нога желанного соприкосновения с горячей печью, ждет, когда она немного остынет, отдав часть своего тепла воздуху, который обогреет мое дыхание. После этого желанное соприкосновение возможно и оно может продлиться долго, что несет с собой мирное засыпание, но уже не требующее больше ничего, даже тепла.

Летним днем, мои ноги бывают еще холоднее, чем холодной зимой, но любовь к прикосновениям с пространством, полом, стеной, травой, землей, камнями, заставляет меня разуться и не замечать леденящих холод до тех пор, пока кто-нибудь этого не заметит. Они снова напоминают мне, что я почти как мертвец. Но я и есть мертвец с горящим сердцем, скрывающимся за маской мумии. Это для меня уже не так интересно, но стоит того, чтобы когда-нибудь вновь задуматься о мумификации и вспомнить историю своей одной из прошлых жизней, где я была царицей Хатшепсут правящей Верхним и Нижним Египтом.

Ступая по земле, дочерью и олицетворением которой является моя мать, я - дитя ветра, иногда припадаю к ней, и, тогда, на время замираю, набираясь новых сил, поднимая с собой множество мелких камешков и превращаясь в страшный ураган, который может успокоить опять только земля, если встанет стеной передо мной и к которой я опять приклонюсь для отдыха и раздумий.  От того я много хожу по свету, что в дороге у меня согреваются ноги и оживает сердце, только в движении возможна моя жизнь. А тихая затаенная жизнь подобна мумии, ждущей своего часа. Только впусти воздух, дай ему разгуляться и больше не удержишь меня, пока я сама не приду погреться и отдохнуть.

Между мной и огнем, всегда должна быть стена, без нее я сгорю. Мне тяжело переносить открытый огонь, он меня опустошает, хотя наша совместная пляска подобна чуду, она завораживает, воодушевляет смотрящего и слушающего. Только на время, время которое я сама определяю, мы сливаемся в единое существо. Помочь избежать моего опустошения может земля, но только в стоячем положении, во время прикосновения, она убаюкивает меня, но тяжелым бременем может стать, если я вовремя не откажусь от ее покровительства. Мумии многие века покоятся под тоннами земли и камня, нашедшие покой в этом безвоздушном пространстве. Нечем дышать, откройте окно, двери, выпустите меня! Джин поэтому готов исполнять любые желания своих освободителей, что долгие лета провел в заточении своего родителя и покровителя, но теперь он ищет приключений. Джин – отпущенная  на волю самость, не обузданная, не имеющая хладных ног и поэтому, не оборачивающаяся в поисках источника тепла. Он сам крушит все, от чего и греется, сгорая на бегу. Джин – состояние временное, он обязан уйти обратно на то время, какое понадобиться его уставшему, изможденному духу, чтобы вновь набрать сил и явиться в мир творить. Ты выпусти Джина!?
Обретение, распознавание источника тепла, продлевает жизнь, а его понимание – углубляет сознание. Каждый раз идя на встречу к очередной печи, понимаешь чем ты жертвуешь и что обретешь, как долго ты можешь находиться с ней рядом и в отдалении.

Я говорила, что потеряла два источника дарящего мне теплоту и первый из них – печь моего детства. Со вторым же я рассталась без двух недель год назад.

Холодные ноги покойника мне не довелось трогать, но прикосновение ко лбу, обжигающе леденящему мне запомнилось навсегда. Хотя в тот момент, я не распознала истинную причину, поскольку опыт моей жизни подсказывал мне, что холод может достигать любые крайности. Но не холод тела заставил меня понять о случившемся, но холод тишины, которая исходила от любимого мной человека – мамы. Она обрела то, что никак не могла до конца вывести из меня – тот холод, который сковал ее тело, в том числе и ноги. Одно отличие между нами – мое сердце теперь навсегда будет горячим, ее же ноги – вечность холодными, в этом мы равны и ближе друг к другу чем когда то при жизни. Наконец-то я обрела мать, а она приняла меня в себя. Ноги покойника нас соединили.