Боль и стыд

   Наверное, каждый человек когда-то совершал деяние, за которое  даже спустя годы бывает стыдно.   
   Несколько лет назад Катерина повела себя так, что ей до сих пор было горько и стыдно… И это чувство её не отпускало. Правда, она никому об этом не рассказывала, но  время от времени занималась самоедством. Для чего? Чтобы лишний раз убедиться в том, какой у неё муж подлец и итальянец, как она частенько говорила. Почему итальянец? Потому что изменщик и подлец.

 Катя, в отличие от  многих деревенских женщин,  не употребляла матерные слова не потому, что была благородной и тонко воспитанной, просто не употребляла и всё. А мужа про себя называла итальянцем и «кобелино». Ей казалось, что приблизительно так на экзотическом итальянском должно звучать определение мужчины, с завидным постоянством изменявшего своей жене. О каких-то похождениях супруга Катя догадывалась, о других слышала плоские намёки от знакомых и мало знакомых людей. Всё это терзало сердце, болью отзывалось в душе. Катерина обладала каким-то внутренним тактом и благородством, хотя университетов не оканчивала и в институте благородных девиц, как любил иронизировать муж, не училась.   Но однажды она переступила ту нравственную границу, которую раньше не могла себе позволить перейти.
 
   Муж, будучи временно безработным, занимался частным извозом, не посвящая супругу в особенности клиентуры.    Зайдя в дом после вечерней управки своего птичника, Катерина услышала заключительную фразу телефонного разговора:
- Добре, через 15 минут подъеду.
- Кого это ты, на вечер глядя, повезёшь? – поинтересовалась жена.
- Ирина Петрова подругу провожает на поезд. Даёт полтыщи.
 
 Катерина поджала губы. Знает она эту Петрову: ни одного мужика  мимо не пропустит. Судачили в деревне, что и её Павел не был в числе пропущенных. Устраивать скандал бесполезно. Пятьсот рублей – невесть какие деньги, а не лишние в семейном бюджете. Но отпускать мужа с этой Петровой  тоже не хотелось.  Да кто её послушает!    Перед выездом Павел надел чистую  сиреневую рубашку. Последним штрихом было то, что он называл «подухариться». Катя заметила, что на сей раз он «надухарился» дорогой туалетной водой, которую она заказывала ему на День пограничника.
- Не к добру, - промелькнуло в голове женщины.
   
   На вечер у Кати планы были большие: и тортик испечь к завтраку, и постирушки скорые устроить, и стихотворение с дочкой к утреннику выучить. Она пыталась заняться привычными делами, но всё валилось из рук. Прошло полтора,  два часа. Женщина уложила дочку спать, прочитав традиционную сказку на ночь бесцветным голосом. Обычно Катерина меняла голос, озвучивая героев. Просто театр одного актёра!   Дочь, набегавшись за день, довольно быстро уснула. Тут и Катерине бы прилечь: тоже весь день на ногах. Да какой тут может быть сон! До станции езды-то 40 минут,  даже если учесть, что поезд может опоздать, за четыре часа можно домой вернуться… Катя  тихонько подошла к кроватке Анютки - дочь сладенько сопела.

   Женщина вышла на улицу. Тьма была непроглядная. Катерина остановилась в сомнении, потом решительно прошла один переулок, второй. третий… Сердце колотилось где-то ближе к горлу. Торопливыми шагами, спотыкаясь, Катя подошла к темному  дому Ирки Петровой. Сердце, колыхавшееся в горле, опустилось в область живота. «Вот она, наша «семёрочка» стоит»,- промелькнуло в голове женщины, физически ощутившей дрожь во всём теле. Катерина подёргала дверцы автомобиля – закрыты. Подбежала к входной двери, нервно дёрнула – заперто  изнутри. Ей хотелось что-то разбить, закричать диким зверем от бессилия,  обиды. В этот момент она услышала доносившиеся из открытой форточки характерные стонущие звуки. Катерина уже занесла кулак, чтобы со всей силы ударить по стеклу, но совсем рядом в ночной тишине раздался девичий смех.

 А потом увидела, едва успев спрятаться за машину, шедших мимо обнявшихся девушку и юношу. Когда влюблённые прошли, Катерина, опустив голову и плечи, побежала, не разбирая дороги, домой, падая, поднимаясь, рыдая, уже не боясь быть узнанной и услышанной…
 
 Через полчаса заявился Павел, лег, отвернувшись к стене, и минут через пять заснул сном праведника...