Гуманность
На столе следователя лежала папка с первыми материалами дела – показаниями психолога. Он открыл ее, чтобы еще раз пробежаться по показаниям. «Вчера во вторник восемнадцатого декабря две тысячи двенадцатого года на прием пришел пациент. Пациент был у психолога впервые. Жаловался на «тотальное непонимание» обществом его идей, а так же на несправедливые обвинения в жестокости и бесчеловечности. Пациент начал рассказывать, что надо убивать всех инвалидов и неполноценных людей. По словам пациента это убережет их от жестокого мира и избавит от мучений. В конце беседы пациент заявил, что заминировал одно из зданий, а именно детский приют. После этого заявления психолог вызвал полицию». Капитан припомнил все случаи «минирования», про которые слышал. Почти всегда это был анонимный звонок, и почти всегда это был розыгрыш. Настоящие террористы вещали о своих подвигах уже после взрыва. Следователь надеялся, что перед ним предстанет псих, которого можно скинуть на головы врачей.
Через пару минут дверь кабинета открылась, двое полицейских привели подозреваемого и посадили на стул напротив следователя. Черников оглядел подозреваемого и не смог сопоставить человека, который сидел перед ним, с показаниями психолога. Перед ним сидел молодой человек лет двадцати девяти. Он был невысоким со средним телосложением, но не это было в нем примечательным. Самой удивительной его частью было лицо. Светлое лицо с детскими невинными голубыми глазами. Следователь сталкивался со многими уголовниками, но этот человек не был похож на того кто может предлагать убивать людей и минировать здания. Ни тени зла, хитрости или злого умысла не выражало это лицо. У капитана сложилось впечатление, что ему придется допрашивать ребенка. Вскоре следователь заметил, что молчание затянулось, он все никак не мог начать, а подозреваемый молча и терпеливо ждал.
Он сидел и осматривал кабинет Черникова, изредка бросая взгляд на самого следователя. Кабинет был маленьким, четыре на три метра. В кабинете хватило места для шкафа с папками, стола, двух стульев и вешалки-стойки в углу. Если в кабинет зайдет больше трех человек, то будет довольно тесно. Подозреваемый закончил осмотр и теперь смотрел только на Черникова.
- Имя, фамилия, год рождения, - скомандовал Черников.
- Федотов Артем Степанович. 1985 года рождения, - ответил подозреваемый.
- Ну что, Артем, рассказывай, как ты тут оказался.
- Меня привели двое полицейских, - со всей серьезностью ответил Артем.
- Не надо шутить, это не пойдет вам на пользу.
- Тогда не надо вопросов, на которые вы знаете ответы.
- Но мне интересна ваша версия.
- Она ничем не будет отличаться от известной вам. И разве мое мнение имеет значение? В протоколе все равно отразится только то, что вы считаете нужным.
- Звучит так, будто знаете о чем говорите.
- Догадываюсь.
- Хорошо. Итак, вы пришли к психиатру и настолько напугали, что он вызвал полицию. Какова цель этого?
- К психологу.
- Что? – смутился капитан.
- К психологу, не к психиатру. С головой у меня все нормально.
- Замечательно, но я повторюсь. К чему все это?
- К чему что? Зачем я заминировал дом или зачем рассказал об этом практически первому встречному?
- Меня интересуют ответы на оба вопроса.
Артем на время задумался, но не он один. Следователя смутило то, что подозреваемый спокойно признался в минировании здания и готов выложить свои мотивы. Единственное слово, каким Черников мог описать ситуацию – идиотизм. Человек практически сам пришел в полицию, чтобы доложить о минировании здания. Очень уж это чудно.
- Я вам все расскажу, - прервал тишину Артем. - Но…
- Но у вас есть требования, - следователь наделся хоть на что-то логичное в действиях подозреваемого.
- Не совсем, скорее предложение. Как бы это глупо ни звучало, а оно так и прозвучит. Но все же, я предлагаю сыграть со мной в игру.
- Игру? Мне? С вами? И что же вы предложите? – капитан сделал вид, что заинтригован.
- Я расскажу вам все, что привело меня к месту на этом стуле. И если я увижу, что вы поняли меня, то скажу, какое здание заминировано. Если же нет, то, увы, дом рухнет.
Следователь был поражен предложением. Играть в игры с подозреваемым, да еще и на его условиях было недопустимым.
- Что если я откажусь и отправлю вас на психиатрическое обследование?
- Тогда вы не узнаете самого главного, а дом рухнет. Чтобы не возникало дальнейших вопросов, добавлю, что рухнет он и без моего участия. Там стоит таймер. Все зависит от вас. Ваш выбор решит судьбу жильцов.
Жильцов! Значит дом жилой, не административное здание, детсад или школа. Уже лучше. Первое что промелькнуло у следователя в голове. Но данной информации недостаточно, а клиент, по всей видимости, не дурак. Капитан прикинул, что если выслушает Артема, то хуже никому не будет, а вот если нет и он говорит правду, то он будет ответственен за взрыв.
- Что ж. Излагайте, слушаю.
- Замечательно. И вот что еще. Не пытайтесь меня обмануть. Мои идеи несколько нестандартны, и я сразу замечу, проникся человек или он лжет.
- Хорошо, я запомню.
Хоть следователь и дал согласие, его не покидала мысль, что ничего из этого не выйдет, и подозреваемый просто дурачится. Но все уникальные случаи выделяются своей необычностью, а сложившуюся ситуацию простой назвать нельзя.
- Раз вы согласны, то я немного вас успокою. Скажу сразу, если сегодня ничего не получится, то не пугайтесь, бомба сдетонирует через трое суток. Так что времени у нас достаточно. Я могу начинать?
- Конечно.
Артем сделал паузу. Черников внимательно смотрел на него, с нетерпением ожидая речи подозреваемого. Артем немного растерялся. Он удерживал лидерство в беседе, но сейчас не мог подобрать начала для своего рассказа. В прошлый раз он действовал спонтанно, и это привело его в кабинет следователя. На этот раз надо действовать обдуманно.
- Как вы относитесь к называнию вещей своими именами? – спросил Артем.
- Положительно.
- Замечательно, в нашей беседе я буду действовать, соблюдая именно этот принцип. Как только я от него отступлюсь, можете первым кинуть в меня камень.
- Что-то вы тянете.
- Все для лучшего взаимопонимания. Скажите, что такое сострадание?
- Хм, сочувствие. Испытание схожих чувств, эмоций, как и объект сострадания.
- Верно, но может ли человек мысленно испытывать те же ощущения, эмоции и чувства как объект сострадания?
- Может, если человек испытал или пережил то же самое.
- А вы умнее, чем этот пресловутый психолог. Ответьте на такой вопрос. Если человек говорит о сочувствии, но при этом понятия не имеет чему сочувствует, кто он после этого?
- Выходит, что лжец.
- А мы все ближе к сути. Примите ли вы такую точку зрения? Самое лживое и унижающее чувство это жалость. Из-за «сочувствия» совершаются самые жестокие преступления против человечества, да и всего живого.
Капитан на минуту задумался. Беседа начинала ему наскучивать. Он не любил вникать в философию очередного потенциального преступника. А у каждого она была своя и, непременно, оправдывала все совершенные деяния. Особо одаренные типы умудряются выставить себя пострадавшими. Черников приготовился к очередной попытке промыть ему мозги.
- По поводу лживости я еще могу согласиться, но вот при чем все остальное для меня загадка, - продолжил беседу следователь.
- Почему люди сочувствуют?
- Предположу, что из желания поддержать пострадавшего.
- А вот тут вы ошибаетесь. Представьте, что один человек упал на штырь, пробивает легкое и начинает медленно умирать. И есть рядом еще один человек. Предположим, что помощь ждать неоткуда. И вот тут два варианта. Жестокий и гуманный. В первом случае человек ужаснется, будет бегать вокруг и сочувствовать умирающему, если вообще не убежит. Во втором случае человек, приняв волевое решение, избавит умирающего от страданий. Так вот второй случай – это пример гуманности, а первый – сочувствия. Теперь видите разницу?
Нечто разумное следователь увидел в услышанной истории, но все еще не понимал, куда ведет Артем. ¬¬
- Что же тогда движет человеком в первом случае? - спросил капитан.
- Чувство, порождающее лживое сочувствие. Жалость. Это и есть унижающая часть жалости.
- Хм, чего же в этом такого унижающего? – искренне удивился следователь.
- Проявляя жалость, люди подчеркивают причину жалости, многократно напоминая человеку о его беде. И каждый раз это как маленькая, еле заметная пощечина. Общество не в силах решить твои проблемы, а часто и вовсе не пытается помочь, но им жаль, что так получилось.
- Я всегда считал, что люди так выражают…- следователь замолчал. Он не смог подобрать слова, учитывая тематику разговора. На ум приходили только сожаление, сострадание, сопереживание.
- Я знаю, какие слова сейчас у вас вертятся на языке. И все они подразумевают то, что человек испытывает то же самое, что является ложью. Никто не произносит их со зла, но, тем не менее, совершает большое зло. Многие слова мы произносим автоматически, не задумываясь над их значением. Но последствия от таких действий страшны. Я надеюсь, что после того что я расскажу, вы не прервете разговор.
- Зависит от разумности того, что вы расскажете, и как это будет связано с началом разговора.
- Причина, по которой я тут оказался – мое желание избавить от страданий инвалидов.
- Избавить от страданий? Я так понимаю в самом радикальном значении?
- Именно.
- Каким же образом?
- Это не имеет значения, разве что, самым гуманным.
- И в чем же проблема?
- Проблема в том, что это должно быть исполнено на уровне государства, это должно быть прописано в законе.
- Вот как, интересно,- следователь начал воспринимать подозреваемого как очередного сумасшедшего. Он перестал верить в необходимости этой беседы, но все же спросил, - Как же вы хотите убедить людей в этом.
- Очень просто, - все-то у тебя просто, подумал следователь.- Я хочу, чтобы люди называли вещи своими именами и не прятали правду за названиями. Роза пахнет розой, как ее ни назови. Старая фраза, которая актуальна как никогда. Инвалидов называют инвалидами, людьми с ограниченными возможностями, но я бы их назвал люди без возможностей. Без возможности слышать, видеть, ходить, писать, читать, жить. Они вынуждены терпеть свою жизнь, пока не помрут от старости или бедности. Даже при желании они не могут позволить себе жить нормально. А все почему? Из-за слабохарактерности современных людей, гуманизма и прочей ерунды. Глобальное лицемерие настолько проело всем мозги, что даже очевидных вещей люди не понимают, потому что те имеют красивое название.
Только капитан хотел прервать разговор, как Артем снова заинтересовал его. Блеск в его глазах при произношении этой небольшой речи заставил следователя вновь прислушиваться к подозреваемому. По нему было видно, что он давно не мог найти кого-то, кто будет его хотя бы слушать. Следователь решил дослушать до конца.
- Я предлагаю узаконить эвтаназию для инвалидов и, в первую очередь, для инвалидов с рождения. В первую очередь от страданий надо избавить детей.
- Многие против эвтаназии даже для безнадежно больных, а вы говорите про людей, которые вполне могут жить.
- Жить! Вы называете это жизнью! - закричал Артем, но тут же успокоился. – Это нельзя назвать жизнью. Вы только представьте как они «живут». Никогда человек не сможет увидеть родителей, если они конечно вообще от него не отказались. Глухой никогда не услышит прекрасных музыкальных творений, не сможет слышать голоса и различать их. Калека без ноги не сможет бегать, как другие, и наслаждаться прогулками. Калека без руки никогда не сможет работать, ведь везде нужны обе руки. А ведь это только верхушка айсберга. Есть еще куча «неисправностей» организма, которые не поддаются лечению. Так зачем, зная, что человек будет страдать всю жизнь от этого, зачем оставлять ему жизнь, обрекая на муки. Это ли не варварство.
- Многие живут вполне нормально с отсутствующими конечностями, некоторые даже олимпиады выигрывают. К тому же есть много возможностей для протезирования. Мне кажется, все не так уж и печально.
- Многие? Скольких вы лично знаете? Все, что вы прочли из газет или увидели по телевизору не будет соответствовать действительности. Людям всегда показывают самых удачливых и хорошо живущих представителей инвалидов. Но почему даже они должны идти к своим достижениям через мучения и боль. Каждый день как война. Война со своим телом и превосходством окружающих. Не все могут выдерживать взгляд пялящейся толпы. Вы на секунду представьте, как бы вы жили без ног. Когда после рождения твои родители решили, что ты им не нужен. И ты растешь в детском доме, в окружении таких же как ты. И постепенно начинаешь осознавать безнадежность своего положения. У тебя нет будущего, тебе негде работать и жить, остается либо побираться, либо жить на пенсию по инвалидности. Но это не жизнь.
Артем сделал паузу и, похоже, ждал реакции следователя. Следователь молчал. Он испытывал дискомфорт, который был вызван словами подозреваемого. Слова Артема вызывали в нем непонятное ему чувство.
- Если говорить о безнадежности, то и люди без увечий живут в таких условиях. Вкалывают на ненавистных работах за мизерную зарплату без возможности улучшить положение. Но они сами виноваты в своем положении, они сами загнали себя туда. Я считаю, в определенный момент жизни ты сам определяешь, куда ты пойдешь дальше. По пути развития или же останешься на месте, если вообще не начнешь деградировать. Эти несчастные люди в момент выбора оставляют все как есть, и со временем это кажется в порядке вещей, хоть и ненавистно им. Собственно так и с инвалидами. Ведь не все они живут в нищете и несчастье. Есть среди них и спортсмены, певцы и музыканты.
Капитан не ожидал от себя таких слов. Он забыл про свои планы завершить разговор. Что-то заставляло его продолжать и, более того, он хотел доказать свою правоту Артему. Следователь нашел это странным.
- Конечно есть. А есть люди, которые выигрывают в лотереи. Или те, кто находит мешок денег в мусоре. Но их очень мало. Как вы справедливо заметили, среди полноценных людей много несчастных. Но так же, опять с ваших слов, у них есть возможность исправить свое положение. А как инвалид без ног с этим справится. Он без помощи по лестнице не сможет спуститься! Да просто из-за отсутствия социальной адаптации он не сможет с людьми контактировать. Зачем подвергать людей этому. Это же зверство. Вы сами должны это понимать. В нашей стране смертная казнь заменяется пожизненным заключением. И это отнюдь не из гуманности. Это отличный способ не запачкать руки и заставить человека ощутить безнадежность в полной мере. Весь остаток жизни он проведет в камере, из которой никуда не денется, пока не умрет. И все это время ему придется обдумывать как и что. И рано или поздно он сломается и под тяжестью безысходности раскается в преступлении и пожалеет о нем, но поздно. И это давит еще сильнее.
Следователь хотел возразить, но все то же странное чувство не давало ему это сделать. Он молча смотрел на Артема. Артем смотрел на него своими невинными глазами. За время беседы его лицо не изменилось ни разу. Он был серьёзней некуда. И капитан почувствовал это. Но не это было причиной его дискомфорта.
Вдруг следователь осознал, что происходит. Он одобрял взгляды подозреваемого. И это его пугало. Это неправильно, сотрудник правоохранительных органов не должен одобрять противозаконных мер, но капитан ничего не мог поделать. Он сам не раз задумывался о безнадежном положении калек, но не приходил к таким выводам и, тем более, не называл это гуманизмом. Но теперь ему все виделось с такой ясностью, что это единственный верный выход для них. Это мысль была из тех, что приходят внезапно после длительных размышлений. Артем, заметив перемены во взгляде следователя, улыбнулся. Цель достигнута. Капитан не был уверен, что ответит ему Артем, но спросил.
- Так где же бомба,- капитан не спросил, есть ли она вообще. Он, кажется, уже знал, кто перед ним.
Артем попросил листок бумаги и ручку. Следователь протянул ему блокнот. Артем написал адрес.
- Это детдом для детей инвалидов. Я думаю, это уже не будет для вас откровением.
Артем говорил так, будто речь идет о чем то ненастоящем. Но речь шла о живых людях, и капитан не забывал про это ни на секунду. И ему больше всего хотелось, чтобы эти люди не страдали.
- Я так понимаю это акт доверия с вашей стороны? – спросил капитан.
- Теперь я весь ваш. Хотите признания – оно будет. Хотите предотвратить взрыв –, пожалуйста, у вас еще есть три дня. Бомба находится в подвале, там несколько баллонов с газом.
- В таком случае допрос окончен.
Капитан вызвал сопровождающих полицейских, и Артема увели в камеру. Следователь остался наедине с собой. Ему предстояло сделать тяжелый выбор.
Капитан Черников не спал два дня. Все это время он мучил себя одним вопросом. Он сдал протокол, в котором не было ни слова из беседы. Но он все еще сомневался в правильности своего решения. Три раза он шел в кабинет начальника для раскаяния. Он хотел сообщить правду. Но каждый раз останавливался перед дверью и разворачивался. Шел последний день отведенный Артемом на размышления. Капитан начал злиться на него за то, что он просто избавился от ответственности, перекинув ее на следователя. Усталость давила на капитана и ему было все трудней сопротивляться. На третий день он не пошел на работу. Вечером предыдущего дня следователь оставил на столе заявление об уходе. Он не хотел мешать свершению «гуманизма», и совесть не позволяла ему больше работать в органах. Он сел у окна и стал ждать новостей.
Его разбудил звонок телефона. Звонили с работы. Прогремел взрыв.
Свидетельство о публикации №213081201586
Маслова Ганна 11.02.2014 12:03 Заявить о нарушении
Виктор Пальчиков 11.02.2014 13:12 Заявить о нарушении