Гидролиз Михалыча

В жизни каждого студента наступает момент, когда он должен испытать себя на практике.  Так сказать проверить, насколько теория расходится с делом.  Я устроился в контору с труднопроизносимым, но  исчерпывающим названием "Востоксибэлектромонтаж".
Одна только вывеска могла заставить биться в тяжелых судорогах любого студента нашего факультета. Это не название, это мечта!
Монтаж, наладка и пуск - три в одном - шампунь, бальзам и ополаскиватель!
Итс, окей! Как говорят в лучших домах России с экранов самых тонких телевизоров. Но, все по порядку...
Первая работа почти как первая рюмка водки, волнительно, но, любопытно. Запись в трудовой тоже почти первая,  то есть, перед ней есть еще одна, непрофильная, которую я и за запись не считаю, но не считаться с ней не могу, потому как сделана она на титульной странице.  Открываешь трудовую, и сразу же бросается в глаза кричащая как приговор запись  "дворник".  Почетно и в то же время непрезентабельно, несмотря на то, что жизненно необходимо для такого общества как наше. Но мы-то с вами знаем, что не трудовая книжка делает человека человеком, а его славный трудовой путь,  а любой путь начинается с коллектива. С него и начнем.
         Коллектив, в который мне предстояло влиться, подобрался со стажем, причем стаж чувствовался во всем. Только я об этом пока не знал.  Бригада насчитывала пять человек, двое  - большие оригиналы.
Первым из них был прораб, звали его уважительно, Михалыч. За плечами Михалыча как бескрайние поля лежали знания и опыт, на которые он все время опирался. Но как я заметил позже, опирался он по большей части на свой мизинец, делая упор на самый краешек стола, с которого  в любой момент легко было соскользнуть прямо под стол. Однако, мизинец, Михалыча никогда не подводил, это был железный мизинец, броня, несущая стена  нестабильного тела Михалыча. Курил он так же как ходил на работу,  с утра до вечера. При этом прикуривал неизменно от одной спички, а  спичечный коробок всегда оставлял дома. Когда папироса догорала, Михалыч вынимал из пачки новую и прикуривал от предыдущей. Папироса оставалась у Михалыча в зубах, даже когда он говорил, но поскольку во время работы Михалыч изъяснялся емкими, короткими фразами, то эта привычка ему не мешала. Пепельницы Михалыч не признавал, поэтому его рубашка и брюки выглядели как униформа работника крематория. На протяжении дня пепел непрерывно отделялся от папиросы и покрывал собой все вокруг, включая стоящие в дальнем углу туфли Михалыча.
В общем и целом Михалыч производил на окружающих впечатление прожженного жизнью прораба.
Второго оригинала звали Андрей Андреич. Электромонтер четвертого разряда, высокий, под два метра, с лениво вьющимися волосами, из которых Андрей Андреич делал аккуратный пробор. Он напоминал мне члена партии эсеров чудом избежавшего расстрела.  Его страстью были кроссворды, никогда не видел его без газеты. Газета лежала либо в кармане, либо, что бывало намного чаще, он держал ее в руках, всегда и везде, что впрочем, освобождало А.А. от неожиданного поиска туалетной бумаги. Знал он действительно много, каким способом размножаются туфельки инфузории, помнил имя актера сыгравшего первую роль волка в спектакле про Красную Шапочку, на сцене Ашхабадского ТЮЗА, мог с ходу ответить сколько букв в китайском алфавите. Я тогда подумал,  что с такими способностями ему прямая дорога в программу «Что? Где? Когда?», и в то же время, совершенно не мог представить, где еще его знания могли пригодиться.
Но в конце 80-х интересовались совсем другими вопросами: Где? Когда? и Сколько в одни руки? Это было похлеще Гамлета с его вечным «Быть или не быть?» Скорее «Брать или не брать?» Впрочем, ответ всегда был один – брать!

Объект № первый. Цех по переработке целлюлозы.

Утро понедельника начиналось мучительно долго, мы сидели за большим деревянным, вытянутым, как дрейфующий линкор столом и молчали. Вокруг нас монотонно гудело круглосуточное производство. Михалыч смотрел в пол. В его зубах медленно тлела папироса, закрывая табачным дымом и без того тусклый свет единственной лампы. Андрей Андреич изредка шелестел газетой. Еще два члена бригады Семен Аркадьевич и Павел Антонович, которого, кстати, все называли Античехов, плевали в потолок. Это был мой первый день и я ждал с нетерпением когда мы начнем работать. Около 12:00 Михалыч обвел окружающих пристальным взглядом и сказал, обратившись, правда, только к Семену Аркадьевичу: - Ну, что Семен, пора.
«Ну, наконец-то», - с облегчением подумал я. Однако, Семен Аркадьевич встал и молча вышел из помещения.  Следом за ним поднялся Михалыч и заложив руки за спину, стал прохаживаться вдоль стола как школьный учитель.
Ждать пришлось недолго, через минут пятнадцать Семен Аркадьевич ввалился в помещение с каким-то портфелем в руке, он поставил его на стол и отступил на полшага словно чеховский лакей. Андрей Андреич отложил газету. Михалыч остановился. На какое-то мгновение все застыли в неподвижных позах, почти как в Гоголевском «Ревизоре». Первым пришел в себя Михалыч: - Ну, Семен, чего ждемс?
Семен тут же сделал шаг вперед, одним движением открыл портфель и в его руке появилась бутылка водки.
Андрей Андреич с олимпийским спокойствием вернулся к газете, а вот Михалыч, вдруг засветился как медная обмотка трансформатора. Настроение в коллективе заметно улучшилось. Я наивно полагал, что после обеда, все закончится и мы наконец таки что-нибудь начнем делать. Увы, чуда не произошло, наоборот, шансов,  на то, я смогу применить свои знания на практике, становилось все меньше. Поскольку никто и никуда не спешил, выпивали долго, по-видимому, растягивая удовольствие. Мне ничего не оставалось, как наблюдать за праздником жизни и ждать.
Михалыч, в состоянии легкого подпития вещал как бесплатная радиоточка на кухне. Он останавливался на самом углу стола, упирался в столешницу мизинцем и в такой позе бесконечно долго говорил о жизни. Иногда было интересно, но из того что он наговорил можно было сделать только один вывод: "Жизнь - говно, но даже в нем есть светлые мгновения, и то, в которых без баканализа не разберешься..."
Судя по всему,  путь к светлым мгновениям, у моей бригады лежал исключительно через черный, кожаный портфель.
На второй день все повторилось, и на третий, и на четвертый. В пятницу, когда я уже отчаялся и практически махнул на все рукой, неожиданно выпивать прекратили.  У меня закралось подозрение, что закончились деньги. Все были хмурыми, но решительными.
Трудно себе вообразить, но весь объем работ мы сделали за один день.
В понедельник мы уже были на другом объекте.


Объект №два. Кремниевый цех.
Кто не знает, может подумать, что здесь делают кремний, и будет абсолютно прав. Только не тот кремний, что идет на модные зажигалочки для изящно курящих дам, а совсем другой,  тот что продается на биржах и приносит кучу баблабла.
Нашим объектом была релейная защита трансформаторной подстанции, которая питала огромные индукционные печи. Это основа производства, без них завод и не завод вовсе, а так одно название. Неожиданно, на наши плечи лег тяжелый груз ответственности, к тому же срок сдачи сократили настолько, что лучше было сразу отказаться от этой затеи.  Михалыч как всегда дал точную оценку происходящему: "Они просто ох..ели!"
Но все решили деньги, впрочем, как всегда, кстати, с изящно курящими девочками это тоже случается.  Место уникальное, мы были окружены работающими индукционными печами, как красная армия попавшая в оцепление,  что вносило в наши ряды некоторую нервозность.
Печи создавали вокруг себя мощнейшие магнитные поля, и весь наш инструмент старательно пытался от нас сбежать. Ключи выскакивали из карманов, железные пломбы тянули челюсть на сторону, шнурки на ботинках имеющие металлические наконечники натягивались как струны, только что играть на них было нельзя. Мне казалось, что стоит  проглотить что-нибудь металлическое, и этот предмет, окажись я рядом с печью непременно найдет для себя выход, какой, мне даже думать не хотелось. 
На общем собрании нашего коллектива Михалыч резюмировал следующее: "Делаем и сваливаем". Приняли единогласно. В конце Михалыч добавил: "В моем теле железа больше чем у пионеров на сборе металлолома и если оно начнет двигаться в неизвестном мне направлении, никакая водка не поможет". После этого я перестал пить томатный сок. Через день работы я как нервный больной стал прислушиваться к себе. Все ли в порядке, не поменялись ли местами печень и селезенка, не приведет ли магнитное поле  к изменению размеров или дисфункции других органов. Страх заставлял работать нас ударными темпами.
Это был единственный на моей памяти объект, где черный портфель долго себя не проявлял. Не до него было.
Надо сказать, что когда попадаешь на заводы подобного типа, масштабы производства  поражают. Ни один подпольный миллионер не потянул бы такое. Тем не менее, все, что построило государство, оказалось в частных руках, даже магнитное поле. Единственное что не перешло в чужие руки, это такие как наш, черные портфели. Ни отнять, ни купить, ни запретить его невозможно, это уже неотъемлемая часть производственного процесса. Работать моим наставникам без допинга было нелегко, сказывалась многолетняя привычка не отказывать себе в паре стаканчиков перед сменой. За неделю здоровье бригады заметно пошатнулось, все были угрюмы и неразговорчивы как донные рыбы.  Михалыч курил с каким-то остервенением, словно пытался выкурить за раз всю постсоветскую табачную промышленность. Андрей Андреич забросил кроссворды, Семен Аркадьевич и Павел Антонович молчали даже друг с другом.
Ситуация накалялась и становилась взрывоопасной, бригада могла сорваться в любой момент, я бы назвал это так  - "уйти в штопор", т.е. в бутылку, что грозило длительным запоем.
К тому же на наше несчастье, в трудовой подвиг вклинились майские праздники, которые по причине авральной ситуации могли отодвинуть работу  или что еще хуже пройти мимо нас. Ситуация когда вся страна отмечает, а ты пролетаешь как песня над Парижской коммуной, казалась вопиюще несправедливой, поэтому на общем собрании коллектива было принято решение, вернуться к черному портфелю. На следующий день на нашем объекте гулял ветер, неподсоединенные, цветные провода торчали наружу, как тонкие руки народов мира взывающие к разуму ремонтной бригады. Откуда им знать бедолагам, что тягаться с черным портфелем дело бесперспективное. После первого стакана, разговор зашел о магнитном поле.
- Здесь даже водка не идет нормально, - словно прислушиваясь к себе, произнес Михалыч, и добавил, - отклоняется.
- Главное помнить правило буравчика, - вставил Андрей Андреич, оставаясь в тени газеты.
- Ну, мы тут все его помним и что?
- А то! Либо ты двигаешься в общем потоке  отрицательно заряженных частиц и тогда становишься частью магнитного поля, что в принципе невозможно, поскольку ты, Михалыч, не можешь достигнуть скорости света...
- Это смотря сколько выпить, - заметил Михалыч.
- Тебе столько не одолеть. Либо остаешься на месте, создавая свое поле, которое по идее должно компенсировать основное, но в силу того, что основное поле это поле индукционной печи, размером с пятиэтажный дом, то, как ни старайся, компенсировать его не получится.
- Вывод?
Андрей Андреич положил газету на стол, и откинулся на потертую спинку стула.
- Вывод простой, водка отклоняется, потому что ты ее долго в руках держишь, она за это время намагнитится успевает...
- Этот недостаток легко исправить, со знанием дела произнес Михалыч, и в одно мгновение опрокинул в себя четверть граненого стакана.
Было очевидно, что теория буравчика несла в себе разрушительной силы правило буравчика и могла надолго выбить всю бригаду из рабочего состояния. Но как это часто случается, явное преимущество, затмило собой все скрытые недостатки, и коллектив быстро стал опускаться на самое дно человеческой эволюции. Работа замерла. Под боком, монотонно и казалось обиженно, гудела индукционная печь, словно  потеряв всякую надежду намагнитить хоть что-нибудь.
Ощущение впереди праздничных дней зарядило бригаду нечеловеческим энтузиазмом, и водка вышла из берегов.
- Класть я на эту печь хотел, - кричал Михалыч, указывая популярным жестом в ее сторону.
- Я бы на твоем месте поостерегся, - откликнулся Андрей Андреич.
- А че мне ее бояться!? - продолжал гнуть свое Михалыч.
- Об этом тебе бабы расскажут..., - загоготал Античехов.
Михалыч как то сразу насторожился и   сделал шаг в сторону, словно пытаясь предотвратить дурное влияние техники на организм.
Я с грустью констатировал факт ухода бригады в глубокий штопор.
- Был случай, - продолжал травить байки Михалыч, из которого как из рога изобилия лились невероятные истории, - в прошлом году на площадке гидролизного цеха бригада решила подшутить над сварщиком, который уснул на лавочке во время обеденного перерыва. Они взяли шланг от компрессора, того самого, что для отбойных молотков и вставили сварщику в штаны, ну идиоты, что с них возьмешь. После обеда вернулся механик, подошел к компрессору, нажал кнопку и все внутренности сварщика, включая вставную челюсть, оказались на кирпичной стене заводской столовой. Поговаривали, что печень и селезенка даже попали в кастрюлю с супом. Врут наверное...
-А все остальное, правда? - вдруг спросил я.  Михалыч обратил на меня свой затуманенный взор. - Ты молодой еще, жизни не видел. Потом добавил, - к тому же трезвый.
К чести бригады нужно сказать, что они никогда даже не пытались предложить мне выпить, видимо считали водку злом, а меня учеником церковно-приходской школы. Впрочем, мне и самому не хотелось, особенно на рабочем месте, где из каждой щели торчат оголенные провода только и ждущие когда какой-нибудь пьяный электромонтер воткнет их себе в …. и закипит как электрический самовар. Да что говорить о пьяных, когда даже с трезвыми происходят вещи удивительной глупости, вот как этот случай, например:
Что такое напряжение 35 Кв объяснять не нужно, но для тех кто не в курсе, я попробую, 35 Кв это 35 000 Вольт, у вас дома в розетке всего навсего 220 Вольт,  чувствуете разницу!?  Представьте себя, потом горстку пепла, себя, снова горстку, это все что останется после вашего общения с напряжением 35 000 Вольт.
Именно под него однажды попал старый опытный электромонтер и спасло его только то, что у него все время мерзли ноги.
А случилось вот что, захотелось дедушке выпить чаю, он взял термос, бутерброды, и чтобы укрыться от ветра направился в ЗРУ (закрытое распределительное устройство)
Почему именно туда, одному покровителю электромонтеров известно.
Сел дедок на поперечную балку, а ноги на шины поставил, которые вели к первичной обмотке трансформатора, ну, не стой стороны дедушка зашел - заблудился. Чай нужно было пить у вторичной обмотки, а он на высокую сторону полез. Так вот, не успел он открыть термос, как вдруг увидел свои ноги очень близко, даже запах почувствовал. Дальше земля стала быстро удаляться, в глазах потемнело и дед, словно испытатель наземного кресла для катапультирования тупых летчиков, еще до начала сдачи экзаменов, взлетел под самые небеса, но остаться там навсегда, ему было не суждено. Дед проделал в воздухе несколько акробатических пируэтов и как полагается летчику-испытателю, приземлился жестко, но без последствий. Дед остался жить, и знаете почему? Причина тривиальна, у старого электромонтера мерзли ноги, и на работе он носил валенки. Этот случай можно смело записывать в скрижали книги рекордов Гиннесса, в раздел "Удары током". Более того, происшествие с дедушкой не единственный рекорд, в истории мирового электромонтерства, есть еще Красная книга, которая  могла бы пополниться редкими, исчезающими видами. Именно такие обитали на нашем следующем объекте.

Объект № три. Гидролизно-дрожжевой цех.
 Когда Михалыч огласил наряд-заказ, все поморщились, а с Павлом Антоновичем чуть не случился припадок. Он вдруг вскочил, замахал руками, словно какой-нибудь утопающий, который изо всех сил пытается сказать, что не умеет плавать,
наконец он сделал глубокий вдох и сдавленно выкрикнул: Мы все умрем! Я невольно вздрогнул. Михалыч сел на стул и выпустил серое облако папиросного дыма:
 - Это наша судьба, Паша, смирись.
- Я еще с прошлого раза в себя прийти не могу, - взвыл Павел Антонович и запустил дрожащие руки в редкие волосы на голове. Мурашки на моих руках стали подыхать от ужаса. Что все это значит? Откуда этот страх, превращающий взрослого мужчину в напуганного ребенка? Я хотел было спросить об этом, но меня опередил невозмутимый Андрей Андреич.
- Брось, Паша, они безобидные. Античехов быстро зашагал по каптерке, как маятник, от чего у меня зарябило в глазах.
- Этого никто не знает, - воскликнул он. - Ты их изучал? Нет. Может они ядовитые!?
Я смотрел то на Павла Антоновича, то на Андрея Андреича. Наконец я не выдержал и спросил о чем собственно речь. Все разом посмотрели на меня, выражение на небритых лицах было одинаковое, слегка торжественное, и говорило об одном, - он ничего не знает.
- Нет, нет, нет, только не начинайте... Сейчас я услышу об электромонтере чье тело  было найдено в разных частях цеха, историю о потерявшихся пионерах и конечно, как же без этого, душераздирающую историю о гиганских чудовищах обитающих в грязных подвальных помещениях, куда уже лет десять никто не заглядывал.
Первым откликнулся на мою тираду Михалыч: - Нуууу…, - протяжно начал он, - очень близко к правде. Но, ты даже не надейся, рассказывать мы действительно ничего не станем. Знаешь почему?  Михалыч вопросительно посмотрел на меня. Я пожал плечами. - Потому что ты сам все увидишь!
- Да ладно вам,- как можно небрежнее ответил я, - нагнали страха, думаете я поверю во всю эту белиберду!?
- Дело твое, конечно, - вмешался в разговор Андрей Андреич, - но мой тебе совет, чаще смотри под ноги, а лучше принеси из дома резиновые, а еще лучше кирзовые сапоги, они прочнее.
Я был уверен, что это розыгрыш, и только махнул рукой, показывая всем своим видом, что наелся этих сказок сполна, еще в детстве. Но интрига осталась, ведь никто так и не раскололся, ни один.
На следующий день я пришел в каптерку гидролизно-дрожжевого цеха как обычно к 9 утра, в кроссовках, каково же было мое удивление, когда я увидел всю бригаду в сборе и у каждого на ногах кирзовые сапоги. В тот момент меня посетили первые, пока еще еле уловимые сомнения, а что если все это правда. Чушь, - тотчас сказал я себе и стал переодеваться в рабочую одежду. - Набрось хотя бы полиэтиленовые пакеты, ноги промочишь, для кроссовок там глубоко,- дал совет Андрей Андреич. Через полчаса, взяв все необходимые инструменты, мы выдвинулись к объекту. Несмотря на то, что цех не имел внутри себя стен и перегородок, тянулся на 800 метров вдоль и 15 метров вверх, представлял собой крайне тесное помещение. При ходьбе все время нужно было нагибаться или становиться боком, чтобы не удариться головой о какую-нибудь трубу, которых здесь было как сельди в бочке, ржавых, влажных, подтекающих, замотанных прогнившим тряпьем, сочащихся желтой слизью. Под ногами постоянно хлюпала вода, местами доходя до щиколоток. Картину заброшенного болота,  дорисовывал запах тухлой капусты и залежалых дрожжей.
 Идеальное место чтобы проводить эксперименты над плесенью, - подумал я, и поймал себя на мысли, что плесень, это не единственное что может здесь активно развиваться. Я стал чаще смотреть под ноги, иногда поднимая голову, чтобы не потерять бригаду из виду. Спустя какое-то время, счет которого для меня вдруг потерял всякий смысл, я в очередной раз оторвался от созерцания болота и бросив взгляд на удаляющуюся бригаду, вдруг заметил легкую улыбку на лице Андрея Андреича, правда, он тут же поспешил повернуться ко мне спиной. Ну, ладно, подумал я, воробья на мякине не проведешь... В этот самый момент под ногами что-то хрустнуло. Звук был такой, словно я наступил  в упаковку с куриными яйцами. Из-под кроссовка медленно пошли пузыри и вытекала какая-то млизь темно-желтого цвета. Через резиновую подошву я вдруг ощутил едва заметное шевеление, и  как взведенная пружина отскочил в сторону, при этом далеко отскочить все равно не удалось, в спину мне давила огромная горячая труба, сверху нависала труба поменьше, но влажная и склизская. Скрючившись словно какая-нибудь креветка, я замер, уставившись неподвижным взглядом на то  место, где только что была моя нога.  Под водой явно что-то находилось. Всплытие было медленным, как у подводной лодки после дальнего перехода, сначала показалась спина, размером, наверное, с черепаху, даже не спина, а нечто напоминающее панцирь насекомого, только прозрачный, через него можно было наблюдать жизнь внутренних органов, или то, что от них осталось, потом на поверхности показались лапы, они были мохнатыми и кривыми как ветки мертвого дерева. Лапы медленно продолжали куда-то грести,
видимо еще не осознав, что телу уже все равно. Я прибывал в состоянии легкого помешательства и был неподвижен как напуганный суслик. В мою голову устремились мысли, одна тупее другой. Я вдруг представил себе, что в этот самый момент скопище таких же водяных тараканов собирается под водой, чтобы отомстить за смерть сородича. Я невольно вздрогнул, по моему телу пробежала дрожь и ушла в ноги, оставив после себя легкое покалывание в ступнях, а может это не дрожь, а бесчисленное количество мелких тараканьих шипов вонзилось мне в ноги и впрыскивает сейчас в мое тело смертельный яд, чтобы я ослаб, обмяк, и сполз прямо в их волосатые лапы, тогда они набросятся на меня и обглодают как беззубый кот вареную рыбу, всосут через свои маленькие хоботки, похожее на кисель тело.
Я почувствовал легкое недомогание, появился неприятный нарастающий шум в голове, я попытался схватиться за верхнюю трубу, но рука скользнула по слизи и пошла дальше, увлекая за собой все тело.
 Темнота, непроглядная, черная пустота, абсолютное отсутствие света и звука, словно тебя нет, вакуум, хотя, я кажется что-то слышу, только никак не пойму, это я приближаюсь к чему-то, или это что-то летит ко мне. Звук нарастал,  словно турбина самолета набирала обороты, потом черная пустота стала бледнеть и каждую секунду наполняться светом, в следующее мгновение раздался хлопок, так, наверное, самолет преодолевает звуковой барьер, ощущение такое словно в тебя вошел целый мир, с его вечной жизнью наполненной бесчисленными звуками, светом, красками и конечно движением. Первое что я увидел, это нависшее надо мной лицо Андрея Андреича, за его спиной под самым потолком белела лампа дневного света,
я кажется, лежал на чем-то твердом, и чувствовал затылком неровную жесткую поверхность. - Очнулся!? - то ли спрашивал, то ли сообщал кому-то А.А,. - Я как чувствовал, обернулся, вижу падает наш практикант лицом в говно...
- Как же ты успел его поймать!? - раздался рядом голос Михалыча.
- Он руками пытался за трубу ухватиться.
- Повезло.
- Почему? - подал я слабый голос.
- Ты совершил непростительную ошибку, теперь, они тебя везде достанут, а если бы упал в воду, то там бы и остался.
- Ладно тебе Михалыч, пожалей парня, ему и так уёво, - вмешался Андрей Андреич.
- Завтра цех закроют на карантин, можно считать, этот объект мы потеряли.
- Заставят студента возмещать убытки, - раздался из дальнего угла комнаты голос Античехова.
- А то, - подхватил Михалыч, - оставил всех без работы...
- Что это было? – снова тихо спросил я.
- Что было? - эхом переспросил Андрей Андреич.
Рядом с ним возникли Михалыч и Античехов.
Я сел, реактивная турбина в голове почти затихла.
 - Ну, там в воде, то ли таракан, то ли краб.
- Краб? - удивился Михалыч, - любопытно, а ну давай поподробнее.
- Да я вам покажу, - я попытался встать, но тут же был возвращен на место.
- Не стоит, ты лучше расскажи.
Я обвел взглядом бригаду, лица мне показались подозрительно довольными.
- А что это вы такие загадочные?
- С нами все в порядке, ну не тяни, что видел!?
- Я и говорю, под ногой что-то хрустнуло, смотрю, насекомое, как таракан, только большой.
Мерзкий такой, лапы волосатые.
- И все? - почти разочарованно спросил Михалыч.
-Всё, а что, там еще кто-то был?
- Говорил тебе Андреич, рано ты за ним вернулся.
- Да, ты чего, он уже готов был с головой уйти под воду.
Михалыч сел на скамейку: - То ли дело Античехов...
- Может не надо, - пытался возразить Павел Антонович.
- Надо, Паша, надо, студент имеет право знать правду. Вот, наш уважаемый Павел Антонович, увидел здесь однажды, огромную морскую змею, приняв за нее трубу с горячей водой. Труба набросилась на него, вернее змея и стала душить, - при этом Михалыч схватил себя за горло и уже сдавленным голосом продолжал, - душила, душила, - лицо Михалыча налилось кровью, - душила, душила. Я подумал, что в юности Михалыч был одним из тех веселых подростков, которые вечно всех смешат и разыгрывают. Михалыч не сдавался, зрачки его глаз стремились уйти за верхнее веко, давая всем своим видом понять, что их  обладатель придурок с серьезными намерениями.  В то, что люди могут выстрелить себе в голову, повеситься, или отравиться, поверить легко, но я не знаю ни одного случая, чтобы человек задушил себя собственными руками. Хотя, из любого правила есть исключения. Поэтому я не на шутку испугался когда Андрей Андреич опрокинув стул, бросился спасать Михалыча. Он вцепился в него двумя руками, пытаясь разжать побелевшие пальцы. Через минуту все было кончено. Андреич сделал шаг в сторону, открыв мне Михалыча. Я увидел довольное, почти сияющее от счастья лицо, улыбка открывала прокуренные зубы, и дымящую папиросу. Когда только успел, - подумал я. И тут началось.
Ржали минут десять не меньше.
- Ты бы видел свою рожу, - давясь от смеха, пытался произнести Михалыч.
- А таракан размером с собаку, - добавил Античехов. И они принимались с новой силой обхахатывать меня с ног до головы. Когда истерика закончилась, Андреич примирительно произнес:
- Ты не обижайся, будем считать, что обряд посвящения в наладчики состоялся.
- Обряд!? - удивился я.
- Ну, да, все что с тобой произошло, на самом деле не было. Помнишь, то место где ты чуть не отключился? Я кивнул. - Это цех прямого гидролиза, во время брожения вырабатывается  этиленгликольбензоперон, побочный продукт, который вызывает сильнейшие галлюцинации, часть его через трещины в старых трубах попадает в цех. Ты видел то, чего нет, это и есть галлюцинация, она здесь у каждого своя.
- Да, нет же, я точно помню как наступил на того таракана, как хрустнул его панцирь. Я покажу. Но мои попытки встать, потерпели неудачу, ноги беспомощно свисали со скамьи, словно ноги Петрушки на кукольном представлении в детском саду.
- Мы называем это "эффектом профессора Доуэля", - тоном доктора наук произнес Андрей Андреич, -  ног и рук, не чувствуешь, а голова  разговаривает. Покрытые густой шерстью тараканы, змеи размером с водоканал, говорящие собаки желтого цвета, это все результат работы отравленного мозга, воспаленное воображение, ничего больше.
Михалыч  как-будто опомнился: - Павел Антонович, а ведь у нас нарисовался отличный повод...
Я повторил про себя последнюю фразу Андреича, "ничего больше", и ту же подумал, ведь больше и не надо. Сразу захотелось вдохнуть еще немного, самую каплю, этого волшебного этиленгликольбензоперона и увидеть другой мир, скрытый ото всех и даже от самого себя.