Бигуди
Третья партия термобигуди сгорела. Ладно бы, только они, а то ведь так приварились к донышку новой дорогой тефлоновой кастрюли – не извлечь. Ох, придётся выбрасывать вместе с кастрюлькой. Дочери и зятя дома нет, обещали вернуться через час. Спохватилась я поздно, квартира успела пропитаться запахом горелой пластмассы. Увлеклась, читая в планшете. Бегу, тормошу внучку, которая сидит в большом компьютере в наушниках, где гремит Big Blat Band, ничего не слышит и не видит.
Обе судорожно начинаем «прятать концы». Третий раз – всё-таки, многовато после белоснежного японского чайника, купленного зятем в подарок, и ставшего, по неосмотрительности, коричневым.
Я сама в недоумении – « что-то с памятью моей стало…». Это странное свойство памяти. Неведомо когда, прочитанные стихи Шекспира, Микеланджело, Маяковского - помню, десятки мудрёных наименований цветов на даче – назубок, цитатами из книг разговариваю, а о поставленном на огонь чайнике немедленно забываю. Дались мне эти бигуди! В прошлый раз внучка тайком спешно купила новую партию вместо сгоревших. И квартира была своевременно проветрена. Может, сейчас успеем?
Звонок в дверь лишает последней надежды. Открываем с виноватыми физиономиями. Чтобы предупредить «неуместные» вопросы хозяина, дочка, широко улыбается:
- Бигуди?
Игорь не успевает с преувеличенно равнодушным выражением лица пройти в комнату. Дочка незаметно показывает ему кулак и он тоже улыбается:
- Ничего страшного, у меня тоже, на днях , электродрель в гараже сгорела.
Девчонкам моим нравится, что я много времени провожу у них, освобождая от домашней рутины. Однако, с рассеянностью, забывчивостью мне что-то нужно делать. Как , бишь, заболевание это называется?
Энциклопедия припечатывает меня «синдромом Альцгеймера».
«Снижение памяти и затруднение при подборе слов», - пугаюсь я.
- Да, ладно! – смеётся дочь. Это у тебя-то нет памяти?!! У тебя замечательная память. Только она - «избирательна».
Избирательна!
***
Кто теперь помнит о том необыкновенном событии, когда мы, с давно умершим младшим братом моим, пасли гусей в стороне от нашей деревни на сгоревшем жарким летом от искры из трубы паровоза ( как говорили) ячменном поле. И вдруг, прямо над нашими головами, резко снижаясь, с рёвом стал опускаться… самолёт. Мне было лет десять. Брату – и того меньше. В ужасе, наглядевшись фильмов про войну, мы бросились на землю и закрыли руками головы. Когда рёв перешёл в негромкое шуршание, мы со страхом осмелились поднять глаза. Совсем рядом, словно на картинке, стоял зелёный «ястребок», столько раз виденный в кино. Передо мною уже рисовалась картина окровавленного лица пилота, уткнувшегося в щиток управления… Но, как-то буднично, не спеша, вылезли два лётчика в кожаных куртках, подозвали нас к себе и попросили сбегать за взрослыми. Со стороны деревни уже бежали мужики. Кто-то был отправлен звонить. Нас оттеснили. Темнело. Надо было собрать разлетевшихся гусей и гнать их домой.
Чуть свет, со всей ребятнёй мы бросились на поле. Но самолёта не было. И долго потом я боролась с сомнением, что виденное наяву не было сном.
***
А Валька! Весёлая Валька, с которой запрещали мне дружить. Она приезжала к тётке, нашей соседке, в наш посёлок «отрываться» на танцах, что, надо сказать, с успехом ей удавалось. Умопомрачительная «бабетта» на голове, узкие голубые брючки с разрезами и высоченная шпилька. Она была года на два старше меня, школу оставила после 7 класса и работала на каком-то ламповом заводе в городе.
Валька учила меня «жизни». Тем летом я, пребывая в лирической грусти, с утра до вечера под вальс «Осенний сон» и «Пушкинский вальс» читала Лермонтова,бесконечно перечитывала маленькие книжечки любовной лирики и печальное Тютчева, решив, что это, как раз, соответствует моему душевному состоянию:
Вот бреду я вдоль большой дороги
В тихом свете гаснущего дня,
Тяжело мне, замирают ноги...
Друг мой милый, видишь ли меня?
Она забежала ко мне как-то в отсутствии строгой мамы моей и покатилась от смеха:
- Посмотрите на неё! Она под вальсы стихи читает! Так и просидишь «синим чулком»! Погоди, я привезу тебе настоящее.
И привезла через неделю на рентгеновских снимках рёбер и костей конечностей:
МИШКА, МИШКА, ГДЕ ТВОЯ УЛЫБКА.., ОДЕССКАЯ МЯСОЕДОВСКАЯ, и ПЕТРА ЛЕЩЕНКО «ЧУБЧИК» и «ВСЁ, ЧТО БЫЛО…».
О! Я была в восторге! И до сих пор обожаю шансон. Мама обнаружила пластинки через две недели и лично вернула их Вальке. Но, думаю, сделано это было только в воспитательных целях. Сама сначала прослушала их не без удовольствия. Однако, «Мишка», которого я напевала постоянно, не помешал мне с отличием окончить школу, читать моего любимого Твардовского и слушать, в хорошую минуту, Бетховена и Брамса.
Первый магнитофон на бобинах вернул мне эти песни навсегда. Я выросла.
А Валька умерла рано. Онкология. Тётка её, плача, рассказала маме моей, вернувшись с похорон, ругая, на чём свет стоит, вредное производство на заводе. Торопилась жить Валька.
Хорошая девчонка была.
Да… живут в душе воспоминания.
Не забыл ли что-нибудь забыть? Ведь такие случаи бывали. Нет, воспоминаний не убить, только бы они не убивали! (Леонид Мартынов).
_____________________________________________
Свидетельство о публикации №213081401552