Злая кукла

             
     Шел 1991- й год. Наш брак с Ксюшей, жившей с ребенком у своих родителей,  разваливался. Она уже бросила мне в лицо жестокие слова: «Ищи другую женщину!»  Меня мучили одиночество и  депрессия.   Только какая-нибудь встряска, какое-нибудь приключение могли повысить  мой жизненный тонус.   Чтобы  увеличить концентрацию  серотонина в крови, я готов был даже нарушить нравственные нормы,    принятые на нашей кафедре.   

      В это  нелегкое для меня время (дело было в октябре)  ко мне  подошла  Игнатова - заведующая кафедрой русского языка на узбекском отделении, красивая, яркая женщина, одетая в зеленый бархатный костюм, больше похожая на актрису, чем на преподавателя вуза. 
- Николай Сергеевич, - проговорила она доверительным тоном, - одной хорошей студентке-заочнице нужно поставить  зачет по стилистике. Она переводится из Липецкого пединститута. На кафедре  зарубежной литературы кто-то сказал, что вы зануда, но я этому не верю. Я им говорю: «Что вы ерунду говорите!».
   Слова о занудстве меня больно задели, хотя я и понимал, что   Игнатова пытается манипулировать мною. Меня охватило благородное негодование, но я сдержался.
- Пусть считают, - проговорил я спокойно, - Это их право.
-Поставите? Ведь она уже сдала в Липецке.
- Пусть подходит.
- Ее зовут Дубинина  Маша.

    Разговор с Игнатовой испортил мне настроение: из головы не выходили ее слова  о том, что кто-то считает меня занудой.  «С каких это пор принципиальность расценивается как занудство? - думал я. - Кроме того, я всегда открыт для разумного компромисса. Кому из преподавателей я отказал?  Никому. Почему же обо мне сложилось такое мнение?»
     В этот же день после второй пары ко мне подошла хрупкая, модно одетая студентка. На ее лице сияла улыбка.
-  Я Дубинина. Светлана Сергеевна говорила вам обо мне, - проговорила она  пронзительным  голосом, дисгармонировавшим с ее  миниатюрным обликом.
Прозвенел звонок. Мне нужно было идти на занятия.
-Подойдите ко мне  после этой пары, - сказал я.
Через два часа она зашла в аудиторию, в которой я проводил занятия и в которой еще оставались студенты, ожидавшие очередного занятия.
- Садитесь, - пригласил я.
На ее маленьком лице снова засияла  улыбка - кокетливая, интригующая. Девушка  была довольно смазлива. Я попросил «экзаменационный лист». Щелкнул замок дамской сумочки, и «хвостовка» легла на стол. Я уже хотел вписать в нее  «зачтено», но до неестественности  кокетливое  выражение лица моей собеседницы  побудило меня затеять с нею разговор. Ручка оторвалась от бумаги.
- Где вы учились? - спросил я.
Дубинина охотно рассказала о  своей студенческой одиссее.
     Она начинала учиться в нашем  институте, но  он ее не устроил.
- Не тот уровень, - проговорила она с презрением. - К студентам  здесь относятся как к людям второго сорта.
    Она привела два-три примера, как студентов, ее бывших однокурсников, подвергали унижениям.
Я из вежливости поддержал ее:
- К сожалению, у нас господствует авторитарная система.
   Разочаровавшись в нашем институте, Дубинина перевелась в Липецк, где проучилась целый год.
- А в Липецке лучше? - поинтересовался я.
- О, там совсем  по-другому. Там в студенте видят человека. А здесь - бессловесное животное.
   Столь критическое отношение к нашему институту меня покоробило.  Я не мог дать в обиду свою альма-матер:
- А почему же вы не стали там учиться, если там так хорошо?
-У меня ребенок.
- Понятно. Да и муж, наверное, не пускает? - я ловко выуживал информацию о ее семейном положении.
- Нет, мужа я прогнала, -  она механически  засмеялась.
«А не  назначить ли ей встречу? - промелькнуло в моем сознании. - Интересный экземпляр для психологических наблюдений», - подумал я. 

   Мы коснулись и других тем. Ее суждения поражали  категоричностью и абсурдностью.
Я набрался смелости и спросил:
-  А что вы делаете по вечерам?
-А что? Вы хотите назначить мне свидание? - спросила она кокетливо.
    Ее громкий театральный голос разнесся по всей аудитории. Я  сжался в комок.       
    Студенты подняли головы. На их лицах  вспыхнуло удивление.
  - Нет, не свидание, - я пытался  нейтрализовать слова Дубининой. - Но почему бы нам когда-нибудь не пообщаться?
- Можно, - согласилась она. - Например, в парке, когда я гуляю с ребенком.
- Можно и в парке. В парке сейчас хорошо.
- Запишите мой телефон.
   Она продиктовала  номер, а я записал его на листке  (дома я перенес цифры в записную книжку).
     Когда разговор закончился, я, наконец, поставил зачет. Положив зачетную книжку в сумочку, она гордо удалилась из аудитории.
   Прошло дней пять после этого разговора. Наступило воскресенье. На душе было тоскливо.  Я не знал, что делать, где искать спасение. И тут в памяти всплыл образ Маши Дубининой. «А не позвонить ли ей?- подумал я. - Если сейчас не позвоню, то потом будет поздно. Промедление, как известно, смерти подобно. Она забудет про меня, про наш разговор».
      Я набрал  ее номер, воспользовавшись телефоном-автоматом, висевшим на стене общежития.
  - Кто это? - послышался в трубке резкий женский голос.
 - Николай Сергеевич. Помните?
- Конечно.
- Погода сегодня хорошая. Может, встретимся, погуляем?
-Сейчас не могу. У меня гости. У сына день рождения, -  возбужденно проговорила трубка.
-Ну, конечно, конечно. Встретимся в другой раз.
-Давайте встретимся часов в восемь. Позвоните в семь часов.
- Хорошо.
    Трубка запищала.
В условленное  время я снова набрал номер.
- А, Николай Сергеевич! Давайте встретимся на остановке троллейбуса. По «семерке».    
   Остановка «Восход». Там есть телефонная будка. Только я буду немножко пьяная.
-  Это даже хорошо, - сказал я, демонстрируя широту взглядов. 
   В назначенное время я пришел на остановку. Дубининой не было. Минут через пятнадцать я зашел в телефонную будку, набрал номер. В трубке раздавались короткие гудки - телефон был занят. «С кем-то разговаривает, - подумал я. - Пунктуальность, очевидно, не относится к числу ее достоинств». Я вышел из будки и от скуки  стал прохаживаться вдоль остановки. Было темно. Троллейбусы останавливались, забирали пассажиров и ехали дальше, освещая дорогу фарами.  Минут через десять я увидел, как к остановке приближаются два женских силуэта. Одна из женщин была похожа на Дубинину. Я до предела напряг память: «Она или нет?». Я видел  ее только один раз и в темноте в другой одежде мог не узнать. Женщины направились ко мне.
- Добрый вечер, Николай Сергеевич, - проговорил  пронзительный голос, который трудно было спутать с другими голосами. - Познакомьтесь. Это Татьяна.
   Татьяна, высокая, симпатичная девушка (что можно было заметить даже в полумраке)  посмотрела на меня приветливо. Дубинина  неожиданно стала меня рекламировать:
- Николай Сергеевич. Без  пяти минут  доцент.
  Эта фраза меня покоробила, но я не стал  опровергать утверждение Дубининой, я лишь спросил:
-Откуда  вы располагаете  этой не совсем точной информацией? Наверно, вам рассказала Светлана Сергеевна?
-А кто же еще!
Эта реплика меня насторожила: «Значит, они обсуждали мою персону». Мне стало не по себе. 
- Давайте немного проводим Татьяну, - предложила Дубинина.- Уже темно.
  Я торопливо согласился:
-Конечно, конечно, сочту за честь.
Дубинина  бесцеремонно  вцепилась в мою правую руку, видимо, демонстрируя подруге  тесные отношения с «без пяти минут доцентом», и мы пошли с нею «под ручку». Татьяна шла рядом отдельно от нас.
    Дубинина болтала без умолку. Она рассказала, как мило они с подругами посидели за столом.
-У нас был девичник. Мы вчетвером выпили две бутылки коньяка и две - шампанского, - хвасталась она.
  Она была так пьяна, что  у меня не возникло никаких сомнений в правдивости ее слов.
  Мне показалось, что она ждет от меня  восхищения. Я не мог обмануть ожиданий девушки.
- Как вам удалось  достать коньяк?   - спросил я.   
-Доставать не пришлось. Это подарок, - произнесла Дубинина надменным тоном.
Ее прямо-таки  распирало от гордости.
- Сколько лет сыну? - поинтересовался я.
   -  Сегодня два года исполнилось, - сказала Дубинина и стала восторженно  рассказывать о  нем. Если верить ее словам, то он  был просто гениальным ребенком.
     Когда мы проходили мимо гастронома, Дубинина спросила:
- Извините, вы не курите?
- Нет.
-А мы курим. Зайдемте в магазин. Надо сигарет купить.
-Я угощаю, - сказал я.
- Хорошо,  - как-то очень легко, охотно согласилась Дубинина, хитро подмигнув подруге, не попытавшись даже из вежливости отказаться от моего предложения.
    Мне сразу стало ясно, что посещение гастронома - заранее разработанная операция, цель которой - заставить меня раскошелиться.
   Мы подошли к сигаретному отделу. На полке стояли сигареты двух сортов - «ТУ»   и «Консул».
- Вы какие курите? - спросил я у девушек.
Разумеется, Дубинина, как настоящая аристократка, отдала предпочтение дорогому «Консулу». «Не купить ли две пачки? Это произведет на них впечатление», - подумал я, но после некоторых колебаний ограничился одной. Принимая пачку, Дубинина улыбнулась и поблагодарила за подарок.   
      Пока мы дошли до дома Татьяны, мои спутницы выкурили по сигарете. Дубинина  жадно затягивалась дымом, медленно выпускала его изо рта.
   Из разговора выяснилось, что Татьяна развелась с мужем и одна воспитывает сына. Мне она нравилась больше, чем Дубинина. Я предпочел бы провести вечер с нею, но, увы,  женщин на свидании не меняют. 
     Когда  Татьяна скрылась в подъезде,   я почувствовал какое-то внутреннее оживление. Моя рука нырнула под  руку Дубининой, и мы пошли в обратном направлении. Она играла первую скрипку в нашем разговорном дуэте. Меня коробили  ее вульгарные словечки, грубый и резкий тон, ее цинизм.
     - Работать? - говорила она в сильном возбуждении. -  Нет, фигу. Пусть муж работает, пусть муж обеспечивает семью.  Мое дело - ребенок и ночная баня. 
«Что она имеет в виду под «ночной баней? - недоумевал я. - Секс, что ли?»
   Я слушал ее и ушам своим не верил. Ее  монолог  был похож на пародию, но она произносила слова без тени иронии, с пафосом. Ее высказывания  пугали, у меня даже появилось желание  поскорее ретироваться, но я заставил себя продолжить наблюдения над столь необычным объектом.
   - Мне нравится ваша прямота, - сказал я. - Другие кривляются, лгут, говорят, что материальные блага для них второстепенны, а вы говорите без всякого ханжества.
-  А пусть они попробуют без материальных благ! - воскликнула она гневно. - Пусть попробуют! - повторила она с еще большим  эмоциональным накалом.
-А кто ваши родители? - поинтересовался я.
-Мама - директор универмага «Везельск», а папа - простой работяга.
«Теперь ясно, почему ты такая меркантильная и циничная, - подумал я. - Это результат влияния мамы».
   Теперь мне стало ясно, почему Игнатова опекала Дубинину: благодаря ее матери она, модница,  имела  доступ к дефицитным вещам.
-Ты живешь с родителями? - спросил я.
- С отцом.
- А мать?
-Ушла. Она живет с тридцатидевятилетним мужчиной.
- А сколько ей лет?
- Сорок девять.
- Солидная разница.
     - Да. Она ему квартиру сделала, машину купила. Теперь гараж делает.
- Многовато тратит на него. Тебя не обижает?
     - Меня трудно обидеть.  Сегодня она купила себе костюм.  Я ей говорю: «Это мой» - и конфисковала его, - Дубинина засмеялась. -  Нравится?
На ней был добротный  элегантный костюм зеленого цвета.
- Отличный костюм, - сказал я. - У твоей матери тонкий вкус.
   Она говорила сбивчиво, прыгая с темы на тему. За нитью ее рассуждений, рассказа трудно было уследить. Законы логики для нее не существовали. От напряжения моя голова отяжелела.
- Я хочу сейчас одного - рюмку коньяка. Не допила, - громко проговорила она и захохотала.
- У меня дома нет коньяка,  но у меня есть водка. Если хочешь, пойдем выпьем.
- Не люблю водку. Ну ладно, пойдем.
   Я понимал, что Дубинина из-за сына не сможет остаться у меня на всю ночь, а значит, до закрытия общежития она должна будет покинуть мои райские кущи. Чтобы подольше побыть с нею в интимной обстановке, я старался идти как можно быстрее. Она же передвигалась черепашьим шагом. Между нами завязалась скрытая, но упорная борьба. Я  тащил ее за руку вперед, она упиралась, тянула назад. Впрочем, наш поединок не мешал ей продолжать бессвязный рассказ, начиненный неправдоподобными, абсурдными эпизодами.
  Она училась в Липецке, но потом почему-то оказалась в Москве. В какой московский вуз она поступила, я так и не понял, но, если верить ее словам, она вращалась в артистических кругах.
   В Москве к ней, по ее словам,  приставал сам Колягин - популярный актер театра и кино.
  - Маша, Маша, - говорил он, а Дубинина смеялась над ним и шлепала по лысине.
  - Колягина? - изумился я.
  Она подтвердила.
 - Почему у тебя лысина, Колягин? - спрашивала Дубинина  и снова шлепала.
А Колягин рассыпался в комплиментах...
Я порадовался, что у меня достаточно густая шевелюра,  и значит, мне не грозит сотрясение мозга.
    Разумеется, я ни йоту ей не поверил ее россказням. Незадолго до встречи я видел фильм, где Колягин играл роль интеллигентного инженера, который развелся с женой и ушел к другой женщине. Обе любят его страстно. Не только герой фильма, но  и сам актер умен, обаятелен. Неужели он, кумир сотен женщин, стал бы домогаться тела этой весьма примитивной девицы?
    Она напомнила мне  Хлестакова, который  заявлял, что он на дружеской ноге с Пушкиным. Но даже  персонаж гоголевской комедии в своих фантазиях был скромнее. Он  ведь не хвастался тем, что таскал великого поэта за черные африканские кудри.
   Я догадался, что у нее наблюдаются серьезные психические отклонения.
   Когда-то она  работала в школе для умственно отсталых детей. Когда - понять было невозможно: хронологическая последовательность полностью отсутствовала в ее повествовании. Надумала уходить. Похоже, в это время она собиралась поступать в педагогический институт. Ей дают характеристику: «такая - сякая».
  -  Ну давайте, давайте, - сказала Дубинина завучу с угрозой (рассказывая, она воспроизводила интонации).
   Завуч почему-то не отдала документ сразу, а когда на другой день Дубинина пришла за ним, она получила другую - изумительную - характеристику.
 - Нет, вы мне ту дайте, - потребовала Дубинина.
 - Какую ту? - испуганно спросила завуч.
 - Ту, что вчера показывали.
- Эта и есть  та.
- Не морочьте мне голову. Вы мне ту дайте!
Мне стало стыдно за Дубинину. «Зачем было устраивать сцену, - думал я. - Получила то, что нужно, и улепетывай, пока не передумали».
- Не отдала ? - спросил я.
- Нет!
«Ничего удивительного, - подумал я, - они готовы были дать тебе характеристику заслуженного учителя и даже представить к правительственной награде, лишь бы от тебя избавиться». Показывая Дубининой плохую характеристику, завуч хотела всего лишь попугать ее, пощекотать нервы,  но  надо признать, Дубинина переиграла администрацию. Она заставила самих руководителей школы трястись от страха: требуя «ту» характеристику - характеристику,  с которой ее не приняли бы даже в дворники, а не то что в студенты, она,  в сущности, угрожала остаться работать в школе.
 - Вы преподнесли им хороший урок, - сказал я серьезным тоном. - Впредь неповадно будет унижать молодых специалистов.
    Нас обогнал студент с нашего факультета. Узнав меня, он обернулся и сказал, улыбаясь:
-Здравствуйте,  Николай Сергеевич.
- Как хитро он улыбнулся, - проговорила Дубинина, начинавшая, видимо, трезветь. - Подумал, наверно: «Ну и Николай Сергеевич», - произнесла она укоризненно, осуждающе покачав головой.
Я из вежливости засмеялся.
Мы подошли к общежитию. Возле него, несмотря на позднее время, было светло, как днем: из десятков окон лился яркий свет.   Дубинина остановилась:
-Подождите, я покурю.
     Мне не хотелось останавливаться: жильцы, среди которых было немало преподавателей, могли увидеть меня рядом со студенткой.
- Давайте покурим в комнате, - предложил я.   
- Здесь воздух свежий. Люблю курить на свежем воздухе, -  громко сказала она, привлекая внимание прохожих.
  Когда мы шли по коридору, у меня было такое чувство, будто я нахожусь под обстрелом противника на минном поле. Дубинина же не испытывала ни малейшего смущения.  Каблучки ее туфелек так громко стучали по полу, что вахтерша резко повернула голову в нашу сторону, а моя соседка Вика, стряпавшая на кухне, посмотрела на нас изумленными глазами. Я пожалел, что привел Дубинину  в общежитие, но путь к отступлению был отрезан, мосты сожжены.  Я постарался поскорее  укрыться в блиндаже своей комнаты.
   Я открыл бутылку водки и налил две рюмки.
  -Я водку не буду пить. Не люблю. Я пью коньяк, - напомнила  гостья.
«А какого ж черта ты пришла ко мне. Я же предупреждал, что у меня нет коньяка», - зло подумал я. Она все больше и больше меня раздражала. Чтобы поднять настроение, я почти без перерыва выпил три рюмки. Разговор между нами продолжился. Оказавшись в моей комнате, она бесцеремонно перешла на «ты»:
   - Слушай, не возражаешь, если я тебе вопрос задам?
    Я понял, что она начнет расспрашивать меня о личной жизни.
   - Нет, если можно, то лучше не надо.
  Помолчали. Закрутилась пластинка. Жанна Бичевская пела белогвардейские песни.
   - Люблю Бичевскую, - проговорила Дубинина.
   -Я тоже. - Я старался найти хоть что-то общее у нас.
    Минут десять мы молчали, слушая музыку. Во мне проснулся циник.  «Зачем я привел эту дуру?» - с горечью думал я.
- Слушай, а зачем ты меня привел к себе? Зачем? - проговорила Дубинина грубо, взвинтившись, резко поменяв тональность  разговора.  У меня возникло такое впечатление, будто она прочитала мои мысли.
- Я же говорил: пообщаться.
- Ты был женат. У тебя есть ребенок. Ты платишь алименты. У тебя нет квартиры. А ты привел студентку!
- А ты откуда знаешь обо мне эти подробности? - спросил я, похолодев.
- Ну, раз меня мужчина пригласил, должна же я навести справки.
- И у кого же ты наводила справки? У Игнатовой?
- Да. И у  Довыденко.
«Ну и влип же я. Какой прокол! - в ужасе подумал я, - Теперь всем будет известно, что я студенткам назначаю свидания и вожу их к себе в общежитие».
   Поступок Дубининой потряс меня своей нелепостью, неадекватностью. Я ведь не предлагал ей выйти за меня замуж, я предложил ей всего лишь  пообщаться в неофициальной обстановке, а она  поставила на уши  весь институт, собирая обо мне информацию.
    Я еще больше помрачнел. Меня угнетала  мысль о неизбежности  скандала.
- Если ты знала обо мне все, то зачем пришла? Я же не тянул тебя насильно. Кстати,  дверь открыта. Ты можешь идти.
    Она не двинулась с места.
-  Сколько тебе лет? - поинтересовалась она.
- Зачем тебе?
- Ну скажи сколько. Что ты менжуешься!
- Какое это имеет значение? - проговорил я, но после непродолжительной паузы добавил: - Тридцать  пять.
- Выглядишь моложе. Я мысленно дала тебе тридцать три.
- Мне больше нравится, когда мне дают тридцать.
- Возраст - это чепуха, - рассуждала Дубинина. - Знаешь, сколько лет было моему первому мужчине? Тридцать восемь. А мне тогда было восемнадцать. Он мне в отцы годился.
   Неприязнь к Дубининой усиливалась, но нужно было поддерживать общение. Я еще раз попытался налить ей водки, но последовал грубый окрик:
- Ты меня водкой не пои! Я не пью!
- А  одеколон ты не пьешь случайно? - поинтересовался я. - У меня есть отличный одеколон - «Ожен». Мне его бывшая жена подарила на день рождения лет восемь назад. Я редко им пользуюсь.
   От скуки  я один пил рюмку за рюмкой - бутылка  на две трети опустела. Мне казалось, что я совершенно трезв, но, наверное, это было ложное ощущение.   
- Твой муж где живет? – спросил я.
- У матери своей. Я ему говорю: «Толстый, пошел отсюда» - и он уходит.
- А разводиться вы не собираетесь?
- Он не хочет.
- Почему? Любит?
-Да где он найдет такую,  как я.    
«Да уж такую дуру, действительно, трудно найти», - мысленно согласился я.
   Дубинина пересела со стула на кровать. Я подумал, что в ней пробудилась чувственность, и сел рядом. Кольцо моих рук сомкнулось вокруг хрупкого женского тела, и у меня впервые за весь вечер появилось сексуальное желание. Дубинина застыла,  и моя рука  полезла под ее новую кофточку. Я подумал, что дело сдвинулось с мертвой точки,  но настроение моей гостьи  изменилось:
 - Отстань, - буркнула она, отстраняя мою руку.
   Я  беспрекословно выполнил ее требование: с дурами опасно связываться.
 -Ты плохо одеваешься, - сказала она. - У тебя маленькая зарплата, что ли?
 -  Небольшая. Но дело не в зарплате. Сейчас негде купить хорошие вещи.
 - У фарцовщиков. Тебе нужны джинсы, хороший свитер, - поучала Дубинина.
 - Для начала я хотел бы купить хороший костюм.
 - Костюм можно через маму попробовать.
 - Хорошо бы. Я бы мог переплатить в рамках разумного. Я понимаю, что, даже работая в магазине, не так-то просто приобрести хорошую вещь.
  Разговаривая со мной, она почти не реагировала на мои реплики. Ход ее мысли  зависел лишь от процессов, протекающих в ее маленькой головке. Ее голос был пронзительно громок. Я просил ее говорить потише:
- Соседи спят.
- Боишься, не надо было приглашать! – прокричала она визгливым тоном.
- Не боюсь.  Но люди спят. Мы им мешаем.
   Мои просьбы она  пропускала мимо ушей. Несколько раз она ходила в туалет, и каждый ее выход в коридор был целым событием: грохотали каблуки, громко хлопала дверь. «Черт бы тебя подрал, - думал я - Неужели нельзя потише». У меня сложилось такое впечатление, что она сознательно стремится обратить на себя внимание  соседей.
 Когда Дубинина молчала, возникала иллюзия, что рядом со мной сидит симпатичная  интеллигентная женщина, и у меня возникало желание   погладить ее по голове и даже  поцеловать. Но стоило ей что-либо сказать,  как наваждение исчезало, и передо мной возникала грубая, глупая, вульгарная девица, с которой не хотелось иметь ничего общего.
 -Ты скажи, почему ты в общежитии живешь? – верещала она.
- Так получилось. К сожалению, у меня не было женщины, которая бы сделала мне квартиру. Не было, да и не будет. Ведь в глубине души я романтик. Я верю в бескорыстную любовь. Хочешь, погадаю? – спросил я.
- А ты можешь? – спросила она с недоверием.
    - Да.
  Я взял ее руку. Ногти у нее были неровные, вздутые, лак на них - неприятно-красный.
        - Только  я гадаю не по руке, а по глазам. – Я отпустил ее руку.
          - Погадай.
          - Судьба у тебя нелегкая. Ты будешь много страдать. У тебя будет несколько неудачных браков.
       Она изменилась в лице.
        - Ты поконкретнее, - резко  проговорила она.
        - Везде  у тебя будут конфликты. 

        Дубинина потеряла интерес к моим пессимистическим предсказаниям. Ее рука вырвалась из моей руки.
- Давай я тебе погадаю, - предложила она.
  Я протянул ей свою ладонь.
-  Жену свою ты не любил. Ты кто по гороскопу?
- Не знаю.
- Когда родился?
Я назвал год.  На меня посыпались оскорбления:
-  Ты мрачен, успеха у женщин не имеешь и никогда не будешь иметь.
  Я разозлился. Надо признать, ей удалось отомстить мне за мои мрачные предсказания.
- Чепуха!  Не зря я никогда не верил ни в гороскопы, ни в хиромантию. Ты нарисовала не мой портрет. И успеха у женщин мне всегда хватало. Другое дело: я не всегда делал правильный выбор.
- А  в каком месяце ты родился?
 Я назвал.
    Она дала мне характеристику, которая меня вполне устроила.
 - Этот портрет ближе к модели. Может, тебе позолотить ручку?
- Почему тебя считают занудой? - спросила она неожиданно.
- Кто считает?
- Игнатова и Давыденко.
Во мне закипела злость:
- Их мнение меня не интересует. Оба они придурки. У них в голове по одной извилине, не больше.
После паузы я спросил:
-А когда они меня назвали занудой?
- Я подошла к ним, спросила, как сдать стилистику. Они говорят: «К Гашкину   не подходи: он зануда, не поставит».
  -   А других доводов, фактов  не приводили?
-  Нет.
   Я  пожалел, что в полемическом запале столь критично отозвался об умственных способностях своих коллег. «Напрасно я сгустил краски, - подумал я. - Они звезд с неба не снимают, но люди вовсе не глупые. Дубинина, конечно, передаст им мое мнение об их интеллекте, и мне стыдно будет смотреть им в глаза.  Не станешь же им объяснять, что  мой выпад против них - это защитная реакция. Откуда мне было знать, что в слово «зануда» они не вкладывали оскорбительного смысла».
        Я поторопился  свести на нет свое заявление:
    - Ну, тогда я погорячился, когда назвал их придурками. Беру свои слова назад.   
   Она собралась уходить, когда часы показывали час ночи.
- Останься, общежитие  закрыто, - попросил я.
 - Мне надо домой, - завопила она. - Завтра в семь тридцать, когда проснется ребенок, я должна быть рядом.
 - Завтра утром встанешь пораньше и к семи тридцати будешь дома.
- Как ты не поймешь, что я не люблю вставать рано!
     Не хотелось беспокоить вахтершу,  но Дубинина  так бесновалась, что ничего не оставалось делать, как  подчиниться ей.
Мы направились к  выходу. Дверь была  на замке. Я стал разыскивать вахтершу - хранительницу заветного ключа: только она могла выпустить нас на улицу. На диванчике никого не было. Комната,  где по ночам  наши церберы  задают Храповицкого, была пуста.
- Наверно, она  наверху, - сказал я. - На одном из пяти этажей.
- По коридорам общежития понеслись вопли Дубининой:
- Ищи, где хочешь!
  Мы вернулись в нашу комнату.
- Оставайся у меня, - предложил я. - Спи на моей постели. Одна. Я приставать не буду. Я лягу на полу. Постелю матрас.
- Это ты сейчас говоришь. Все вы такие, - брюзжала Дубинина. - Иди ищи.
- Ладно, давай попробуем выбраться через окно.
  Дубинина долго не соглашалась, но так  как другого выхода не было, она решилась.
- А там высоко?
-Нет, не  очень, метра полтора.
Было темно, и земли из окна не было видно. Сверху казалось, что внизу  бездна.
Я вылез первым и начал руководить ее эвакуацией. Смирив гордыню, она беспрекословно выполняла мои команды. Она выбралась из окна, ее ноги опустились на выступ в фундаменте.  Я приказал спокойным, твердым тоном:
- Наклоняйся вперед и прыгай, я поймаю.
Но она не наклонилась и не столько прыгнула, сколько сползла с фундамента вниз. Как она не ударилась ягодицами о фундамент  - одному только богу известно.         Ее легкое тельце  попало в мои руки, и у меня возникло ощущение, будто я поймал большую  куклу.
Я, как Сталкер, шел впереди, а она, вцепившись в мою руку, следовала за мною. Мы прошли мимо мусорных баков, счастливо миновали канавы, разрытые водопроводчиками, и вышли на улицу, залитую светом фонарей. Моя правая рука обвила  тонкий стан  Дубининой.
- Спать хочется, -  она зевнула.
- Давай я тебя понесу, - предложил я.
- Нет, нет.
Она вызывала у меня  только досаду  и неприязнь, но я взял ее на руки и понес. Мне  хотелось сжечь лишние калории и поскорее протрезветь.
-Мне жалко тебя. Тебе тяжело? - спросила она.
   В ее голосе прозвучала нотка искреннего сочувствия. Впервые за весь вечер говорил человек, а не злая говорящая кукла.
- Нет, ты легкая. Сколько ты весишь?
- Сорок девять килограммов. Ты тяжело дышишь.
- Не переживай, мне не трудно. Будешь потом рассказывать однокурсникам, как  преподаватель нес тебя на руках, - сказал я. - Твоя популярность среди товарищей вырастет как на дрожжах.
   Я пронес ее метров сто. По моему лицу градом покатился пот. Я остановился, и ей пришлось спуститься на грешную  землю, но  минут через пять  я снова взял  ее на руки.    Она закрыла глаза и доверчиво прижалась ко мне.
- Спи, спи, - сказал я, и у меня на мгновение опять возникла иллюзия, будто на руках у меня полноценная женщина, но она что-то  проверещала, и я снова увидел злую говорящую куклу.
   Мы  довольно долго стояли  на лестнице ее девятиэтажного дома. Она выкурила еще две сигареты. Пачка, которую я купил ей в начале встречи, была на исходе. 
- Ты звони, - сказала она на прощанье.
Лифт увез ее наверх, на четвертый этаж, а я пошел домой. На душе была пустота.
   С неделю я не звонил ей. У меня не было ни малейшего желания слышать ее голос. Воспоминание о нашей встрече вызывало у меня отвращение. 
  Но в воскресенье, когда меня совсем одолела тоска, я набрал номер ее телефона, чтобы напомнить о своем существовании. Никаких серьезных отношений между нами не могло быть, но я надеялся, что она выполнит обещание и поможет приобрести мне новый костюм.   
- А ты знаешь, что я делала? - забрюзжала трубка. - Я ела. А кто-то оторвал меня от тарелки. Тарелка остывает. Я пойду к тарелке.
- Иди, иди, конечно, иди, - торопливо проговорил я и повесил трубку.
«Пошла она к черту, - подумал я раздраженно. - Не буду я больше унижаться из-за костюма. Она  не просто дура. Она  сумасшедшая».
   В коридоре института мне встретилась Гордышева.   Всегда подчеркнуто приветливая, вежливая, на этот она даже не посмотрела на меня и поздоровалась сквозь зубы. Ее поджатые тонкие губы, прищуренные глаза выражали презрение. «Уже все знает, - мрачно подумал я. - Дубинина похвасталась Игнатовой, а та разнесла сплетню по всему институту».      
  Меня охватила паника.  Я боялся, что за аморальное поведение коллеги  начнут меня травить, а ректор, чего доброго,  уволит с работы.
   Полдня я не находил себе места, но потом мне все-таки удалось  взять себя в руки. «Конечно, - думал я, - по мнению наших женщин, я совершил   аморальный поступок:    спутался со студенткой. Но  что мне в петлю лезть или волком на луну выть от одиночества?  Мне нечего стыдиться.  Да, я встретился со студенткой.   Каждый человек имеет право на частную жизнь».
     В понедельник в коридоре института Дубинина подскочила  ко мне и при студентах  громко, с хамским выражением на лице крикнула:
- Привет, Коля. Вот ты где! Любовь  Петровну не видел?
   На лицах студентов отразилось недоумение. Я от стыда не знал, куда глаза деть. Фамильярность Дубининой привела меня в ярость,  но я сдержался и вежливо объяснил ей, где она может найти нужного ей преподавателя.  «Что от нее дальше ждать? - мрачно думал я. - Неужели она решила окончательно меня скомпрометировать? За что? Ведь я ей ничего плохого не сделал».
   Я порадовался, что между нами не произошло интимной близости:  тогда я был бы у нее на крючке.
    Еще через час она нашла меня снова. К голове прилила кровь. «Сейчас опять при всех нахамит», - подумал я. - Решила, видимо, меня добить». Она о чем-то спрашивала, я отвечал казенным, вежливым тоном, чтобы поскорее от нее отделаться.
 - Ладно, звони, - сказала она на прощанье  громким театральным голосом и исчезла.
   Я решил, что если она хоть еще раз попытается меня дискредитировать в глазах студентов и коллег, то поставлю ее на место, но она больше не появилась.
 
    Когда рассказал  о ней своему другу Сане Макарову, он раскритиковал меня в пух и прах меня за то, что я встретился с нею. Но я отверг его критику: я, писатель-автобиографист, не имею право жить скучно, история же отношений с Дубининой внесла в мою жизнь некоторое разнообразие и в какой-то степени обогатила меня опытом.