Приют принца Ольденбургского

Приют принца Ольденбургского.

Фото: Курсанты 1 курса во дворе военной комендатуры. Слева направо. Френк, Пирогов, Добряков, Силантьев, Носенков, Агронский, Лойкканен, Петров, Булыненков. Ленинград,1952/1953 г.

(1 Балтийское высшее военно-морское училище. 1952 – 1953 гг.)

1. Чудильник.

Истекали последние летние дни 1952 года. Закончились летние каникулы и бывшие нахимовцы собрались в стенах нового учебного заведения. Вновь ожили широкие коридоры старинного здания на Лермонтовском проспекте вблизи Балтийского вокзала. Незнакомый майор даёт команду на построение курсантов первого курса по ранжиру, затем расчёт на первый – двадцать пятый. Всего несколько секунд и сформировано четыре взвода по 25 человек в каждом. Взводы разбили на отделения, правофланговый отделения назначался командиром отделения.
Всё гениальное – просто. В данной ситуации никто не задумывался о возможности сохранения ранее сложившихся в нахимовских училищах коллективов, не говоря уже о совместимости характеров внутри новых структур. Всех перемешали: знакомых и незнакомых, но зато по ранжиру, и – марш по своим классам.
Я со своим «гигантским» ростом в 165 см. оказался в четвёртом (последнем) взводе. Взвод в учебном отношении одновременно являлся и классом со своим двузначным номером. Мой класс получил номер 14 (первый курс, четвёртый взвод – класс). Это был чисто солдафонский подход к формированию структуры роты. Командиром роты, который проводил первые организационные мероприятия, был среднего возраста офицер в морской форме в звании майора по фамилии А.П.Моргунов, по прозвищу, полученному от предшественников, – колун. Его подчинёнными стали выпускники нахимовских училищ Ленинграда и Риги. Младшие командиры – помкомвзводы и старшина роты – из курсантов старшего (четвёртого) курса. Старшиной роты был назначен выглядевший старше своих лет долговязый Борис Николаев.
Такая  система внутреннего формирования первокурсников как бы отвергала всё хорошее, что культивировалось ранее в нахимовских училищах, в том числе и принцип назначения младших командиров по уму, а не по ранжиру. Наши потешные звания с приставкой «вице» были проигнорированы и напрочь забыты. Как первокурсники, мы были снова самые младшие в училище и, следовательно, несли большую, чем остальные курсанты, нагрузку – учебную, строевую и хозяйственную. Несли все наряды дежурной, вахтенной и караульной службы, в том числе и в патрулях, мыли и натирали мастикой паркетные полы обширных залов и коридоров учебного и жилого корпусов. Как-то успевали ещё и учиться.
Впоследствии первый год обучения в стенах 1-го Балтийского высшего военно-морского училища вспоминал, как кошмарный сон. Объективные трудности учёбы на первом курсе и особенно службы усугублялись благодаря усердию одиозной фигуры – начальника факультета по фамилии Беккаревич Герман Антонович. От предшественников были наслышаны, что стон стоял на старшем курсе, который он выпустил в этом 1952 году. Теперь этот заикающийся цербер в мешковатом мундире капитана 1 ранга стал наставником нового набора курсантов первого курса, сведённых в три роты по 100 человек в каждой.
Несколько примеров наставничества начальника факультета. Одной из отдушин курсанта, особенно в таком крупном городе как Ленинград, где множество театров, музеев и клубов, является увольнение. Распорядком дня увольнение в город предусмотрено по субботам и воскресениям. И тут начфак не упускал свой шанс, чтобы показать свою власть. Он проводил процедуру увольнения только лично. Для этого давал команду построить в две шеренги весь курс на улице или в коридоре (а это почти 300 человек), разводил шеренги на несколько шагов друг от друга, и лично осматривал каждого курсанта…  Закончив осмотр первого курсанта, делал приставной шаг в сторону и останавливался напротив следующей жертвы. Окидывая её цепким взглядом сверху вниз и, если не находил недостатков, так же передвигался к следующему курсанту. Если же находил хотя бы малейшее нарушение в форме одежды или причёске, удалял несчастного курсанта из строя и лишал увольнения. Такой осмотр занимал нередко 1,5 – 2 часа, т.е. отнимал почти половину того времени, которое отводилось на отдых в субботу. Самое удивительное, что курсанты безропотно выдерживали эти издевательства, и покорно слушали его картавые напутствия по правилам поведения в городе, типа: «Товарищи курсанты, не сталкивайтесь с троллейбусами!».
Особенно трудно приходилось дежурной службе, которая находилась под его пристальной опёкой. К своему несчастью, весь первый семестр я нёс службу не дневальным, а  дежурным по роте как младший командир. Хотя фактически был заместителем секретаря комсомольской организации своего класса. Дежурный отвечал за порядок в ротном помещении и, в отличие от дневального, по инструкции не имел права спать ночью. На отдых ему отводилось утреннее время с 9 до 12 часов. Должен сказать, что это была истинная пытка. Молодой организм требовал сна именно ночью после напряжённого учебного дня. Причём в ночные часы дежурному по роте делать абсолютно нечего. Все вокруг безмятежно дрыхнут, и для общего наблюдения за спальным помещением вполне достаточно одного дневального, который бодрствует свои два часа, затем будит подсменного, сдаёт ему вахту и ложится спать. А дежурный по роте должен всю ночь маяться без сна. Зачем? – не известно,  должен – и всё! Я пробовал читать – засыпаю, пробовал ходить взад вперёд по помещению – засыпаю на ходу, причём просыпаюсь, когда, потеряв равновесие, оказываюсь на полу. Приходилось неоднократно обливать лицо холодной водой, выходить на улицу, делать физические упражнения и другие процедуры, способные перебить сон. Ночью проверяющие дежурную службу ходили не часто, но если заснёшь, по закону подлости в этот момент появится дежурный по факультету и будут неприятности.
Утро – явно не удачное время для отдыха дежурному по роте. Начинают приходить на службу разного уровня начальники, которых дежурный обязан встретить командой «Смирно» и соответствующим рапортом. Все служивые знают: дежурная служба может лезть из кожи для выполнения своих обязанностей по инструкции, но если не встретит по уставу прибывающего начальника, будет снята и наказана.
Я редко мог уснуть в эти утренние часы под аккомпанемент команд и шума, происходящих вокруг утренних манипуляций (приборки, выравнивание коек и т.п.), но лежал, не раздеваясь, поверх одеяла, натянув на голову шинель, имитируя положенный по инструкции отдых.
После встречи Нового 1953 года, слава Богу, сдал почётные секретарские обязанности кому-то, видимо, более достойному, и освободился от каторжных дежурств. Стал рядовым дневальным, в карауле не был разводящим, а просто часовым. Это значительно проще: отстоял свою вахту -  и на боковую.
Вспоминается и ещё одна процедура, которую практиковал Беккаревич. По уставу, дежурные по роте должны идти на доклад (один о смене, другой – о вступлении на дежурство) к командиру роты. Такой доклад принимал лично начальник факультета, причём по строгому ритуалу: в кабинет нужно войти не только строевым шагом, но и обязательно под углом 90 градусов подойти к рабочему столу, за которым он восседал. Доклад должен быть, разумеется, без единой запинки, чётким и громким голосом. Мне «посчастливилось», кажется, только однажды пройти эту унизительную процедуру без замечания, повторив её дважды.
В последующей службе мне не приходилось сталкиваться с таким откровенным издевательством и самодурством. Сам носитель зла выглядел мешком с ватой: толстое опухшее лицо на грузной фигуре вызывала неприязнь и отвращение. Удивительно, но не припоминаю каких-либо действий протеста против этого беззакония даже от предшественников – курсантов выпускного курса. Начальник училища контр-адмирал Никитин Б.В., по натуре, видимо, либерал, смотрел на эти причуды сквозь пальцы – надо же иметь хоть одно пугало на всё училище, пусть хоть кого-то бояться курсанты. Не по этой ли причине училище имело неофициальное название – чудильник?
Примечание. Контр-адмирал Никитин Б.В. окончил ВВМУ имени М.В.Фрунзе в 1928 г., служил на торпедных катерах на БФ и ЧФ. Командовал бригадой ТКА на БФ, стал авторитетным специалистом в создании новых проектов ТКА, тактики их боевого использования. В начале Великой Отечественной войны возглавил строительство новых проектов ТКА и речных бронекатеров на Приволжских и Уральских заводах, разрабатывал тактику их применения. В 1942 году участвует в приемке ТКА, БО ТЩ на судостроительных заводах США, поставляемых  в СССР по «ленд-лизу». В 1943 году назначается командиром бригады принятых в США кораблей, формирует и обучает экипажи, отправляет корабли на транспортах и своим ходом в СССР (более 350 единиц). После окончания войны назначается начальником Черноморского ВВМУ в Севастополе. В августе 1947 г.  - начальником Ленинградского военно-морского подготовительного училища, затем в 1948 г. – начальником 1-го Балтийского ВВМУ.
Курсантская жизнь между тем текла своим чередом: Подъём, зарядка, завтрак, лекционные или практические занятия, обед, самоподготовка, отход ко сну – вот главные составляющие ежедневных будней. Обживали просторные помещения недавно построенной новой казармы, спали по-прежнему на двухъярусных железных койках, расположенных рядами вдоль оконных проёмов. Учебные классы располагались в комнатах бывшего детского приюта принца Ольденбургского.
Примечание. Главное здание было четырёхэтажным, построено в середине Х1Х века архитектором Г.Х.Штегеманом по заказу принца П.Г.Ольденбургского для детского приюта. В 1896 г. был надстроен пятый этаж здания по проекту архитектора В.В.Шауба. (Исторический очерк: «Военно-морские подготовительные училища». Авторы - Ю.М.Клубков, В.М. Басок и др.).
Двери классов выходили в длинные с паркетными полами коридоры, больше похожие на залы. Пота и крови курсантов стоило содержание этих огромных помещений в чистоте и блеске. Елозя ногой со щёткой по намазанному водной мастикой паркету, курсанты, думаю, последними словами проклинали свою судьбу и загадочного принца. Рациональные интерьеры помещений и блеск сохранившегося паркета, как немые свидетели «проклятого прошлого» мало что говорили о наших предшественниках, обитавших в этих апартаментах. Известно было только то, что переулок, ранее соединявший Лермонтовский  проспект  с Дровяной улицей имел название Приютской улицы. В 1950 году часть этой улицы переименовали в Морской переулок.
Только в последние годы, когда начали интересоваться историей не только с 1917 года, выяснилось, что упомянутый принц был великим тружеником (Вечерний Петербург, 24.10.1991 г.), оставившим значительный след в истории Петербурга. На его деньги и по его проектам создавались учебные заведения и приюты, больницы и благотворительные общества. Он был попечителем нескольких учреждений: например, первой в России женской Мариинской гимназии, Александровского (Царскосельского) лицея, детского приюта его имени, приютившего ныне курсантов 1-го Балтийского ВВМУ. После революции апартаменты приюта не пустовали, здесь размещалась спецлечебница, в годы войны – госпиталь, после прорыва блокады – 1-я и 12-я школы и Дом пионеров Ленинского района.
30 апреля 1944 года здесь было сформировано Подготовительное военно-морское училище с трёхлетним сроком обучения. Первыми курсантами – «подготами» стали воспитанники бывших специальных военно-морских школ Наркомпроса. (К.Голованов. Матросы Наркомпроса. М. Молодая гвардия. 1978).
Курсанты носили красные якоря на погонах и курсовки того же цвета на рукавах форменок и бушлатов. Подготовительным училищем руководил опытнейший моряк, боевой флотский офицер капитан 1 ранга Н.Авраамов.
8 апреля 1948 года на базе подготовительного училища началось формирование 1-го Балтийского ВВМУ, готовившего (до 1951 г.) морских офицеров общего профиля (вахтенных офицеров). 5 октября 1952 года училище произвело первый выпуск офицеров с высшим образованием. Тогда же стало известно, что училище будет переориентировано для подготовки офицеров – подводников.
Продолжая рассказ о начале обучения на первом курсе, следует заметить, что информация об изменении профиля училища до курсантов набора 1952 года не доводилась. Занятия продолжались по типовой программе прежних лет. Известно также, что первый курс любого вуза – самый трудный. Необходимо не только приспособиться к лекционному методу обучения, но и освоить сложные общетехнические дисциплины (высшие математика и физика, теоретическая механика и др.), требующие абстрактного мышления. Именно на первом курсе отчисляют, как правило, больше всего по неуспеваемости. Первый курс – это первое сито, сквозь которое удаётся проскочить не всем. Математика читалась в общем потоке всему первому курсу. Преподаватель мелом исписывал формулами без остановки одну классную доску за другой. Иногда что-то монотонно комментировал,  казалось, что эта наука понятна только самому лектору. Уже через несколько недель стало ясно, что материала так много, что разбираться с ним после каждой лекции нет никакой возможности. Задача – минимум заключалась в том, чтобы успеть записать всё за лектором. Так я и поступал. Только в период экзаменационной сессии возвращался к своим конспектам и с помощью учебников окончательно разбирался  в этой, на первый взгляд, китайской грамоте. Оказалось, что не так всё сложно, и понять, и кое-что запомнить при желании можно.
Кроме высшей математики запомнились в этот период добротные лекции по навигации, которые хорошо поставленным голосом артистически читал бывший торговый моряк капитан 2 ранга Лебедев.
Благодаря интенсивному напряжению своих умственных способностей во время сессии экзамены сдавал, кажется, без «троек». Хотя однажды получил «тройку» за нетвёрдое знание материальной части какой-то артиллерийской установки. Схема – подсказка этой пушки на экзамене висела, но в сотнях её деталей я, видимо, запутался.
После Нового года  схлопотал  дисциплинарное взыскание, которых за всю службу было немного. Дело было так: шёл по Невскому проспекту и в темноте в районе многолюдного Елисеевского магазина не заметил военного патруля. Получил замечание за неотдание  чести. На увольнительной записке  старший офицер патруля написал явиться в комендатуру. Надо было никуда не ходить, а увольнительную «потерять» - так рекомендовали старожилы. По  неопытности,  не без колебаний,  пришел в комендатуру на Садовой, где на моей увольнительной поставили штамп о задержании, и зафиксировали мою фамилию в книге нарушителей дисциплины в городе. В результате своей дурости получил по заслугам – 30 суток без берега и, соответственно, месяц просидел в училище.

2. На крейсере «Железняков».

В начале марта 1953 года заступил на очередное, правда, не обременительное дежурство – рассыльным дежурного по училищу. Дежурство заключалось в постоянном нахождении рядом с комнатой дежурного по училищу и готовности куда-то сбегать (кого-то найти или передать приказание) по команде дежурного или его помощника. На ночь рассыльный уходил в ротное помещение спать, а утром после подъёма снова приходил на свой пост. Тут можно было читать книгу или штудировать учебные материалы. Днём во время учебного процесса основная функция дежурного по училищу заключалась в подаче звонков на занятия. Впоследствии эту функцию выполнял часовой механизм автоматически. Организация службы в училище была отлажена и, чаще всего, дежурство проходило без происшествий. На этот раз всё было не так. В десятом часу вечера в комнату дежурного позвонил начальник политотдела и дал команду вызвать из дома коменданта и приготовить траурные флаги. Умер И.В.Сталин (5 марта). Уже несколько дней страна с неподдельной тревогой слушала по радио и читала в газетах бюллетени о болезни вождя. Официальное сообщение о смерти Сталина передали по радио только утром (кажется, в пять часов) 6 марта. Говорили, что наши начальники узнали об этом событии накануне вечером из передачи зарубежных радиостанций.
Страна стала похожа на растревоженный улей. Начались траурные митинги и собрания. Слёзы лились рекой, скорбь была неподдельной. Некоторые горожане пытались прорваться в Москву, чтобы пройти возле гроба кумира. Но на дорогах в столицу стояли кордоны милиции, так что большинству пришлось повернуть назад. Это было благоразумно, т.к. спасло пилигримов от очередной Ходынки. Очевидцы утверждали, что похороны всё равно не обошлись без жертв. Официальные данные об этом опубликованы не были, и мне не известны. Некоторое представление о днях похорон Сталина даёт роман Анатолия Приставкина «Рязанка». Позже более подробно об атмосфере тех дней узнал из книги Константина Симонова «Глазами человека моего поколения».
Сталин – это целая эпоха в жизни нескольких поколений наших людей и не удивительно, что страна впала в оцепенение: кто и куда поведёт эту огромную империю? По прошествии сорока  лет, когда пишутся данные строки, эти вопросы опять актуальны, особенно – куда? Как и тогда, так и теперь будущее вызывало и вызывает обоснованную тревогу. Отличие только в том, что эту тревогу в прошлом можно было высказать лишь шепотом и в узком кругу проверенных друзей.
Страна погрузилась в траур. В течение четырёх дней в перерывах между траурными мелодиями радио передавало официальные бюллетени и правительственные сообщения. Похороны Сталина состоялись в воскресение 9 марта на Красной площади. Переоценка личности вождя и его эпохи была ещё впереди.
В понедельник 10 марта в училище возобновились плановые занятия. Готовились к очередной экзаменационной сессии. Чуть позже выяснилось, что предстоят существенные организационные перемены. В связи с изменением профиля обучения всем курсантам предстоит пройти более строгую медицинскую комиссию на предмет годности к службе на подводных лодках.  Экзамены сдал вовремя и без затруднений.
Вспоминая о деталях учёбы и  быта, я совсем упустил о событиях в стране и мире. Курсанты жили в своём изолированном мире, газеты читать было некогда. Не помню, чтобы политинформации были регулярные и интересные. Главным событием этого периода называли Х1Х съезд партии, о котором кратко можно прочитать в учебнике по истории для старшеклассников (автор М.Н.Зуев. 2005 год). «В обстановке непрекращающихся репрессий 5 октября 1952 года начал свою работу  Х1Х съезд ВКП(б). В повестке дня съезда стояли, прежде всего, экономические вопросы: подведение итогов восстановления разрушенного войной народного хозяйства и утверждение директив по новому пятилетнему плану развития на 1951-1955 гг. Теоретическим обоснованием перспектив хозяйственного развития страны послужила работа И.В.Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР», опубликованная  в сентябре 1952 года…». Эту работу мы и начали подробно изучать в курсе марксистско-ленинской философии. Съезд также внёс изменения в Устав партии и принял решение о переименовании Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) в Коммунистическую партию Советского Союза (КПСС).
За последние годы написаны горы книг о И.В.Сталине и его окружении, которые были у руля государства. После прихода к власти М.С.Горбачёва, и особенно после развала СССР (1991 г.) появились книги и учебники, излагающие более правдиво и объективно историю нашей страны.
В начале мая после окончания весенней экзаменационной сессии курсанты отправились на Северный флот на предусмотренную ранее программой обучения летнюю практику. Везли нас в товарных вагонах, предназначенных для транспортировки скота, спали на голых деревянных нарах. Не обошлось без небольшого конфуза: кто-то из лежавших на верхних нарах ночью обоссался и устроил мини потоп. Спавшие ниже пострадавшие устроили бедолаге взбучку. Кто был виновником происшествия, уже не помню, но знаю, что подобное иногда случалось и в казарме, где спали на двухъярусных койках. Состав двигался без длительных остановок, и через несколько дней мы увидели невысокие сопки, покрытые снегом. В Ленинграде снега давно уже не было, здесь же весна ещё только вступала в свои права. Эшелон миновал Мурманск и через два часа остановился в верхней части Североморска.
Не более часа потребовалось на пеший переход строем до причала, далее несколько минут на буксире, и наша команда оказалась в чреве гигантского корабля, стоявшего на рейде. Вся рота курсантов (около 100 человек) разместилась в одном вместительном кубрике с двухъярусными стационарными койками и рундуками для вещей.
Практика курсантов первого курса предусматривала кроме изучения устройства корабля и его организации выполнение многочисленных обязанностей матросов и изобиловала: дежурствами, тревогами, приборками, стирками и т.п. Пользы от такой практики было мало, как, впрочем, и от этой махины – корабля, большей частью стоявшего на двух крейсерских бочках в середине удобной североморской бухты. За месяц пребывания на крейсере не припоминаю ни одного выхода в море, зато хорошо запомнились ночные чистки картофеля для всей команды во время несения дежурства (дежурное подразделение). Май – июнь – расцвет белых ночей на Севере: солнце светит круглые сутки, лишь в ночные часы приближаясь к горизонту, но не заходя за него. (Справка. На широте Мурманска 22 мая наступает полярный день, который продлится 62 суток. Круглые сутки солнце не будет опускаться за горизонт до 23 июля). Целым взводом курсантов сидим с ножами на шкафуте вокруг огромного чана с водой, куда бросаем очищенный картофель. Кругом вода и сопки на фоне ярко голубого неба. Непривычна ночная тишина, лишь изредка нарушаемая криками повздоривших огромных чаек. Если не будет тревоги, днём позволят отоспаться.
Курсанты расписаны по всем боевым постам корабля – от трюмов до КДП (командно - дальномерный пост), возвышающегося над боевой рубкой. Еще в училище были ознакомлены с тактико-техническими данными корабля, теперь увидели крейсер в натуре. Крейсер «Железняков» был одним из пяти новых лёгких крейсеров проекта 68-К (типа «Чапаев»), заложенных в 1939-1940 гг., и достроенных после войны на стапелях заводов в Ленинграде и Николаеве. Водоизмещение полное 14100 т., скорость хода полная 32 узла. Мощность паровой силовой установки 110 тыс. л.с., дальность плавания 5500 миль, автономность 30 суток, длина 199 м., ширина 18,7, осадка 6,9. Вооружение: 12х152 мм. Орудий главного калибра (4 башни МК-5 по 3 орудия в каждой), 8 спаренных 100-мм универсальных пушек, 14 спаренных 37-мм зенитных автоматов. Экипаж 1200 человек.
Смена боевых постов происходила с таким расчётом, чтобы за месяц каждый курсант успел познакомиться со всеми боевыми частями корабля, т.е. на каждом боевом посту курсанты находились всего по 2-3 дня. Правда, значительные размеры крейсера с сотнями помещений и десятками боевых постов в каждой боевой части, напичканных сложнейшей техникой, делали эту задачу невыполнимой. Кроме этого, никаких конкретных заданий по изучению корабля курсанты не имели. К тому же, офицерам корабля и командирам боевых постов было просто некогда заниматься курсантами. Не припоминаю даже, был ли хоть какой-то зачёт в конце практики.
В последние дни практики меня направили в одно из котельных отделений БЧ-5. Котёл работал, обеспечивая повседневную жизнедеятельность крейсера на стоянке. Профиль нашего обучения был далёк от обслуживания энергетической установки корабля, да и небезопасно допускать временного и неподготовленного человека до огнедышащего котла. Никакого предварительного инструктажа даже о том, как попасть в такой боевой пост не было. Пришлось дожидаться первого матроса, который шел на смену кочегара и следовать за ним. Через хитроумную систему спускаемся в котельное отделение. Никто там меня, естественно, не ждал. Осматриваюсь в полутёмной кочегарке и понимаю, что изучать технические устройства котла в таких условиях невозможно. Двое матросов-операторов наблюдают за приборами автоматики котла и периодически манипулируют вентилями форсунок, регулируя подачу мазута. Косо посматривая на горящие факелы, для приличия обхожу доступные закутки нижнего этажа  помещения с постом управления котлом. Затем, по подсказке жестом  руки одного из матросов, поднимаюсь по металлическим трапам на самую верхотуру помещения,  располагаюсь на металлических паёлах (этажах), и пытаюсь читать принесённую с собой книгу под оглушительный рёв работающего турбовентилятора. С непривычки звон в ушах и пониженный слух сохраняются в течение нескольких часов после посещения работающей котельной. Значительно больше было пользы, если бы один из офицеров-механиков провёл экскурсию для всех курсантов по основным помещениям энергетики корабля. Для более толковой организации практики нужно было назначить руководителем практики не командира роты, а опытного морского офицера, которых в училище было вполне достаточно.
Незадолго до отъезда с Севера курсанты оказались свидетелями церемонии встречи Главнокомандующего ВМС адмирала флота Н.Г.Кузнецова. Высокий статный адмирал бодро поднялся по парадному трапу на борт крейсера «Железнякова» и прошел вдоль строя личного состава.
Заканчивался срок пребывания на крейсере. Время практики тянулось необычайно долго и использовалось с очень низким КПД, сравнимым, разве что, с КПД паровой силовой установки. Служба на крейсерах всегда отличалась особой чёткостью и одновременно казарменной бездушностью, как броня этой плавучей крепости. Курсанты-практиканты младшего курса были инородным телом и использовались главным образом, как дармовая рабочая сила.
Наконец, снова посадка в товарные вагоны. В подарок от команды крейсера каждый взвод получил по большой бочке сельди отличного качества. Забыл упомянуть, что кормили на крейсере сытно и вкусно. Закладываемые в котлы продукты были высокого качества, в том числе и импортные, например, свежемороженое мясо из далёкой Аргентины. Маркировку на мясе я видел лично, участвуя в составе дежурного подразделения в разгрузке товарного вагона в Мурманске. Открытая бочка с селёдкой всегда стояла на палубе в районе камбуза и была доступна матросам в любое время.
В пути следования состава по голодным краям Карелии селёдка пользовалась большим спросом: не только вдоволь ели сами, но и меняли на другие продукты, которые приносили на стоянках местные жители. В основном, предлагали варёный картофель.
Первый год обучения в 1-ом Балтийском ВВМУ оказался для меня и последним. Я оказался в компании тех, кто по результатам медкомиссии был признан негодным для службы на подводных лодках. Я интересовался впоследствии причиной такого заключения медиков, так как в те годы чувствовал себя нормально. Врачи, однако, обнаружили шум в области сердца и на основании этого вынесли свой вердикт. Инструментальное исследование причин обнаруженного шума не проводилось, да и не было тогда никакого оборудования, которое существует ныне. Я помнил, что в Риге у меня было две атаки на сердце: первая была связана с обострением ревматизма (по моему диагнозу) и вторая – расширение одного из желудочков сердца в результате физической перегрузки. Кстати, и в последующие годы шум в области сердца фиксировали все внимательные терапевты.
Встал вопрос о дальнейшей учёбе. Всем отбракованным курсантам (а их оказалось немало) предложили этот вопрос решать самостоятельно, но никакого перечня предлагаемых училищ не было. Видимо, при настойчивости можно было перевестись в любое военное учебное заведение. Уволиться в запас никому не предлагали, т.к. все были признаны годными для службы на надводных кораблях. Я был в некотором затруднении, т.к. посоветоваться было не с кем. Не пойду же я к начфаку, которого ненавидел, или к командиру роты, которого ничего не интересовало, кроме выравнивания коек в спальном помещении. К тому же я был по молодости достаточно стеснительным, чтобы обратиться к кому-либо из командования или преподавателей. Никакого организованного коллективного собеседования по этому вопросу также не было. Видимо, чтобы избавиться от режима Беккаревича, был готов ехать в любой город и в любое училище (своё желание искать работу по душе ещё не сформировалось), кроме училища имени М.В.Фрунзе, которое, по нашему общему мнению, держалось на палочной дисциплине.
В подтверждение этого привожу короткую выдержку из автобиографического очерка выпускника РНВМУ 1957 года и ВВМУ имени М.В.Фрунзе 1961 года Палитаева Алексея Ивановича, опубликованного в Интернете.
1957-1961 гг. - курсант Высшего Военно-Морского Училища им. М.В.Фрунзе, г.Ленинград.  Вопреки славному прошлому, в советское время в училище сложились полицейские традиции. Ревностные служители этого режима кап. 3 ранга А.Соловьёв и Грудинкин, под власть которых угодил Палитаев, знали, что нахимовцы не лучший контингент для их спокойствия и взялись за него так, что он пожалел о своём выборе училища. Старшекурсники проявляли своё превосходство, где это им было выгодно. У Палитаева часто случались с ними стычки, ибо он не считал себя салагой, и не уступал им нигде. Училище готовило дилетантов широкого профиля (командный состав). Но вместо того, чтобы давать принцип действия и в минимально-необходимом объёме устройство многочисленных корабельных технических систем и разнообразного (устаревшего) оружия, читалось всё до мельчайших подробностей в таких объёмах, что в результате, кроме грифа «секретно» на схеме-простыне, ничего полезного в голове не откладывалось. Все необходимые знания пришлось постигать самостоятельно уже на флоте. Самые отвратительные моменты наступали при направлении роты нести караульную службу на гарнизонной гауптвахте. Гадкое чувство охватывало душу при выполнении там обязанностей тюремщиков. Светлые проблески в курсантской жизни составляли вечера отдыха (танцы) в клубе училища. Здесь Палитаев познакомился со своей будущей женой Антониной Павловной. У них теперь взрослые сын и дочь, внук и две внучки."

Выручил, как часто бывает, случай. Ко мне подошел товарищ по несчастью из соседнего класса Юра Щёткин и предложил поехать вместе в Калининград (бывший Кенигсберг), где было открыто подобное ВВМУ. Оказалось, что его семья живёт в Калининграде, а отец – крупный политработник в звании капитана 1 ранга служит в Балтийске. Я принял это предложение без колебаний и впоследствии никогда не сожалел об этом.
В моём домашнем альбоме сохранилась  фотография, которая является  единственным свидетельством курсантских будней 1-го Балтийского ВВМУ в 1952/1953 учебном году. Снимок сделан во внутреннем дворе военной комендатуры на Садовой улице. Курсанты первого курса (одна галочка на форменке) прибыли на инструктаж при назначении в дежурное подразделение гарнизона города. (Парадоксы военной службы: целесообразнее было одному офицеру комендатуры приехать в училище, чем отрывать роту курсантов от занятий и пригонять на 10-минутный разговор в центр города). На передний план попали: Борис Френк, Юрий Пирогов, Виктор Добряков, Юлий Силантьев, моя голова на плече у Силантьева, возвышается часть головы Игоря Носенкова (из второго ряда), Гарри Лойкканен, Иван Петров, Виктор Булыненков (по непроверенным данным, один из первых погиб в лейтенантские годы на ТОФе). Ленинград.1952/1953 г.


Рецензии