Смерть выбирает тебя

День не выдался с самого начала, но я не мог знать, что закончится он ещё хуже. Во много раз хуже. Что-то настойчиво подсказывало, что задание я провалю.

Как только проснулся, вспомнились слова заказчика: «Только попробуй оплошать, щенок!».
Только попробуй. И вслед за его угрожающей репликой - последовавший репортаж, показанный по плазменному телевизору, прикреплённому к стене между шкафом и парой картин, как знак, что что-то пойдёт не так - падение самолёта в лесах Сибири. Да, вчера денёк был не из лёгких: важный политик, баллотирующийся в мэры города, был готов заплатить достаточно денег за мою работу, но атмосфера в его кабинете стояла не из лучших. Ладно, забудем.

В одиннадцать часов утра я вышел из своего укрытия и приблизился к окну. Из него было хорошо видно противоположную квартиру. Живот пучило от вчерашней пиццы (а за неё пришлось заплатить втридорога). В квартире обитала семья, которую мне вчера заказал достопочтенный господин Б. Помнится, он, насупившись, объявил, что сначала следует «убрать» супругу своего бывшего напарника, а потом его самого, человека по прозвищу Стрельба. Я не вдавался в подробности нового задания, решив выполнить его к назначенному сроку. Детей следовало оставить в живых.

Так вот, я подошёл к окну и стал выжидать. Никто напротив не появлялся, а жара всё сильнее била в стёкла окон, так что спустя час стало казаться, что они треснут и выпадут наружу, привлекая внимание случайных прохожих, снующих по тротуару, огороженному рядом зеленеющих деревьев.

Наконец, на третьем часу изнеможения в комнату, которая должна была вот-вот окропиться мужской и женской кровью, вполз младенец. Он на четвереньках стал обследовать пространство удивлённым взором, будто выискивал нечто весьма и весьма интересное. Всё ему казалось в новинку, хотя наверняка карапуз не раз тут бывал.

Прошло пятнадцать минут.

Солнце заволокли тучи, собиралась гроза. Она могла помешать по двум причинам: либо случайные капли попали бы в объектив винтовки, либо живущая напротив семья спряталась бы от дождя в спальне или на кухне, так и не зайдя в злополучную комнату, где всё ещё ползал младенец, почему-то за всё время не заплакавший и даже не издавший ни звука. Странно, почему взрослые никак не реагируют на ребёнка, неужели им всё равно, где он сейчас? Хотя, вероятно, они не знают, что он мог выползти из колыбели и случайно оказаться в другом помещении. В любом случае, и мать, и отец должны были уже быть дома.

Внезапно в комнату вбежал мальчик постарше, лет восьми-девяти. Он резво пронёсся по паркету, а потом с визгом побежал обратно.

Хоть что-то новое.

Но моё терпение стало иссякать. После мальчика никто больше не вошёл, а младенец всё ползал и ползал, ползал и ползал, ползал и ползал, он был как заведённая машинка, исправно отмеряющая территорию, без капризов и поломок, как грёбаная машинка, которой безразлично, будут ли её искать. Будут ли её искать… Стоп. Хватит.

За окном вечерело, первые раскаты грома нарушили тишину спокойной улицы.

Это не может продолжаться так долго. Они рано или поздно должны войти.

Вдруг что-то необычное привлекло моё внимание. Ничего не изменилось, но я заметил то, что ускользнуло от взора. Что оказалось хитрой обманкой.

Или же мне показалось…

Или же…

Нет.

Младенец был… неживым. Он – заведённый, действительно заведённый, он не мёртвый и не живой, он просто… игрушка, робот с радиоуправлением? Движения этого маленького человека были механическими, а сходство с реальными детьми проглядывалось в усовершенствованной резиновой оболочке – короче говоря, он – кукла.

Младенец выполз из комнаты, в коей после него сразу же включился свет. Теперь помещение заполонили разновозрастные дети, которые резвились, играли, дрались, бегали друг за другом, как ненормальные идиоты. На всякий случай я заглянул в другие окна: может быть, мой информатор дал неправильные наводки либо я сам перепутал квартиры, что невозможно. Опыт не мог так быстро и случайно подвести меня.

Дождь, собиравшийся начаться, так же постепенно отступил, не насытив асфальт своими тёплыми каплями. Солнце вновь засветило пуще прежнего, что показалось бы странным любому, кто не знаком с погодными условиями города. Ведь синоптики предупреждали о переменчивых осадках, хотя кто их теперь слушает. В доказательство этого воздух стал с невероятной быстротой накаляться теплом, а я всё не мог выкинуть из головы механического карапуза.

Вновь повернув объектив винтовки к нужному окну, я вдруг заметил, что дети исчезли. Ни малейших возбуждённых вскриков не доносилось с той стороны: стало абсолютно тихо. Спустя пару безмолвных минут в комнату вкатилась отрезанная женская голова. Ударившись об угол, она отскочила ещё на полметра.

Снова тишина. Такого поворота событий вряд ли можно было ожидать, но мало ли, может, это тоже игрушка? Может, голову приобрели в магазинчике ужасов – сейчас дети ничего не боятся, им только в удовольствие поиграть в нечто устрашающее, а если под рукой не было мяча, то вполне можно было зайти в любой такой магазинчик, продающий товары для Хэллоуина (который, кстати, не спешил наступать, потому что ещё не настало время), и…
Мысль прервалась внезапно повторившейся сценой: тот же мальчик вбегает в комнату на полной скорости. Но сцена не повторилась полностью: ребёнок держал в руках что-то маленькое и, забежав, умудрился наступить на серую безжизненную голову, проломившуюся под натиском ботинка. Странно, ведь вряд ли настоящая человеческая голова «сломалась» бы так быстро и легко. Только вот из этого экземпляра на паркет выплыли, предварительно выпустив струю серой жидкости из неживых ушей, мозги, ужасно походившие на самые реальные. Они растеклись по полу, поблёскивая при ярком свете лампы, которую кто-то зажёг, приготовившись к вечеру.

Меня чуть не вырвало. Нет, я, конечно, и не такого насмотрелся, но одно дело помнить о предстоящей кровавой развязке, которую сам и учиняешь; совсем другое – томительно выжидать при гнетущей жаре, разок сменившейся относительно пасмурной погодой, не предполагая ничего такого внезапного, как… как это.

Ещё раз взглянув в окно напротив, я не сдержался. Потоки рвоты окропили подоконник и внешнюю стену, а уже через пару секунд я понял, что совершил ошибку, таким образом выдав себя.

Забежавший мальчик улыбнулся мне и пустил прямо в глаз солнечного зайчика.

Ах вот что было в руке у маленького гадёныша! Зеркальная точилка!

Я закрыл рукой глаз: удачно попавшийся сильный луч, отражённый от точилки, чуть не порвал сетчатку. Вконец разозлившись, я вновь через силу посмотрел в объектив винтовки, откуда мне повторно ударило в зрачок лучом предательски появившегося солнца.

Это слишком.

И тут я случайно нажал на курок. Как-то по воле подлого случая (вероятно, чисто автоматически сработавшая привычка, появившаяся за время моего пребывания киллером) палец оказался прямо на нём. Из противоположной квартиры раздался вскрик и звон битого стекла, пролетевшего за секунду до тротуарного асфальта. Пуля попала в окно, да, а затем в мальчика. Его тело устремилось вслед за осколками, часть которых убила новорожденного в детской коляске, находившейся под окном квартиры. Мать новорожденного с криком подбежала к коляске, ставшей частично красной от брызнувшей во все стороны свежей крови, и на её голову в свою очередь упал мёртвый мальчик. Один из осколков, вероятно, зацепившийся за футболку мальчика на лету или в начале падения, ударил молодую мать точно по лбу, впившись в череп, а его обмякшее тело каким-то невероятным способом навалилось на женскую голову так, что шея хрустнула, обнажив артерии, грозившие вылезти из кожи от напряжения.

Это было больше, чем слишком.

Перед глазами помутнело. Ни о чём уже не хотелось думать, тем более о задании. Время словно остановилось и стало течь по-своему. Тревога разлилась по улице, как вода из крана разливается по контуру заткнутой раковины, пропитала воздух своей удушающей лекарственной вонью и заставила прохожих вопить что есть силы, а жителей других квартир в ужасе открывать и закрывать окна.

Я снова склонился над подоконником, чтобы сблевать. В голове пронеслись картинки вчерашнего дня. Вылетевшая изо рта новая порция рвоты, подхваченная порывом ветра (как же внезапно всё происходит сегодня!), напомнила самолёт, упавший где-то в лесах Сибири. Почему-то вслед за ним в воздухе будто образовалось лицо господина Б., будущего мэра города (теперь вряд ли, ведь конкурента я не убрал), которое чуть не взорвалось из-за прорывающегося наружу громоподобного хохота, тряся вторым подбородком, разгонявшим красные точки, затмившие мой взор перед предстоящим обмороком.

Как смешно, как всё это смешно. До злости.

Как всё случайно.

Будто самый последний день…

Я не заметил, что, упершись ладонью в подоконник, попал ею прямо посередине не успевшей засохнуть непереваренной еды, вылезшей из желудка прежде второго порыва. Поскользнувшись, я на долю секунды, прежде чем упасть на шестнадцать этажей ниже, увидел толпу детей в окне напротив, впереди которой стояла маленькая розовощёкая девчушка, удивлённо разинувшая рот. На её золотистых волосах торчала конусообразная шапочка именинницы, в одной руке был зажат механический младенец, издевательски смеющийся (видимо, на него можно нажать, чтобы он издал соответствующий звук), в другой – раздавленная голова. Ещё одна быстрая как молния мысль: как же правдоподобно выглядят игрушки из магазинчика ужасов.

Девочка вдруг улыбнулась и… тоже засмеялась.

Смеялись теперь и другие дети, нацепившие на себя маски различных чудовищ. Они никогда не видели падающего из окна человека. Вероятно, это действительно весело. Хотя я раньше не задумывался о такой реакции на падающих людей. Например, когда стрелял месяц назад в беременную женщину. Она ведь тоже летела вниз. Она и её нерождённый малыш. А я улыбался, похихикивая себе под нос. Улыбался каждый раз, когда пули достигали своей цели.
Но не представлял, каково самому быть неправильно пущенной пулей.

Осталось семь секунд, чтобы успеть вспомнить всех своих жертв. Семь секунд до горячего асфальта, который так и не выпил сегодня дождя. Семь секунд, чтобы подробно описать себе каждого, кто перед смертью вряд ли мог видеть винтовку, так же бессовестно улыбающуюся, как и её хозяин, оскалом очередной вылетающей пули из окна напротив.

Я заслужил то, что сейчас со мной происходило, за все семь секунд, длившихся как вечность. Многие не думают о том, что киллеру тоже может быть тяжело убивать. Но постепенно задания превращаются в безжалостную игру под названием «Смерть выбирает тебя». И наступает день, когда каждый момент, тобой прожитый в последний раз, становится очередным выстрелом смерти. Выстрелом, который её приближает. Который тянет её за подол к твоему окну: не важно, напротив ли оно. Смерть найдёт все обходные пути.

Всё померкло. Мне действительно показалось, что я умер.

Так быстро? Это то, что ты заслужил, падший человек? Это всё?!

Я лежал на асфальте, не в силах пошевелить никакой частью своего тела, кроме руки. Уцелевшей руки. Можно, пожалуйста, не описывать приливы адкой боли, заполонившей горизонты внутри ставшего трухлявым организма и снаружи его? Можно хоть напоследок не описывать истерику прохожих, не знающих, глядеть ли в сторону упавшего (выжившего!!!) человека или в сторону трёх трупов?

На долю секунды, - ещё одну долю секунды, - мне показалось, что это и есть сладкий второй шанс.

Я из последних оставшихся сил одной уцелевшей рукой протащил окровавленного себя до проезжей части, по которой как бы издеваясь начали ездить машины, некоторое время назад исчезнувшие из виду.

В день, когда ты умрёшь, никто и ничто не будет тебя щадить.

Ещё пятнадцать секунд невыразимого желания умереть или жить, сдаться или бороться – и вот моя рука падает на горячий асфальт, как разбитое яйцо шмякается о поверхность раскалённой сковородки. И передо мной встаёт выбор.

Голосовать, чтобы меня потом увезли в больницу, скорее всего в реанимацию?

Что за глупости? Конечно нет! Жизнь инвалида в мучениях? Нет.

Хватит, черт бы вас всех побрал, ХВАТИТ.

Я напрягся, два раза поднял локоть целой руки, чтобы вновь опереться на ладонь и тем самым протащить половину остающегося сзади размозжённого тела на дорогу. Всё же интересно, как при всём случившемся сердце внутри него не остановилось. Оно продолжало биться. Наверное. Если оно вообще было.

 Грузовик, что ехал прямо на меня, стал последним видением. Стал последним признаком задержавшейся Смерти.

Старая женщина в чёрном торопливо подобрала подол.

Чемодан с её вещами лежал теперь в одинокой комнате ещё одной угасшей души.