разговор

- Привет, - говорю я и протягиваю ладонь. В ней тоблерон, предпоследний в этой жизни, вероятность утверждения велика, как самомнение моей бывшей. Свидимся в аду.

Она маленькая, моргает и не приближается. Облизывается. Я не боюсь, она совсем маленькая. И на удивление живая. Совсем.

Очень черные волосы, очень синие глаза. В другой жизни я видел море. Оно серо-зеленое, с пеной и радужными разводами. Не хотел бы вернуться. Там плавали трупы. И надежды.
 
Очень синие. Лучше чем море.

- Меня зовут Джим, - я откусываю кусочек и протягиваю батончик снова. – А тебя?

Если где-то за горизонтом и случается осень, то не здесь. Три мертвых вороны никогда не взлетят. Вечнозеленая плесень и стены в силуэтах дней. Смех? Какой еще смех, ****итесь.

Неуловимым движением она выхватывает лакомство и отпрыгивает. На шаг ближе, чем раньше. Я улыбаюсь. Она смотрит исподлобья и жует. И почти. Точнее делает попытку. Ничего, милая. Не все происходит сразу. Однажды она улыбнется. Дождик? Нет, этот нет.

Я отворачиваюсь, сажусь на груду выбитых из стен неравномерностей, ложу автомат на колени. Пот впитывает пыль образуя цемент. Я – голем. Меня нельзя сьесть. Им бы еще намекнуть. Зубастым. Смех? Колокольчики. Душно.

Смотрю вдоль останков улицы и жду. Не реагирую на шорохи за спиной. Через четверть часа она пристраивается рядом. Губы в шоколаде.

- Живешь тут? – киваю я. – Не скучаешь?

Ждать это моя профессия. Одна из них. Смотреть в прицел и ждать. Иногда недолго. Она – молчунья. Она молчит.  Мы по очереди отхлебываем из фляжки. Вода теплая, пыль на зубах хрустит.

Кто и как, я не задаю вопросов. Слишком много видел. Всякое случается. В предыдущем не верил бы в две трети. Но сейчас – настоящее.

Я не уверен в здешнем закате. Он достаточно багрян, чтобы подозревать недобрые намерения. Раньше они всегда ждали темноты. Франи рассказывала, что бэты эволюционируют слишком быстро. Для известных биологам величин. Для оставшихся в живых биологов это представляется интересным фактом. Немногих уцелевших мозгляков. Я бы сказал, что мне похуй, но вы и так знаете. Кстати. Франи больше нет. Совсем. Свидимся где-то там. Смотри выше. Возможно и мозгляков нет. И базы. Радио-тишина. Давно.

Иногда Джим ловит себя на мысли, что не прочь поговорить с собой. Встать у чего-нибудь, представить зеркало и высказать все, копилось -  накопилось. Грязный, небритый, прихрамывающий,  с авто-заштопанным легким и крест-накрест скотчем прихвачеными надрезами. Швы удел мечтателей. У них есть время смотреть в небо и придумывать названия звездам. Стежок к стежку. Петелька к петельке. Чтобы умереть с кишками внутри, как и придумал господь. Где ты, кстати, волосатая задница. Не выходишь на связь. Совсем.

Я мог бы многое порассказать. Мог бы. Но не стану. Так всегда бывает – ты начинаешь «жили-были, однажды, давным-давно», а в конце всегда «поебались и умерли, причем не одновременно, поэтому она поебалась еще с другими, прежде чем». Ну вы знаете как это бывает. Не вечная штука любовь, да и, сука, выдуманная. Патент на изобретение, баюшки. А между в начале и конце всегда – стрельба и танцы под патефон. Какие-то второстепенные герои всегда умирают, какие-то главные – тоже. Все умирают. Просто в самом конце кто-то ****ся немного дольше. Перед смертью.

Все наши кверху брюхом. Кое-кто раздулся и лопнул, прекрасно, что ветерок гонит запахи в сторону, где раньше был запад. Я не любитель гниющего мяса. Костей. Потрохов. Приложи батарейку и сделай человечка. «Встань и иди». Да, сейчас, только высморкаюсь. Не выходишь на связь – отьебись.

Скоро совсем стемнеет и бэты выползут жрать. И кто-то из них отправится прямиком куда-то там. Я думаю не на небеса. Не представляю что им там делать. Даже если все мы создания господа. Смех? Пожалуй. Мне тоже смешно, малышка.

Сначала я стреляю дротиками. Он впивается в тушу и после разрывает на куски. Кем бы они ни были. До них полтора километра, ветер от гнезда  и мне слышны только хлопки. Рано или поздно они сообразят и учуют стрелка. Рассредоточатся полумесяцем и пойдут в атаку. Я видел это десятки раз реалити. Нас было больше, мы были живее. Я откладываю винтовку и прикидываю отход при неудачном раскладе. Мне снова есть кого терять за спиной. Придется не рисковать и все делать аккуратно. И наверняка. Крупнокалиберник на турели привычно жужжит вправо-лево. Мы готовы. Луна протирает линзы. Звезды затаили дыхания. И они идут.
 
- Джим, - слышу я сзади. Нежный тоненький голосок. Колокольчики. Ждать моя профессия.

- Все будет хо… - и вы уже знаете, что я обернусь, правда? Зубки. Очень много зубок. И очень синие глаза. Лучше чем небо. Днем. Франи говорила, что они быстро эволюционируют. Ее больше нет. Совсем. Если вас это утешит – я знал. Смотрите выше. Однажды, улыбка, конец. Франи, скоро свидимся. – ..рошо, милая.

Бэты всегда облизываются перед едой. Очень симпатичная. Видимо такими они и будут. С шоколадом на губах. И при свете солнца.

- Давай, - хмыкаю я и сдергиваю шлем. Расшнуровываю бронник и обнажаю горло. Совсем маленькая и живая. Да, нас больше не будет. Кого они станут есть после. Я не мозгляк из лаборатории, но этот вопрос почему то задался. Она кивает.

- Будет  больно, в начале, - говорит она. – Немного попью, ладно? И ты не последний.

Они тоже задали этот вопрос. И нашли ответ. Я вспоминаю глаза животных с фермы. Мое детство. Нас будут беречь. Селекция. Лучшие особи. Восстановление популяции. Еды.

Или мы можем отправиться в ад вместе. Достаточно взять в руки термитку и вырвать чеку.

Если ваше лицо не обнимают маленькие нежные ладошки и очень синие глаза не баюкают вас в небе. Лучше чем небо. И оно читает мысли.

Смех. Колокольчики. Ее зовут Кира и она улыбается.

И была боль. В начале.