Минувшее

(не окончен)

МИНУВШЕЕ

Предисловие

Прежде всего, спешу сообщить, что этот роман – целиком выдумка автора. Кто-то может уловить в нём параллели с текстами Геродота об амазонках или Скифии - автор не претендует на это. Вполне вероятно, что описываемое автором государство с мартиархальным строем действительно существовало. Вполне возможно, что археологами современности подтверждаются слова Геродота. Однако автор не ставит своей задачей излагать абсолютную и достоверную историю. Автор пишет о том, что могло быть. Если слова, названия или предметы покажутся читателю слишком современными для древней эпохи, просто пусть он, читатель, примет к сведению, что автор пыталась «адаптировать» их для лучшего понимания. Некоторые слова, которые, возможно, утрачены или не существовали вовсе, автор придумала, чтобы краткостью обозначения не распылять смысл описания. Эти выдуманные слова и их определения даются автором после предисловия, чтобы не перегружать текст сносками, уточнениями и разъяснениями.
В заключение хочу сказать: автор никого не обязывает читать её сочинение; автор не обязывает верить этому сочинению; автор не претендует на то, чтобы этому сочинению верили вообще кто бы то ни было. В конце концов, никто не считает, что романы Дж. Р.-Р. Толкиена истиной или исторической правдой и никто не призывает соглашаться с мнением Д. Брауна, изложенного в его многочисленных сочинениях. Данный роман предназначен для развлечения. И, если он вас заинтересовал хоть немного – автор добилась своей цели.

Определения, встречающиеся в тексте

Аталаны – жители Атлантиды (как представляет себе автор).
Бахидор – Вавилон.
Викра – свободный мужчина без права голоса и властных полномочий.
Гиперборея – описывается автором по карте Меркатора.
Мать-воин, мать-море – начальствующие над войсками и мореплавателями в матриархальном государстве автора.
Шуур – Шумер.
Эши – племя женщин-амазонок и название государства, где они проживали (выдумка автора).


Ты сама себе держава,
Ты сама себе закон,
Ты на всё имеешь право,
Ни за кем нейдёшь в догон.
Прозорлива и горда
И чужда любых иллюзий…
Лишь твоей могучей музе
По плечу твоя беда…
         Мария Петровых

Всё великое земное
Разлетается, как дым:
Ныне жребий выпал Трое,
Завтра выпадет другим.

Смертный, силе нас гнетущей,
Покоряйся и терпи,
Спящий в гробе, мирно спи,
Жизнью пользуйся идущий.
         Жуковский «Пир победителей»

Утром цветы живут, -
Но умирают вночь.
Всё, что творится тут –
Завтра уходит прочь.
Молния блещет так –
Вспышка – и снова мрак.
         Шелли

Но тёмная упала тень
На грёзы утреннего сна,
Закрыла туча ясный день,
А жизнь – окончена она!
Нет больше песен и труда –
Источник высох навсегда.
         Маргарет Дэвидсон

На реке, вдали, Гудзонке,
В дебрях, в девственных лесах
Жили девы-амазонки
Испокон веков в горах.

Золотым был век недолгий
Необычных женщин тех:
Зависть, злоба покорённых
Снизвела их до утех.

Мудрость женщин позабыта,
Достиженья сметены,
Их архитектура срыта,
Знания утрачены.

Женщина теперь прислуга,
Зло, капризы, глупость, грех…
И настанет ли то время,
Женщин что вернёт наверх?


ПРОЛОГ

Земля, покрытая пеплом, словно первым снегом, медленно догорала в гаснущих сумерках. Сотни птиц с пронзительными криками кружили над полем, покрытым трупами людей и лошадей. Уродливые стервятники сидели на них и рвали плоть, сверкая налитыми кровью глазами. На высоком крутом холме, где некогда горел жертвенник богам, сейчас чернел круг из огромных камней, и тёмная зола внутри его была ещё теплой и влажной. Мелкий дождь накрапывал вокруг, превращая землю в жидкую грязь. Пользуясь наступающей тьмой, полусогнутые мародёры бродили от тела к телу, обирая их. Вдали выли волки. Больше ничего не нарушало мёртвую тишину, наступившую после криков, воплей, бряцания мечей, ржания лошадей. Жестокая битва закончилась давящим безмолвием.
Вдали, за рекой, чьи воды были красны от крови и полны мёртвых тел, на огромной горе в роскошном шатре сидел воин. Он был один. Перед ним горел факел и стояла жестяная чаша, полная неразбавленного вина. Он пил, мрачно глядя в складки шатра.
- Что бы им было не покориться? – злобно вопрошал он пляшущие тени, стуча кулаком по столу. – Я видел их здания, я видел их механизмы, видел, как они воевали… Мужчины дрожали перед ними. Я пытал их. Их стойкость беспредельна, их мужество нереально. Но это… это против природы! – Он снова стукнул кулаком по столу. – Тут только одно объяснение – они колдуньи, знающиеся с тёмными силами. Они околдовали моё войско! И если бы не мои жрецы, они бы одолели нас! Их тела прекрасны, но души их черны. Да, именно так. И никак иначе! – Он допил и уронил голову на стол. Через минуту послышался его храп.
Шевельнулся край полога, и в шатёр заглянуло испуганное девичье лицо. Девушка быстро оглядела шатёр и задёрнула полог. Она быстро сбежала с горы мимо лежащих вповалку стражников, пробежала по равнине мимо горящих костров и горланящих воинов.
Добежав до края поля, она подняла деревянную решётку над ямой. Внутри зашевелились.
- Тише! – шёпотом крикнула она. – Я пришла спасти вас!
Она осторожно спустилась в яму и ножом, вынутым из-под грязной туники, перерезала верёвки на руках и ногах сидящих женщин.
- Ты предала нас, Низхак, - хрипло сказала одна, срывая со рта палку, зажатую между зубами.
- Но я вас спасаю, сестра Ахара, - нервно сказала девушка, продолжая резать путы другим пленным.
- Ты не сестра мне, Низхак. Ты предала нас всех. Ты обрекла на смерть всю страну. Ты одна повинна во всех тех смертях! – Женщина указала рукой на реку.
- Сестра Ахара, сёстры, неужели вы не простите меня? – Девушка упала на колени, ткнувшись головой в дно ямы. Окружавшие её женщины сурово смотрели на неё.
- Ты недостойна жизни, - презрительно сказала Ахара.
Она взяла из руки девушки нож и резким движением отрезала ей мочки с обоих ушей. Низхак схватилась за рану руками и с криком повалилась на землю. Другая женщина, в волосах которой была седина, кончиком того же ножа разрезала ей ноздри, третья рукой в грязной перевязи разрезала ей губы.
- Теперь любая сестра, если она сумеет выжить, при встрече с тобой будет знать, по чьей вине она лишилась нашей Великой Благой Матери и стала игрушкой мужчин. Живи, если твоя душа настолько труслива. Ублажай мужчин, служи им, целуй им пятки. Для твоих сестёр ты умерла. Никто из нас не будет добр с тобой.
- Но я же спасла вас! – окровавленными губами стенала Низхак, извиваясь на земле.
- Лучше бы ты нас убила, - презрительно сказала Ахара. – Нет большего унижения, чем быть обязанной жизнью предателю.
Остальные женщины сурово кивнули.
- Но если у тебя хватило трусости так просить прощения, то у нас должно хватить мудрости выжить и спасти наше знание, - сказала женщина с сединой. Остальные снова кивнули. – Мы уйдём. Ты нас больше не увидишь. А теперь – убирайся! Иди, служи своему хозяину, убившему твою семью! Стели постель тому, кто не пожалел твоих малолетних сестёр! Ублажай его посох своим цветком, когда он восхочет! Дари ему свою любовь, которая уже сейчас ему в тягость! Прощай!
Пленные женщины, помогая друг другу, с трудом выбрались из ямы и ушли в ночь. Низхак некоторое время лежала в яме. Затем поднялась и попыталась выбраться. Раз за разом она соскальзывала вниз. Наконец, вцепившись в траву и землю, ломая ногти, упираясь ножом, она выбралась наружу. Полежав в наступившей тьме, она направилась к шатру.
Приподняв край, она увидела воина с чашей в руке, стоящего посреди разбросанных подушек и жестяных кубков. От сквозняка огонь факела дёрнулся. Мужчина повернулся.
- А, это ты, - с досадой сказал он, отпивая.
- Я пришла к тебе, любимый, - произнесла Низхак. – Я боялась за тебя. Обними же меня, успокой мои страхи.
Мужчина некоторое время смотрел на неё, затем рассмеялся.
- Ты выжила из ума, женщина? Убирайся к лошадям, уродка!
- Но… ты же говорил, что будешь любить меня всегда… вечно!
Мужчина снова рассмеялся.
- Ты глупа! Ты глупа, как все женщины! Ты мне была нужна, чтобы победить вас! Моя цель достигнута – ваша страна у моих ног! Я – великий властитель земель, которых не окинешь взглядом! А ты – ты мне не нужна. Теперь твоё место среди моих солдат. Больше ты ни на что не годна! Эй, кто-нибудь! Забирайте себе эту шлюху!
И он, повернувшись, пьяно упал на подушки, расплескав вино.
- Я ради тебя предала сестёр, подверглась наказанию за предательство и презрению и изгнанию… - потрясённо сказала Низхак.
- А мне-то что? Ты была плохой любовницей, служишь ты тоже плохо – сильны бредни вашего народа в твоей голове. И мне ты не нужна. Пошла вон! – Он швырнул в неё жестяной чашей. Та ударила её в плечо.
- Благая Мать, прости, что я предала тебя, - прошептала Низхак.
Она подошла к пьяному мужчине и вонзила в его грудь нож, которым недавно резала верёвки в яме. Мужчина схватился за грудь и закричал. Она вынула нож и снова вонзила его. Снова вынула и снова вонзила…
Рассвет застал её с ножом в руке у истерзанного тела мужчины. Вошедшие протрезвевшие воины хотели тут же разорвать её на куски. Но она, завидев их, вскочила на ноги и приставила окровавленный нож к своему горлу.
- Назад! – крикнула она. – Будьте прокляты! Вы уничтожили самое лучшее, что есть в мире! И я – я помогла вам! Пусть гнев всех убитых через мою смерть поразит вас! Будьте прокляты!
Она резко провела ножом по горлу. Брызнувшая кровь окропила стоявших.
- Колдунья! – раздались крики. – Она прокляла нас! Горе нам!
И в панике они бросились вон из шатра.
Огромное солнце поднималось над кишащим стервятниками полем.

Глава 1

- Ахара, погоди! – кричала хрупкая девушка, с трудом карабкаясь по холмам, вырывая пучки сочной травы. – Я не успеваю за тобой!
Высокая рослая черноволосая девушка обернулась на крик. Её чёрные глаза задорно блеснули.
- Какая же ты слабачка, Низхак, - рассмеялась она. – Поторопись! Иначе пропустишь замечательное зрелище!
Хрупкая девушка наконец поднялась на холм. Она тяжело дышала, смахивая с лица светлые волосы.
- И стоило ли бежать сюда, если корабли всё равно придут в гавань? – спросила она, упав на колени от усталости.
- Гавань! – презрительно бросила рослая подруга. – В гавани толпы сестёр, купцы из других стран обшаривают тебя глазами. – Она презрительно передёрнулась. – Собаки рыщут, птицы гомонят, вонь, шум, суета – это ты хочешь видеть? – Она топнула ногой.
- А ты? – Светловолосая девушка сорвала травинку и нервно крутила её в пальцах. – Зачем ты притащила меня на холм? Что в нём такого? Что за красоту чудесную ты хотела мне показать?
Высокая девушка, которая до этого глядела на море и блики солнца на его волнах, обернулась.
- Неужели ты не видишь, какая вокруг красота? – Она обвела рукой вокруг себя. Маленькая птичка пролетела мимо них, что-то чирикнув. – Посмотри, какой простор, какая воля! Солнце только взошло! Воздух прозрачен и сладок! Цветы в поле начали просыпаться! Небо голубее, чем твои глаза! В море на волнах играют искры! Красота! Неземная красота вокруг! – Она вздохнула полной грудью. – А скоро покажутся корабли. Есть ли что-то более величественное, чем гордый корабль, который возвращается домой? Ради такого стоило пропустить занятия!
Она гордо оглядывала вокруг себя траву, море, небо и редкие деревья вдалеке.
- И ради этого ты навлекла на меня наказание за то, что я пропустила занятия? – Светловолосая девушка встала. Она была одного роста со своей подругой. Но благодаря своей тонкой фигуре производила впечатление более беззащитной и хрупкой. Её лёгкие волосы колыхались на ветру, в то время как более тяжёлые пряди её подруги только едва шевелились.
Та повернулась к своей изящной подруге, на её лице был гнев.
- А что, по-твоему, достойно пропуска занятий? – Её глаза сверкнули. – На них ты всё равно пялишься на двор, где викры и рабы чистят лошадей или рубят дрова.
Светловолосая девушка, покраснев, опустила голову.
- Мать-наставница говорит, что ты скромна и послушна, что ты можешь стать хорошей хозяйкой и матерью. Но никто не знает тебя, как я, Низхак. Твоё тело жаждет мужских рук, - произнесла темноволосая с презрением. – Я видела, как ты разговариваешь с ними – как служанка, а не как великая эши. За любое ласковое слово викры или раба ты готова упасть на спину и раздвинуть ноги. – Девушка с презрением плюнула. – Хочешь продолжать любоваться их телами и слышать их грубые голоса – убирайся. А я хочу увидеть, как мать-море поведёт корабли в гавань! Как ветер будет трепать паруса, а птицы летать над ними! Как рабы будут приветствовать возвращение женщины-моряка домой! Иди! Убирайся!
Она подтолкнула подругу в спину.
- Ты непокорна, Ахара. Твоё своеволие навлечёт на тебя беду, - сказала светловолосая девушка, уходя.
- Лучше жить полной жизнью, дышать полной грудью, видеть весь свет и обнимать весь мир, чем ходить с опущенной головой от одной стены к другой! Крутиться между котлов и горшков, вытирать сопли детям, рожденным от мужчины, который только и умеет, что махать руками и горланить грубые песни! – кричала ей в спину рослая девушка. – Лучше жить, чем служить! Лучше ветер в лицо, чем согнутая спина!
Она продолжала кричать, раскидывая руки, как будто хотела обнять небо. Она пританцовывала на месте, как будто внутри неё бил фонтан или земля сама отталкивала её. Она кружилась, раскинув руки и подняв лицо к облакам. В этот момент она олицетворяла саму жизнь.
Светловолосая девушка с упрёком покачала головой и, повернувшись, пошла дальше, медленно и осторожно спускаясь с холма и спотыкаясь о камни.
- Ахара, Ахара, - бормотала она с жалостью. – Ты навлечёшь на себя гнев не только матери-наставницы, не только матери-жрицы, которой будет доложено, но и самой Великой Благой Матери. Тебя накажут, и будут правы. Ты не сестра-жрица, не сестра-воин, чтобы вести себя так. Да не минует тебя наказание, гадкая сестра!
Она спустилась с холма и направилась к ближайшим строениям, величественно возвышавшимся вдали.

Глава 2

Низхак услышала резкий звук трубы, призывавшей учениц на следующий урок. Она прибавила шаг. В дверях её встречала статная женщина в возрасте. Волосы её были заплетены в простую косу, на руках - кожаные браслеты, одета она была в длинную тунику, прихваченную на поясе плетеным шнуром, ноги были обуты в простые сандалии. Она строго посмотрела на Низхак, и указала пальцем на солнечные часы во дворе.
- Что с тобой, сестра? – сурово сдвинув чёрные брови, спросила она девушку. Та, опустив голову, чертила сандалией узоры на песке. – Ты не слышала звука трубы? Почему ты пропустила урок? И где Ахара?
- Сестра-привратница! – умоляюще сложив руки, произнесла девушка. – Я не виновата! Это Ахара уговорила меня прогулять урок! Она хотела мне показать что-то необыкновенное, но…
- Но? – Женщина скрестила руки на груди.
- Но я видела только холмы, море, траву, цветы и небо.
Женщина помолчала, глядя на Низхак.
- Где Ахара? – холодно спросила она.
- Она осталась на холме, – заискивающе сказала Низхак.
- Зачем?
- Она хочет увидеть, как корабли войдут в гавань. Она сказала, что это красиво.
- А почему не осталась ты?
- Я… Я хотела успеть на урок. – Низхак опустила голову. – Я не вижу красоты в том, как корабль плывёт по воде.
Женщина задумчиво смотрела на опущенную голову девушки.
- Я передам то, что ты сказала, сестре-наставнице. Она решит, какого наказания ты достойна.
- А Ахара? – Низхак подняла голову.
- Разве ты сестра-привратница? – холодно спросила женщина. – Разве ты сестра-наставница? Разве ты Ахара?
Низхак снова опустила голову.
- Когда Ахара придёт, я её выслушаю. А сестра-наставница решит. Ты уже сделала всё, что могла.
Низхак подняла голову, в тревоге глядя на женщину. Лёгкое презрение промелькнуло на смуглом лице сестры-привратницы. Низхак вздрогнула.
- Иди в класс, - холодно сказала женщина.
Так же, не поднимая головы, закусив губу, Низхак проскользнула внутрь. Сестра-привратница покачала головой, глядя ей вслед.
- Дурное мужское семя проросло в твоей душе. Двуличность и покорность, эгоизм и равнодушие передал тебе отец твой. Можно ли было предположить, что среди эши родишься ты?
Она задумалась.
- Надо поговорить с сестрой-наставницей, сёстрами-жрицами и матерью-жрицей. Неужели в Низхак воплотится пророчество Великой Матери о последних днях нашего племени?
Мрачно покачивая головой, она вошла внутрь.

Глава 3

Через несколько дней Низхак случайно заглянула в комнату старших девочек и заметила, как Ахара решительно собирала холщовую сумку.
-   Что ты делаешь? – с ужасом спросила она. – Скоро труба призовёт на урок!
- Призовёт! – зло бросила Ахара. – А моя душа зовёт меня пойти на Гору.
- Зачем?
- Ты не помнишь, разве? Говорят, там живёт пророчица. На Горе растут целебные травы, которых нет в долине. Пока не рассвело, я хочу с Горы посмотреть рассвет. А сёстры-знахарки говорят, что в горах целебный воздух. Там деревья с лечебной смолой. Там белый пух, что тает в руках. Я хочу это увидеть, почувствовать и потрогать.
- Ты с ума сошла! – ужаснулась Низхак, хватая подругу за руку. – Тебе было мало прошлого наказания?
- Смешивать глину и песок, разбивать яйца, толочь сурьму – это разве наказание? – Ахара вырвала руку. – Я училась быть художником. Я видела, как создаются картины в храме Великой Матери! Я видела, как на пустой стене рождалась жизнь! Жизнь, помочь которой помогала я, смешивая охру и масло. Я бы хотела ещё не раз подвергаться таким наказаниям!
- Ну почему ты не учишься стричь овец, варить варенье и шить туники! – в отчаянии простонала Низхак, ухватив Ахару за край туники. – Почему ты не хочешь плести корзины и сандалии, потрошить телёнка или чистить рыбу? Почему тебе надо куда-то лезть и быть наказанной за непослушание?
Ахара гневно вырвала тунику.
- Ты не эши! – возмущённо вскричала она. – Ты рабыня! Хочешь прозябать над своей рыбой и туниками – сиди в четырёх стенах! Хочешь прислуживать мужчинам – служи! А я хочу жить! Мир велик! Знания безмерны! А человеческая жизнь коротка. Сёстры дают нам знания наших праматерей. Но мир меняется. И я хочу заиметь свой опыт. А это невозможно, если я буду покорной овцой, как ты. Тебе ничего не надо, кроме тела мужчины. А мне нужен весь мир.
- Ты несправедлива. Ахара. – Низхак опустила руки и отошла. – Почему ты постоянно зла на меня? Почему ты презираешь меня? Почему унижаешь?
- Я тебя к себе не звала, - холодно сказала Ахара, завязывая сумку. – Ты сама сюда пришла и стала ныть. И каждый раз одно и то же: я хочу что-то сделать, ты начинаешь ныть, потом ябедничаешь на меня, а после меня наказывают. Зачем тебе это надо? – Она резко повернулась к Низхак. – Почему ты не можешь отвернуться и промолчать, как другие сёстры? Почему ты радуешься, когда меня запирают в классе? И почему тебя так раздосадовало то, что последнее наказание было мне в радость?
Низхак хотела что-то сказать, но Ахара схватила её за плечо.
- Не ври мне, - приблизив своё лицо к лицу Низхак, прошипела Ахара. – Я всегда знаю, когда ты врёшь. Ты очень двулична, и можешь скрывать свои чувства. Но я всегда вижу, что написано на твоём лице. Ты каждый раз рада, когда меня наказывают. И каждый раз ты досадуешь, что наказание меня не ломает. Розги учат меня терпеть боль, голод воспитывает волю, одиночество заставляет размышлять, переписка чужих текстов даёт мне знания мудрецов прошлого. Пока не придумали такого наказания, которое не пошло бы мне на пользу. Почему же ты досадуешь?
Она резко отпустила плечо Низхак. Та покачнулась.
- Беги, доложи о моём самовольстве! – крикнула Ахара и направилась к двери, толкнув плечом стоявшую на пути Низхак. – Если тебя так ранит моё отношение к тебе, - сказала она в дверях, - почему ты постоянно приходишь ко мне? Почему постоянно скулишь, ноешь и держишь меня? Я тебя не зову к себе или за собой. Поэтому обижайся на себя. Жалуйся на себя. А ещё – спроси себя: зачем я тебе нужна? Потому что мне ты не нужна точно. Ты мне противна.
Она поправила торбу у себя на плече и решительно зашагала к выходу из здания, где располагались комнаты учениц.
- Ты жестока, Ахара, - вздохнула Низхак. Она оправила тунику, пригладила волосы и направилась в комнату сестры-наставницы.

Глава 4

Выйдя в сумерки, Ахара подставила лицо прохладному ветерку. С моря доносился лёгкий шелест волн и запах соли. Ахара поправила торбу и решительно направилась к калитке. Слегка толкнув её, она легко побежала, без труда разбирая дорогу под полной луной. Она оставила позади себя поляну с ночными цветами, которые уже закрывали свои головки, и цветами дневными, которые ещё не проснулись. Далёкое уханье совы в темнеющем в утреннем тумане лесу, не напугало её. Она лишь усмехнулась и убыстрила темп. Поднимающееся из-за моря солнце окрасило небо всеми оттенками розового, лилового, сиреневого, пурпурного и фиолетового цветов. Повернувшись к восходящему солнцу, она жадно впитывала меняющиеся краски рассвета. Море, ночью казавшееся маслянисто-чёрным, равнодушным и безжизненным, в зарождающемся солнце заискрилось, заиграло разными красками от жёлтого до ярко-красного. Небо, сменив лиловые оттенки, приобрело алый цвет, и ярко-жёлтый шар всё решительнее поднимался над морем, утверждая жизнь на окружавшем его пространстве. Ахара боялась дышать, чтобы не пропустить, не спугнуть красоту зарождающейся жизни.
Когда солнце достаточно поднялось, и небо сменило буйство красок на свой обычный насыщенный голубой цвет, Ахара тронулась дальше. Несколько раз она останавливалась передохнуть, несколько раз делала привал, чтобы перекусить. Когда спускалась ночь, она выбирала себе уголок для сна и наслаждалась ярко-красным закатом. Когда догорал последний луч, она устраивалась спать, а поутру бежала опять. Она переходила речки с кристально чистой водой, поляны с сочной травой, густые леса, наполненные разнообразной живностью. Она видела разнообразные растения, который не видела, пока училась в школе. Наклонившись к земле, она наблюдала насекомых, о которых не имела представления. Поражаясь многообразию жизни, она наблюдала и впитывала в себя то, чего не знала ранее.
Когда она добежала до каменной гряды, полукругом охранявшей долину, день вступил в свои права и было достаточно жарко. Ахара села на ближайший камень и развязала торбу. Самое время напиться и переждать жару. Отдыхая, Ахара смотрела на голубое небо. Яркая жёлтая луна, освещавшая ей дорогу из школы, сменилась своей едва различимой бледной копией, да ещё как будто истаявшей с правой стороны, как кусочек масла в котле. Далёкие горы, мрачные и невысокие из окон школы, среди которых выделялась одна, называемая ученицами Горой, приобрели совсем другой вид, отвесно и равномерно возвышаясь до самого неба. На ближайший деревьях ветер играл сочными листьями. Ахара наслаждалась покоем и красотой природы. Где-то в высоте раздавались крики птиц, лёгкие тени пробегали мимо ног Ахары.

Глава 5

Наконец рук девушки коснулось прохладное дуновение. Ахара потянулась за своей торбой и, достав прочные деревянные башмаки, она переодела свои лёгкие кожаные туфли. Как она слышала от сестёр-наставниц, в горах острые камни, которые легко рвут тонкую кожаную обувь. Деревянные башмаки были тяжелы и неудобны, зато сумка сразу стала легче. Перекусив булкой собственного приготовления, Ахара снова достала бурдючок с водой. Несмотря на все упрёки Низхак, Ахара очень неплохо пекла хлеб, коптила рыбу, жарила поросят и варила овощные похлёбки. Её варенье долго не закисало и не засахаривалось, а способ приготовления грибов заслужил похвалу самой матери-наставницы. Деревянную, как и кожаную обувь Ахара делала сама. Её парадная туника, оставшаяся в спальне школы, расшитая цветными нитками и мелкими ракушками, вызывала зависть у Низхак, которая дольше Ахары посвящала себя шитью и вышиванию, но не достигла тех высот, каких достигла Ахара, держа иголку вполовину меньше времени, чем Низхак. Мало того, Ахара неплохо стреляла из лука, метала ножи и дротики, умела разжечь костёр из трёх сухих палочек, читала следы животных, а ко всему прочему без труда и подготовки могла сочинить мелодию или срифмовать строфы. Она была красива дикой необузданной красотой, и не раз замечала на себе взгляды мужчин, как рабов, так и викр. Но они не вызывали у неё ничего, кроме презрения. Она слышала разговоры сестёр-наставниц, что иногда у мужчин похоть застилает разум, и они бросаются на женщин, чтобы сделать так, как диктует их, мужчин, естество. Уличённого в  этом мужчину казнили безо всякого снисхождения, будь то раб или викра. Заподозренному же и обвинённому давали шанс оправдаться. Однако его слова, что женщина его оговорила или соблазнила, не принимались во внимание: женщинам не надо было оговаривать, потому что любая эши имела право предложить любому мужчине соитие, и он не имел права ей отказать. Если же отказ случался, эши доносила об этом в суд, который выяснял причину. Если мужчина отказал в силу своей несостоятельности, его оправдывали, а любвеобильная эши должна была понести штраф за то, что не выяснила этого раньше и доставила моральные муки слабому мужчине. Если мужчина был женат, его опять-таки оправдывали в случае, если любвеобильная эши не была его женой. Если же причиной отказа было нежелание мужчины, то наказывался мужчина: его секли плетьми. В случае повторного отказа, его сажали в глубокую яму без еды и воды на три дня. Если же и это не помогало, то в случае третьего отказа мужчину оскопляли. Эши не были жестоки, и случаи насильственного принуждения мужчин к соитию были чрезвычайно редки: женщины не были склонны к соитиям в той фанатичной степени, как мужчины и они понимали, что такое склонность одного человека к другому. Потому и связи эши между собой не осуждались, если, при этом, они не забывали рожать.
Ахара не была исключением среди эши. Многие матери и сёстры-воины, матери и сёстры-море, матери-жрицы совсем не питали склонности к соитиям. После окончания обучения, если выбирали себе столь трудный путь, они должны были сначала забеременеть, родить и выкормить, чтобы численность эши не сокращалась по их смерти. По исполнении ребёнку года эши могли пойти выбранным путём или стать обычной торговкой, домохозяйкой, владелицей доходных домов, вышивальщицей или поварихой. Если же эши изначально не выказывала склонностей к военному или религиозному делу, то подобное условие перед ней не ставилось. Она итак даст племени эши новых граждан.
Однако мир менялся быстро. И теперь появились эши-исследовательницы, архитекторы, учёные, художницы, музыкантши, которые не хотели себя ограничивать семьёй с котлами, мокрыми пелёнками и прялкой с иголкой. Поэтому список профессий, при которых предварительная беременность обязательна, постоянно расширялся. После года дочерей таких эши поручали сёстрам-наставницам, которых по истечение пяти лет сменяли матери-наставницы, которые занимались обучением девушек. Однако сёстры-наставницы не оставляли своих подопечных. Только теперь они выполняли роли не воспитательниц, а дуэний. Мальчики, рождавшиеся в таких семьях, становились викрами и воспитывались викрами старшими под присмотром матери-надзорницы.
Мать Ахары была архитектором. Она планировала здания для молитвенного уединения, омовений, школы, театры. Она построила акведук, благодаря которому в главном городе и прилегающих городах всегда была вода. Сейчас она заканчивала планировку другого акведука, который бы отводил нечистоты из города в зловонные болота за территорией эши. Эти болота служили естественной границей, защищавшей эши от других племён, широкой лентой протягиваясь на большие расстояния. С другой стороны территорию эши защищала огромная пустыня, которую многие эши пытались пройти. Многие храбрые исследовательницы сгинули в песках, а те, которые вернулись, рассказывали о чарах пустыни, когда внезапно из ниоткуда возникают деревья и фонтаны и так же внезапно исчезают в никуда. После нескольких столетий попыток эши стали использовать пустыню как наказание, уводя туда наиболее провинившихся преступников. На границе с пустыней были построены приграничные башни и форты, гарнизон которых сменялся каждый месяц, чтобы солдаты не сошли с ума от однообразия окружавшего пейзажа. Обычно там служили викры или самые отчаянные или отчаявшиеся эши.
С третьей стороны территорию эши охраняло море, которое бороздили матери и сёстры-море и торговцы, пополняя племя эши товарами и знаниями, увозя искусно выделанные шкуры, тончайшую пряжу, ткани из льна, крапивы и хлопка, росшего в самых южных областях страны, замысловато выкованную посуду, изделия из переплавленного песка, которые удивляли своей прозрачностью и необычностью рисунка, и минералы, из которых сами эши делали ярчайшие краски для своих домов и домов для молитвенного уединения. Эши ценили знания выше материальных благ. Но это не значит, что учёные и философы жили в нищете или грязи. Эши давно поняли, что грязь – тоже причина болезней. Поэтому ревностно следили за чистотой своих домов. Животные и люди никогда не жили в одном помещении. А отхожее место было как можно дальше от кухонь и столовых. Оно было чисто, уютно и хорошо протапливалось, чтобы холодными днями не простудиться, находясь внутри.

Глава 6

Ещё с одной стороны территорию эши окружали горы. Это была неровная и отвесная гряда, доходящая до небес. Эши, желавшие одиночества или общения с Великой Матерью, уходили в пещеры или поднимались ввысь. Сёстры-лекари ходили сюда, чтобы нарвать трав, которые не росли в долине, или набраться мудрости у матерей-отшельниц. На одной из гор с плоской вершиной, отстоявшей в стороне от гряды, был сооружён храм Великой Матери: несколько высоких колонн, расположенный вокруг огромного плоского камня. Обычно на нём эши дарили себя Великой Матери: отдавали своё тело на волю дождю, ветру и солнцу, а разум – всей Вселенной. Некоторым во время этих бдений Великая Мать отвечала: давала советы, вдохновение, силы или мудрость, и они становились жрицами, то есть следили, чтобы колонны и камни рядом с ними были целы, тропинки, ведущие к храму, протоптаны, а те эши, что бдели на камне или вокруг него не заболели, не замёрзли или не умерли. Каждое утро сёстры-жрицы приходили, чтобы проверить храм, навести порядок и открыть разум для общения с Великой Благой Матерью. Мать-жрица садилась в центре, и до полудня ждала сообщений от Великой Матери. В зависимости от результата она либо спускалась в долину и занималась обычными делами, или созывала совет, чтобы объявить волю Великой Матери или сообщить пророчество. Долгое время мать-жрица  спускалась в долину и пасла, доила, чесала и стригла коз и овец. Но вот уже семь лет каждый месяц Великая Мать была печальна и сообщала о близкой кончине народа эши. Пророчества указывали матери-жрице, что виновницей будет невинное дитя. Но мать-жрица не могла увидеть, что это за дитя. Поэтому, когда она получила первое такое пророчество, она внимательно рассматривала новорожденных, появившихся на свет в этом году. Но Великая Мать ей так и не указала, кто это. И только, когда семь лет назад в эту страну пришла исхудавшая женщина с потухшим взором, ведя за собой светловолосую чумазую девочку с голубыми глазами, мать-жрица стала подумывать, может ли это дитя с ангельским лицом уничтожить всю страну. Девочка была тихой, как лесной ручеёк, скромной, незаметной, покорной и робкой. Она очень хорошо усвоила законы эши и, когда её мать скончалась, а её саму определили в школу, она до буквы придерживалась их. Если девочки иногда покрывали шалости друг друга, то Низхак никогда не оставляла без внимания матерей-наставниц даже невиннейший промах. Всегда с потупленными глазами она цитировала устав школы и ту статью, которую нарушила её жертва, и после этого предисловия обличала виновную. Гордые, свободолюбивые, честные и сплочённые эши были возмущены подобным лицемерием. Но сделать ничего не могли – формально Низхак была права. Они объединились против неё, не посвящали в свои разговоры, не брали в свои игры, не помогали с учёбой и не были снисходительны к её неудачам. Проявившаяся у неё в тринадцать лет потребность в мужском обожании, а после и теле вызывала презрение и насмешки учениц. Осознавая своё слабое место, Низхак страдала. Ахара тоже была, как и она, одиночкой. Она не вступала в дружественные союзы, не обменивалась девичьими тайнами, не хвасталась украшениями или одеждой. Свои успехи в обучении она считала само собой разумеющимися, не чванясь умом и не хвастаясь ловкостью рук. За что бы она ни бралась, будь то арфа или математическая задача, она в итоге добивалась потрясающих результатов. При всём этом она не предавала остальных учениц, а, случалось, брала их вину на себя, радуясь, что, подвергаясь наказаниям, изучает мир и с этой стороны. Как она и говорила Низхак, голодом она укрепляла волю, монотонным трудом постигала основы искусств, переписка текстов, что многие ученицы считали бессмысленной тратой времени, учила языкам и мудрости тех, кого она переписывала. Скурпулёзное создание картин из цветного песка учило её усидчивости и терпению, а розги, которые ей часто перепадали в детском возрасте, учили её быть нечувствительной к боли. Она не воспринимала наказание как зло. А как способ познания мира. Низхак завидовала ей. Её отношению к жизни, статной фигуре, силе духа, способностям к обучению, формам тела, которые так же проявились в результате наказаний физическим трудом или скудной едой, смелости до бесстрашия и независимости от мужчин. Низхак знала, что плоть её слаба, и завидовала, что Ахара лишена этой зависимости. Более того, может поставить любого мужчину на место, заставить себе подчиняться. Низхак не могла подчинить себе даже уборщика конюшен, с которым предавалась утехам плоти, несмотря на свой юный возраст. Тот разгадал её слабость и пользовался ею, как ему хотелось. Представить, что можно Ахару позвать, а можно ей отказать от ложа, заставить её сделать не её работу, да и просто говорить с ней презрительно, надменно или снисходительно, было невозможно. Она не дала бы мужчине собой вертеть. И зависть к этому больше, чем ко всему другому, больше успехов в науках или домашнем хозяйстве заставляло Низхак в бессильной злости желать Ахаре наказаний. Но та как будто только становилась сильнее. Низхак казалось несправедливым, что её пунктуальное следование законам подвергается обструкции. Что её усидчивость и старательность не приводят к значимым успехам в обучении, что её мягкость, покорность и скромность вызывают презрение и подозрение у сестёр и матерей-наставниц и желание использовать её у мужчин. Она видела вокруг себя сильных духом и уверенных в себе женщин, которые ужасали её своей самостоятельностью и независимостью. У неё не было их характера, у них отсутствовала её покорность. Она завидовала им, они презирали её. Она мечтала доказать им, что женщина не должна быть сильной, умной и независимой, не должна проводить жизнь в борьбе, что женщине нужна защита, а сама она должна быть нежной, мягкой, терпимой и уступчивой. Но пока они доказывали ей обратное. Она была в отчаянии. И не смогла придумать ничего лучше, чем изводить Ахару в бессмысленном стремлении доказать свою правоту. Сначала она хотела с ней подружиться. Но Ахаре никто не был нужен. Тогда Низхак решила добиться успехов в делах, которые считала женскими. Она следовала всем рекомендациям матери-поварихи и матери-ткачихи, пропадала на огородах с матерью-землёй, пыталась постичь тайны отбеливания тканей и изгнания пыли и плесени с матерью-хозяйкой. Но Ахара и тут её обставляла. Хотя, на уроках она частенько как будто отсутствовала или читала какой-нибудь посторонний свиток, но её умения всегда оценивались выше, чем Низхак. А уж о науках, гимнастике – гармонии тела и занятиях воинственных и говорить нечего: Ахара превосходила Низхак в уме и ловкости. Она была грациозна в танцах и вдохновенна в исполнении музыки, быстрее бегала и умела драться голыми руками, копьём, мечом и ножом, что вызывало ужас у Низхак. Чёрная зависть поднималась в её сердце. Ахара стала для неё олицетворением своей несостоятельности. И хоть она считала себя красивее рослой подруги и часто говорила ей об этом, Ахара отмахивалась от её слов. Они её беспокоили мало. Её интересовали знания. Она хотела изучать больше, чем давалось в школе, увидеть мир за границами страны эши, увидеть переливы на ночном небе, о которых давным-давно рассказывали высокие беловолосые люди со светлыми глазами. Эти предания переходили из поколения в поколение эши. Беловолосые великаны утверждали, что в их землях, разделённых четырьмя реками, день и ночь длятся полгода. Что небо озаряют такие краски, каких не увидишь нигде, что их благодатная и плодородная земля окружена со всех сторон ледяным морем и стеной холода, которая искрится на солнце как миллион драгоценных камней. Ахара не знала, верить ли тем словам, что в своём детстве воспринимала как сказку. Лет пятьдесят назад мать-море вместе с торговцами привезла весть, что земля беловолосых великанов была затянута льдами. Торговцы передавали друг другу, что боги разгневались на людей тех земель и наслали холодные ветры, которые заморозили четыре реки и огромное озеро посредине, в которое они втекали. Под тяжестью снега и льда земли опустились на дно, а их место заняла ледяная пустыня. Ахара была разочарована тем, что родилась так поздно. Она так хотела увидеть тот неизвестный далёкий край, где круглый континент делили четыре реки на равные части и где в середине находилось идеально круглое озеро, которое, согласно преданиям, даровало долгую жизнь и здоровье тем, кто в нём искупался. С новым рвением она засела за чтение свитков, которые доставлялись в библиотеки эши со всех концов света. Её поражали такие разные мнения мужчин об одном предмете, и возмущало, что среди них не было трудов женщин. Она пришла к мнению, что ей просто необходимо посетить более мудрых матерей. И поэтому она собралась и отправилась в дорогу. И именно поэтому она сейчас переодевала лёгкие и тонкие туфли на деревянные башмаки.

Глава 7

Она сделала всего несколько шагов по горам, но поняла, что её выбор обуви неудачен: тяжёлые ботинки скользили по камням, срывались с опор. Единственное достоинство их было в том, что, когда её ноги срывались, камни не резали ей стопы. И всё же, добравшись до относительно устойчивой и ровной площадки, где она могла, скрючившись, сесть и передохнуть, Ахара сняла ботинки и сложила их в торбу: кто знает, зачем они могут ей пригодиться.
Без обуви двигаться стало быстрее. Но у неё от напряжения уставали пальцы, и к концу дня она всё чаще делала остановки.
Наконец, когда в сумерках она перестала различать выемки в камнях, чтобы цепляться руками, она решила сделать привал. С сожалением она стала медленно спускаться вниз, на площадку, на которой можно было бы заночевать без риска свалиться вниз.
Почувствовав под ногами твёрдую землю, она, напрягая зрение в затухающем свете дня, стала исследовать место своего будущего ночлега. В камнях она заметила расщелину, что её порадовало: если там даже маленькая пещера, то это всё лучше, чем спать рядом с краем, рискуя свалиться во сне. Пещера действительно оказалась небольшой: Ахара едва смогла вытянуться там, лёжа, во весь рост. Только сейчас она почувствовала, как замёрзли её ноги. Разжечь костёр было не из чего: вокруг одни камни, редкие кустики травы и мох. Поэтому она начала усиленно растирать стопы, а после завернула ноги в свой плащ, предусмотрительно прихваченный из школы. Затем она немного поела, помня, что дорога у неё длинная, а ей ещё нужно будет возвращаться. Бурдючок с водой тоже был ещё не пуст, и, подкрепившись, Ахара стала устраиваться на ночлег. Из пещеры ей был виден кусочек чёрного неба с россыпью звёзд, создававших причудливые рисунки. Иногда небо рассекала светящаяся полоса, внезапно возникавшая из ниоткуда и так же внезапно пропадавшая в никуда. Ахара задумалась: а что такое эти звёзды? Небесные фонарики, чтобы в темноте ночи светлее было? Или, как считала покойная учёная мать-жрица, это такие же солнца, как и наше дневное светило? Почему Луна в течение месяца меняет свою форму? Что за яркие полосы проносятся по небу? В одном из старых свитков, которые переписывала сестра-художница, одна из сестёр-жриц вычитала, что в незапамятные времена, когда небо было белым, на земле не было дождей и ветров, когда от тепла благоухала зеленью природа, земля не сотрясалась и горы не дымились, люди жили бок о бок с разными животными так долго, что сейчас в это не верилось, с небес спускались люди, которых называли богами. Те люди говорили, что прилетели с далёких и холодных звёзд. Их описание напоминало жителей погибшей страны далёкого Севера. Эти боги дали людям знания и умения, предрекая, что благодатная пора скоро закончится. И верно, через несколько десятков лет небо стало терять свою белизну, люди стали чаще болеть и всё меньше жить, на землю обрушивались ураганы и ливни, наступала вода, опускались земли, а горы стали изрыгать из себя огонь и пепел. И всё то, что дали изнеженным древним людям пришельцы со звёзд, помогло не вымереть всему человечеству. Вынужденные приспосабливаться к природным изменениям, люди стали искать место, более подходящее для проживания. Одни кочевали на север, другие на восток, постепенно утрачивая всё то, что помнили о пришедших богах, о своей жизни в прошлом, о том, что знали и умели, чему научились. Третьи рисковали переплывать большую воду без малейшего понятия, где она заканчивается. Исследуя ставший вдруг новым мир, люди не теряли связей между собой долгое время. Именно поэтому ушедшие на запад смогли предупредить о появлении агрессивных и жестоких племён за большим морем. Эти племена жили на огромном острове, который всячески благоустраивали. Они утверждали, что их тоже посещали люди, которых потом называли богами, и тоже дали им знания. В этом можно было не сомневаться: они обрабатывали металл, который ещё не знали другие племена, способом, который ещё не был известен. Их фрески и скульптуры были изящны и необычны. Они выделывали шкуры и шили из них красивую одежду. Строили большие корабли для путешествий на дальние расстояния. Создавали дамбы, укрепляли порты, изобретали механизмы для различных нужд и придумывали оружие, которое было совершеннее копий, луков и мечей. Словом, эти люди считали себя потомками богов и с соседями вели себя соответственно: высокомерно и заносчиво, не считая их равными себе. Ближайших соседей, которые называли себя элины, это задевало. Но вместе с тем они оценили красоту и мощь аталанов и многое они перенимали у потомков богов. Аталаны же беспощадно воевали с юным племенем, которое быстро училось. На своей территории элины строили лабиринты, которые были и у аталанов. Только элины их строили, чтобы запутать того, кто в них попадает: воины противника, войдя в такое строение, не скоро из него выйдут. Аталаны же строили их для иных целей, непонятных элинам. В конце концов, аталаны стали переселяться на территорию элинов, заставляя искать их иные места проживания. Элины снимались со своих мест и уходили на восток, где им попадались всё больше и больше островов. На какое-то время аталаны оставили их в покое по причине кризиса на своей родине, и в благодатном климате племя элинов стало создавать свою страну, применяя знания аталанов.
Обо всём этом думала Ахара, глядя на звёздное небо через вход пещеры. Она хотела увидеть людей северной страны, которую те называли Гипербореей. Она хотела понять, почему аталаны и элины не могут жить в мире. Ведь с ольмегами по другую сторону от своего острова они не воевали. Она хотела видеть белую равнину, в которую превратилась цветущая Гиперборея. Она хотела с матерью-море плавать в страны, где правили мужчины, чтобы увидеть скульптуры, картины, здания и механизмы, людей, живущих там. Жажда познаний Ахары этим не ограничивалась. Но у неё было мало возможностей её утолить. Матери-наставницы не могли определить, к чему именно склонна эта нетерпеливая, своевольная и непоседливая девушка. Сама Ахара тоже не могла бы этого сказать. Сейчас ею одолело желание получить знания у матерей-отшельниц. И она сама решила, каким способом этого добьётся. Когда она достигнет цели, она будет думать дальше – новые знания подскажут ей, что делать. Сейчас цель – знания, способ их получить – дойти до матери и сестёр-целительниц и отшельниц. А это не так легко, как ей казалось.
В размышлениях о том, как ей дальше идти, Ахару сморил сон.

Глава 8

Утренние лучи разбудили Ахару и, подкрепившись, она повесила свою торбу за спину и продолжила восхождение. День за днём она поднималась, делала привал и искала место для ночлега. Чем она выше поднималась, тем тяжелее становилось дышать. Она чаще делала привалы и растирала пальцы. Становилось холоднее, и даже туника из тонкой пряжи  не спасала. Ахара натянула кожаные туфли, чтобы не мёрзли ноги. Но они скоро порвались от камней скалы. Ахара начала подумывать о другом пути, как добралась до широкого плато, с которого могла обозревать окрестности. Она села, привычно растёрла стопы и огляделась. Слева стеной стояла скала, справа от плато каменистая гряда вела к островерхим скалам вдали. Над Ахарой было голубое небо и ослепительно яркое солнце, отражавшееся в замёрзшей воде, островками поблёскивавшей между камней. На пиках гор лежали белые шапки. Вдалеке в камнях зияли проёмы, похожие на входы в пещеры, вокруг плато, на котором сидела Ахара, скалы резко обрывались. Ахара подумала и достала деревянные ботинки. Потом по узкой каменистой тропинке она направилась к скалам с проёмами. Они оказались обманчиво близкими.
- Эй! Кто-нибудь! Эй! – закричала Ахара, размахивая руками. – Здесь есть кто-нибудь?
Около соседнего проёма что-то закопошилось, и Ахара увидела человеческую фигуру.
- Эй! – снова закричала она и помахала рукой, не переставая идти. В ответ фигура как-то странно задёргалась. – Я эши из долины! – кричала Ахара. – Хотела поговорить!
Фигура задёргалась ещё сильнее. И тут Ахара услышала далёкий гул. Земля и камни под её ногами стали подрагивать.
-   Что это? – крикнула Ахара. Слегка сбавив шаг, она огляделась.
Вдруг дёргающаяся фигура побежала к ней. Гул становился сильнее, земля тряслась всё ощутимее. Спиной Ахара почувствовала холодное дуновение, в лицо ей ударил порыв ветра. Она ускорила шаг, почти побежала. Фигура, которая спешила к ней, размахивала руками и что-то кричала. Когда фигура подбежала ближе, Ахара увидела человека с развивающимися тёмными волосами в нелепой одежде: каждая нога была обёрнута тканью, а на плечах распахивалась меховая куртка поверх плотной туники.
- Прыгай! – кричала фигура на бегу и махала рукой.
- Куда? – изумилась Ахара. Она невольно замедлила темп. Порыв ветра за её спиной уже трепал её волосы и одежду, на лицо давил холодный воздух, не давая дышать.
Ахара огляделась: вокруг тропинки, на которой она стояла, были только камни. Гул становился сильнее, ветер толкал в грудь и спину. Ахара пригляделась: с вершин гор из белых шапок неслось что-то белое. Подбежавшая запыхавшаяся фигура дёрнула её вниз, на камни. Прыгнув и перекатившись, она шустро поползла к расщелине, еле видневшейся между камнями. Скрывшись за огромным валуном, она задушено позвала Ахару. Скрючившись, Ахара присоединилась к ней. Фигура приподнялась, выглянула из своего убежища и быстро юркнула вниз.
- Что случилось? – спросила Ахара, дотронувшись до руки фигуры.
- Лавина, - кратко бросила фигура, и снова приподнялась.
- Что?
Фигура нетерпеливо оглянулась.
- Лавина. Снег сходит с вершин. Тебе никто не говорил, что в горах нельзя шуметь? Особенно весной?
- Нет, - удивлённо сказала Ахара. – А что?..
Не успела она договорить, как поднявшийся шум заглушил её вопрос. Сверху застучали камушки и посыпался песок. Валун над их головой содрогнулся. Перед глазами Ахары полетела белая пелена, которая совсем закрыла пространство вокруг. От наступившей внезапно тишины звенело в ушах.  Валун над головой и скалы рядом ещё какое-то время тряслись. Новая знакомая терпеливо сидела, прикрыв глаза. Она была совершенно спокойна, в отличие от Ахары, которая не понимала, что происходит. Протянув руку, она коснулась белой стены. Та оказалась неожиданно холодной. Убрав руку, Ахара увидела влагу на пальцах. Она приложила к стене ладонь. Очень быстро она замёрзла, но, убрав её, Ахара снова заметила влагу.
- Что это? – спросила она, протягивая новой знакомой свою руку. Та на минуту открыла глаза, взглянула на порозовевшую ладонь и снова закрыла глаза.
- Снег, - кратко бросила она.
- А что это? – заинтересовалась Ахара.
- Когда вода замерзает, она становится такой, - не открывая глаз, сказала новая знакомая.
Ахара помолчала. Она поскребла пальцами стену, накрошив на ладонь несколько белых крупинок. Поднеся к глазам, она увидела, что они медленно исчезали, оставляя после себя капли. Ахара снова поскребла и поднесла крупинки к губам. Действительно, похоже на воду. Только очень холодную. Рука Ахары замёрзла бесповоротно, и она начала дуть на неё и растирать другой рукой. Новая знакомая, тем временем, открыла глаза и прислушалась.
- Похоже, лавина сошла, - сказала она и повернулась к Ахаре.
На девушку смотрело лицо зрелой женщины. Тёмные слегка раскосые глаза цветом напоминали скалы снаружи вечером. Высокие скулы подчёркивали необычность лица. Оно было в неглубоких морщинах, но между ними кожа была гладкой. Высокий лоб, тёмные волосы, небольшой нос и маленькие губы – Ахара в первый раз видела подобное сочетание. Странное лицо не портил уродливый шрам через всю левую щёку от угла глаза до подбородка.
- Ахара, - сказала девушка, протянув руку ладонью кверху. – Дочь Аммаки из племени эши.
- Ки-Зула, - сказала новая женщина, положив сверху свою ладонь, внимательно глядя на Ахару. – Дочь Хуаши из племени эши. – Она с минуту помолчала. – Лавина сошла, пора выбираться, добавила она, и на корточках двинулась к стене из снега. – Помоги мне. Я не знаю, как много тут снега.
Ахара поползла к ней, и они вдвоём стали разгребать завал. Руки быстро замёрзли, и Ки-Зула вытащила из-за пояса рукавицы и протянула их Ахаре.
- А ты? – спросила девушка.
- А я привычна, - и Ки-Зула с новыми силами накинулась на стену.
Однако вскоре и её руки покраснели и перестали чувствовать. Она сунула их под мышки и, раскачиваясь, сидела на корточках. Ахара продолжала скрести стену руками в кожаных рукавицах. Погрев руки, Ки-Зула стала помогать ей. Дышать становилось труднее. Ахара чувствовала усталость. Ей хотелось закрыть глаза. Но Ки-Зула каждый раз толкала её локтем в бок. Раздражённая Ахара, очнувшись, снова скребла белую и холодную стену.

Глава 9

Через некоторое время им на голову обрушился снег, а в образовавшийся проём хлынул холодный воздух.
- Хорошо, что лавина была небольшая и прошла дальше. Иначе без посторонней помощи нам бы не выбраться, - сказала Ки-Зула.
- Может, передохнём? – спросила Ахара.
- Нам надо двигаться, - произнесла Ки-Зула, снова грея руки под мышками.
- Почему?
- Если ты остановишься – ты замёрзнешь.
- Но ведь можно потом отогреться.
- Если ты замёрзнешь до смерти, тебя ничего не отогреет. Поэтому я не давала тебе спать: можно не проснуться. Здесь не долина – здесь другие законы. Именно поэтому в горах нельзя шуметь: любой звук тревожит снег на пиках гор. И, когда сверху начинает движение камушек, до нас доходит уже целая глыба снега. Которая может похоронить тебя под собой.
Ки-Зула стала энергично выбираться наверх. Ахара последовала за ней.
Оглядевшись, Ки-Зула начала медленно, проваливаясь в снегу, взбираться на каменную гряду, с которой она спрыгнула с Ахарой, спасаясь от лавины. Гряда была засыпана снегом. Ки-Зула дождалась Ахары, и они медленно пошли к пещере, из которой выбежала женщина.
Они шли долго, потому что свежевыпавший снег затруднял движение. Ахара постоянно проваливалась, в конце концов потеряв свои ботинки и основательно замёрзнув. Её губы посинели, зубы стучали. На Ки-Зулу, казалось, ничего не действовало. Она целеустремлённо шла вперёд. Вокруг стало постепенно темнеть.
- Надо успеть до темноты, - сказала Ки-Зула, когда они в очередной раз остановились передохнуть. – В горах темнеет быстро.
Ахара кивнула, отдышавшись, и они снова пошли вперёд.
Когда они подошли к пещере, Ахара услышала голоса и увидела отблески огня. Войдя внутрь, Ки-Зула с усилием задвинула камень, чтобы холодный воздух не проник внутрь. Она повела Ахару в глубину пещеры. Неширокий извилистый туннель привёл к просторной комнате, в центре которой, весело потрескивая, горел костёр. Около него сидели две женщины в таком же странном одеянии, как и Ки-Зула. Ахара оглядела их. Одна была худой и высокой, что было заметно даже в таком положении. Её лицо было узким и вытянутым, длинный тонкий нос походил на вороний клюв, волосы и глаза были чёрными, хотя в волосах сверкали серебряные пряди. Напротив неё сидела маленькая худощавая женщина. Её каштановые волосы с проседью волнами обрамляли округлое лицо с крупными чертами. Светлые глаза с опущенными внешними уголками придавали лицу печальное выражение, что ещё более усиливалось опущенными уголками полных губ. Она что-то шила, склонясь к огню. Черноволосая женщина что-то помешивала в котле рядом с костром. Когда Ки-Зула и Ахара подошли, сидящие за костром подняли на них головы. Мгновение оглядев их, черноволосая женщина метнулась вглубь пещеры и вернулась с огромным вязаным одеялом. Она потянула Ахару к самому огню и укутала её одеялом с ног до головы. Стянув рукавицы, она кинула их на камни рядом. От близкого жара от них стал подниматься пар. Она энергично растирала Ахару, а маленькая женщина, отложив шитьё, налила из дымящегося котла в деревянную кружку горячую жидкость.
- Пей, - приказала она Ахаре. Девушка взяла кружку. – Это очень горячо, но ты должна выпить.
Кружка обжигала пальцы. Ароматный пар приятно щекотал ноздри. Ахара почувствовала, что голодна. Она поднесла кружку к губам. Питьё действительно было горячим. Медленно, мелкими глотками, она выпила всю кружку, обнаружив на дне кусочки мяса и мелко нарезанных овощей. Черноволосая женщина подала ей деревянную ложку. Ахара с аппетитом съела странное кушанье. Ки-Зула, тем временем, сняла мокрую одежду, переоделась в сухую и грелась у костра, смазывая руки пахучим маслом.
- Её надо отвести к матери-отшельнице, - сказала черноволосая. – Там теплее и лекарства под рукой.
- Я не больна, - произнесла Ахара. – Мне не нужны лекарства. – Горячее питьё согрело её тело, и она хотела снять одеяло. Но невысокая женщина сильнее закутала её.
- Я тебе говорила: в горах другие законы, - отозвалась Ки-Зула. – Ты весь день была на холоде, лазала по снегу. Завтра ты будешь в горячке. А как долго – зависит от крепости твоего организма. Поэтому не спорь. Мы здесь живём, ты – только пришла. И уже поэтому знаем больше тебя о жизни в горах.
Ахара прикусила губу: она уже давно не была глупой девчонкой, чтобы её так отчитывали. Но она признала правоту женщины. Теперь, в тишине и покое при свете мерцающего костра она смогла внимательно оглядеть женщин. Они были немолоды. Самой старшей казалась черноволосая – на её лице было больше морщин. Самой молодой – Ки-Зула. Возможно из-за гладкой кожи лица. Все женщины были в плотных туниках и штанах, на ногах были плотные кожаные сапоги. Волосы аккуратно убраны в причудливые косы.
Женщины  так же внимательно рассматривали Ахару. Черноволосая, назвавшись Фрегой, вернулась к своему котлу. Она нарезала какие-то пахучие травы и бросала их в варево. Говорила она мало, занимаясь готовкой. Отставив котёл, она стала нарезать на камне кусочки мяса, смачивала их в масле и бросала их в какую-то миску с резким запахом. Швея напротив неё взялась за рукоделие, попутно расспрашивая Ахару. Фрега назвала её Оруда. Та была такой же мягкой и тихой, как Низхак, только в её фигуре не было покорности и приниженности, свойственной девушке. Оруда была олицетворением матери: она заботливо разместила Ахару у костра, согрела, покормила и занялась бытовой починкой одежды. Ахара даже задала себе вопрос: зачем она пришла в горы. Фрега была её противоположностью. Она была холодна, резка, безапелляционна и сурова. Глядя на неё, не возникало сомнений, что она дома. Уединения и размышления среди холода и темноты пещеры были её стихией. Ки-Зула была деловита, серьёзна и спокойна. Но вместе с тем общительна и не гнушалась шуток. Именно она уговорила Ахару уйти спать и повела её вглубь пещеры тёмными коридорами. Доведя её до одной из комнат, в проёме которой висела большая шкура, она сказала:
- Свечу я отдаю тебе. Располагайся. Позже я тебе принесу поесть. Я буду спать рядом. Если понадоблюсь – только крикни.
Ахара кивнула и откинула шкуру.
Комната была достаточно просторна. Посредине в обрамлении камней горел небольшой костёр, создавая на стенах причудливые сменяющиеся тени. Широкий плоский камень заменял стол, другой камень был покрыт шкурами, что означало кровать. Сбросив свою торбу, Ахара опустилась на ложе, оказавшееся неожиданно мягким и удобным. Усталость овладела ею, и она мгновенно уснула, зарывшись лицом в мягкий мех.

Глава 10

Ахаре снились странные сны: зелёные цветы, выраставшие прямо из снега, серые фрукты на деревьях, лишённых листвы, лошади, гуляющие по радуге, птицы, плавающие по звёздной реке, цветные ленты, дождём падавшие с неба, синяя трава, Низхак, которая от неё что-то требовала. Ахаре снился снег и серые скалы. Но странно: прикасаясь во сне к снегу, она ощущала жар как от костра. Она куда-то бежала, но оставалась на месте, с кем-то говорила, но не слышала своих слов. Наконец ей надоело слушать постоянные упрёки Низхак, и она стала отталкивать её от себя. Но та во сне не хотела уходить, и всё кричала и кричала ей в лицо, пока Ахара, разозлившись, не замахнулась ударить её кулаком. В то же мгновение её рука оказалась в тисках, а незнакомый голос спокойно и насмешливо говорил:
- Раз ты начала драться, значит страшное миновало
Ахара открыла глаза. Она была в тускло освещённой пещере. Перед ней, держа её за руки, стояла смутно знакомая женщина. Ахара нахмурилась. Она вспомнила, как сбежала из школы, скитаясь по горам, как женщина столкнула её на камни, спасая от лавины. Ки-Зула, женщина-отшельница. Она и ещё две женщины, Фрега и Оруда, жили здесь, приняли её и отвели одну из своих комнат.
- Страшное? – хрипло спросила Ахара, пытаясь сесть на своём ложе.
- Ты четыре дня была в горячке. Ничего удивительного: в такой лёгкой одежде по холоду, да ещё с непривычки. И ты ещё крепкая. Некоторые мужчины умирали при таких условиях.
Она задумчиво посмотрела мимо Ахары, печаль легла на её лицо.
- Мужчины? Здесь бывают мужчины? – Ахара была удивлена.
Ки-Зула невесело рассмеялась.
- Здесь? Ну что ты! Мужчинам нужна власть и богатство. А над кем властвовать здесь? Какие тут богатства?
Она обвела комнату рукой. Ахара оглянулась: действительно, камни, шкуры, свечи и костёр посредине комнаты. Ничего богатого, что вызывало бы вожделение украсть.
- Это я вспомнила прошлую жизнь, - Ки-Зула невесело усмехнулась.
- Прошлую жизнь? Сколько же тебе лет? – Ахара в изумлении привстала на ложе.
Женщина мягко уложила её обратно и заботливо прикрыла меховой шкурой.
- Мне уже совсем скоро будет пятьдесят восемь, - снова невесело сказала Ки-Зула.
Ахара в изумлении подскочила
- Не может быть! Я бы не дала тебе больше тридцати!
- Но это так, - слегка улыбнулась Ки-Зула. – Оруде пятьдесят пять, а Фреге шестьдесят три. Здесь ещё живёт мать-отшельница. Сколько ей лет она и сама не скажет. Она так стара, что ей трудно выходить…
- Но это не значит, что я выжила из ума или совсем немощна, - раздался скрипучий голос. Ки-Зула слегка вздрогнула, а Ахара вытянула шею, чтобы из-за её плеча разглядеть посетительницу.
Гостья медленно подошла к её ложу, опираясь на побелевшую от времени палку. Она слегка сутулилась, но взгляд её голубых глаз был ясен, в нём светились понимание и ум. Волосы её совершенно белые были сплетены сзади в одну толстую косу. На бледном лице резко выделялись морщины. Но они не уродовали его, как большинство пожилых женщин, а придавали умудрённое выражение благородным чертам. Она положила тёплую морщинистую руку Ахаре на голову, потом некоторое время подержала пальцы на её шее и удовлетворённо кивнула.
- Да, Ки-Зула, я стара, - сказала она насмешливо, обернувшись к смущённой женщине. – Но не потеряла рассудок. Между немощью телесной и умственной огромная пропасть. И я помню, сколько мне лет. – Она замолчала, выдерживая паузу. – Девяносто два.
- Столько не живут! – потрясённо прошептала Ахара. Женщина засмеялась.
- Живут! И помогают жить таким юным дурочкам, как ты.
Она сделала знак, и Ки-Зула подала ей кружку с дымящимся питьём. Женщина села на ложе Ахары и протянула ей кружку.
- Пей, набирайся сил. Скоро ты нормально поешь, а потом расскажешь, зачем дочери великой зодчей понадобилось лезть в горы.
Ахара поперхнулась. Горячее питьё брызнуло во все стороны.
- Ты знаешь меня? Откуда? – Она повернулась к Ки-Зуле. – Ты ей сказала?
- Нет, - Та слегка улыбнулась.
- Потом, потом, - сказала седая женщина, успокаивающе помахав рукой, и встала. – Разговоры потом.
Она медленно вышла. Ахара хмуро смотрела ей вслед. Ки-Зула, улыбаясь, глядела на неё.

Глава 11

- Откуда она меня знает? – спросила Ахара, напившись и возвращая кружку Ки-Зуле.
- Мать-отшельница знает многое, - с грустью сказала та, забирая кружку. – Она видела много, жила много и много раз говорила с Великой Матерью. Та дала ей необычный дар: видеть то, что не видят другие. Так же она всё знала про меня, когда я пришла сюда. Хотя ни разу меня не видела.
Она вздохнула.
- Великая Мать каждому даёт свой дар. У матери-отшельницы дар прозрения.
Она замолчала, глядя на огонь.
- А у тебя какой дар? – спросила Ахара, пытливо глядя на женщину. Та обернулась к ней.
- У меня был дар. Когда я была молода и жила далеко на востоке, я была настолько красива, что мужчины теряли голову в желании обладать мной. Никто меня не спрашивал, хочу ли я, чтобы моим мужчиной был тот или иной. Они приходили и брали меня силой. Одни держали меня взаперти, чтобы никто, кроме них, меня не видел. Другие крали меня, как козу из хлева. Наконец один от невозможности владеть мной изуродовал моё лицо, чтобы никто другой не смог мной владеть тоже. – Ки-Зула коснулась шрама на щеке. – После этого я перестала быть ценной вещью. Я стала достойна только презрения. И мне дорога была только в дома увеселения мужчин. Но я не хотела дарить своё тело за деньги. Хотя, несмотря на шрам, оно всё ещё вызывало вожделение. Я этого не хотела. И ушла из своей страны. Я пришла в страну эши. Здесь я почувствовала себя человеком. Я не вещь, я была здесь нужна, со мной считались. Но, поскольку я была одна, у меня не было родни, то, когда я почувствовала приближение старости, я ушла в горы. Я не хотела обременять собой свою дочь и сына. Поэтому я здесь. Здесь и умру.
- У тебя есть дети?
- Да. Сын Ки – он начальник над викрами-строителями. И дочь Суна – она очень хорошо разбирается в травах. Иногда она приходит сюда, чтобы нарвать горных цветов и поучиться у меня тому, что я ещё могу ей дать.
- Суна? – Ахара наморщила лоб, вспоминая. – Она изобрела способ красить ткань травами. Мать-наставница в школе говорила, что у неё дар разбираться в творениях природы. Она и с минералами неплохо управлялась. Наш класс как-то был на её занятиях: в её комнате что-то бурлило, пыхтело, горело, шипело. Она нам показывала, как в одну прозрачную жидкость налила другую, а та вдруг вспенилась! Это было так необычно и захватывающе!
Ки-Зула улыбнулась.
- Спасибо. Приятно, когда хвалят твоих детей.
Они помолчали.
- А другие? – спросила Ахара, поправляя шкуру у себя на груди. – Почему здесь Фрега и Оруда?
- Фрега хотела учиться наравне с мужчинами и зачастую знала больше них. Её на родине считали колдуньей, потому что под её руками росло любое растение. Она любила копаться в земле. Что бы она ни посадила – всё у неё цвело и плодоносило. Она знала, когда и сколько поливать растения, когда у них самый сок, какие вредны, а какие прибавляют сил. Из зависти её обвинили в колдовстве и наведении чар и хотели сжечь, и она сбежала из своей страны. Мужчинам не нужны знания. Им нужна власть. Поэтому в стране Фреги учились только мужчины, чтобы применять знания для войны и захвата чужих земель. А, придя сюда, она засеяла бесплодные поля.
- Я помню – фрегийские поля. Меня ещё интересовало, откуда такое название. Но они возделываются уже больше тридцати лет!
- Да. А до этого там были камни и песок, - Ки-Зула снова улыбнулась.
- А Оруда?
Лицо Ки-Зулы потемнело.
- Оруда жила на севере. На земли её страны нападали мужчины холодного моря. Грабили и убивали. Женщин увозили для утех, а детей… - Она замолчала и отвернулась.
- Что? – похолодев, спросила Ахара.
- А детей поедали, - резко сказала Ки-Зула. Ахара вздрогнула. Закусив кулак, второй рукой она вцепилась в шкуру на своей груди. – И когда эти звери напали на деревню Оруды, она сама убила своих детей. После подожгла дом и ушла. Сюда она пришла совсем не в себе. Мать-отшельница беседовала с ней, поила отварами. И Оруда пришла в себя. Она не захотела спуститься вниз, посвятив себя заботам о нас.
Ки-Зула замолчала. Ахара  в раздумьях разглядывала потолок комнаты.
- Теперь ты, - прервала молчание Ки-Зула. – Что привело молодую смелую пылкую девушку к забытым всеми унылым и холодным пещерам?
Ахара повернула голову и внимательно посмотрела на женщину.
- Я хочу знать. – Она помолчала. Ки-Зула ждала. – Я хочу знать, что такое звёзды? Почему Луна меняет свою форму? Почему на небе появляются облака? Что за этими горами и нашим морем? Как велика наша пустыня и почему люди там видят то, чего нет? Почему маковая вода одних делает сонными, а другим посылает яркие грёзы? Я много чего хочу знать. Когда ты спасла меня, ты рассказывала о снеге. Ничего подобного я раньше не видела. Ты дала мне часть своих знаний. А я хочу знать всё.
- Мать-отшельница говорила, что всего знать невозможно, - задумчиво глядя на Ахару, сказала Ки-Зула.
- Пусть так. Но я хочу знать то, что знаете все вы.
Женщины замолчали.
- А кто такая Низхак? – спросила Ки-Зула.
- Кто? – Ахара приподнялась на ложе.
- Когда ты была в горячке, ты говорила про какую-то Низхак. Видимо, она доставила тебе много хлопот.
- Больше надоедала. Это мелкое ничтожество, которой постоянно от меня что-то было надо. Она таскалась за мной, ныла и изливала мне душу, когда я не просила об этом. – Ахара содрогнулась. Помолчав, она рассказала о своей жизни в школе и о том, как Низхак постоянно ходила за ней по пятам.
Слушая её серьёзный рассказ, Ки-Зула несколько раз разражалась смехом, чем удивляла девушку. В конце концов Ахара оскорбилась.
- Я не рассказываю ничего весёлого, - холодно сказала она.
- Ты просто не видишь, насколько это смешно, - ответила Ки-Зула, утирая глаза. Она повторила один из эпизодов, рассказанных Ахарой, делая паузы и ставя ударения на некоторых словах. Ахара фыркнула. – Ну, видишь?
Ахара не удержалась и рассмеялась.
- Извини, ты была права, - сказала она, прикоснувшись к руке женщины. – Я была недогадлива.
- Ты просто очень серьёзна, - сказала Ки-Зула, похлопав её по руке. – А жизнь так коротка. Не трать времени на поиски. Живи.
Сказав эту странную фразу, она встала.
- Я утомила тебя. Мать-отшельница будет недовольна. – Она снова улыбнулась.
- Нет, что ты. Я не устала. – Ахара протянула руку, удерживая её.
- Тебе надо поесть и отдохнуть. У нас ещё будет время поговорить.
Она наклонилась и погладила Ахару по голове. Ахара прижала её ладонь к своей щеке, внимательно глядя на женщину. Та опустила руку и вышла.

Глава 12

Вскоре пришла Оруда и захлопотала вокруг Ахары. Она взбила ей травяную подушку, поправила шкуру, игравшую роль одеяла и, подав ей миску с аппетитно пахнувшим варевом, изготовилась её кормить. Ахара решительно забрала ложку и начала есть сама. Оруда сидела рядом, радуясь её аппетиту.
- Ты очень смелая, - говорила она, пока Ахара ела. – Одной проделать такой путь в твоём возрасте! И как быстро ты оправилась! Ты очень сильная девушка.
Ахара не отвечала. Она не считала себя лучше иных эши. Не считала смелостью своё безрассудное путешествие. Ей было неловко от похвал, которых, как она считала, она не заслуживала.
Она ела и украдкой рассматривала Оруду. Девушка не могла поверить, что эта добродушная и румяная женщина могла убить своих детей. Эта женщина была рождена быть матерью: её любовь и забота переливались через край, тёплым одеялом накрывая окружающих. Она заботливо поправляла волосы Ахаре, чтобы они не падали в миску, из глиняной тарелки подкладывала кусочки хлеба девушке, укутывая ноги спадающей шкурой. Она была рада, видя, как Ахара ест, и огорчилась, когда та не попросила ещё. Подавая кружку с питьём, она заботливо дула на неё, остужая.
Когда трапеза кончилась, она собрала посуду на камень, служивший столом, укутала на ложе Ахару и стала ей напевать тихим голосом. Но Ахара попросила её рассказать о своей стране – месте, где она родилась. Оруда помолчала и поведала ей о снежных зимах и солнечных летах, о том, как весной в её стране стучит капель и журчат ручьи, как осенью деревья становятся красными и жёлтыми, как шумят непроходимые леса и как бескрайни поля. Как величаво несут свои воды широкие реки. Как много разной дичи в лесах и полях и как разнообразна рыба в пресноводных озёрах. Как богата её страна ягодами и фруктами, овощами и злаками. Как густы и высоки травы. Как красивы пейзажи в любое время года. Как смелы и честны мужчины, как бесстрашны и горды женщины. Как красивы их лица и гармоничны тела. Она рассказывала, что они жили большими общинами без властителей и правителей. Что творило суд и устанавливало законы собрание мудрых и честных людей, которых специально выбирали на определённый срок. Она говорила о гончарах и кузнецах своей страны. О зодчих, создававших красоту из дерева и камня. Она рассказывала о своих богах, которые жили в лесах и полях, речках и болотах, в домах и лугах. Задремав, Ахаре снились высокие и красивые, статные и величавые люди с волосами цвета соломы и глазами цвета вечерних озёр. Они говорили с ней на незнакомом напевном языке. Покой и умиротворение сошли на душу девушки. Давно ей не снились такие прекрасные сны. От переполнявшей её восторженности у неё на глазах выступили слёзы. Ей было спокойно и радостно.
Услышав её ровное дыхание, Оруда собрала посуду и тихо вышла, заботливо задёрнув за собой шкуру, служившую дверью.

Глава 13

Ахара поправлялась быстро, и мать-отшельница вскоре разрешила ей вставать, а потом и вовсе выходить из комнаты. Когда она достаточно окрепла, Оруда одела её в тёплую одежду, и они вышли из пещеры на воздух. Белый снег ослепил Ахару. Но когда глаза привыкли, она заметила, что снег лежит на горах выше их пещеры, а вокруг начала расцветать жизнь. Ахара видела незнакомые ей цветы, неизвестные ей птицы парили над головой. Однотонные и разноцветные, с прожилками и искрами, огромные мохнатые и мелкие хрупкие камни лежали вокруг. Она брала их в руки и рассматривала на свет.
- Моя дочь могла бы тебе больше об этом рассказать, - сказала ей однажды Ки-Зула, заметив её интерес.
Фрега долго оставалась холодной и отстранённой с Ахарой. Но, видя её серьёзность и интерес, она начала пылко объяснять ей, какие травы растут в горах, какие в долине, каким нужна тень, каким солнце, какое растение любит воду, какое может без неё долго обходиться. Она объясняла, как по внешнему виду земли и растительности на ней определить, пригодна ли земля для пашни. Она рассказывала, как можно, прорыв несколько канавок, дать сухой земле воду. Ахара слушала и задавала вопросы. Фрега отвела её на маленький огородик, и Ахара была поражена, что здесь, на камнях, Фрега смогла что-то вырастить.
Оруда учила её секретам домоводства, которые ещё не знала Ахара. Женщина учила её правильно сушить разные травы, чтобы не потерять пользу, заключённую в них. Она научила делать её странное блюдо, которое называла «холодник» - застывшее в загустевшем бульоне обжаренное мясо с приправами. Она научила её варить похлёбки. Не только горячие, но и холодные. Она рассказала ей про напитки своей страны – квас и сбитник, и сокрушалась, что не может здесь их приготовить. Ахара осторожно предложила ей спуститься в долину, чтобы найти нужные продукты там. Но Оруда отказалась.
Однако больше всего Ахара хотела пообщаться с матерью-отшельницей. Она подозревала, что пожилая женщина знала не только, какие травы облегчают боль или сколько соли класть в жаркое, как выделать кожу и шить штаны, но и то, чем обычно люди не интересуются: почему идёт дождь, куда девается солнце после заката, почему одни слышат Великую Мать, а другие нет.

Глава 14

В один из дней, когда Ахара уже совсем выздоровела, а погода стала теплее, она нашла мать-отшельницу у ярко пылавшего костра недалеко от входа в пещеру. Та смотрела на пляшущие язычки и подбрасывала в огонь сухие ветки. Ахара села рядом. Они молчали, следя за разлетающимися искрами и покрывающимися серым пеплом чёрными угольками. Небо над ними было ясным с россыпью звёзд. Вокруг темнели скалы. Изредка раздавался крик птиц. Женщины молчали. Ахара веткой помешивала угли.
- Зачем ты здесь? – наконец спросила мать-отшельница.
- Ты же знаешь, - ответила Ахара, не прерывая занятия. – У тебя же дар.
- Да, я знаю. Но знаешь ли ты?
Ахара повернулась к ней.
- Мне думается, что я знаю.
- А зачем тебе это?
Ахара задумалась.
- Я просто хочу знать, - ответила она.
- Знания без пользы, как богатство, брошенное в воду – мертвы. Как золото должно радовать тем, что из него можно выплавить красивое кольцо или купить выносливую лошадь, так и знания не должны мёртвыми словами лежать у тебя в голове. Ты много знаешь, много умеешь. Хочешь знать ещё больше. А зачем?
Ахара молчала.
- Ты пытлива, порывиста, нетерпелива. Размеренная и упорядоченная жизнь не для тебя. Ты не знаешь, как себя применить в этом мире. Просто существовать, как большинство, тебе мало. Поэтому ты ищешь новизны. И это хорошо. Если бы мир был неизменен, не было бы смысла в его существовании. А бессмысленность жизни приводит к унынию и отчаянию. И может кончиться преждевременной смертью. И разве это не обидно: родиться для того только, чтобы умереть?
Женщина помолчала. Молчала и Ахара.
- Но и родиться для того, чтобы копить – зачем? – продолжила мать-отшельница. – Чтобы взять с собой? И снова – зачем? Великая Мать даёт нам жизнь на этой земле не просто так. Если знания есть – они должны быть. У тебя, у меня, у Фреги, у твоей Низхак – у того, кто хочет знать. Прятать знания, как прячут их мужчины, преступление против Великой Матери.
- Но зачем Великая Мать допускает в нашем мире мужчин с их злобой, жаждой власти, похотью, мелочностью и ограниченностью? Почему допускает, чтобы они убивали друг друга? Приходили на наши земли? Почему? Зачем?
- Если бы я знала ответы на эти твои вопросы, я была бы Великой Матерью, - усмехнулась женщина. – Если это есть, значит так должно быть. Зачем? Возможно, чтобы предотвратить ещё большие разрушения и хаос. Возможно, чтобы освободить дорогу ещё большим знаниям. Пока этого человеку не дано понять. Возможно, придёт время, когда люди перестанут задавать эти вопросы, зная на них ответы. Но я сомневаюсь.
- Почему?
- Мир всё больше уходит под власть мужчин. И скоро страна эши исчезнет. А мужчинам всегда нужна власть, а не мудрость. Они любят воевать и разрушать, а не рождать и созидать. Гораздо проще уничтожить то, что создали другие, чем создать своё. Тем более, если у тебя нет талантов к созиданию. И ты это осознаёшь и тебя это очень сильно задевает. И гораздо проще убедить всех, что с тобой говорил бог и приказал сделать что-то тебе, передать это окружающим, чем открыть свою душу и сердце, разум и сознание Великой Матери. Проще уплатить посреднику и считать, что боги тебя простили, чем самому говорить с Великой Матерью и слышать её приговор. В стремлении к власти мужчины лишают возможности окружающих общения с богиней. Но это время нужно, чтобы понять, сколь это лицемерно и глупо. И тогда вернутся времена, когда алчные и лживые посредники будут не нужны, и люди получат возможность – каждый – общения с Великой Благой Матерью. Общения более полного и всеобъемлющего. И только тогда можно будет получить ответы на твои вопросы.
Она замолчала. Молчала и Ахара.
- Значит, земля эши исчезнет? – наконец глухо спросила девушка, глядя на огонь.
- Исчезнут эши, аталаны, как исчезла Гиперборея. Наш континент станет другим: там, где сейчас твоя долина, будет плескаться Великий океан. А эти горы, - она обвела рукой вокруг, – будут островами. Плодородные поля уступят место пустыне, а полноводная река уступит место солёному озеру. Ничто не стоит на месте. Но и ничто не является неизменным.
- Как так?
Мать-отшельница улыбнулась.
- Воды реки текут, сменяя друг друга, но река остаётся рекой. С этих гор сходят лавины, на них расцветают цветы, здесь бродят дикие козы, но горы остаются горами. И даже если изменится очертание долин и пустынь, исчезнут страны и города, люди останутся людьми. Они есть и они будут. Более мудрые и более глупые, более жестокие и более жалостливые, более слабые и более стойкие, более сильные и более слабые. Будут, пока не придёт срок исчезнуть последнему человеку на земле.
Она замолчала. Ветки потрескивали в костре.

Глава 15

Ахара пробыла в горах долгий год. Она училась ловить и разделывать горных коз, предугадывать обвалы и сход лавин, предсказывать солнце или дождь, собирать и сушить горные травы. Она училась разбираться в полезности и вреде горных растений, кустов, редких деревьев, их листов и ягод, по внешнему виду природы определять минералы, находящиеся в земле. Эти познания её были начальны и поверхностны, но она упорно училась и наблюдала, ставила опыты и снова наблюдала. Она вымачивала кору разных деревьев, которую разминала камнями, промазывала соком и сушила на солнце. Из этого у неё получались неровные и грубые листы для письма. Труднее было с тем, чтобы на них оставались знаки, поскольку получавшиеся куски были тёмного цвета. Но Ахара упорно искала способ с одной стороны отбеливать эти куски листов, а с другой – осветлять то, чем можно было бы те знаки отображать на тёмной поверхности. Обратившись к сёстрам-отшельницам, она узнавала различные способы, с помощью которых люди их племени составляли свои записи. Фрега рассказывала про глиняные книги, когда ещё на мягкой поверхности выдавливались тексты, а позже эти глиняные таблички высушивались или обжигались. Но Ахаре это не понравилось: высохшая глина была хрупкой. А если делать листы прочнее и толще – то и тяжёлой. Оруда говорила, что жрецы на её родине писали палочками на коре дерева. Но здесь таких деревьев с корой, пригодной для письма, не росло. А писать на необработанной коре деревьев, что росли вокруг, было неудобно: она была плотной и скручивалась, поскольку деревья имели отнюдь не толстые стволы. И, когда её распрямляли, она ломалась. Ки-Зула рассказывала, что некогда пришедшие с небес люди научили её народ изготавливать листы из риса. Но риса здесь тоже не было. И Ахара пыталась создавать свои листы для письма из всего, о чём можно подумать. Трава, росшая на тёплом и влажном юге, которую приезжие купцы называли тростник и из которой в их странах делали папирус, имела полые стебли. Но она тоже не нравилась Ахаре. Похожую траву с полыми стеблями она находила в горах и долинах. Но для приготовления листов её требовалось очень много. Она пыталась сушить кожу, но листы из неё были хоть и большими, но хрупкими. Если её случайно пересушить, она ломалась. Поэтому Ахара остановилась на вымачивании определённой травы, промазывала её соком и сушила под грузом камней. Вот с тем, чем можно наносить знаки, у неё проблем не было: зола, уголь давали чёрные значки и жутко пачкали и чернили всё, что их касалось. Поэтому Ахара назвала то, что из них получалось, чернью. Она смешивала золу с углем, жиром, экспериментировала с пеплом. И получила наконец чёрную жидкость, которой можно рисовать, и она не размазывалась, а, высохнув, могла держаться долгое время. Мел очень хорошо давал рисунки белых значков. Но его вокруг было мало. И «белнью», как назвала белую смесь из мела Ахара, она пользовалась крайне редко.
Помимо практики, Ахара слушала рассказы матери-отшельницы. Та, казалось, знала всё о людях, странах, небе над головой. Однажды она развеселила Ахару своими словами, что твердь, на которой они жили и которую она называла планетой, вращается вокруг Солнца, а не наоборот. Ахара решила, что на этот раз мать-отшельница подшучивает над ней. Но та лишь слегка улыбнулась, слушая доводы, приводимые Ахарой. В конце концов Ахара рассердилась, и в тот день они больше не разговаривали. Однако, оставшись одна, Ахара начала думать: мать-отшельница заронила сомнения в её душе. И через несколько дней Ахара сама подошла к ней. И тогда мать-отшельница ей неспешно рассказывать о временах, когда небо было белым, климат мягким, людей мало и жили они непомерно долго без болезней и злобы. Разные звери и птицы обитали рядом друг с другом. Это было время младенчество мира, когда люди не задумывались, зачем и для чего они живут. С небес к ним спускались разные странные существа: люди-исполины – высокие, сильные, крепкие, которые строили огромные просторные здания для своих непонятных нужд; тщедушные существа с зеленоватой кожей и большими головами, которые создавали непонятных животных – наполовину ящериц, наполовину людей, которые могли бы дышать под водой; белокожие люди ростом в три раза выше самого высокого человека, которые могли рассыпать скалы в прах, двигать холмы, летать и испускать молнии из рук. Это было очень долгое время, время благоденствия, покоя и неги, время, в которое его течение не ощущалось, поскольку древние люди не старели.
Но однажды этому благодушному времени пришёл конец. Небо постепенно теряло свою белизну и становилось прозрачным, воздух более разряжённым, земля начала периодически сотрясаться, люди болеть и умирать, а жизнь здоровых стала ужасающе короткой. Мудрые существа, спускавшиеся к людям, стали воевать с ними и друг с другом. Они заставляли людей служить им, но и давали знания, редко, скудно и самые примитивные. Но людям, привыкшим жить в благодати, даже эти крохи мудрости помогали выживать в быстро меняющемся мире, внезапно ставшем им чужим. Со временем люди сами научились изобретать и мыслить, воевать и строить. Они утратили свою наивность, долголетие, здоровье. Они познали вкус крови и жажду знаний. И именно тогда, по словам матери-отшельницы, вследствие страшного землетрясения, когда волны Океана закрывали небо, с которого падали сотни раскалённых камней, единый материк - единая земля – разделился на две неравных части, которые есть сейчас. Мы живём на одной из них, говорила мать-отшельница. Но другая от нас далеко. И, возможно, там если остались люди, уже никто не помнит, что вся суша была единым целым.
- Но откуда ты всё это знаешь? – спрашивала Ахара. – Хоть тебе и много лет, но всё, сказанное тобой, наверняка случилось не при твоей жизни.
Мать-отшельница помолчала, глядя на звёзды. Она неторопливо поглаживала козлёнка, лежащего на её коленях, который однажды случайно забрёл к ним исхудавший и еле живой.
- Когда я была молода, - начала она, задумчиво, - я, как и ты, жаждала знаний. Я хотела видеть другие страны, природу, чужую культуру и искусство. Я хотела увидеть мир. Моя мать позволила отцу отвезти моего брата к нему на родину, где бы брат мог продолжать учиться. Но её условием было то, чтобы там я обучалась наравне с ним. Отец, хоть и был недоволен – он был не коренным эши, а пленным, из другого вероломного племени, и как все глупые мужчины, считал, что знания не для женского ума, - но был вынужден согласиться: моя мать была в то время жрицей Великой Матери. Однако он хотел избавиться от меня как от обузы и остаться с сыном на родине. Ему претило подчиняться женщине. Но он сам был виноват: его племя нарушило границу и устроило резню в одном нашем поселении. Во время стычки его взяли в плен, и он стал рабом. Через несколько лет моя мать выкупила его и, пленённая его основательностью и практичностью, дала ему свободу и возможность быть отцом её детей. Но он всегда мечтал уехать, чтобы продолжать воевать, разрушать, грабить и насиловать. Ему знания и искусства были не нужны – он уважал только силу. А свою просьбу он использовал как уловку, чтобы уехать с сыном и не возвращаться. И он уехал с моим братом. Я была ему помехой. Когда мы покинули границы земель эши, отец решил бросить меня. Но воспротивился мой брат Ицу. Он был высок, красив, силён, но знания ему не давались. А, живя среди эши, он понимал, что не всегда всё может решать сила. Он знал, что я умнее его, хоть и младше. Но он не завидовал мне, он меня любил. И в стране отца Шуур нас обучали наравне, хотя и относились ко мне как к глупой девчонке, которая теряет время в классных комнатах. Меня это задевало – ведь меня воспитывали эши. Но больше всех мелких глупостей меня интересовали знания, а не косые взгляды или шепотки ограниченных мужчин, вместо лекций любивших поглядывать на ширму в углу, которой оградили меня, девочку, от мужского общества. Я учила языки и могла читать свитки, которые находила в библиотеках. Ицу в науках себя не особо проявлял, зато был сильным борцом, неутомимым бегуном и безжалостным, ловким и опасным воином. Отец был от него в восторге. Мои же успехи его не интересовали. Его заботой обо мне было ежедневно читать мне нотации о том, что женщина должна сидеть дома, блюсти свою честь, готовить мужу еду, убирать дом, следить за прислугой, а, выйдя замуж, ещё и рожать и воспитывать детей. Он ещё не дошёл до того, чтобы поносить мою мать, но его речи явно намекали на то, что эши живут неправильно, против природы и законов богов. Ему я стала интересна лишь когда вошла в брачный возраст. Тут он вознамерился продать меня замуж…
Ахара издала придушенный звук и широко раскрыла глаза.
- Да, в Шууре у мужчин женщина считалась вещью. Даже если это твой отец. В этом случае женщина даже более вещь, чем жена: с женой можно развестись. Заключая брак, будущий муж должен заплатить семье невесты выкуп – возместить стоимость вещи, которую отец отдаёт в дом жениха. Невесту не спрашивают, хочет она замуж или нет. Отец и старший брат решают за неё. Она может увидеть своего будущего мужа в первый раз только на своей свадьбе – и такое не редкость. И в доме мужа, как и в доме отца, женщина не имеет права голоса. Она обязана создавать в доме уют, обихаживать мужчин, развлекать, утешать, заботиться об их удобствах, мужа ублажать тогда, когда ему этого захочется, рожать и воспитывать малолетних детей. Мальчиков до определённого возраста. Потом его передавали на «мужскую половину дома». Она не имеет права  выйти без разрешения отца, старшего брата или мужа за двери дома. В самом доме у неё есть свои комнаты, откуда она без надобности не должна выходить и куда мужчины, кроме мужа, не допускались вовсе. Женщина обязана скрывать свое тело и покрывать голову, чтобы другие мужчины, помимо родственников, не видели их. А уж чтобы самой выбрать занятие по душе не может быть и речи. Отец приказал мне выйти замуж за своего друга-торговца. С которым он вёл дела когда-то и которому задолжал. Я воспротивилась. Отец избил и запер в подвале, чтобы наказать меня. Но брат помог мне выбраться. Я обрезала волосы, переоделась в мужскую одежду (там есть чёткое разделение: мужчины не имею права носить женскую одежду, а женщинам под страхом смерти запрещалось одеть на себя хоть что-то мужское) и сбежала из дома. Я направилась к жрецам, которые учили меня и брата. Но те пришли в ужас от одного моего вида – девушка в мужской одежде. Оставив меня у себя, они ушли сговориться, что со мной делать. Я сумела их подслушать: они хотели вернуть меня отцу, который имел полное право казнить меня за ослушание и позор, который я навлекла на себя, одевшись мальчиком. В мужском мире мужчины ревниво берегут свои привилегии. Поэтому их женщины не развивают свой ум, становятся болтливыми курицами, помешанными на нарядах и драгоценностях. Блудная дочь должна быть передана отцу и подчиниться его воле. Как только я услышала эти обсуждения, я сбежала и от туда. В порту я пробралась на торговый корабль. Благодаря моим знаниям и ловкости я могла приносить пользу, оберегая тайну своего пола. С торговыми кораблями я объездила много стран. Много видела, читала, многому училась. Меня не один раз разоблачали, и я не один раз убегала. Не один раз я подвергалась насилию и жестокости… - Она замолчала, тяжело вздохнув. Крупная слеза скатилась по её сморщенной щеке. – Мир вокруг эши мужской и в нём не любят умных женщин или женщин, хоть в чём-то лучше мужчин. Женщина может склонить голову перед чужой мудростью даже, если она исходит из примитивного ума мужчины. Мужская же глупость этого никогда не допустит, а мужская зависть никогда не смирится. Чужую мудрость мужчина стремится присвоить и выдать за свою или оболгать и изничтожить. Гордыня, которая даёт осознание своей ущербности, стремится извратить, унизить, убить того, кто мудрее его. Мужчина никогда не потерпит с собой рядом умную и мудрую женщину. Именно поэтому в тех странах женщины вынуждены скрывать свой ум. Или уподобляться глупым куклам, служанкам или рабыням. Потому что там законы на стороне тупой силы, а не мудрости. Мужчин, а не женщин. И, хотя мужчины говорят, что они заботятся о своих женщинах, оберегают и хранят их, но относятся к ним как к вещи. Нужной, нередко дорогой, красивой, но вещи. Или прислуге. Во время войн солдаты умирают, а женщин, которых они защищали, насилует победитель. Пленных мужчин могут избивать, морить голодом, пытать, даже убить. Но пленных женщин ждёт всё то же, но и ещё одно – самое страшное злодеяние: изнасилование. И если вдруг ей доведётся несчастье выжить, то она может родить ребёнка, которого, как и её саму соотечественники будут, в свою очередь, избивать, унижать и доводить до самоумервщления. В отношении пленных мужчин-воинов есть какой-то кодекс благородства. В отношении женщин – кодекс один: делай, что хочешь. Мужчина может выбрать возможность умереть на поле боя, но женщина в этом мире… - Мать-отшельница помолчала. – Женщина обязана прощать и терпеть, служить и вдохновлять, заботиться, удовлетворять и всегда молчать. В мужском мире место женщины – у его ног.
Она замолчала. Осторожно опустив козлёнка на землю, она поворошила угли в костре.
- Я наблюдала многое, - задумчиво продолжила она. – Мне довелось видеть ужасы войны и ничтожность такой мирной жизни. В разных странах у разных племён отношение к женщине разное. Но суть одна – женщина не является полноценным человеком. Таким является только мужчина. Поэтому в конце жизненного пути я вернулась на родину. Но здесь меня никто не ждал. И чтобы не обременять родных своей старостью и подступающей немощью, я ушла сюда. Вот уже девятнадцать лет я здесь. Коплю мудрость, передаю её тем, кто сюда приходит – вот как ты, беседую с Великой Матерью и обустраиваю, пока есть силы, своё жилище здесь.
- А твой брат?
- Мой брат погиб, воюя за Шуур. Бессмысленная смерть. Но она наполнила гордостью моего отца. Какая разница, что сын мёртв – женщины ещё нарожают. А вот то, как он умер – мужчинам важно. Для воина позор умереть в своей постели. Как для женщины – умереть бездетной. Когда я оплакивала Ицу, до меня дошли вести, что отец радовался его смерти – смерти героя, и он сейчас с богами. Мне это ненавистно. Каждая жизнь драгоценна. И эши это понимают. Потому не развязывают войн, поскольку знают, как тяжело выносить, родить и воспитать новую жизнь.
- А дети? У тебя есть дети?
Мать-отшельница помолчала, глядя на огонь.
- Нет. Теперь нет.
Ахара подождала продолжения, но мать-отшельница больше не сказала ни слова. Ахара не стала настаивать, и две женщины тихо сидели и смотрели на огонь, пока сон не сморил их.

Глава 16

Прошло ещё полгода с тех пор, как Ахара обосновалась в горах. Она продолжала учиться у сестёр-отшельниц с прежним энтузиазмом. Мать-отшельница постепенно слабела, пока однажды не заснула ночью у порога пещеры перед костром на своём любимом камне и не проснулась. Посмертное выражение её лица было умиротворённым и чем-то довольным. Часть морщин разгладилась. Сёстры-отшельницы и Ахара отнесли её тело на плато и завалили камнями. Воздав должное её памяти почтительным молчанием, Ахара на холмике из камней вертикально поставила большой прямоугольный валун как памятник на могиле мудрой наставницы. Кроме этого ничего не изменилось в распорядке для женщин.
По смерти матери-отшельницы Ахара стала тяготиться пребыванием в горах. Она узнала всё, что смогли дать ей узнать сёстры-отшельницы, и Ахара решила вернуться в долину и закончить обучение в школе. После этого ей официально будут открыты все дороги. Она может с матерью-море плавать на кораблях в дальние страны или с матерью-исследовательницей изучать земли за границами страны эши, тот мир, который до них никто не изучал. И однажды, тепло попрощавшись с сёстрами-отшельницами, она стала собираться в дорогу вниз. Оруна, заливаясь слезами, махая ей, стоя на пороге пещеры, когда Ахара уходила. Фрега лишь молча крепко обняла её и стремительно ушла внутрь. Ки-Зула взялась проводить её.
Большую часть пути они молчали, поскольку спускаться было труднее, чем подниматься, и всё их внимание было сосредоточено на том, куда ставить ногу.
На очередном привале Ки-Зула решила, что ей пора прощаться. Она долго смотрела на Ахару, углублённая в свои мысли.
- Я не знаю, что ждёт тебя, Ахара, - наконец сказала она. – Я не обладаю даром предвидения, как мать-отшельница. Я не знаю, что ждёт народ эши, долину, эти горы… - Она помолчала. – Но пусть с тобой будет моё благословение, пожелание удачи и благодать Великой Матери. Ты необычная девушка, Ахара. И жизнь твоя наверняка будет необычной. Не забывай одного: ты эши, женщина, величайшее творение Целостного Бога, другим воплощением которого является наша Великая Мать. И как женщина – ты совершенна. Не позволяй миру, и особенно мужчинам, владеть тобой, покупать, продавать, играть и выбрасывать, как ненужный мусор. Помни это. И да будет у тебя счастливая жизнь.
Ахара была растрогана, слёзы показались на её глазах. Она хотела их скрыть, но Ки-Зула сама раскрыла ей объятия, и женщины пылко обнялись. Ки-Зула напевала ей какую-то песню на своём языке, поглаживая по спине, а Ахара сдерживала потоки слёз. Лившихся ей на руки и на плечо Ки-Зуле. Эти четыре женщины за полтора года стали ей ближе, чем ученицы в школе за восемь лет обучения. Даже мать-наставница, благоволившая к ней, не вызывала у неё такого острого чувства потери, когда она убегала из школы, как теперешнее прощание. В этом маленьком обществе она нашла семью. Но в то же время успела из него вырасти. Эти полтора года были для неё как привал на дороге жизни, как глоток воздуха перед дальнейшим погружением на глубину. Но всему, что имеет начало, приходит и конец. И как бы Ахаре ни было больно, утром она продолжила свой путь одна.
Долгая дорога в одиночестве, когда мысли были заняты опасностью пути, постепенно восстановили чувства Ахары, и она уже без слёз и острой печали вспоминала сестер-отшельниц и мудрую мать-отшельницу. Тихая грусть осталась. И она будет в ней до конца жизни.

Глава 17

По прошествии недель, ранним утром, когда сумерки ещё скрывали землю, Ахара вошла в калитку школы. Постояв во дворе, она огляделась: ничего не изменилось в её отсутствие, только двери были заново выкрашены, да молодых саженцев прибавилось.
Она подошла к зданию, где раньше были комнаты девочек. На двери висел тяжёлый засов. Видимо, после бегства Ахары матери-наставницы ввели новые правила, чтобы самовольство не повторилось. Ахара, усмехнувшись, поправила изрядно полегчавшую торбу и направилась к зданию, где жили матери и сёстры-наставницы.
Когда она подошла, дверь открылась, и на пороге появилась мать-привратница. Вздрогнув от неожиданности, она хотела было сурово отчитать нерадивую ученицу. Но, вглядевшись, узнала Ахару. Удивление на её лице сменилось радостью, а потом на него легла тень.
- Ахара,  - сурово сказала она. – Ты нарушила правила – самовольно, без разрешения ушла из школы. Ты долго отсутствовала неизвестно где. Ты занималась неизвестно чем. Тебя ждёт наказание за подобное поведение.
Она замолчала, сурово глядя на девушку.
- И я рада видеть тебя, добрая матушка, - смиренно склонив голову, сказала Ахара. Но мать-привратница уловила мимолётную насмешку на её губах и искру смеха в глазах. Она невольно улыбнулась, но тут же одёрнула себя. Снова сделав серьёзное лицо, она взяла Ахару за подбородок и подняла её голову. Глядя ей в глаза, она мягче спросила:
- Зачем ты ушла? Где ты была? Зачем вернулась?
- Матушка, - серьёзно, без тени насмешки, сказала Ахара. – Я всё расскажу на совете сестёр и матерей, когда будет разбираться мой поступок и назначаться наказание. Я не стану оправдываться. Я просто изложу, что есть.
Они молчали. Мать-привратница внимательно смотрела в спокойное и открытое лицо Ахары. Затем она отошла назад и оглядела её с ног до головы. Кожа Ахары приобрела матовый белый цвет, волосы тёмным покрывалом лежали на голове и плечах. Сама девушка приобрела округлые и упругие формы и вместе с тем рельефные мышцы на руках и ногах. Она стала выше и выглядела крепче. Ахара воплощала в себе идеальную женщину: красивую, статную, сильную, гордую. Это воплощение было воплощением девушки, женщины, воительницы, матери.
- Ты изменилась, - сказала мать-привратница серьезно. – Но вижу, что честность твоя никуда не делась. Тем более мне было удивительно слышать на совете слова Низхак о том, что ты решила, будто глупые сёстры и матери тебя уже ничему не научат. Что ты пошла искать, чем тебе уже можно было заниматься, и уже не вернёшься…
Ахара, которая уже взялась за дверь, чтобы пройти в гостевые комнаты, которые, как она помнила, находились в этом здании, резко развернулась.
- Наглая ложь! – воскликнула она, сверкнув глазами. – Я не говорила, что узнала здесь всё! Я не говорила, что матери-наставницы глупы! Я не говорила, что ушла насовсем, искать себе дело!
- Я тоже так думала. – Мать-привратница успокаивающе положила руку на плечо Ахаре. – Я знаю тебя, сёстры знают тебя, матери знают тебя. Но не все обладают проницательностью и умом. Некоторые ещё в твою бытность здесь считали тебя заносчивой, считали, что у тебя непомерное самомнение и ничем не обоснованная гордыня.
- Я знаю, кто так считал, - прервала её Ахара. Её лицо окаменело. – Именно Низхак всегда стремилась выведать секреты моих успехов и знаний. Именно она всегда навязывалась мне в подруги и провожатые, а потом ныла, если ей что-то не удавалось или она уставала. Именно она всегда завидовала мне и очерняла меня…
- У тебя будет возможность защититься на совете, - Мать-привратница сжала плечо Ахары. – Да, без тебя Низхак стала лучшей ученицей. Одной из лучших, - поправилась она, глядя в серьёзное лицо Ахары. – И она непритворно радовалась, что тебя нет. Однако её по-прежнему не любят. Тебя же любят и любили всегда. А сейчас отдохни с дороги. А я предупрежу сестёр и матерей. Когда будет назначен совет, тебе скажут.
Она в благословляющем жесте сложила руки на голове Ахары и подтолкнула её к дверям. Ахара, склонив голову, приняла благословение и вошла внутрь.
- Ты – Ахара, ты – дочь эши. И не могла поступить так низко и подло, как рассказывала Низхак. Ты поступила дурно, сбежав и никого не предупредив, заставив думать о тебе всякое и тревожиться сверх меры. Но это понять можно: молодые жеребцы тоже брыкаются, а кобылки не любят седока на спине, когда он садится в первый раз. Но слова… Конечно, это были не твои слова. Такое лицо не лжёт, а за такими глазами не может таиться подлость. Ты оправдаешься, дочь эши. Ты сможешь…
Мать-привратница тяжело вздохнула и, постояв минуту, вспоминая, вошла по своим делам.

Глава 18

Не успела Ахара ещё толком разместиться в предложенной ей гостевой комнатушке, как появились первые посетительницы. Это были её бывшие соученицы, с которыми она проучилась несколько лет, выйдя из рук сестёр-наставниц под недремлющее око матерей-наставниц. Некоторые приходили полюбопытствовать и узнать, что нового принесла Ахара из внешнего мира за школой. Некоторые были просто рады её видеть, несмотря на гадкие слова Низхак. Позже подтянулись сёстры-наставницы. Самые старшие не скрывали своего скептицизма и недовольства вопиющим нарушением правил. Мать-наставница была обеспокоена до тех пор, пока не увидела Ахару сама. После этого тревога на её лице сменилась облегчением. Но, придя в себя в кругу подопечных, она, подпустив суровости в голос, объявила, что собрание сестёр и матерей-наставниц будет через три дня, во время которых обвиняемая должна будет подготовиться к защите, а совет – к обвинению. И, поскольку учебные дни ещё не начались, то ученицам разрешается во время этих трёх дней отдыхать и не думать об учёбе.
Низхак узнала о возвращении Ахары одной из последних. Потворствуя своей природе, она проводила время в обществе смазливого мальчика-слуги с влажными глазами, нежными руками, гладким телом и лживым языком. Но, ослеплённая его вкрадчивыми и настойчивыми ухаживаниями, расслабленная отсутствием Ахары, благодаря которому ей не надо было стремиться быть лучше, стремиться превзойти Ахару, стремиться доказать свою правоту спокойной независимости Ахары, Низхак стала меньше времени уделять учёбе. Восхищение мужчин, зачастую высказанное ей в стремлении залезть к ней под тунику, преклонение перед ней и насмешки за её спиной, которых она не слышала, - единственное, что нужно было Низхак, чтобы чувствовать себя счастливее. И, стремясь к этому, она завивала и заплетала волосы, украшая их цветами и лентами, делала из цветных камушков и ракушек ожерелья и браслеты, расшивала одежду и раскрашивала лицо, что делало её похожей на куклу, разрисованную ребёнком. Некоторые, более юные сёстры потихоньку подражали ей, более старшие не скрывали презрения к её пристрастию к мишуре. Но Низхак не обращала на это внимания: вечный и раздражающий укор, благодаря которому она чувствовала себя ничтожной, суетной и подлой – Ахара – отсутствовал. И когда, наконец, пресытившись время провождением с льстивым красавцем, Низхак появилась в школьных комнатах, её ждал неприятный сюрприз: сёстры, сбившись в кучу, обсуждали появление Ахары и будущий совет сестёр и матерей-наставниц. Обеспокоенная, она поспешила в комнату, где находилась Ахара.
Вбежав внутрь, Низхак в притворном восторге бросилась ей на шею, не обращая внимания на сестёр вокруг и то, что она так резко прервала их беседу.
- Я знала, что ты вернёшься! – вскрикивала она, утирая влажные глаза и обнимая Ахару. – Несмотря на твои слова, я была уверена, что ты вернёшься! Ты не могла бросить меня!
Она ещё какое-то время изливала свои чувства, не обращая внимания, что Ахара не отвечала ей, пока девушка не потеряла терпение и, схватив Низхак за руки, не отодвинула от себя.
- Это когда я говорила, что не вернусь? – спокойно спросила она, держа за руки Низхак. – И почему ты была уверена, что я вернусь, когда сама желала мне обратного? С чего ты решила, что я бросила или не бросила тебя?
Она помолчала, Глядя в лицо Низхак. Притворная восторженность постепенно сходила с лица девушки и потихоньку проступала досада. Снова Ахара указала ей на её недостатки – её лживость и двуличность. Не могла промолчать. Снова Ахара заставила её чувствовать себя подлой одним спокойным, прямым и точным замечанием. Не могла оставить его при себе. Ну почему она не может иногда помолчать?
Она слегка отстранилась и оглядела Ахару. Та спокойно смотрела на Низхак. Хрупкая девушка почти не изменилась. Только стала чуть выше и формы слегка потеряли подростковую угловатость. Она была похожа на нежный вьюнок, который надо беречь от всего на свете: холода, жара, ветра, ливня, хищных зверей и грубых рук. Похоже эта видимая незащищённость и привлекала к ней мужчин. Лицо её было кротким и приобретало чарующую миловидность, глаза, всегда полуприкрытые и томные, смотрели на собеседника с трогательной наивностью, когда не были опущены долу. Длинные светлые волосы, затейливо переплетённые лентами, опускались ниже колен.
Ахара отпустила руки Низхак. Ничего не изменилось. То же двуличие, та же суетность, поверхностность и легкомыслие. Постепенно лицо Ахары приобретало каменное спокойствие. Низхак же, глядя на неё, не могла скрыть своего беспокойства. Скоро будет совет, где будет разбираться поступок Ахары. И уж она-то не станет молчать и подтвердит наветы на неё Низхак. Одно вызывало злорадство: наказание за такое вопиющее нарушение правил позорно и мучительно. Помимо бичевания обнажённой перед всей школой плоти, провинившаяся обязана простоять на коленях на мелких камнях столько часов, сколько дней она отсутствовала. Никто не имел права ни кормить её, ни убирать за ней. Раз в три часа сестра-надзирательница могла дать ей воду и следить, чтобы провинившаяся не уснула. Но срок наказания для Ахары был огромен: чуть меньше месяца ей бы предстояло голодать и не спать. Низхак втайне надеялась, что это наконец сломит гордыню Ахары. Но, глядя на неё, Низхак не заметила ни тени беспокойства на лице девушки. Хотя не знать о том, что её ждёт, она не могла.
Вежливое покашливание заставило Низхак оглянуться вокруг себя: сёстры и мать-наставница осуждающе смотрели на неё. Она по привычке опустила глаза, склонила голову и сложила руки перед собой.
- Я понимаю твою радость по поводу возвращения Ахары, - язвительно сказала старшая сестра-наставница, презрительно искривлёнными губами давая Низхак понять, что её не обмануло показное смирение. – Но ты прервала наш разговор совершенно неподобающим образом. – остальные сёстры-наставницы согласно закивали. – И мне кажется, что твоя непомерная радость всё же будет омрачена наказанием за столь невоздержанный и невежливый поступок.
- И не исключено, что это будет не последнее твоё наказание, - встряла молодая сестра-наставница.
- Как решит совет, - холодно сказала мать-наставница.
- Но ведь на совете будут разбирать преступление Ахары? – с наигранной робостью сказала Низхак
- Не преступление – проступок, - внушительно сказала мать-наставница. – Конечно, именно это мы и будем разбирать. Но не исключено, что совет сочтёт возможным выйти из заблуждения, в которое ты ввела школу, и тогда твой проступок будет рассматриваться тоже.
- Давайте не будем всё валить в одну кучу, - вмешалась Ахара. Низхак вздрогнула от такой непочтительности. Но наставницы как будто не обратили внимания. – Давайте действовать по порядку. Сначала закончим нашу беседу, потом собрание совета о моём поведении. И уж потом всё остальное.
Мать-наставница с лёгкой улыбкой посмотрела на Ахару.
- Ты повзрослела.
Она положила руку ей на плечо и долгим взглядом окинула лицо.
- Хотя дерзить не перестала. Но, думаю, наказывать тебя за это бесполезно. Что сейчас, что после. Пока ты любое наказание принимала как новый опыт.
- Это так и есть, - серьёзно сказала Ахара.
«Напыщенная наглая гордячка, - подумала Низхак. – Но ничего. Это наказание собьёт с тебя спесь». Она злорадно улыбнулась, но, уловив быстрый взгляд Ахары, осеклась и снова придала лицу кроткое выражение.
- Низхак, выйди, - резко сказала мать-наставница, раздражённая таким нарочитым смиренным непониманием намёков. Она развернула Низхак к двери и слегка подтолкнула. Обиженная девушка как можно медленнее удалилась, неплотно прикрыв дверь. Старшая сестра-наставница быстрым шагом двинулась за ней, резко распахнула дверь и встала на пороге. Низхак, вознамерившаяся подслушать под дверями, вынуждена была удалиться. Сестра-наставница подождала, пока Низхак скроется, плотно закрыла дверь и вернулась к остальным в комнату.
- Не выношу её, - резко сказала молодая сестра-наставница.
- Не о ней речь, - серьёзно сказала Ахара. – Она прервала нас в самом начале.
Приподняв свою торбу, она продолжила выкладывать вещи из неё на кровать. Это были мешочки с сухими травами, камни странной формы и цвета, листы, на которых Ахара писала в горах, и разные мелкие вещи, назначения которых сёстры-наставницы не знали, а мать-наставница успела забыть.

Глава 19

Весь следующий день Ахара вводила наставниц в курс своего горного опыта. Она в который раз пересказывала свою жизнь у сестёр-отшельниц, не переставляя удивлять наставниц жаждой познаний, смекалкой и работоспособностью.
Ближе к вечеру, когда Ахара рассказала о своих сокровищах всё, а на некоторых продемонстрировала, как ими пользоваться, сёстры-наставницы разошлись, впечатлённые новыми открытиями. С Ахарой осталась только мать-наставница.
Они вернулись в гостевую комнату и, садясь на постель, мать-наставница похлопала по краю, чтобы Ахара села рядом. Та, подумав, опустилась на жёсткую кровать.
- Ну же, девочка, - сказала мать-наставница. – Тебя что-то гнетёт, я вижу. Расскажи. Возможно, я помогу тебе.
Ахара помолчала, глядя в бревенчатую стену.
- Мать-отшельница рассказывала мне о древнейших временах. Она говорила, что земля, где мы живём, не стоит на месте, а несётся в пространстве тьмы. Что наше светило – такая же точка в небе, как звёзды, что видны ночью. Неужели всё так? Неужели всё когда-то было единым целым, и только волею Сущего было разделено на такие непохожие вещи?
Мать-наставница задумалась.
- Наши матери и сёстры-небо много поколений наблюдают за звёздами, Солнцем и Луной. Мы знаем время затмений и прилёта хвостатых звёзд. Мы знаем, как движутся по небу блуждающие звёзды, мы можем предсказать бурю или снегопад на наших северных территориях. Но я не могу тебе ответить, было ли все это единым целым когда-то и зачем Сущему понадобилось это разделять. Наши легенды говорят о том, как появился наш мир, но знания о том, как появились мириады других и зачем утеряны.
- Расскажи мне, - попросила Ахара, забираясь с ногами на постель. Она достала из своей торбы тёмные листы и палочку для письма. Мать-наставница улыбнулась:
- Ты всегда в работе.
Ахара посмотрела на свои руки и улыбнулась в ответ:
- Какая же это работа? Это удовольствие.
Мать-наставница положила руку на локоть Ахары и пожала.
- Я расскажу то, что известно мне. Давным-давно, когда Сущее сотворило мир и всё живое в нём, Мудрости Сущего стало скучно просто наблюдать из пространства, и она спустилась на твердь-землю. Её поразили красоты природы и огорчило то, что даже самые разумные из существ, населявших землю, были лишены высшего понимания своего предназначения, что они слепо почитали Сущее, но не понимали его сущности. И в порыве сострадания она решила поделиться с ними частью себя. Так появились женщины-хранительницы Мудрости Сущего, матери умений и наук. В благодарность они избрали Мудрость, наречённую ими Софией, своей покровительницей и защитницей. Мы сейчас зовём её Великая Благая Мать. Но Сущее, лишившись части себя – Мудрости, и видя, что часть стали почитать больше, нежели целое, взревновало. И сотворило для себя стража Мудрости из оставшихся существ – мужчину. Оно дало ему силу физическую, потому как силой духа и разума Мудрость-София наделила женщин. Благодаря грубой силе знания стали исчезать, как исчезают колосья и трава от нашествия саранчи, как превращается в пустыню и камень плодоносная земля, если по ней пройдут ноги войска на марше. Поэтому наши матери воспитали эши – женщин, наделённых мудростью Софии и силой мужчин. Долго мужчины мирились с тем, что существует наше племя – племя разума, чистоты, знаний, красоты, гармонии, мудрости и силы духа. Долго они терпели поражения в бессмысленных войнах, затеянных для того, чтобы украсть наши знания, потому что они не смогли выполнить свою задачу, для которой были созданы – не сдержали Мудрость, дали ей возможность проявиться в женщинах и сохраниться в племени эши. Женщинам София дала мудрость сама, а мужчины хотели её получить – украсть или взять силой. Ибо, даже самый глупый из мужчин осознавал свою ущербность, а, лишённый мудрости, хотел либо уничтожить того, кто лучше него либо поработить, чтобы, властвуя, подняться в своих глазах. Уничтожь мужчина того, кто мудрей его – и самым мудрым и сильным он будет казаться сам. Укради желания у врага – враг будет слабее. Как будто знания можно украсть и навесить на себя, как браслеты или ожерелья. По сей день идёт эта бессмысленная война. Ибо, наделив мужчину силой тела и не дав ему силы разума, Сущее наделило его ещё и непомерным самомнением и гордыней. Однако близится конец наших времён: не умея победить женщину честно, мужчина уничтожит её хитростью и вероломством. Лицемерно признавая её превосходство души и обволакивая лицемерным же поклонением, мужчина соблазнит невинную душу. И падёт наш род. И на бесконечно долгие времена женщина будет считаться сосудом греха, а её знания – злом. На долгое время Мудрость-София будет изгнана из сознания людей. Долгое время женщина будет считаться служанкой мужчины, его рабыней. Долгое время те знания, которые мужчины, позабыв о Сущем, будут считать посланными богами, а на самом деле являвшиеся осколками мудрости Софии, они будут считать только своей собственностью, не допуская к ним женщин. Они для того и были созданы – быть стражами. Они сторожили её и будут сторожить, не имея ума применить мудрость и знания. Но, даже позабыв о своей истории и позабыв многие знания, женщина остаётся женщиной – хранительницей мудрости Сущего. Не стражем и тюремщиком, а хранительницей и проводником. И придёт время, не скоро, не при нашей жизни и жизни наших детей, когда женщина займёт своё место, указав мужчине на его – быть всего лишь спутником, ведомым, помощником. А женщина будет властительницей .как долгое время был единовластным мужчина, не госпожой, не тираном, а матерью народов, хранительницей знаний и проводником мудрости между людьми и Сущим. Поскольку женщина хранит знания не как мужчина – застывшими россыпями мёртвых драгоценностей, чтобы никто не видел, не знал. Женщина пользуется знаниями, преумножая их. Её мудрость не мертва. Она живёт и развивается, охраняемая тайной женщин. Но придёт время – и не нужно будет таиться. Не нужно будет в угоду мужчине изображать из себя красивую и глупую куклу, созданную для его утех. Но будет это не скоро. И прольются реки крови, и сгорят на кострах много наших сестёр и дочерей прежде, чем Мудрость-София вырвется из тюрьмы мужской глупости и вернётся к Сущему. Когда взмолит его о милосердии. И пройдёт ещё более времени прежде, чем Сущее примет Мудрость-Софию и переменит своё отношение к одной из своих тварей, им созданных.
Мать-наставница умолкла. Ахара подняла голову. Эхо слов женщины ещё отдавалось от стен комнаты и затихало вместе с потрескиванием костра в очаге. Искры вместе с дымом уносили отголоски картин, рождённых ими, в тёмный зов трубы к небесам. Сёстры-наставницы, собравшиеся в дверях, серьёзно слушали её.
- Кто? – спросила Ахара. – Кто оступница?
- Это мне неизвестно, - скорбно произнесла мать-наставница, опустив голову. – Замыслы Сущего воплощаются во времени. Но это время неизвестно ни Мудрости-Софии, ни, тем более, нам. Если суждено исполниться тому, что передала, что передала великая Мать матери-жрице, это исполнится. Со временем.

Глава 20

Ахара молчала. Молчали и замершие в дверях сёстры-наставницы.
- Значит, мужчина позавидовал Мудрости и захотел заполучить её силой? – раздался от дверей голос юной сестры-наставницы.
- Да. Но Мудрость была свободно. Она не захотела подчиняться. Она вселилась в женщину, ибо видела, что женщина не хотела насилия. Она вселилась, чтобы помочь людям обрести её добровольно. Мудрость вселилась в женщину, а мужчина овладел ею. И тогда Мудрость поняла, что она попала в ловушку. Она хотела образумить мужчину. Но, взбешённый, он не смог овладеть ею, хоть обладал женщиной, он стал обвинять их, носительниц мудрости, в корысти, глупости, капризности, кокетстве, распущенности и говорил Сущему. Сущее видело всё. И решило их испытать: оно лишило их довольства и покоя, в котором люди пребывали долгие годы со дня своего появления. Оно оставило их жить самими по себе, только наблюдая за ними. Мужчина и женщина жили вместе. И всегда виновной была женщина, поскольку мужчина не мог забыть, что Мудрость ему не далась. Со временем у них родились дети. Много детей. Те девочки, к которым перешла Мудрость от их матери, ушли от неё и мужчины. Остальные оставались рабынями по сравнению с мальчиками. К ним Мудрость от матери не перешла. Но они стали задумываться и навещать ушедших сестёр, чтобы у них учиться. Но сила всегда затмевает разум и мудрость, если её много. И братьев, что ходили учиться к своим сёстрам, стали преследовать, изгонять и убивать. Так наступил конец шаткого равновесия, последние дни которого мы наблюдаем сейчас.
Наступившее молчание прервала Ахара.
- Мать-отшельница рассказывала, что в древности к нам с небес спускались существа, что учили нас, людей.
- Сущее направляло своих посланников, чтобы восстановить равновесие между силой мужчин и мудростью женщин. Но посланники, очутившись среди нас, решали по-своему. Одних учили собирать травы или обжигать глину, других научили передавать мысли далёким потомкам. – Она с улыбкой положила ладонь на руку Ахаре, которая продолжала чертить знаки на своих листах. – Но были и жестокие посланники. Они учили племена убивать и давали им оружие. Другие в гордыне своей хотели поклонения, и учили людей строить огромные дворцы себе. Требовали жертв и раболепства. Не один раз Сущее уничтожало посланников. И не один раз оно уничтожало людей, поддавшихся их соблазнам. Согласно легендам древних, было время, когда Солнце всходило там, где у нас сейчас восток. А потом Сущее обрушил свой кулак ярости на нас, и мир перевернулся. Теперь оно восходит так, как ты видишь: на западе. Возможно, когда-нибудь что-то случится, и солнце будет восходить на севере или юге. Дай бог, чтобы это не случилось при нашей жизни. В таком наказании Сущего не выживет никто. Как это было уже много раз. Мать-отшельница говорила тебе, что сначала вся земля была единой сушей? – обратилась она к Ахаре.
- Да, матушка, - отозвалась Ахара. – Она называла её Пангея.
- Да. Когда Сущее в очередной раз уничтожило людей, единая суша разделилась на две части. и каждая часть сейчас не ведает, что делается на другой стороне.
- А правда, что наша твердь несётся в пространстве среди звёзд? Что наше светило – не более, чем они, только ближе к нам? – спросила Ахара.
Мать-наставница снова положила ладонь на её руку и улыбнулась:
- Всё верно. Сёстры-небо тебя должны были учить тебя этому в следующем году.
- Невероятно, - потрясённо вздохнула Ахара.
- Тебе надо выспаться, - сказала мать-наставница. – Завтра ты должна готовиться к совету сестёр и матерей.
Она встала, попутно выгоняя из комнаты из комнаты сестёр-наставниц.
Выгнав всех, она остановилась в дверях.
- Твой случай особенный, - сказала она, не глядя на Ахару. – Ты ушла без спросу так надолго. Заставила словами Низхак думать о тебе плохо. Пока тебя не было, наши соседи на юге, востоке и западе объявили нам войну. Сначала мать-воин и сёстры разбили племена запада. Племена востока предложили племенам юга объединение. Но те с презрением отказались. Уже восем месяцев идёт война. Пока побеждаем мы. Но племена востока выжидают. Если победим мы, то, ослабевших, нас можно добить. Если победят племена юга – они просто поделят нашу страну.
- К чему ты говоришь мне это, матушка? – серьёзно спросила Ахара.
- Я бы не хотела, чтобы ты со своим прямым и честным характером, не принимающим любую несправедливость, ушла воевать. Ты талант, Ахара. Твои знания нужны здесь, а не в рядах воинов эши. Пусть и самых лучших женщин наших племён. Талант воина таков же, как и талант художника: его не украдёшь, не возьмешь взаймы, не передашь. Он или есть, или его нет.
- У меня его нет? – спросила Ахара, угрюмо.
- Я не знаю. И не хочу знать. У тебя множество других талантов. К примеру, пока мы царапаем слова на бесценных железных пластинах или выдавливаем их на мягкой глине, ты изобрела простой и лёгкий лист. Его можно сложить, свернуть – он не займёт много места. С его помощью можно далеко передавать сообщения.
Она повернула лицо к Ахаре.
- Ещё я заметила, что ты чертишь странные значки. Вроде бы наши слова, а вроде бы и нет. Этому языку тебя научили сёстры-отшельницы?
- Нет, матушка. – Ахара опустила голову. – Когда я пыталась писать за матерью-отшельницей, я заметила, что не успеваю. Я придумала, как понятно сокращать слова или обозначать их одним штрихом. Правда ,чтобы было потом понятно всем, нужно расшифровать написанное.
Мать-наставница с изумлением смотрела на Ахару.
- Когда ты сегодня рассказывала о своих достижениях, ты этого не упомянула, - с упрёком сказала она.
- Да какое это достижение? – с досадой спросила Ахара. – Это мелочь. Вот если бы я придумала, как можно из лука выпустить одновременно несколько стрел, никакие племена не посмели бы нападать на нас.
- Предначертанное свершится, - сказала мать-наставница. – Но на совете ты должна сказать всё.
- Всё? – Ахара недоверчиво посмотрела на мать-наставницу. – И что палка ,привязанная к сломанной ноге ,помогает той срастись ровно?
- Да.
- И что вываренный жир с золой чистит одежду лучше, чем просто зола?
- Да.
- И что пропущенная через уголь грязная вода становится чистой?
- Да.
- Но, матушка! Я же не смогу всего вспомнить! – Ахара была потрясена.
- Не поверю, что ты не записывала, - улыбнулась мать-наставница. Ахара улыбнулась в ответ. – Я верю в тебя. И знай. На совет придут матери-жрицы, матери-хранительницы, матери-небо, воины, море, земля, матери-художницы и строительницы, зодчие и учёные. Все будут слушать тебя. И решать, какое дать тебе наказание.
Ахара была настолько потрясена, что не сумела этого скрыть.
- Великая Мать! Какая честь! Почему? Почему я?
- Честь? Да. почему? Я говорила – из-за твоего самовольного и долгого отсутствия и слов Низхак о твоём уходе, из-а войны: ты могла проходить мимо тех земель. Почему ты? По той же причине. И по ещё одной – ты гений. Не талант: каждая вторая эши талантлива хоть в чём-то. Даже Низхак талантлива в том, как мужчины ею пользуются. А ты больше, чем талант. Ты гений. А гении – это жемчужины в море: редкость. Я давно смотрю за тобой. И с грустью провижу, что ты выберешь не тот путь, который бы я хотела для тебя.
- Матушка… - начала Ахара.
- Нет. – Мать-наставница остановила её взмахом руки. – Ты предстанешь перед советом. Совет тебя допросит и вынесет своё решение. А ты примешь своё. Ты – эши. И ты выберешь сама, когда всё закончится.
- Да, матушка.
Мать-наставница долгим взглядом посмотрела на Ахару.
- Ты самая необычная из всех моих воспитанниц за всё моё время. Ты истинная эши. Наверно именно такой была наша прародительница.
Мать-наставница вздохнула.
- Теперь спи. Тебе надо иметь свежую голову, чтобы завтра подготовиться к совету.
Ахара смотрела на неё.
- Я обычная эши, - наконец серьёзно сказала она. – Просто я слишком много думаю. А мысли – это ветер: если они не воплощены – они бесполезны.
Мать-наставница снова долгим взглядом посмотрела на Ахару.
- Матери-мыслительницы и философы тоже будут, - произнесла она.
- Это не моя мысль, - Ахара гордо подняла голову. – Это сказала мать-отшельница.
- А ты понимаешь, что это значит?
- Да.
- Тогда ты имеешь право её произносить. А сама ты что думаешь?
Ахара слегка улыбнулась.
- Я думаю, что вы, матушка, и сёстры-наставницы воспринимаете меня не так. Я не гений, и не чудо. Я обычная. Каждая эши может быть такой. И именно это я буду утверждать на совете.
- Ты знаешь, какое наказание тебя ждёт за ослушание и самовольство? – Мать-наставница внимательно смотрела в спокойное лицо Ахары.
- Да, знаю.
- Тебе не страшно?
- Я живой человек: страшно, конечно. Как и любого обычного человека меня пугает неизвестность: меня ведь не секли обнажённой перед всеми у позорного столба. И без еды я ещё не была так долго.  Боюсь, что не смогу перенести. Ты говорила, предначертанное свершится. Если я умру от голода – значит это должно быть так. Главное перенести наказание с достоинством. Всё, данное в жизни, даётся для познания себя.
- Это тоже мысль матери-отшельницы? – слегка улыбнулась мать-наставница.
- Нет, - смутилась Ахара.
- Я так и знала. Ты любое наказание так воспринимала.
- Для меня наказанием было бы полное, абсолютное бездействие долгое время, - серьёзно сказала Ахара.
Мать-наставница оглядела её, как будто видела в первый раз.
- Вряд ли, - усмехнулась она. – Ты бы нашла выход.
Ахара смутилась сильнее. Она опустила голову, но потом подняла её с улыбкой.
- Такого опыта у меня еще не было.
Мать-наставница улыбнулась в ответ.
- Спи, - произнесла она. - Не может быть, чтобы твои таланты просто канули в песок. Великая Благая Мать тебя подготавливала для чего-то иного. Дальнейшее покажет, для чего именно, - тихо сказала она себе и вышла.
Ахара легла на жёсткую кровать и ещё долго смотрела в потолок, пока её не сморил сон.

Глава 21

Время, данное Ахаре, чтобы подготовиться к совету, она делила между матерью-защитницей, которая вызвалась представлять её, матерью-обвинительницей, которая должна была предоставить ей возможность ознакомиться с обвинением, ибо это были не детские шалости, а серьёзный проступок, потребовавший собрания всех матерей и сестёр школы, чтобы прояснить вопрос и назначить наказание, и Низхак, которая частенько заходила к ней под надуманными предлогами, а то и просто так, лицемерно выказывая своё сочувствие. Она жаждала увидеть угнетённую и поверженную гордячку Ахару, с ужасом ожидающую предстоявшего наказания и поверженную во прах раскаянием. Но вместо этого она видела спокойную и собранную женщину. Серьёзно занятую вопросами даже не своей защиты: этим занималась мать-защитница. Ахара рассказывала матерям о своем путешествии к матерям-отшельницам, о своей жизни у них, о том, чему она у них научилась, что изобрела. Она даже дерзко предложила упростить письменность, поясняя, что те картинки, которыми сейчас обмениваются сёстры и матери, могут обозначать одновременно несколько разных вещей, а отсутствие какой-либо чёрточки в рисунке может совершенно поменять смысл слова или фразы. Но матери были возмущены подобной дерзостью, а упрямая настойчивость Ахары привела к тому, что благосклонность некоторых матерей, сменилась глухой враждебностью. К большому удовольствию Низхак. Но Ахара как будто на обращала на это внимания. Она продолжала свои спокойные рассказы, ничуть не стремясь привлечь на свою сторону чью-либо благосклонность. Многие, более пожилые матери не видели смысла в новых изобретениях Ахары, придерживаясь своих взглядов на лечение и воспитание. Но мать-обвинительница замечала в Ахаре провозвестника нового, которое может облегчить и упростить жизнь хотя бы немного. Она склонялась к мысли, что Ахара сама ещё не знает, как могла бы помочь в предстоящей войне. Её пытливый ум придумал бы что-то, чтобы обеспечить победу в битве, а то и вообще заставить соседей считаться с собой. Но эти мысли мать-обвинительница держала про себя: возможно, она просто ошибается в оценке потенциала Ахары, возможно, хочет придать ей свои надежды и чаяния. Она не высказывала своего мнения, но внимательно изучала то, что видела, и прислушивалась к тому, что слышала. Ей пришло в голову, что стремления Ахары выходят далеко за возможности школы. Что Ахаре с её знаниями уже тесно в ней. Она решила поговорить с представителями Большого Совета сама, до суда на совете школы. Для этой цели она сама поехала в город и попросила встречи. То время. Что она должна будет провести в пути, было предоставлено Ахаре как милость для подготовки к совету. И таким образом, вместо трёх дней у неё в запасе было гораздо больше времени. Ахара заронила в ней сомнения по поводу письменности, приведя несколько вполне обычных слов и фраз, где отсутствие или наличие чёрточки или точки, завитка или мазка придавали написанному совершенно другой смысл, часто даже противоположный тому, что пишущий имел в виду вначале. К тому же. В условиях будущей войны нужно придумать что-то, чтобы противник не разгадал, что написано в перехваченных донесениях. Да и сами донесения следовало писать на чём-то, что можно легко спрятать. Потратив на ожидание почти весь день, мать-обвинительница смогла поговорить с одной представительницей Большого Совета. Женщины проговорили весь вечер и часть ночи за обсуждением этого необычного вопроса. Результатом стало обещание представительницы Большого Совета передать на рассмотрение слова матери-обвинительницы и Ахары. А до решения – провести обычные судебные процедуры, как это предполагалось сначала. Воспользовавшись предложением передохнуть и переночевать, мать-обвинительница на следующий день поспешила в школу. В дороге она размышляла над словами представительницы Большого Совета, невзначай вырвавшимися у неё, о том, что к границам Эши окружающие страны начали подтягивать войска для очередного нападения. Большой Совет рассматривал всерьёз вопрос о мобилизации. Дело осложнялось тем, что викры, в основном мужчины, придерживаясь своих диких взглядов, не хотят воевать под командованием женщин. И с их стороны можно ожидать предательства. Некоторые начинали даже поговаривать о том, что завоевание Эши – это кара богов, а правление мужчин – естественный ход вещей, который сами боги и установили. В городах эти настроения ещё удавалось пресекать сёстрам-стражницам, но в сёлах и деревнях, где наместничали викры, рабы начинали прислушиваться к их словам. Та вольготная жизнь, которой жили рабы, которых хозяин обязан был содержать в чистоте и здоровье и без надобности не подвергать наказаниям, казалась им тяжкой долей по сравнению с прекрасной жизнью при правлении мужчин, которую им расписывали викры. Большой Совет уже постановил усилить гарнизоны на границах. Но требовалось не только это. Требовалась стабильность внутри страны, чтобы быть готовыми отразить атаки внешнего врага. Требовалось что-то новое в технике боя, более совершенное оружие. Некоторые матери-воины уже некоторое время воспитывали наездниц, чтобы во время столкновения разрушать пеший строй, которым воюют более цивилизованные мужчины, и разить бегущую толпу тех государств, которые ещё предпочитают воевать, нападая скопом, как животная стая. Копья, мечи, луки, конечно, хорошо. Но требовалось что-то ещё, новое, чего у врага ещё не было. И знания Ахары тут могли помочь.

Глава 22

Вернувшись в школу, она застала яростный спор Ахары с одной из матерей. Та потрясала рогаткой и яростно обвиняла Ахару в том, что вместо подготовки к совету, Ахара предаётся безделью. Стоявшая в тени сестёр Низхак согласно кивала головой, из чего мать-обвинительница сделала вывод, что это снова она донесла на Ахару. Девушка же спокойно переносила поток брани и ответила, ничуть не взволновавшись:
- Зачастую из детских игрушек можно сделать очень действенное орудие войны.
И под ропот матерей она взяла свою рогатку, вложила между рожками в натянутую тетиву камешек и, почти не целясь, выстрелила в толпу сестёр. Лёгкий камешек щёлкнул Низхак по носу. Та от неожиданности, прикрыв руками лицо, присела под смех сестёр.
- А если сделать рогатку побольше и вложить не камешек, а валун или горшок с кипящей смолой, то можно нанести гораздо больше увечий врагу. А не одной Низхак. А если установить её перед стеной, то теми валунами можно её пробить…
- Стену! Ты собираешься разрушить школу? – возмущённо кричала мать. – Или весь город?
- Я не собираюсь ничего разрушать, - теряя терпение, сказала Ахара. Она не могла во всеуслышание говорить о возможной войне. С ней просто поделилась слухами мать-наставница наедине.
Мать-обвинительница, видя положение Ахары, призвала всех к порядку.
- Разве наш совет уже начался? – строго спросила она. – Разве Ахару уже обвинили? Если так, то почему я не в курсе как обвинительница? И где её защитница?
Сёстры молчали, понурив головы, матери настороженно переглядывались друг с другом.
- И где мать-наставница? – спросила мать-обвинительница. – Почему она допустила подобное нарушение?
- Вскоре после твоего отъезда, - выступила вперёд одна из матерей, - к ней приехали из Большого Совета. И она тоже отправилась в город. До её приезда она распорядилась суд над Ахарой не устраивать.
Итак, у Ахары очередная отсрочка, - подумала мать-обвинительница. Совершенно никуда не годится. Все обычаи и правила разорваны в клочки.
- А вы пренебрегли этим распоряжением и устроили судилище, - не показывая своих мыслей, съязвила мать-обвинительница. Она обвела лица матерей суровым взглядом. На некоторых было написано недовольство.
- Вы слишком носитесь с Ахарой, - недовольно сказала мать, которая возмущалась рогаткой. – Эту заносчивую девицу, которая смеет нарушать наши правила и традиции, давно следовало бы поставить на место!
- У тебя будет такая возможность, Элле, - ответила мать-обвинительница. – А пока что ты сама нарушаешь наши правила и традиции. И поменьше слушай Низхак: у меня создалось впечатление, что ты говоришь с её слов.
Она повернулась к Низхак, которая стояла с самым смиренным видом, по привычке опустив глаза к земле. Только припухший нос портил всю картину показной скромности.
- Посмотри на меня, Низхак, - властно сказала она. Низхак подняла голову. Невинные голубые глаза бесхитростно смотрели на неё. – Я давно наблюдаю за тобой. Ещё до проступка Ахары мне хотелось вынести на совет твоё поведение. Два с половиной года, пока Ахара отсутствовала, нареканий на тебя не было. За исключением твоего недостойного эши поведения с викрами. Но я ничего не забыла. После возвращения Ахары ты снова дала мне повод быть недовольной тобой – а ведь времени прошло немного. Словом, говорю прямо и при всех: я хочу внести на совет предложение о рассмотрении твоего поведения за всё время твоей учёбы в школе, включая ложь об Ахаре и поведение с викрами. Как поступить с тобой тоже будет подвергнуто рассмотрению. И обвинительницей я попрошу сделать меня – мне есть, что сказать. А защищать тебя, видимо, будет Элле. – Она снова посмотрела на разгневанную мать. Та ответила ей суровым взглядом.
- Ты несправедлива, Нару, - холодно сказала она. – Мне не три года, чтобы мной руководила девчонка.
- Однако ты нарушила правило: начать осуждать до суда и вынесения приговора.
- Но…
- Твои доводы мы выслушаем на совете. А Ахаре надо к нему готовиться.
Она снова оглядела сестёр и матерей.
- Совет начнётся, когда приедет мать-наставница. До этого времени любое обсуждение будет считаться нарушением порядка и наказываться так, как наказываются подобные проступки. – Она помолчала. – Это касается как сестёр, так и матерей. – Ропот среди матерей, поднявшийся после этих слов, постепенно стих под её взглядом. – Повторяю, у вас будет время на совете высказать как ваше недовольство, так и обвинения. Каждая имеет право сказать. Если, конечно, есть что.
Снова оглядев собрание, взмахом руки она отпустила Ахару, которая спокойно, без тени раболепства ушла в здание школы.
- Мать-хозяйка, я долго была в пути и хотела бы поесть и передохнуть, - обратилась она к рослой женщине с огромной гривой чёрных волос. – Проводи меня в трапезную. Все свободны, - сказала она, и пошла к отдельно стоявшему зданию вслед за матерью-хозяйкой.
Остальные матери, переговариваясь вполголоса, разошлись, продолжая о чём-то совещаться между собой. Сёстры разошлись ещё раньше.