Лишние?

    Обычно он сидел у самого входа на рынок. Как-то  сразу привлекло внимание его красивое одухотворённое лицо, уверенные с достоинством движения, чисто выбритый подбородок, отглаженный воротничок.  Лишь после этого пытливый взгляд заметил бережно укутанные безжизненные ноги. Он продавал жареные семечки. Кто-то заботливо отбирал и очищал их для него. Мать? Сестра? Жена? Друзья? Удивительно красивые глаза, как бы разговаривая, искрились и излучали тепло. Из солидарности я никогда не проходила мимо, уважая его уже за то, что он не просит милостыню, как убогий, а честно зарабатывает свой кусок хлеба. Однажды я попыталась заговорить с ним, доверительно улыбнулась, но встретила очень спокойный отчуждённый взгляд, который говорил мне тихо, но твёрдо: «Не сметь! Мне не нужна жалость». И столько внутренней силы было в этом взгляде, что похолодело внутри.
      Потом он куда-то исчез, и несколько лет я его не встречала. В трудные  перестроечные годы лишь иногда вспыхивало в памяти: «Как он переживает такое трудное время, когда ломаются даже сильные, пышущие здоровьем люди?» Жизнь быстротечна. Люди, судьбы… Встречи, как вспышки. Вспомнились – забылись на время.
     Через несколько лет я всё-таки увидела его. Он двигался на своей самодельной коляске наперерез мне. Замедлила шаг: «Вам что-нибудь нужно?» И голос  тихий, как выдох: «Десять рублей». Стало не по себе. Шаря рукой в кошельке, спросила: «А с кем ты живёшь?», чувствуя неловкость, от того, что говорю ему «ты», надо бы «Вы». «Один.  Мама недавно умерла », - последовал ответ. – «Пенсию получаешь?» - «Да, 1100 рублей». – «Пьёшь?» - «Ни капли в рот не беру и не курю». В слишком быстрых ответах чувствовалась какая-то просьба, которую я не в силах была исполнить. Стараясь не смотреть на его молящие глаза, на его впалые щёки, какое-то безжизненное лицо,  я,  протянув деньги, заспешила прочь. Несколько раз он ещё пытался выехать мне навстречу, но часто давать деньги я не могла, а помочь чем-то другим была не в силах.
      Однажды, проходя по бульвару, я встретила председателя общества инвалидов.   Расспросила  её о судьбе парня, кто он, с кем живёт. Семечки, мол, продавал, собака с ним всё время была белая. Обратилась с просьбой коляску ему купить новую, настоящую. А она в ответ: «А – а, так это Володя К.. Не знаю, почему он на старой  коляске ездил, мы ему новую  недавно приобрели.  Но  его уже нет. Он умер. Утонул в ванне».
    Боже, как ушат холодной воды она вылила на меня! Ведь меньше двух  месяцев  прошло.
     Я нашла дом Владимира, его отца,  соседей. Соседи рассказали, что в последнее время он стал вспыльчивым, никого не слушал.
     В тот день, когда крупным градом пробило крыши домов и стёкла в окнах, его  никак не могли уговорить остаться дома. Он упрямо рвался навстречу опасности, размеров которой не мог предугадать. Стихия обрушилась на него. Град не щадил и бил по беспомощному телу, по голове.
Какой-то добрый человек сообщил отцу, что Володя  уже теряет силы. Помогли добраться до дому. На парне живого места не было. Но что тело, когда истерзана душа?
      Женщина-соседка сказала мне с явной усмешкой, что у него, наверно,  «крыша поехала», т.к. он в последнее время ещё жениться хотел. Наверно, здоровым людям странно желание инвалида любить, жениться, чувствовать тепло от прикосновения не отцовской прокуренной ладони, а нежных рук любимой женщины. Может быть, это была отчаянная попытка как-то изменить свою однообразную и беспросветную жизнь, не приносящую радости?  К сожалению, мы этого уже не узнаем. С бедой или с личным решением он в этот раз остался один на один.
     Завершил жизнь Володя К. Один из многих. Стойкий парень, не спившийся, не опустившийся на дно. На своих не очень сильных руках карабкался по жизни. Как мог и пока мог. Умер тихо, как и жил.  «Самое трудное – заставить себя жить» - эта фраза из телефильма «Московская сага определяет бытиё инвалидов.
      Помню, обратившись однажды за помощью ветерану  к  власть имущему,  услышала в ответ: «А какая польза от  инвалидов государству? Поэтому и государство даёт им только то, что остаётся от других». Жуткая философия.
      Новые рыночные отношения всё больше охлаждают нашу русскую милосердную душу. Всё чаще звучат слова: «Если нет от него выгоды, то и знакомство с ним излишне». И всё больше бедуют в одиночку целые семьи, уже не надеясь на сочувствие ближних.  Здоровое телом, но больное духом общество и не подозревает, что проявление человеческого участия может оказаться единственным средством спасения. И отвергая эту возможность, мы всё чаще не находим в окружающих отклика на людское горе.
       Инвалидов не становится меньше. Вот и чеченская война прибавила в их ряды молодёжи. И живут они оторванными от того мира, который совсем недавно защищали своими телами.
       На Володином месте  я уже несколько раз видела другого инвалида, рождённого современными обстоятельствами. Он сидел также неподвижно. Людской поток, огибая его с двух сторон,  непрерывно тёк мимо. Но в его глазах не было жизни. Глаза – занавески. Скорее – ставни, за которыми, без сомнения, спрятана боль. Он сделал попытку поговорить с нами камуфляжной формой:  мол, ради вашего спокойствия ребята, ради вас. Вкладывая деньги в коробочку на его коленях, испытывала неловкость за ту малость,  что  могу предложить. Надо бы «дать удочку, а не рыбу».  (Странно, тот, кто хочет – не может, а тот, кто может – не хочет). Ни один мускул не дрогнул на его лице, парень  продолжал сидеть как-то неестественно прямо и смотрел куда-то мимо меня. Этот – уже не романтик, воспитанный на примере Павки Корчагина, а реалист, понимающий, что в стране зарождающегося капитализма трудно пока рассчитывать на сочувствие и поддержку, и надо иметь мужество, чтобы не сломаться от окружающего равнодушия.  Пока писала о Володе,  сообщили, что в обществе инвалидов отключили телефон. По закону стаи – лишние. Чем гордиться  здоровым людям, если дух их слаб?
    Не все инвалиды могут пересилить себя и протянуть руку за помощью. Но некоторые, всё-таки, делают шаг навстречу здоровым и сильным. Дело за вами. Ведь от того, сколько каждый из нас совершает вокруг себя добра или зла, сочувствия или равнодушия, и складывается жизнь города, страны, да и всего человечества.


Рецензии