Разруха

«Петербург! У меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса».
Осип Мандельштам


Осмелюсь повторить за поэтом эти строки и про Москву. В городе огромное количество адресов, по которым уже не найти живые голоса истории, вывернутые бульдозерами при рытье котлованов для новомодных безликих офисов столичных банков, банчков и банчишек, с маниакальной настойчивостью стремящихся в центр, словно мёдом здесь намазано, баснословно дорогущего жилья, насаженного в московских двориках на месте спиленных деревьев.
А голоса мертвецов взывают, просят отмстить варварам, изувечившим город.
И имя варварам этим – Лужков Юрий и Собянин Сергей.
Жизнь  в столице нашей Родины, да и в стране, мне видится очень плохо, отвратительно поставленной батальной сценой, где одна часть персонажей идёт или бежит с постоянной оглядкой на камеру, на руководителя, чего делать категорически нельзя, это просто запрещено всеми законами киноискусства, а другая часть, и гораздо большая по количеству, не обращает никакого внимания ни на камеру, ни на указания режиссёра. Лица их безучастны, постны, ничего не выражающи. И это тоже плохо. Эта неестественность буквально бросается в глаза, и неинтересно становится наблюдать за разворачивающимся действием. И не хочется принимать участие в этой дряни. Нет силы, способной увлечь москвичей, давайте говорить о Москве, общей идеей, мыслью, вдохнуть интерес в процесс. Такой силы нет, и расходуются километры и километры плёнки на подобную похабщину, претендующую лишь на то, чтобы быть выброшенной в корзину, в мусорное ведро. 
И время идёт, и не пытается режиссёр изменить свою работу, повлиять на участников, зарядить их энергией единомыслия в хорошем смысле этого слова. И ужасно сложно будет позже на монтаже картины. И выйдет на экраны очередное пресное, отвращающее от себя с первых кадров российское кино, не достойное ни минутного к себе внимания.
Улица Малая Дмитровка, дом 20. Раньше на этом месте были дома 22 и 24. Дом 22 принадлежал поэту Алексею Плещееву. В 1991-ом году дом получил охранный статус памятника архитектуры, а в 1997-ом московская городская дума разрешила этот памятник приватизировать. Ну а ежу понятно, что значит приватизация по-российски. Грубая, грязная, всё разрушающая, не оставляющая камня на камне от объекта приватизации в угоду наживе.
Прошло ещё два года, в 1999-ом Лужков отдал дом 22 и пустырь, чем стал дом 24 по Малой Дмитровке, Владимиру Владимировичу Познеру для его школы телевизионного мастерства.
Владимир Владимирович Познер, строящий из себя как бы оппозиционера, но насквозь фальшивого, от которого за версту несёт угодливой преданностью власти.
Чему может он научить в своей школе телевизионного мастерства? Только такому же приспособленчеству, тщательному вылизыванию мнения начальства, подхалимству и низкопоклонству. А наловчившись в «чего изволите?» и  приобретя достаточную гибкость спины, можно получить высочайшее разрешение чуть-чуть, слегка, в малой дозе, не оказывающей абсолютно никакого терапевтического эффекта, поукалывать систему и власть. Этому и учит в своей школе Владимир Владимирович.
Пять лет спустя, в 2004-ом, прокуратура, заваленная жалобами на «до основанья всё разрушим, а затем…», направила предписание в московское правительство и предостережение главному управлению охраны памятников Москвы по факту угрозы уничтожения памятника архитектуры.
Но Васька, точнее, Юрка слушает, да ест.
Что сделали с домом Плещеева, можно видеть на Малой Дмитровке, 20.
Архитектор Андрей Боков, доктор архитектуры между прочим, создал нечто ужасное и отвратительное. За такой проект надо лишить гражданина Бокова всех званий, наград, и выгнать с волчьим билетом из профессии. А он, ко всему, ещё и от лица Союза архитекторов вступил в навозную жижу общероссийского народного фронта, вызвав гнев членов Союза, не желающих мараться.
Мне, рядовому горожанину, стыдно, знаете ли, называть себя москвичом, неловко проходить мимо этого ублюдочного сооружения и смотреть на него. Скажут – не смотри. Тогда нужно ходить по Москве с закрытыми глазами, потому что на каждом шагу, на каждом углу постыдные плоды разорения и убийства города и Лужковым, и Собяниным.
Беспомощные останки фасада дома Плещеева теперь вопиют о справедливости, о, не побоюсь этого слова, мщении за поруганную честь.
Четыре с половиной сотни домов и других объектов исторической застройки Москвы уже утрачены навсегда. И это только малая часть, посчитанная людьми неравнодушными.
Москву убивали и продолжают убивать.
Лакомый кусок земли – угол улицы Воздвиженка и Крестовоздвиженского переулка. На месте будущего многоэтажного и многофункционального офисного центра стоит какое-то непонятное сооружение, абсолютно неподходящее для целей московских властей. И неважно, что это исторический памятник, дом деда Льва Николаевича Толстого. Реконструкция уже привела к обрушению фасада, теперь Собянин честно скажет, что историческая ценность утеряна, дом торжественно вычеркнут из списка исторически ценных зданий Москвы, и убийство продолжится уже вполне законопослушно. Важен, как говорится, первый шаг – начало. И это – начало конца.
Вот ещё пример.
10-го августа 1861-го года на углу Столешникова переулка и Большой Дмитровки открылся музыкальный магазин Петра Ивановича Юргенсона, нотоиздателя, сделавшего доступными любителям музыки клавиры и партитуры величайших произведений величайших мастеров. В 1903-ем в Москве издательство Юргенсона открыло первую бесплатную нотную читальню. В конце 1880-х годов магазин переехал на Неглинную и благополучно работал в доме 12 в Советское время.
Я прекрасно помню свои походы в этот магазин, помню его огромный нотный отдел во втором этаже, просторный и прохладный зал, неповторимый запах книг, особую, непередаваемую атмосферу. Нет её в современных книжных магазинах. Суетно как-то всё, тесно и без любви к книге.
А дом в Столешниковом 10 в 1998-ом году обрушился при очередном строительстве по соседству, и был разобран «до основания». Говоря проще, был убит.
Магазина тоже уже нет. В роскошном здании, впрочем, утратившем в современной Москве львиную долю своего очарования,  живёт очередной сомнительный банк, засилье коих в столице уже превосходит все мыслимые пределы. На Тверской есть дом, в первом этаже которого соседствуют сразу четыре банка.
Адресов множество. И по всем я нахожу только мертвецов.
И голоса мертвецов взывают, просят отмстить варварам, изувечившим город.
А имя варварам этим – Лужков Юрий и Собянин Сергей.

«Не мстите за себя, а дайте место гневу Божию.
Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь».
Римлянам, 12:19.

Дождёмся ли? Ведь без покаяния сдохнут они, а там, на наворованные индульгенции благополучно избегнут ответственности, и похахатывать будут над страданиями людей, стыдливо и шёпотом называющих город, в котором существуют.

Господи, дождёмся ли?