Посвещается Оранжевому

Ты - Маргоньет'Аса, корртле – прошедший ритуал совершеннолетия, птенец народа хикки – семейства пернатых, аланредеки – проживающий в пещере глубоко в горе Уррихи, на планете Истчинг-Гролл, озаряемой красным гигантом – Эдигхой.
Ты вздрагиваешь, наблюдая за восходом нового дня.
На сером фоне неба разгорается апельсиновый рассвет. Потревоженный лоскут мироздания окрашивается в светлые тона Амбадосара, молочно-белого озера, что в двух минутах полета вниз, где Уррихи-гора-сердцеед, с двумя исполинскими изголовьями, питает его воды на протяжении веков.
Этой весной Эдигха раньше, чем год назад, устремляет на них холодный взор. Весь Истчинг-Гролл наполняется не только апельсиновым светом, но и трелью обитателей долины у подножия Уррихи.
Ленивый рассвет широкой ладонью разгоняет тени просыпающегося Азаратха, долины, обители хикки, и ты с изумлением наблюдаешь, как терпеливый художник преображает мир вокруг тебя: покрывается медовой оболочкой Амбадосар, чьи волны крикливо выплескиваются на занятый тюленями берег; янтарным блеском отливают шапки, сотни лиг снега, куда только может упасть твоих глаз.
И вот ты чувствуешь необыкновенное возбуждение, готовое вырваться на свободу. Нет-нет! Не для того ты выбрался из гнезда аланредеки, не для того, чтобы умереть от охватившего всё естество счастья. Не для того проделал длинный мглистый путь в уррихских тоннелях, опутанных фосфороцестирующим покрывалом пещерных облаков, где шумливые сверчки затягивают в унисон свою вечернюю песню.
Вопреки воле королевы-аланредеки птенец, опьянённый свободой, вдыхает морозный воздух. Предвкушение стремительного полёта растекается по жилам крыльев. Подобно маленьким бабочкам пушистые крылья рассекают правильные формы, образующие кошачий глаз на каждом крыле, и эти глаза расширяются, когда ты их расправляешь.
Ещё вчера ты был заворожен танцами самок. Их грация и изящество пленили корртле. Ты наблюдал, как эбеново-лазурные крылья Никхьи рисуют в воздухе полотно мироздания. Никогда прежде не видел ты перед собой такой внеземной-неистинггролльской красоты, взгляд жадно скользил по её стройному телу.
Покрытые лёгким пушком крылья расправились, плавно повернули влево, а затем изящным движением словно прорезали стену тронной пещеры. Взрослые хикки с насестов одобрительно кивали. В двадцати футах над полом пещеры они улыбались и вспоминали, как сами много лет назад становились корртле и искали самку на долгую жизнь.
От Никхьи исходил чудесный притягательный аромат, вскруживший голову – смесь феромонов, мускуса и пряностей. Пришло время закончить древний ритуал, ты встрепенулся. И едва не выскочил из церемониальной комнаты. Необъяснимый страх сковал члены, присутствие самки превратилось в мозгу в беззвучный крик.
Видя замешательство, Никхьи медленно подошла вплотную. Её крылья веером прикрыли дорогу назад. Рубиновые глаза, не отрываясь, смотрели тебе прямо в лицо. От неё исходила дрожь возбуждения. В воздухе словно висело грозовое облако: под прерывистое дыхание она готова наброситься на тебя и наконец закончить ритуал.
Что произошло дальше, почти не помнишь. Однако икры ног и мышцы таза всё ещё напоминают, как Никхьи тёрлась о пах, постепенно ускоряя темп. Потом бежишь - сам не зная от чего, и приходишь в себя только тогда, когда тоннели выводят на утёс, открывающий вид на Азаратх.
Оранжевый рассвет причудливо осветляет краски долины, цвета смешиваются и меняются по мере того, как восходит Эдигха. Несмотря на жгучую боль в глазах, не отводишь взгляда от восходящей звезды. Это первый твой рассвет, вертикальные зрачки щиплет нестерпимой болью. Этот момент навсегда запечатлится в памяти.
Настал момент встряхнуть затёкшиеся конечности: расправить крылья и полететь навстречу незнакомым мирам. Когда-то аланредеки вместе со всем народом хикки обитал на поверхности. Но прошли века, и мирных аланредеки  оттеснили в холодные горы.
Ты стоишь на краю высокого обрыва и испытываешь необыкновенное волнение от того, насколько незаметен в просторах всего, что окружает. С этим чувством уносишься вниз, планируя осторожно, в потоках утренней свежести на фоне медового рассвета. И прежде чем нырнуть в воздушную яму, высматриваешь снизу свободный простор для приземления, не занимая чужих границ, широкую полосу у самого берега, занятую визгливыми тюленями. Вот проносится мимо стая вертушек, хищных мелких птиц, чудом не пробивших крылья. Их стремительность бортового залпа зажигает внутри тебя огоньки зависти, отчего крылья делают долгий продолжительный взмах, точно рывок на морской глубине, и тело стрелой уносит вниз. Шоколадные глазки тюленей лениво проводят взором твое приземление. Самки прижимаются к подбородкам самцов, прикрывшись длинными подобно канатам усами. Защитники гаркнут что-то на своём наречии. Ветер уносит их восклицания, тревожа зеркальную гладь Амбадосара, янтарные блики мерцают по всей поверхности озера.
Покрытая красной травой земля пушистым ковром встречает твое приземление, заросли ежевики тянутся к ногам. Ты отступаешь на пару шагов, придавливая хищно оскалившиеся стебли. Впереди манит чистая как у отшлифованного кристалла оранжевая гладь озера. Медовые воды неторопливо стекают с перьев, приятный холодок в теле бодрит застоявшиеся мышцы. Когда уходишь в воду, делаешь один взмах и летишь в каких-то дюймах от резвящихся волн. Вкус воды Амбадосара до глубины души поражает — леденящий, освежающий напиток богов, заставляющий глотать всё больше и больше сладкого нектара.
Минул полдень; прикрытый тенью от куста сонной ежевики, наслаждаясь сочными сытными ягодами, ты лениво считаешь цепочки ватных персиковых облаков, и пропускаешь момент, когда небольшая тень проносится мимо тебя. Что это? Неужели чьи-то крылья рассекают воздушные заводи, проносясь сквозь перистые заросли, растекающиеся по шоссе бесконечного небосвода? До боли знакомые очертания приобретают чёткую и выразительную форму народа хикки. Никхьи?
Кровь приливает к вискам, по всему телу разносится барабанная дробь ударов сердца, от волнения дрогнут и ноги, и только через несколько мгновений вернется холодное спокойствие. Скоро понимаешь, что летит не Никхьи. Крылья самки переливаются золотом, длинная упругая грудь, болтаясь на весу, свисает вниз. Она приземляется прямо напротив, ничуть не страшась. Длинные волосы искрятся оттенками белого, пухлые губы растянуты в приветливой озорной улыбке. Апельсиновые глаза, широкие, с длинными ресницами, отражают эдигхин свет в сияющих перламутровым блеском зрачках. Не простое чувство сковывает и затуманивает разум твой. Весёлый, словно звон колокольчиков в летний праздник, смех самки звучит как любимая для ушей песня.
Она прикладывает палец к твоим губам, и ты слышишь её имя - Анайи.
Ты прокручиваешь её имя у себя в голове, как бы пробуя его на вкус, и оно тебе нравится.
Влюблённые голубки, воркуя, несутся над облаками быстрее ветра. Ты лишь мельком бросаешь вниз взгляд на скрывшееся позади озеро, фруктовые поля, тянущиеся сразу после него, дебри тростниковых лесов, торчащие на много лиг полёта.
У Аннайи подвижные мягкие губы. Чуть раздвинув их, прокусаешь каждую губу по отдельности, зачарованный и притянутый как магнит их головокружительной сладостью. Мягкие груди помещаются в каждой руке. От этих прикосновений она, как и Никхьи ранее, издает стон, звучание которого придает ещё большую смелость. Трава под вами шевелится и поет заунывную вечернюю песню.
Эдигха склоняется к западу. Когда вы лежите, убаюканные, завёрнутые точно в кокон в объятия друг друга, опускаются ранние сумерки. Аннайи, укрытая одеялом твоих крыльев, мурлычет, когда без остановки водишь пальцами по бархатистой коже её спины, от позвонков до упругой ягодицы. Её дыхание заметно учащается, становится громче, когда пальцы сжимают соски. Вокруг вас трескается уносящее в миры грёз забвение – Аннайи недовольно хмурится, вертит головой. Понимаешь, что ей пора уходить. Уйти к своему народу, оставить тебя в одиночестве. Губы сливаются несколько раз в прощальных поцелуях.
На закате дня ты и оранжевая Эдигха опускаетесь, чтобы встретить крепкий сон. Мыслей нет, и мир снов, где сбываются многие неосознанные и неисполнимые мечты, накрывает беззвёздной ночью.
Когда первые полосы восхода бенгальским огнём зажигают горизонт,  ты открываешь отдохнувшие веки. Встревоженный, резко приподнимаешься на локтях и глубоко вздыхаешь. Аннайи.
Ленивое небо отражается в зеркальных водах Амбадосара. Утренний июньский ветерок навевает в голове образ Аннайи, округлые щёчки на её лице, когда она улыбается при встрече, когда Истчинг-Гролл приоткрывает чудесные тростниковые леса за долиной Азаратх и широкие, усыпанные фруктовыми кустарниками поля на многие лиги к юго-западу.
Как сделать её своей? Властвует ли над ней королева? Как завоевать, заполучить раскрывающийся с рассветом благоухающий жизнью цветок лотоса? Множество вопросов не даёт покоя, когда не знаешь, чего ждать. Беспокойство и нетерпение как паразиты-личинки сжирают всё изнутри. Это присуще существам эмоциональным – их неусидчивость мешает спокойно жить повседневной, стабильной и умеренной жизнью, без затруднений преодолевать сложности, которые могут встать на пути к достижению любой цели. Вспыхнуть резко как костёр либо медленно сгорать церковной свечой – удел эмоциональных, с этим ничего не поделаешь. По этой причине, познав горечь разлуки, медленно сходишь от ожидания с ума.
К полудню утоляешь голод. Аланредеки славятся умением охотиться, поэтому пара тушек кроликов, подвешенных на палке от цинскового куста, вокруг камней, приготовленных заранее, в течение получаса коптятся на костре в пятидесяти футах от песчаного берега. Пробуждающий аппетит аромат растягивает узел голода. Жир от тушек зверьков капает на сплетённую утром из веток ежевики тарелку. Ты надеешься, что Аннайи к этому времени будет рядом и разделит трапезу, но ни к полудню, ни после - ничего кроме светлых воспоминаний не напоминает о красавице хикки.
Время идёт в раздумьях. Жизнь под Эдигхой сильно отличается от жизни под Уррихи, и множество всего незнакомого вокруг позволяет радоваться открытиям. Многим вещам даешь свои названия.
И вот среди оранжевых небес мелькает точка. Она несется очень быстро. Ракетный залп приближается три минуты, за которые понимаешь, что жизнь в опасности.
Если самка не дала обета брака в вечности, самцы за нее борются. это летел выставлявший свои права на Анайи самец. Ты на собственном горьком опыте знаешь, как опасно вставать на пути у взрослого хикки. Зрелищные бои, проходящие несколько раз за месяц в дуэльной пещере, не могли не поразить захватывающей дух эффектностью танцев, впечатлить молодых птенцов и заставить раскрывать рот от сопереживания. В боевом танце аланредеки словно острым клинком громко рассекается воздух. Есть шанс ранить крыло, можно и умереть. Но одно дело смотреть на поединок, навевающий волнение, и совсем другое - участвовать в нём, полагаясь на собственные силы, с одним желанием - победить во что бы то ни стало. Не бороться за Аннайи, поджать хвост как трусливый заяц, нельзя. Сердце зовет ринуться в бой. От этого зависит твоё будущее, твердишь себе, и спасовать перед страхом означает потерять всё то ценное, что ты приобрёл. Жизнь лишь отчасти складывается из кирпичиков приятных неожиданностей и сюрпризов, главное, оставить всё это при себе, в своей скромной обители, рядом с собой и в своём сердце.
Поэтому когда появляется возможность разглядеть противника в мельчайших деталях, когда расстояние между ними сокращается до какой-то сотни футов, твои мышцы реагируют молниеносно, крылья складывают мозаикой кошачий глаз, преследуя ветер, свистящий в ушах. Вслед за соперником искрится необычайно яркая радуга, обозначающая траекторию его полёта. Огромные крылья хикки из синих становятся красными, затем из красных зелёными. В следующий миг две многоцветные молнии столкнутся посреди ясного оранжевого неба, и после тотчас грянут гром, как во время летней грозы, смешивающий все звуки в единый рингтон; треснут рёбра и перехватит дыхание, когда кулак хикки врежется в область сердца. 
Полёт, контролируемый до этих пор, сбивается за короткое мгновение. Над головой проносится знакомая тень, пикирующая радужной стрелой, чья скорость и сила превосходят птенцовую прыть и затмевает смелость насилием. Один взмах спасает от режущего удара радужного крыла, метящего в артерию. Когда хикки разворачивается к тебе лицом, в глазах его горит злобный персиковый огонь, в них читается заявление, что Аннаийи его, и ничья больше. Для корртле, прошедшего ритуал, отпираться поздно.
Очередной взмах, тянущий корпус вниз, отбрасывает его на пару футов. Сальто назад, удар в подбородок. Врага кидает камнем навстречу твёрдой земле. Сердце стучит отбойным молотком и вибрирует едва стерпимой болью, затрудняя и без того прерывистое дыхание. За падающим противником угнаться нелегко, земля притягивает его всё вниз и вниз, но ты, сложив крылья, устремляешься перехватить нокаутированного хикки. Зачем это делать, думать некогда.
Как под лупой на карте постепенно увеличивается ландшафт, расширяются поля, озеро и тёмным штрихом вырисовываются кустарники и деревья. Падение в режиме свободного полёта дает необыкновенную лёгкость, если забыть о последних секундах этого полёта в далёкую бездну. Остаются считанные секунды до рокового шлепка, ты пытаешься ухватиться за хикки, но пальцы дырявят сухожилия на крыльях соперника, от которых перья словно осенние листья ветром разносит по всей округе.
Проходит какое-то время, прежде чем приходишь в себя, удивлённый, в объятиях Аннайи, укутанный теплом её тела и золотыми крыльями. Губы красавицы хикки напевают звучную оранжевым небесам и богиням прекрасную мелодию, уносящую в туманы снов.
Это и есть счастье.
Ангелы продолжают безмолвно парить в янтарном небе.

(в редакции 2016 г.)
2013