Черта оседлости

                Черта оседлости.
                -Я не еврей
                -У каждого свои недостатки
                Реплики из фильма «День Независимости»

    -Послушай, у меня нет для тебя больше работы! Нету! Ты понял!? – чуть не кричал Сашкин дядя, брат его матери, Анатолий Васильевич Минин, - черт дернул меня пригласить тебя сюда, в Раменское. Вот ведь правду говорят люди: не делай добра – не получишь зла! Ты работаешь у меня уже второй месяц и ничему не научился.
    -Я научусь, дядя, - пытался оправдаться Сашка.
    -Раз не научился до сих пор – значит, не научишься никогда! Если бы я делал окна и двери я бы оставил тебя, но я делаю элитную мебель. Резная работа! Искусство! Дерево нужно чувствовать, как женщину! Понимаешь?
    -Да у меня, дядя, и женщины никогда не было - отвечал Сашка, опустив голову и глядя в землю.
    -Это не мои проблемы, - отрезал дядя и отвернулся.
    -Согласен, – вздохнул Сашка.
    Ему было, что ответить дяде, но он этого не сделал. Знал – бесполезно. Да и говорить что-то в спину было неприятно. По каким-то неведомым причинам Сашкин дядя нанимал исключительно узбеков и таджиков и никогда не давал работу своим родственникам и просто Русским людям. Дядя терпел у себя неуклюжего и раболепного  Джамала, держал, иногда в ущерб себе, Ильхома, помогал семье Алишера, обучал его более года своему ремеслу. Но учить Сашку он не желал.
    -Выдай ему последние деньги, пусть убирается!
    -Хорошо, хозяин, - сказал стоявший здесь же, на веранде, Ильхом, почтительно кланяясь.
    Сашкин дядя ненавидел свою сестру, мать Александра, которая в свое время, при дележе наследства, со скандалом выгнала его из дома его родителей. Анатолий Васильевич ненавидел всех своих родственников, которые за глаза называли его «нашим дурачком», так как он не закончил вуза и был простым столяром. И сейчас, повернувшись спиной к своему племяннику, он наслаждался, так как удачнее всех, называвших его «дурачком», переехал из Средней Азии в Россию. А Сашкина мать, так та вообще не смогла переехать и жила теперь в Ташкенте, работая уборщицей и одновременно наложницей в доме одного «нового узбека». Поездка Саши в подмосковное  Раменское была последней попыткой перебраться в Россию. Жест отчаянья. На поездку ушли все материны сбережения. И такой провал!
    Всё? Надо, ничего не заработав, возвращаться назад, в Ташкент?
    -Дядь Толь, не могли бы вы мне еще кое в чем помочь?
    -Ну что еще? – снова повернулся к Сашке лицом Анатолий Васильевич, - я и так для тебя много сделал.
    -Понимаете, я смогу найти работу и жилье, но мне нужна регистрация.
    -И что?
    -Я не смогу получить ее, регистрацию, там, где буду жить. Приезжим не доверяют. Вдруг я террорист. Можно я у вас временно зарегистрируюсь?
    -А как я могу тебе доверять? Вдруг ты террорист? – сказал Анатолий Васильевич и засмеялся. Его смех верноподданнически поддержали стоявшие вокруг узбеки.
    На шум из глубины дома вышла молодая женщина, ровесница Сашки, жена его дядюшки. Она что-то сказала на ухо своему мужу и снова скрылась.
    Дядя нахмурился. Этому человеку не везло по жизни с женщинами и он ревновал свою молодую жену чуть ли не к каждому столбу, не говоря уже о молодом племяннике.
    -Все, Саша. Разговор окончен. Москва слезам не верит. Прощай!
                -//-
    Сашка шел по подземному  переходу между московскими станциями метро и рассуждал почти вслух, сам того не замечая:
    -По себе людей не судят! Раз сам кобель, значит, думает, что все вокруг тоже кобели. Далась мне ваша Светка! Да в гробу я видал ее вместе с вами, милый дядюшка. Это ж надо до такого додуматься, а? Я что, совсем скотина, у родного дяди жену уводить. Ведь это же грех!
    Вдруг громкий, властный окрик вернул его к действительности.
    -Стой! Ты! Иди сюда!
    В конце перехода стояло несколько работников правопорядка. Один из милиционеров указывал рукою, как показалось Саше, в его сторону. Александра передернуло.
    После того, как его «попросил удалиться», а проще сказать, выгнал родной дядюшка, Александр нашел работу и уже два месяца работал грузчиком в лавке одного московского еврея, ночуя там же, в лавке. Однако регистрации у него до сих пор не было и он как огня боялся милиционеров, стараясь обходить их стороной и никогда не обращался к ним за помощью.
    К счастью, Александру повезло. Оказывается, указывали не на него, а на человека, шедшего впереди него, темнокожего парнишку, который тут же подошел к милиционерам и начал показывать свои документы.
     «Глянь, с регистрацией! В отличие от некоторых! Это что же получается, граждане? Я, русский человек, со славянской физиономией, боюсь проверок, находясь в Москве, будто я за границей?! Ну дела!»
    Удивление Александра еще больше возросло, когда он поднялся из подземки в самом центре Москвы и направился к Красной площади, желая в очередной раз полюбоваться красотами Василия Блаженного и недавно восстановленного храма Христа Спасителя.
                Увидеть Кремль и умереть.
                В лучах заката дух мой тает.
                Хочу тебе лишь песни петь,
                Моя Россия дорогая.
    До цели его поездки оставалось каких-то несколько сотен метров, как вдруг Александр увидел зрелище настолько неожиданное, настолько парадоксальное, что сначала глазам своим не поверил. На фоне кремлевских стен, уже довольно хорошо видимых с этой улицы, появилась фигура мужчины, одетая в традиционный религиозный костюм ... иудея-ортодокса.
    Черный старомодный (но при этом новый!) пиджак, черные штаны, туфли, длинные пейсы, козлиная бородка и черная иудейская шляпа, которую носят сегодня только иудеи, все в этом облике было вызовом старым храмам Первопрестольной.
    Человек в шляпе никуда не направлялся. Он просто стоял рядом с подъездом, очевидно, кого-то дожидаясь.
    В дореволюционной России для людей, исповедующих иудаизм, существовали законы, запрещающие таким гражданам жить и работать в обеих столицах империи, что евреи впоследствии называли вопиющими фактами ущемления их прав и свобод. Александр знал об этом. И именно поэтому он решил подойти к человеку, который так поразил его своим обликом. Подойти и заговорить с ним.
    Нет, Александр не был антисемитом. По правде сказать, любой искренний христианин антисемитом быть не может, ведь апостолы, Павел, Петр, Иоанн и Иаков были евреями. Да и сам Христос, хотя бы со стороны матери, тоже был евреем.
    Но для Сашки достаточно было того, что евреем был любимый его автор, апостол Иаков, послание которого Сашка знал почти наизусть. Кроме того, Сашка встречал по жизни много порядочных людей, евреев по национальности.
    -Простите мне мою бестактность, я не смог пройти мимо. Очень, очень хочется задать вам один вопрос…
    Человек с козлиной бородкой оторопело посмотрел на Сашку, решил сделать вид, что не понимает по-русски, но потом вдруг передумал:
    -Что вам угодно?
    -Не пойму я что-то, уважаемый. Мы ведь не в Хайфе, а в Москве? Так?
    -Ну и…?
    -Так почему же ты, никого не боясь и не стесняясь, стоишь здесь, чуть ли не на Красной Площади в своем религиозном одеянии, а я, Русский человек, из-за отсутствия московской прописки, здесь же, в Москве, как огня боюсь проверок и от всех шарахаюсь?
    -Что ж. Смиритесь. Каждому свое. Это реальность. Заметьте – объективная.
    Настала очередь оторопеть Александру. Не ожидал он такого ответа.
    -Интересно получается! Когда еврей говорит кому-нибудь «каждому свое» - это объективная реальность, элемент рыночной экономики, дефект, необходимый заметьте, государственного строя. А когда кто-нибудь говорит то же самое еврею – это фашизм!
    Однако! Если бы мои предки не пошли в свое время на смерть, твои вряд ли бы  выжили в нацисткой Европе.
    -Не понимаю? От меня то вы что хотите?
    -Ничего…
    «В самом деле, что я к нему пристаю? Еще позовет кого-нибудь. Поколотят. Оно мне надо?»
    Александр развернулся и поплелся прочь. На душе было мерзко. Осматривать Красную площадь с ее храмами вдруг расхотелось. Сашка вспомнил, как неделю назад он хотел  заказать у священников храма Христа Спасителя молебен за упокой души его дедушки, но вынужден был отказаться от этой мысли, увидав «рекомендуемые расценки пожертвований» за  этот обряд. Один из священников, коренной московский житель, облаченный в дорогие ризы, разговаривавший с бедно одетым Сашкой с нескрываемой брезгливостью, также отклонил просьбу отслужить этот молебен бесплатно, сославшись на загруженность храма. И хотя этот священник не произнес вслух скандальный афоризм Ницше, в душе он был полностью на стороне сумасшедшего философа и глаза его говорили следующее: «Приносит вас сюда нелегкая. Сидели бы у себя в деревнях. И вам хорошо и нам спокойней».
    -Постойте, как вас там! Погодите!
    Человеку с пейсами и козлиной бородкой вдруг почему-то стало стыдно и он решил догнать Александра.
    -Вы знаете, я и сам удивляюсь, почему произошло то, что произошло. Уверяю вас, в Америке совсем не так! Я там был! Я знаю! Там вообще нет этой унизительной регистрации. Каждый американский гражданин может жить везде, где ему вздумается. Захотел – поехал в Бостон, захотел – в Нью-Йорк. Плати за квартиру и живи, сколько душа пожелает.
    -Почему же в России не так? – спросил Сашка, останавливаясь.
    -То, что происходит здесь мне, например, совершенно непонятно. Если бы президент США довел страну до такого, техасские парни его бы давно кастрировали. Вы же своих почему-то терпите.
    -Почему? – не унимался Сашка.
    -Почему-почему. Заладил. Потому, что крепостные! Вот почему!
    Зря он это сказал. Не вовремя сказанная правда может и убить. Сашка рассвирепел и набросился на собеседника. Оба они упали и покатились по мостовой, подкрепляя каждый свой удар резкими высказываниями в адрес друг друга.   
    -Крепостные, говоришь? Я тебе дам крепостные! Я тебя научу Родину любить. Ты после встречи со мною навсегда заречешься покидать свою историческую родину, жид пархатый. Если, конечно, жив останешься.
    -Ну и что! Зато я сказал правду! А ты ее боишься! Боишься и ненавидишь!
    -Мои предки спасли Европу от фашизма!
    -Очень удобно скрывать свое убожество, прикрываясь величием предков!
                -//-
    -Ничего. Посидишь у нас денька два, успокоишься. А то ишь какой! В центре Москвы на людей бросаешься! Да и вы тоже хороши, ребе! Нашли с кем связываться! Вот и костюмчик весь испортили. Жалко. Костюмчик наверняка не дешевенький, а?
    Оба потрепанных участника межнационального конфликта сидели напротив участкового и угрюмо молчали.
    -Ну что молчим, орлы!? – продолжал насмешливо издеваться участковый.
    -Вы бы отпустили нас, гражданин начальник, -  вдруг чисто по-советски, забыв о своем облачении и статусе, попросил Сашкин противник.
    -И как мне прикажете вас отпустить? Ну, вас, ребе, отпустить можно. Вы, в конце-то концов, московский житель. А с этой «деревней» что делать прикажете? И ведь наверняка без регистрации!
    -А это мой племянник. Из Рязани приехал. А документы он во время нашей бурной встречи потерял. Вот.
    Александр ушам своим не поверил. Он ошалело уставился на «черную шляпу». В душе его забрезжила надежда...
    -Хорошо. А дрались-то вы зачем?
    -А это у нас новый обряд такой, иудейский, - ответила "чёрная шляпа".
    -Христианский, - поправил Сашка.
    -Иудео-христианский, - сказала "черная шляпа", пойдя на компромисс, - мы были так  рады видеть друг друга, что не смогли сдержать эмоций...
    -Закон, - сказал участковый, - существует не зря. Правила, на то они и правила, чтобы были исключения. Идите.
    Уже на улице Александр попытался неловко извиниться, но не получилось. «Черная шляпа» немедленно уехал на подъехавшем за ним «Мерседесе».
    -А ты как же до своего жилья добираться будешь? – спросил участковый. До него начало доходить, что рассказ о племяннике – вымысел.
    -Знамо как! На трамвае. Каждому – свое!