Сумерки в Дели, ч. 3, гл. 1. Ахмед Али

Сумерки в Дели. Ахмед Али


Часть третья

В мире существуют любовь и красота,
Но для меня – только страдание.
Вместе с реками я плачу и рыдаю.
Пустыни распростерлись, ужасающие, мертвые и сухие…
                Мир Таки Мир

Глава первая

Вскоре после церемонии коронации приготовления к свадьбе Асгара пошли более ускоренным образом. До свадьбы оставалось всего пятнадцать дней, и всё надо было приготовить.
Гости начали съезжаться один за другим, дальние и близкие родственники, и в доме практически не осталось свободного места.
Дом Бегам Калим был переполнен. Другой дом, примыкающий к этому, был нанят у хозяев для свадьбы. Все эти дома были переполнены гостями, и повсюду царила настоящая предсвадебная атмосфера.
С увеличением количества гостей в доме больше нельзя было готовить пищу. Был арендован еще один соседний дом, чтобы нанятые повара готовили там пищу и в печах пекли хлеб. Шарфуллах, кузен Бегам Калим, был поставлен надзирать за кухней. Когда пища была готова, он лично извлекал ее из огромных горшков и раздавал людям. В обеденное время стелились длинные скатерти, во внутренних покоях для женщин и на веранде для мужчин. Женщины смеялись и одновременно говорили, дети плакали и кричали, и громкий шум наполнял дом, в котором в действительности никто никого не слушал и все кричали впустую.
Женщины работали с утра до вечера, пришивая кружева, подрубая ткани и вышивая узоры, а также готовили пищу и говорили. Горы готового приданого сшивались нитью и складывались в огромные деревянные сундуки. Это были одежды, посылаемые невесте от имени жениха.
«Ты знаешь, во время моей свадьбы…» - вспоминал кто-то прошлое. «А во время моей…» - вставлял замечание другой.
Люди говорили об одеждах и тканях, восхищались чьим-то нарядом, критиковали чей-то вкус. Они говорили о том, что на них было надето на ту или иную свадьбу, или что они наденут сейчас.
У них у всех было так много работы, и надо было еще готовить их собственные наряды.
Дети не давали им работать, но, несмотря на закатываемые ими сцены и крики, работа шла к своему завершению…
                ***    
За три дня до свадьбы одежды невесты были отправлены в дом Белкис. Туда входило семь комплектов платьев из великолепного шелка и золотой парчи, разукрашенные разнообразными узорами и отяжелевшие от богатых нашивок. Платья были сложены вместе и пересыпаны необрушенным рисом, поскольку этот рис считался благоприятным знаком. Далее, к этому были добавлены драгоценные камни и золото, так много украшений для различных частей тела, сделанные из золота и серебра. Всё это было подарком от родителей Асгара невесте. И что-то было подарено двоюродными сестрами, тетями и другими близкими родственницами.
Благовонные жидкости и розовая вода хранились в красивых хрустальных бутылочках. В двух цилиндрических красных бумажных мешочках, щедро разукрашенных золотой и серебряной краской, лежал порошок хны. В двух других, подобных первым, мешочках был сахар. Еще в одном мешочке лежал сандал, и в других – благовонные травы.
Кроме всего этого, там были сухофрукты, копра и рафинированный сахар на подносах. Так же там были два белых, красиво разрисованных глиняных горшка, один с творогом, а другой со щербетом, всё это должно было принести счастье.
Все эти подношения лежали на подносах, покрытые тонкой и очень дорогой материей, и эти подносы несли люди из племени Чамари на своих головах. Ближайшие родственницы Асгара поехали на паланкинах в дом Мирзы Шахбаза. Белкис, одетая в красные одежды, была выведена к родственницам жениха, которые надели на нее украшенные свежими цветами драгоценные камни, принесенные ими с собой, и – золотые и серебряные украшения. Они «подсластили» ее рот рафинированным сахаром и дали ей кошелек, в котором была сто одна рупия. Все эти церемонии сопровождались различными песнями, каждая – на конкретный обряд, песни эти исполняли специальные певцы.
Женщины вернулись домой в девять часов вечера, и сразу же громкими, возбужденными голосами стали обсуждать  совершенные обряды. Еще до того, как они сели обедать, родственники невесты прислали мыло и иные принадлежности для омовения жениха, это произошло до начала церемонии помолвки. Среди этих подношений было так много бронзовых, луженых медью сосудов, и сосуды эти издалека казались серебряными. Там же был деревянный, обитый медью  стульчик с красиво разложенными на нем цветами, поскольку жених должен будет сидеть на нем во время маина, церемонии, предшествующей ритуальному омовению. Начиная с этого дня, жених должен только отдыхать и каждый день его тело должно полностью умащаться благовонными маслами.
«Этот сосуд такой красивый!» – говорила одна женщина.
«Эта мыльница сделана с таким искусством! - добавляла другая. – Мне бы хотелось приобрести такую для своей дочери!»
Все эти женщины наперебой хвалили прибывшие подарки. Но некоторые еще никогда не видели мыльниц, поскольку тогда мылом пользовались довольно редко.
«Ой, сестра! А это что такое? – сказала одна из женщин. – Можешь ты мне объяснить, или нет?»
«Да, ты права, сестра, - ответила ей другая. – Я не заметила этого раньше».
Они стали гадать, что бы это могло быть. Женщина, восхищавшаяся мыльницей, объяснила им назначение этого предмета, и тогда другие женщины в гневе произнесли:
«Чтоб этим никчемным англичанам пусто было! Чего только они ни придумают! И никто не знает, когда прекратится вся эта гадость!»
                ***
Никто не обедал раньше одиннадцати часов, времени, назначенного на приезд людей невесты, которые должны будут надеть кольцо на палец жениха. Но все знали, люди невесты приедут не раньше часа или даже двух…
                ***
Ахмад Вазир, семейный цирюльник, с его жидкой, но длинной бородой, плохими зубами и даром красноречия пришел и сразу же погрузился в работу. И Гхафур тоже осознавал свою значимость. Шейх Мухаммед Садик говорил с ним о его предположительном браке и дал ему наживку в виде обещания богатого приданого. Теперь, в царящей во всем доме атмосфере свадебного праздника, Гхафур был тоже счастлив, думая о своем браке.
Когда он сидел за кальяном с Ахмадом Вазиром, Ахмад Вазир сказал:
«Когда же ты женишься на своей четырнадцатилетней пери?»
«Эй, ты что, вспоминаешь свою старую жену, говоря о моей невесте?»
«Никакая она не старая! Она моя вторая жена, и – сокровище моего сердца! Когда я пришел к ней днем, я обнаружил, что она надела новые одежды и умастила маслом свои волосы. «О, ты можешь меня так убить!» - сказал я ей. А она: «Не уходи! Ты всегда шутишь, но никогда не приносишь никакого подарка!» Я знаю, что она имеет в виду. Ей просто хочется, чтобы я ее любил… Но скажи мне, что лучше сделать: удовлетворить жену или желудок? Она еще может родить десять детей. Но я старею и уже не могу с ней так играть…»
«Тогда отправь ее, пожалуйста, ко мне, - шутливо сказал Гхафур. – Я с ней как-нибудь управлюсь!»
«Как? – сказал Ахмад Вазир. – Ты сможешь управиться сразу с двумя?»
«Я могу управиться и с четырьмя! За кого ты меня принимаешь? Просто пришли ее ко мне, а потом спроси, что и как!»
«Нет, ей и со мной хорошо! – сказал Ахмад Вазир. – Я тоже с ней как-нибудь управлюсь. А то с тобой может что-нибудь случиться, и я буду оплакивать потерю вас обоих!»
Затем они оба стали весело смеяться.
                ***
А в доме старая Дилчайн была очень весела. Ей было почти шестьдесят, и все ее зубы уже выпали. У нее был длинный нос и острый подбородок, и поскольку у нее выпали все зубы, ее нос почти прикасался к подбородку. Когда они пообедали и уселись в комнате, она сорвала с головы Машрура его турецкую шапочку, нацепила на себя чей-то пиджак и таким образом вырядилась, как мужчина. Все стали смеяться и шутить на ее счет. Тогда внезапно она стала танцевать. Она корчила рожи со своими беззубыми деснами и ходила кругами, кривляясь и строя глазки наподобие сводника, заканчивая каждый круг фривольным, но смешным жестом, ее руки складывались на груди, а ее нос и подбородок сходились в почти непрерывающуюся петлю. Она выглядела настолько смешной, что все люди смеялись до колик в животе. Но она продолжала шутить, как будто была пьяна или сошла с ума. Затем она тоже засмеялась, и слезы потекли из ее маленьких, полузакрытых близоруких глаз.
                ***
Певцы запели громкими, дрожащими голосами под аккомпанемент барабана, их голоса выбивались из ритма музыки. Но это было не столько пение, сколько создание большого шума. И за всем этим пением, криками детей и смехом женщин нельзя было ничего расслышать. Но так всё и должно было быть, и никто не пытался этому воспрепятствовать. А что вы хотели, таковы приготовления к свадьбе!
                ***
Наконец, около часа дня люди невесты прибыли на церемонию помолвки. Среди них не было Мирзы Шахбаз Бека. Группа состояла из молодых людей, находившихся под присмотром старшего брата Ашфага, Мир Эджаз Хусейна, почтенного пожилого человека с очень длинной бородой. Он был очень религиозным, и в его руках всегда были четки. Непрестанно он прочищал свое горло.  Вставая и садясь он громко произносил: «Джай Расул Аллах!» (О Посланец Господа!»).
Они принесли баддхи, гирлянду из свежих цветов жасмина, которую надели на жениха так, чтобы она проходила через спину и плечи. Асгар  выглядел очень застенчивым, и он закрыл своё лицо платком. Они повесили цветок жасмина на его головной убор, и такие же цветы были розданы всем присутствующим.
Мир Эджах Хусейн надел обручальное кольцо на палец Асгара, произнося стихи из Корана. Затем он протянул ему кошелек, в котором лежали сто одиннадцать рупий. Эти были те самые деньги, которые раньше послали невесте, их возвратили с добавлением десяти рупий, как велел обычай. Затем они стали давать ему бетель и кусочки твердого сахара, всё это они принесли с собой. Каждый из этой группы дал Асгару один орех бетеля и один кусочек твердого сахара. Они давали ему всё это очень быстро, проходя в очереди один за другим, не оставляя времени Асгару прожевать бетель или сахар. Всё это делалось более менее в шутку. Асгар завязал орехи бетеля и кусочки сахара в носовой платок. Но они давали ему еще и еще, пока его руки не наполнились, и кусочки сахара не стали падать на землю. Эти кусочки спокойно собирал двоюродный брат Асгара, Назрул Хасан, сидевший рядом.
Хабибуддин прошептал Шарфуллаху:
«Эй, чего надулся? Они тоже от нас так легко не уйдут…»
Когда людей невесты стали угощать щербетом, один стакан был предложен Мир Эджаху Хусейну. Когда он всё выпил, Шарфуллах встал, чтобы в соответствии с обычаем отереть ему губы. Он взял жесткое полотенце и стал тереть губы Мир Эджаха Хусейна. Какое-то время тот ничего не говорил, думая, что Шарфуллах скоро закончит, но Шарфуллах стал тереть сильней и сильней. Мир Эджаз Хусейн раза два громко откашлялся и начал освобождать себя своими руками. Шарфуллах одной рукой схватил его голову, запрокинул ее назад и стал тереть изо всех сил. Борода Мир Сахеба растрепалась, четки выпали у него из рук, его шапочка сбилась, и он закричал громким прерывающимся голосом:
«О Посланец Бога! Бог истинен!»
Вид этой сцены был настолько смешон, что все разразились хохотом. Люди невесты разозлились от таких действий. И сын Мир Эждаха Хусейна, Чанну закипел гневом при виде такого непочтительного отношения к своему отцу. Но они ничего не могли сказать. Они были во власти людей жениха, которым обычай позволял в этот день вытворять подобные вещи. Хабибуддин осознал, что шутка зашла слишком далеко, и он закричал на Шарфуллаха, который сразу же отпустил Мир Эджаха Хусейна. Кровь уже капала с его губ, и его глаза были затуманены слезами стыда и гнева.
Видя, как поступили с его братом, Ашфаг не смог сдержаться и в гневе произнес: «Так не поступают настоящие джентльмены! Вы что, не знаете, что мой тесть может купить с потрохами всех вас?»
Услышав эти слова, Шам сильно разгневался и произнес:
«Да что вы вообще о себе думаете! Как будто нас интересует ваше золото и богатства!»
Асгар был очень смущен, и он не знал, как остановить возникшую ссору. Его привлекали к себе люди Белкис, но, следуя влечению крови, он испытывал симпатию к своим родственникам.
Хабибудднин, однако, пришел на помощь. Он тоже сильно разгневался на Ашфага. Что он вообще себе позволяет, говоря подобные вещи! Но он понимал, что Шарфуллах действительно перешел все границы дозволенного. Так эта ссора утихла. Люди невесты считали себя оскорбленными. Но их черед придет тоже, и довольно скоро…
                ***
Когда Асгар вошел в дом, его посадили на стульчик. Вокруг него собрались все родственницы, тёти и бабушки разных степеней родства, сестры и кузины, все женщины, не соблюдающие перед Асгаром законов сокрытия лица, поскольку только близкие родственницы могут в таком виде подходить к мужчине. Были зажжены газовые лампы, и веранда, на которой должна была совершиться церемония, наполнилась гостями. Мир Нихала попросили положить в сложенные ладони Асгара ритуальную сладость под названием пинди. Бегам Нихал сидела с большим чувством достоинства, и такое чувство было написано на лице Бегам Вахид. Ведь это был не простой брак, что ни говори, и его удалось сладить с очень большими трудностями.
Когда Мир Нихал положил в ладони Асгара одну сладость под названием пинди, другие старшие родственники сразу же положили еще, доведя количество сладостей до семи. Мир Нихал улыбался, и хотя он пытался подавить эту улыбку, его губы все равно раздвигались и его лицо излучало огромное счастье. У свадьбы была своя атмосфера радости, и никто не мог избежать попадания под ее влияние. Затем Мир Нихала попросили подсластить рот Асгара, положив туда кусочек пинди. Затем он ушел, дав возможность молодежи повеселиться всласть.
Затем мать, тети и сестры, словом все женщины стали давать ему небольшие кусочки пинди, чтобы «подсластить» его рот. Это был благоприятный обряд, поскольку он предвещал возникновение полного взаимопонимания между молодыми супругами и счастливую семейную жизнь. Асгар дрожал в своих тонких одеждах, поскольку было очень холодно, но кожа на его лице морщилась от радости. Ведь он женился на девушке, которую любил.
Шалуньи кузины стали давать ему большие куски ритуальных сладостей. Он пытался удержать эти куски зубами, но в конце концов уронил их на пол. Но девушки засовывали ему в рот еще большие кусочки сладостей. Они хотели получить от него деньги, обычно раздававшиеся в таких случаях сестрам и кузинам. Они требовали от него сто рупий, но Асгар не соглашался. Они продолжали торговаться и наседать, но Асгар продолжал отказывать. Всё это было неотъемлемой частью свадебного обряда. Пока Асгар отказывал, они совали ему в рот более и более немыслимо больших кусков сладостей. Сурая, дочь брата Низамуддина, даже засунула ему в рот целую ритуальную сладость весом не менее четырехсот грамм.
«Хорошо, мы скостим десять рупий, если ты проглотишь эту сладость!» - произнесла она радостным, дрожащим голосом.
«Нет, нет, так не пойдет, - возмущался Асгар. – Сто рупий – слишком большая сумма. Я вам могу дать только пятьдесят!»
При этих словах воздух сотряс хор девических голосов: «Не-е-ет!»
«Не будь таким упрямым в этот день, и не веди себя, как скряга! – сказала Мехро. – Ведь ты не можешь просто так заполучить в жены красивую девушку!»
Они не оставили его, пока он не пообещал дать им семьдесят пять рупий.
Когда дело было слажено, они забрали все сладости из его рук. Он был утомлен. Но надо было продолжать. Тети и другие старшие родственники стали наполнять его ладони серебряными монетками, и некоторые даже клали золотые. Ведь ладони жениха не должны оставаться пустыми. Каждая пожилая женщины выступала вперед, поздравляла его и клала в его ладони несколько монеток соответственно ее материальному и родственному положению. Кто-то клал десять, кто-то пять, а кто-то только две. Даже Дилчайн положила в его ладони одну рупию. Когда деньги сосчитали, оказалась сумма в триста пятьдесят пять рупий.
Так члены семьи помогали во время свадьбы, каждый или каждая внося свою долю с тем, чтобы точно также получить всё это назад во время свадьбы одного из своих детей.
Когда эта церемония завершилась, вынесли убатну, ароматизированную смесь из трав и снадобий, очень хорошо улучшающую кожу. Ее принесли из дома невесты в форме порошка, но уже здесь замочили в воде и довели до консистенции текучей однородной массы. Все сразу же ринулись к принесенному сосуду. Люди умастили этой смесью лицо, руки и тело Асгара. Затем они стали мазать остатками смеси лица друг друга. Неожиданно молодой человек подходил сзади к какой-нибудь девушке и мазал этой смесью ей лицо. Как только холодная смесь касалась ее лица, девушка начинала визжать и затем гналась за юношей, чтобы отомстить. Вскоре вся молодежь стала носиться по дому, мальчики за девочками и девочки за мальчиками, все пытались друг друга догнать. Дом наполнился криками, визгом и смехом убегавших и преследователей, поскольку все полностью погрузились в эту любовную шалость.
«Ради Бога, не порти мне мою одежду!» - кричала девочка, пойманная каким-то мальчиком.
«Ты можешь сменить одежды, чтобы выглядеть еще красивее!» - ответил мальчик, схватив ее.
«Ой! Ой! Что ты делаешь! Эта смесь такая холодная! Отпусти!» - кричала девочка, пытаясь освободиться. Но, осознав бесполезность сопротивления, она расслабилась, и тогда мальчик измазал ее лицо и шею, дотрагиваясь до них своими ледяными пальцами. Девочке это очень нравилось, но она всё равно продолжала протестовать.
«Хорошо же, я отомщу! И ты не убежишь…»
Пожилые женщины пересмеивались между собой.
«Не мажь меня этим, ради Бога! - смеясь, говорила Мир Нихал. – По крайней мере, меня, пожилую женщину, оставь в покое!»
«Эй, сыновей каждый день не женят!» - сказала Бегам Джамал, и Бегам Нихал тоже обмазали этой смесью.  Она тоже в свой черед обмазала Бегам Калим. Все другие женщины переговаривались и смеялись. И мужчины мазали друг друга. Многим красивым девочкам общипали щеки, и мальчиков щипали и награждали подзатыльниками тоже. Одежды были порваны, волосы растрепаны. Но это было так весело…