УЗЕЛ

ЖИТЕЙСКАЯ ИСТОРИЯ

УЗЕЛ
-- Здравствуй, Николаевна! Пустишь на чаек? А то на улице такая непогодь, что неуютно одной дома сидеть. Дай, думаю, по-соседски зайду, посидим, поболтаем… Что? Сериал, говоришь? Ах, исцеление любовью? Не смотрю я сериалы, в жизни истории и позаковыристей бывают. Ставь чайник, расскажу тебе одну. Про любовь.

… Жили-были Иван да Марья Кукушкины. По будням – работали, как умели, по праздникам – отдыхали, как могли. Дочку воспитывали. Дочка у них миленькая была, миниатюрная, на куклу похожая. Иван и звал её по-кукольному – Ляля, баловал очень. Мария пыталась дочку воспитывать, да все её строгости об отцову защиту разбивались. Она рукой и махнула, дочку ни к чему не принуждала, сама всю работу по дому делала.
Все бы ничего, да тут завод, на котором Иван с Марьей работали, закрыли, и вся их налаженная жизнь в одночасье рухнула. Сначала Иван запил, потом и Мария втянулась. Работу не искали, за квартиру платить было нечем, домоуправление на них в суд подало, и Кукушкиных с насиженного места выселили. Разрешили, правда, квартиру продать. Они с долгами рассчитались, оставшихся денег хватило на покупку квартиры в «совхозном» доме в той волости, где моя сестра живет.

Иван с Марией трудно к сельской жизни привыкали – чай, не город на всем готовом. Дрова заготавливать надо было, огородик какой-никакой держать. Ляля в городе, как принцесса жила, и в деревне руки землей не пачкала. Племянники мои клубнике усы обрывают, жуков колорадских собирают, а Ляля – глазки накрасит, джинсики в обтяжку или юбчонку чуть срам прикрывающую оденет – и в город на попутных машинах. К подругам. И доездилась, по рукам пошла. Школу стала пропускать, девять классов так и не закончила. Мария несколько раз её в розыск объявляла, из каких только притонов Лялю домой не привозили! А потом ничего, свыклась. Мы, бывало, её стыдили – что, мол, за дочкой не смотришь? А она нам откровенно так: «Она нас с отцом кормит!» И то правда, деньги у Ляли водились, домой её частенько на «крутых тачках» привозили.
Потом Ляля на несколько лет пропала. Говорили, то ли в соседнем городе в притоне работает, то ли за границей опыта набирается. Лет пять назад вернулась. Рожать.
От дочки отказывалась в роддоме, да Мария уговорила ребенка оставить. Жанночка в маму пошла – глазастенькая, в кучеряшках, как кукла.

По соседству с Кукушкиными, чуть дальше по улице, живет Мишка-мастеровой. Рукастый мужик, не пьющий. Любую технику разберет-соберет-починит. До работы охочь, да прижимист – копейку считает, задарма ничего не делает. Жена у него есть, Лиля – статная такая, работящая, но тихая женщина, да Витька-сынок.

Как так случилось – не скажу, но закрутил Мишка роман с Лялькой. Жена с утра на работу в волость (она нянечкой в детсаду трудится, пусть не почетно, да зато зарплата стабильная!), Лялька тут же к Мишке в мастерскую бежит. А потом и бегать перестала, Мишка для неё комнатку на чердаке оборудовал, кровать соорудил, калорифер подключил, телевизор купил. И стал запирать на чердаке, чтоб Лялька не бегала к матери, и не напивалась.

Так и жили: Лиля – в доме, Ляля – на чердаке. Лиля с работы придет, со скотом управится, стариков – Мишкиных деда с бабой – обмоет, обстирает, покормит, с сыном уроки сделает. Ужин мужу приготовит, тот придет, поест – и уходит к Ляле, на чердак. Бабы в деревне судачили: как же так можно? При живой-то жене? Лилю пытали – как ты терпишь такое? А она – глаза потупит, губы стиснет, ни слова не скажет. Говорили, правда, что пыталась документы на развод оформить, к матери уходила, да Мишка пришел за ней и приказал: «Вернись, а то плохо будет!». Она и вернулась.

Два года назад Лялька сына родила. И прямо из роддома в больницу с нехорошей болезнью попала, а её сыночка в Ригу отправили. С ним Мария почти год по больницам лежала. А Лялька из больницы вышла – и к Мишке на чердак.

С Жанночкой и Стасиком баба с дедом возятся. Когда трезвые. А когда пьяные – дети сами по себе. Стасик почти не говорит, так, несколько слов произносит. А недавно, перед Рождеством, его нашли в комнате без сознания, общими усилиями привели в чувство, вызвали «скорую», но в больницу не отдали, решили, что сами справятся. Что с ребенком было? А самогонки выпил! Мария потом догадалась, наблюдая как двухлетний карапуз плясал на диване и «песни» горланил. Где Лялька была? А все там же, у Мишки. О детях она не заботится, «детские» получит, матери отдаст – вот и вся забота. Она, если слезет с чердака, к соседям забегает, рюмку-другую тяпнет, сплетни узнает, с отцом, бывает, подерется, и обратно к Мишке. А о детях и не вспоминает.

Это у соседей сердце болит. Жаловались и в волость, и участковому. Ходили власти к Мишке, а у него один ответ: «Не лезьте в мою личную жизнь!» Мария за внуками смотрит, они обстираны и не голодают (да и соседи детей подкармливают втихаря), в квартире хоть и бедно, но прибрано. Мария внуков по врачам и на проверки возит, волость им пособия всякие дает.

Жизнь в деревне вся на виду, отношений не скроешь. Витька уже подросток, скоро школу закончит, против отца еще слова не говорит, но уже клокочет – одноклассники безжалостны: как родители не скрывают, они-то все знают и дразнят парня. Лиля живет, как струна натянутая, может сорваться из-за любой мелочи. Если Лялю лишат прав на детей, Марию и Ивана опекунами не назначат, а они внуков в детский дом ни за что не отдадут. А если разобраться, что хорошего те внуки видят? Какими вырастут? Чей опыт впитают?

Вот такая «Санта-Барбара» получается – Голливуд отдыхает. И как развяжется этот узел – одному Богу известно. А все из-за неё, из-за любви…
Или из-за её отсутствия?

Ольга МЕЙРАНЕ