Испугалась

Десятилетняя девочка  аккуратно вышла из автобуса, который целых два с лишним часа вез ее из городка, в котором она жила, в это село, к бабушке.

Если бы кто обратил внимания на девочку, то сказал бы: какая серьезная!. Но впечатление это было только внешнее, потому что  маленькая душа ее в это время пела и ликовала. А как было ей, душе, не ликовать. Во-первых, наступило лето, а это долгие каникулы, купания в реке, друзья, игры, во-вторых, она, как взрослая, приехала к бабушке одна, без мамы, в-третьих, сейчас она пойдет по всему селу и все будут на нее оглядываться и думать -  чья же это девочка, и к кому она приехала?, в - четвертых, и это почти главная радость: на ней новые легкие брючки бирюзового цвета и оранжевая в белых ромашках короткая рубашка, которые они с мамой купили ей в Москве в Детском мире, таком огромном и сказочном магазине. Девочка  точно знала, что таких брючек и такой рубашки здесь, в селе,  нет ни у одной девчонки.

И она пошла к бабушкину дому, а идти было далеко. В воздухе витали пьянящие запахи цветов и трав,  в пыли копошились куры, куда-то важно шли утки,  а гусаки шипели и пытались девочку ущипнуть, но она без страха отмахивалась от них сумкой. Всем встречавшимся на пути людям девочка говорила:
- Здравствуйте!
И ей отвечали, а потом  смотрели вслед и думали: чья же это такая счастливая девочка,  и к кому она приехала. А некоторые, чересчур  любопытные бабы? спрашивали её, прищурившись:
- Что-то не узнаю, чья же ты есть?
И тогда девочка, распахнув еще больше глаза, отвечала:
- Да я внучка Татьяны Ивановны Пожидаевой.
И  тогда ей улыбались и удивлялись, что она стала такая большая и приехала к бабушке одна.

Девочка шла и мечтала: сейчас она зайдет в бабушкин прохладный дом, а там так все знакомо до мелочей, а главное она сейчас увидит бабушку, которая удивится, что она одна приехала и обрадуется ей. А потом вкусно накормит, расспросит обо всем и отпустит ее на улицу. И она будет ходить возле дома, пока не встретит друзей, с которыми не виделась целый год. А дальше…, дальше сплошные удовольствия: речка, лес, луг, овраги и, главное, игры до самого вечера.

Вот уже видно кладбище, что рядом с бабушкиным домом. А вот и дом. Девочка  открыла калитку, подошла к двери. Дверь оказалась закрытой на большой замок. Она опешила. Так непривычно: дверь у бабушки всегда открыта, только на ночь закрывалась. Магазин рядом с домом и, уходя туда, бабушка дверь не закрывала. И колонка рядом. Где же она может быть? Блаженство и радость исчезли, будто и не был их всего минуту назад. Напротив, ей стало грустно и тревожно. Она подумала: «А вдруг бабушки вообще нет здесь, в селе. Ведь ее никто не предупредил, что она приедет. Что же тогда делать,  куда идти, обратно на вокзал? А вдруг автобуса назад сегодня уже не будет?».

Девочка села на лавку в палисаднике, ощутила усталость и голод, губы задрожали от обиды на бабушку, а заодно и на маму, которая не предупредила девочку о том, что такое может случиться.

Она сидела неподвижно и ждала. Прошел час, другой.  Липкая, противная тревога овладела девочкой. Наконец она встала и вышла из палисадника и неожиданно увидела идущую по дороге похоронную процессию: впереди люди несли венки, за ними мужчины несли гроб, а сзади всех тихонько ехал автобус.

Девочка остолбенела от потрясения:  она тотчас подумала, что это хоронят ее бабушку, и вся та тоска,  что накопилось в ней за три часа, вырвалась из нее безутешным рыданием. И она пошла навстречу процессии и увидела в толпе бабушку и от этого зарыдала еще больше.  И бабушка увидела ее и стала успокаивать и обнимать, но девочка не могла остановиться, хотя ей было стыдно так плакать – ведь она же взрослая! От стыда и горя она уткнулась в бабушку и продолжала плакать и никак не могла остановиться.  Процессия смешалась, все обступили их и стали  спрашивать бабушку – кем приходится эта девочка покойнику, почему так горько плачет. А бабушка сказала:
- Это она не по покойному плачет, а оттого, что приехала одна, а меня нет; похороны увидала и испугалась, что это я умерла. Только она не подумала, что меня бы из моего дома хоронили.

Тогда девочка удивилась тому, что бабушка так ее правильно понимает, и постепенно перестала плакать. А когда перестала плакать и всхлипывать, то потихоньку и радость вернулась к ней: бабушка жива, вот она, рядом. Но девочка понимала: радость выражать нельзя, потому что кто-то умер и для всех это горе.

На кладбище гроб с каким-то мужчиной поставили рядом с могилой и все стали его целовать, прощаться, некоторые женщины – сильно кричать. Девочка очень боялась покойников, похорон, самой мысли о смерти, но она уже сегодня перенесла одно потрясение и на другое у нее не было сил. Она устала, ей не хотелось больше плакать, а хотелось, чтобы мужчину этого закопали скорей, и они с бабулечкой пошли бы домой.

Когда гроб с мужчиной закопали и поставили крест, то все пошли поминать покойника, а бабушка не пошла, хоть их и уговаривали. Вместо этого они пошли в контору звонить маме на работу, что девочка доехала и все хорошо. Про пережитое ею маме решили не говорить.

Вечером, когда уставшая и сытая девочка легла спать, бабушка присела к ней на кровать, погладила по голове и сказала:
- Ну, спи, страдалица ты моя.  Небось,  думала: вот я какая большая, одна приехала к бабушке. Завтра все забудешь. А вот Колю не вернешь.
- А кто он, бабушка, этот Коля?
- Племянник мой, молодой вот умер…, - но девочка уже не слышала и крепко спала.